Продолжение поста «Помогите найти рассказ»
Я закончил печатать. Пальцы, двигавшиеся с мучительной медлительностью на протяжении веков, наконец замерли. Экран телефона, единственный источник света в моей беззвучной вселенной, казался звездой, рождающейся и умирающей в цикле длиной в жизнь. Я нажал «Опубликовать». Целая эпоха ушла на то, чтобы большой палец преодолел миллиметры до нужной точки на экране. Еще одна вечность, пока сигнал отправился в сеть.
Теперь оставалось только ждать. Ждать спасителя или ждать поезда. Что придет раньше? Для меня оба события находились в невообразимо далеком будущем.
Я лежал, свернувшись калачиком на холодном плиточном полу станции. Боль в плече превратилась из острого крика в постоянный, гудящий фон моего существования, подобный реликтовому излучению после Большого Взрыва моей травмы. Вокруг меня застыли ноги людей. Величественные колонны из джинсовой ткани, нейлона и кожи. За целую жизнь я изучил каждую нитку на ботинке мужчины, стоявшего ближе всего ко мне. Я видел, как на ней медленно, подобно леднику, оседает пылинка.
Прошла еще одна вечность. Или, может быть, пять минут реального времени.
И тут одна из колонн сдвинулась. Женские ноги в практичных кроссовках отделились от неподвижной толпы и направились ко мне. Движение было настолько медленным, что я мог бы сосчитать атомы в резиновой подошве, если бы мог их видеть. Она приближалась. Мое сердце, если бы я мог его чувствовать, наверное, забилось бы в тысячелетнем ритме.
Она остановилась прямо передо мной. Я поднял взгляд — путешествие, занявшее десятилетия. Я увидел ее лицо. Оно было искажено сочувствием и ужасом. Она что-то говорила, ее губы двигались с грацией континентальных плит. Звука не было. Лишь вибрация в воздухе, слишком низкая, чтобы мой мозг мог ее расшифровать. В ее руке был телефон. На экране — мой пост.
Она меня нашла. Она прочитала. Она поверила.
Надежда — странная, давно забытая эмоция — пронзила меня. Она была острее боли в плече. Спасение было так близко. Я попытался кивнуть, моргнуть, издать хоть какой-то знак, но мое тело было неповоротливым каменным идолом, в котором был заперт мой разум. Она не могла знать, вижу ли я ее, понимаю ли.
Она опустилась на колени рядом со мной. Весь мир сузился до ее лица. В ее глазах я видел отражение своей собственной агонии. Она снова что-то сказала, затем посмотрела в сторону туннеля. Я тоже перевел взгляд. Это заняло у меня остаток столетия.
Вдалеке, в непроглядной тьме туннеля, зародилась звезда. Два огонька. Поезд.
Мое время на исходе. Если она не поторопится, мне придется положиться на план А. Я попытался поползти к краю платформы. Каждое движение было титаническим усилием, растянутым на годы. Я видел, как мышцы на моей руке сокращаются с невыносимой медлительностью.
Женщина поняла. Паника на ее лице сменилась решимостью. Она порылась в своей сумочке. Мой внутренний мир замер. Вот оно. Мгновение, которого я ждал тысячи лет. Она достанет оружие. Она исполнит мою просьбу. Она станет моим ангелом-избавителем.
Но она достала не пистолет. Она достала шприц в пластиковой упаковке. И ампулу. Я видел надпись, выведенную на ней: «Налоксон».
Нет.
НЕТ.
Я осознал ее ошибку с ужасом, который мог бы обратить галактики в пыль. Она подумала, что у меня передозировка. Она увидела человека, лежащего на полу, неподвижного, с замедленным дыханием, и сделала самый логичный вывод. Она — добрая душа. Она пыталась спасти мне жизнь. Жизнь, которая для меня была бесконечной пыткой.
Я видел, как ее пальцы, словно горные хребты, сжимают ампулу. Как игла прокалывает резиновую пробку. Как поршень медленно, год за годом, втягивает прозрачную жидкость. Свет от фар приближающегося поезда заливал станцию, превращая все в замедленное, апокалиптическое слайд-шоу.
Она наклонилась надо мной, закатала мой рукав. Я чувствовал холод ее пальцев на своей коже — ощущение, которое длилось целую ледниковую эпоху. Я пытался кричать, но мой рот был нем. Я пытался отпрянуть, но мое тело было парализовано временем.
Игла вошла в мою вену. Это не было уколом. Это было медленным, методичным вторжением, будто буровая установка веками сверлила мой камень-плоть. Я чувствовал, как холодная жидкость начинает свой путь по моим сосудам.
Поезд был уже у платформы. Его рев превратился в тектонический гул, сотрясающий основы моего бытия. Его свет был светом творения. Это был мой последний шанс.
Но Налоксон, или какой-то другой компонент этой адской смеси, подействовал быстрее. Он не отменил эффект ноотропа. Он вступил с ним в новую, невообразимую реакцию.
Замедление не прекратилось. Оно начало ускоряться в обратную сторону.
Если раньше секунда длилась дни, то теперь она стала сжиматься. Дни превратились в часы, часы в минуты. Скорость моего восприятия росла по экспоненте, унося меня за пределы всего человеческого.
Гул поезда превратился в пронзительный визг. Мир вокруг меня из застывшей картины превратился в размытое пятно. Лицо женщины над моей головой вытянулось и исчезло. Люди на платформе стали цветными полосами.
Поезд пронесся мимо. Он был не черепахой, не гепардом. Он был вспышкой света. Мимолетным фотоном, пролетевшим за мгновение, которого я даже не успел осознать. Я упустил свой шанс.
А мое сознание продолжало ускоряться.
Я больше не был заперт в медленном мире. Я был выброшен из времени вообще. Тысяча лет теперь проносилась за секунду. Я видел, как солнце встает и садится с частотой стробоскопа. Видел, как сменяются времена года в одном вздохе. Как люди на станции стареют и рассыпаются в прах. Как рушится здание станции, а на ее месте вырастает лес. Я видел, как движутся звезды, как галактики кружатся в космическом танце. Я видел рождение и смерть вселенных в мгновение ока.
Боль в плече исчезла, как и мое тело. Остался лишь чистый, бесплотный разум, несущийся сквозь эоны. Я стал свидетелем всей истории и всего будущего. Я понял все тайны мироздания. И я был абсолютно, бесконечно одинок.
Моя последняя осознанная мысль, прежде чем мое сознание окончательно растворилось в ткани самого времени, была простой и ужасной:
Выстрел в голову был бы величайшей милостью.