УТИНАЯ ОХОТА
В свою прежнюю суетливою бытность путешественника-гедониста, когда мир еще не был закован и обездвижен треклятой пандемией, а медицинские маски носили только врачи и параноики, мне довелось вдоволь насидеться в самолетных креслах, до отвала наестся безвкусной едой, что приносили симпатичные стюардессы, и до боли намозолить глаза, разглядывая прочих путешествующих. Я уверен, что и вы, друзья мои, не страдающие аэрофобией, заходя в самолет и наевшись, наспавшись, начитавшись, в какой-то момент от безделья начинали изучать своих соседей по ряду, проходу, очереди в туалет или из него. Готов поспорить, что при определенной тяге к систематизации, вы даже пытались разделить этих заложников авиатранспорта на категории, чтобы определить степень опасности того или иного соседства. Само собой, подобные наблюдения — удел летающих не самыми комфортными классами перевозки. Мне, по счастливой случайности, но не доброй воле скупца, доводилось летать «бизнесом» и «комфортом», и я отчетливо помню, что наблюдательность там легко подменяется восторженностью и желанием соленых орешков. Люблю, когда по соседству оказываются тихие, воспитанные, приятно или хотя бы ничем не пахнущие люди. Уверен, как и вы, еще больше я люблю, когда соседнее кресло оказывается пустым. Но порой у жизни на вас собственные планы, а значит и вы, дорогие путешественники, поневоле познаете мир.
Без натуги вы вспомните этого грузного, тяжело дышащего и обильно потеющего, навьюченного пакетами человека неопределенного пола, который всегда опаздывает к посадке, потому что увлекся покупками в магазинах беспошлинной торговли. Когда этот человек заходит в самолет и пытается отдышаться, потому что подъем по трапу для него или нее стал самым суровым физическим испытанием минувшего года, то даже неверующий обращает мольбы к небу, земле и бесплатной дистиллированной воде, дабы этот кисло пахнущий человек не оказался на соседнем от вас сидении, потому что в этом случае - часть его могучего тела займет сидение и свое, и ваше, придавив ваши свободолюбивые члены к без того не самому удобному сидению эконом-класса.
Или другой опасный типаж: человек, для которого поездка — это настоящий праздник, а праздники, как заведено в его доброй славяно-шумерской традиции (Шумер - древнее месопотамское царство, которое первым обнаружило веселые свойства брожения), принято как следует отмечать пахучими возлияниями. В его хитрых глазах пляшет пьяная искорка, обложенный язык в пересохшем рту ворочается, пытаясь шутить, а беспокойный мочевой пузырь накажет именно вас, если вы сидите у прохода. Подобный тип утверждает, что на грех пьянства его толкает страх перелетов или одиночества, радость долгожданного отпуска или плохая компания из отрочества (компания настолько плохая, что своей костлявой рукой даже спустя десятилетия вливает в его глотку крепкие напитки). Иногда они засыпают и просто храпят, иногда буянят, но каждый из них неизменно аплодирует команде корабля при посадке, взлете и удачном вираже в облаках.
Будучи жутким болтуном по натуре и радио ведущим по профессии, я на уровне животного инстинкта недолюбливаю подобных себе. Куда ни шло, если болтун вещает что-то интересное, пытаясь таким образом покрасоваться, но совсем другое дело, когда человека несет поток бессвязной мысли, просто потому что он не умеет молчать. Чаще всего моя неприязнь распускает свой бутон, когда говоруны заполняют своей болтовней все окружающее пространство, заливаясь в уши каждого несчастного в радиусе акустического поражения. Оказавшись рядом с таким типом, не допускайте ошибки и не пытайтесь его переговорить, и уж тем более спорить, ведь тем самым вы только подкидываете полешки в его и так пышущую пламенем топку забитого буквами рта. Спасайтесь наушниками или притворяйтесь спящим несмотря ни на что. Только не притворяйтесь иеговистом (запрещенная в России экстремистская организация), в попытке оттолкнуть болтуна предложив вступить в ваши выдуманные ряды сторонников! Этот тип может легко согласиться и замучить вас вопросами о вступлении (проверено на практике), или уже оказаться их верным адептом, и тогда спасения вам не будет точно!
Остальные типажи просты для восприятия и, например, меня, в целом не очень-то раздражают, а если и раздражают, то в частности, и скорее всего не меня. Дорого одетые и жутко деловые дяденьки и тетеньки, которые не могут расстаться с телефоном до момента взлета, потому что «решают вопросики»: именно от них вы можете услышать выражения вроде: «понял, принял», «цифры знаешь - набирай», «Земля круглая — сочтемся», и т. д. Несчастные молодые родители с серыми лицами, которые решились на отпуск или переезд, но не учли, что их годовалому ребенку это может прийтись не по нраву, и поскольку малыш пока не может выразить свое недовольство словами, то предпочитает истошные крики — родители же, скрипя зубами едва ли не громче этих криков, пытаются изображать спокойствие и шипят друг другу успокаивающие слова, типа «заткнись, я уже пробовала», и «себя угомони, овца». Громкие компании, которые едут в отпуск, и которых обязательно развеселит инструктаж по безопасности. Уставшие или отдохнувшие вахтовики, которые, находясь в общественном месте и будучи воспитанными людьми, пытаются вспомнить пару русских слов, не оканчивающихся на «уй», «лядь» и «зда». Требовательная и настойчивая женщина, которая зажала пару лишних сотен при выборе места, а теперь именно вас пытается убедить пересесть, чтобы им расположиться вместе с любимым мужем, чтобы он ни в коем случае не получил возможности от нее отдохнуть даже сейчас. Ну и конечно, преждевременно борющиеся с преждевременной старостью выводки бальзаковских девочек-утят, которые уверены, что самолет не долетит, если перед отправлением не сфотографировать себя, крыло самолета и пропадающий внизу за облаками ландшафт.
Во время последнего штурма Константинополя, мне в самолете довелось быть окруженным целым утиным семейством (хотя допускаю, что родства между ними не было, но были общие специалисты по губам, прическам, и подбору гардероба). Они сидели передо мной, позади меня, и даже по бокам от меня. Надутые самодовольством и гиалуронкой губы, пытались уместиться в фокусе их фронтальных камер, но почему-то постоянно не влезали на фотографию так, чтобы был виден еще и салон. В какой-то момент я даже порадовался этому действу, так как угодив в объектив сразу нескольких камер — обнаружил себя непричесанным, и тут же взлохматил свою голову так, как мне привычнее. Через пол часа фотосессия была завершена, и каждая из утиного выводка, лишившись доступа в интернет, решила занять себя чтением. Книжки выглядели изрядно потрепанными, хотя и хрустели, как новые при открытии очередной страницы. Полагаю, это были «книжки для путешествий», которые побывали в Турции большее количество раз, чем человек, у которого там остались добрые и любимые родственники. Эта книжка важна, потому что, компенсируя визуальный эффект накачанных губ, всем в самолете она представляет свою хозяйку интеллектуалкой. Позже, пролетев пару тысяч километров, книжка лежит на столике, возле шезлонга или в отеле, как повод для разговора с красивым и состоятельным мужчиной до или после пылкой связи.
Минут через десять полета, мое утиное окружение отложило книжки и начало сплетничать о какой-то общей подруге. Не подумайте, что я бестактен и лезу не в свои дела, но несколько деталей разговора, услышанного мной, заставили меня думать, что я знаю о ком именно в рассказе идет речь. Я — человек воспитанный, и тут же бы нашел способ не слышать о деталях личной жизни своей знакомой, но, мне показалось, что героиня рассказа и наша общая знакомая в опасности! Поэтому я продолжил слушать, чтобы убедиться наверняка, и в случае необходимости — прийти на помощь своей знакомой или обратиться в компетентные органы!
Моя знакомая была типичной, как я говорил, «филологической дамой». В это понятие и образ мною будет укладываться нечто экстравагантное. Это скромные и строгие на вид девы, отдавшие сердце Пастернаку и Бунину еще в школьную бытность. Пока беснующиеся одноклассницы разыгрывали честь в русскую рулетку, кололись героином прямо в череп и ухлестывали за отцами своих парней, их вздернутые филологические носики смотрели поверху, держа очки, оттенявшие отсутствие макияжа и хорошего зрения. После школы, одержав победы во всех олимпиадах по русскому языку, они устремились на отделения филологии, лингвистики, перевода, журналистики, культурологии и искусствоведения. Ты едва их замечаешь среди вульгарного окружения и собственного наполнения, и очень удивишь себя, когда спустя годы выпуска попробуешь за одной из них приударить, не опознав в эффектнейшей красотке свою однокурсницу.
Эти девы разбираются в классической живописи, фотографии, смотрят исключительно артхаусное кино, ламинируют абонемент в филармонию, и будто бы совершенно оторваны от низменного и плотского. Я, будучи выходцем из рабоче-интеллигентской прослойки, стремясь в аристократические выси, всегда оказывался под их колдовскими чарами, а позже — с разбитым сердцем или лицом. Завсегда для них я оказывался недостаточно возвышенно-одухотворенным. Например, проклятый люмпен внутри меня постоянно путал Моне и Мане, Канта и Конта, Ван Гога и Ван Дамма. Они появлялись в моей жизни из ниоткуда, и так же быстро исчезали, оставив после себя едкий запах дорогих французских духов и и блеклый налет новых познаний об искусстве.
Филологическая дама, разговор о которой я, кажется, только что услышал в самолете, вторглась в мои неоперенные восемнадцать лет и тут же их оперила. Она была слаба на передок и сильна задним умом. Легкая на подъем, но с тяжелым характером. Всегда сладкоречивая, но в то же время изрядно кислолицая. По всем перечисленным позициям, мне достались вторые номера: задний ум, тяжелый характер и вечно кислая мина на ее без того загадочном лице. На все мои вопросы она отвечала не то что односложно, но «однословно», и легкой безысходной репликой добавляя напряжения каждому диалогу.
- Я так рад наконец-то увидеться! Как же здорово, что у тебя наконец-то нашлось время!
- Да. Время. У нас его не так много осталось.
- В смысле?
- В принципе...
- Сильно занята была?
- Не больше положенного… Кто знает сколько мне сил отписано…
- Видел, целую гору сюжетов выпустили. Наверное, отдыхать не успеваешь?
- Да-а-а... Отдых… Как нам завещал Том Уэйтс: «Отоспимся в гробах».
- Все хорошо? Ничего не случилось?
- Хорошо? Наверное. Да и если бы случилось, ты бы все равно не узнал.
- Почему?
- Я бы не смогла просто сказать…
-Что?
- Да ерунда. Просто в больнице была.
- Что случилось!?
- Да сердце закололо.
- Теперь уже не болит?
- Болит, но о другом.
- Ты скажи, все хорошо?
- Ну, если микроинфаркт — это по-вашему хорошо.
- Микроинфаркт!?
- Да все уже позади. Тебя там все равно не было.
- Но я бы и не смог…
- Ты никогда не можешь, когда действительно нужен.
- Но ты не дала мне даже возможности быть нужным!
- Потому что это нужно тебе, а не мне.
- Я...
- Опять это «я». Попробуй хоть раз «ты»
- Ты?
- Я на днях видела, что к нам Гогена везут. Не хочешь пригласить?
Вы знаете, когда я впервые пошел в горы и покорил свою первую вершину, я не испытал такого прилива адреналина, какой испытывал, заводя разговор с этой железной леди. Она сама нашла меня, взяла в эмоциональные заложники, и долгое время не отпускала, держа на воде, хлебе и зрелищах. Зрилища были что надо! Истерика во время прогулки, которая возникла только из-за кинематографичности ситуации: она была в плаще, а уральское лето выдало ливень, а в дожде так удобно прятать слезы, цитировала она «Бегущего по лезвию». Ночные сообщения о том, что она избавила мир от двух бутылок красного вина, и готова бросить вызов ночному городу и его обитателям, вынуждавший меня срываться на поиски и нежеланные приключения. Или случайное «Прости...» в сообщении в три часа ночи, означавшее, что она раскаивается, например, за слова, сказанные пару недель назад, а не собирается уходить из бренного мира, как могло подуматься. Это вам не Пик Ленина взять штурмом: тут реально острые ощущения и личность-определяющий жизненный вызов.
Наше общение сошло на нет, после нашего единственного свидания, когда я впервые назвал ее Лялей, уподобившись всем ее бывшим и будущим ухажерам. Ляля, именно так она предпочитала цепляться за мужские уста, как будто заставляя мямлить, даже самых жесткословых мужичайших мужчин, была не проста в общении: она никогда не отвечала конкретикой на любой вопрос и легко меняла предмет разговора, когда мужчина заговаривал о симпатиях. Надо отметить, что этого свидания я неотступно добивался пару лет, и назначенная дата для меня была более ожидаемой, чем первая поездка за рубеж, передача английской короны или окончание депутатского мандата Зюганова.
Мы встретились в единственном на тот момент паназиатском ресторане города, месте очень модном, дорогом,и даже делившие внутренние площади на курящие и некурящие залы. Она пыталась рассмотреть меня сквозь облака дыма, а я никак не мог управиться с китайскими палочками. Палочки мне не покорились, но просить вилку было непозволительно поздно, поэтому я остался голодным, дабы сохранить лицо. Весь ужин я душил ее своим первым самостоятельно купленным одеколоном и историями, доказывающими мое численное превосходство перед всеми соперниками, которые предлагали ей свои сердца и половые члены до меня. Когда презентация продукта закончилась, дама разрешила проводить ее домой.
От ресторанчика до ее дома было всего два маршрута. Первый пролегал по освещенным улицам и широким тротуарам, минуя люксовый район, а второй — вдоль разбитой темной набережной, минуя недострой, пустырь и по-субботнему угрожающую Синагогу. Конечно же она выбрала второй маршрут. Я рассказывал очередную бравую историю, когда в темноте пустыря раздался гулкий лай своры бродящих собак. Незаметно для себя я перепрыгнул на безопасную для себя сторону, то есть по другую руку от своей спутницы, и вдруг понял, что среди всех историй кавалер не рассказал лишь одну: о паническом страхе собак из-за покуса в отрочестве. Теперь эту историю было рассказывать уже поздно, и мы разошлись на всю оставшуюся жизнь.
Последующие годы мы встречались только в новостях и информационных сводках друг о друге, но никогда больше не в милицейских административных протоколах или прокуренных квартирах. Когда рубеж юности был пройден, моя фамилия подарена другой, а ее фамилия не могла определиться с набором букв, мы и вовсе потеряли шансы узнать друг друга в толпе. Но благодаря своему утиному окружению в самолете, я вдруг узнаю о всех неожиданных поворотах жизни, я был уверен, именно моей филологической дамы.
***
ПОДЛИННАЯ ИСТОРИЯ ЛЯЛИ
Ляля была наречена красавицей-дочкой при рождении, и с этим статусом не расстанется до первых седин ее последнего ухажера. Родители-педагоги были в восхищении Лялей, ее успехами на поприще балета, скрипки, внеклассного чтения, испытательного ракетостроения и звания «дочки маминой подруги». Она хлестала ямбом, решив пойти в уборную, и бряцала амфибрахием, выходя из лифтов. Девочке повезло, что ее фактически удочерили жеманный Фет на пару с кокаинисткой Цветаевой: пусть и почившие, они были ей ближе и относились теплее, чем кровные родители, искавшие повод для того, чтобы сохранить брак. Их рьяное желание не разводиться и постоянный подкуп, обман и шантаж ребенка (основные педагогические принципы по Макаренко) препятствовали складыванию добрых традиций в семье, и то и дело опрокидывали подсознание Ляли в омут Эдипова комплекса. А как ей шли сарафаны!
Родители никогда не ссорились при Ляле, по крайней мере так думали они сами. Цедить сквозь тесно сжатые зубы пассивно-агрессивные колкие фразы не считалось ссорой в этой семье. Брать на зуб таблетку цианида, чтобы сбежать от ссоры, скорее было будничным событием, чем происшествием. Зато в запалах родительского миролюбия парочка истериков объединялась, и Ляля получала поддержку в любом начинании, как доказательство мира и любви. К Лялиной радости, эта поддержка была всегда моральной, и никогда финансовой. По этой причине она с молодых еще не наманикюренных ногтей приучилась выживать самостоятельно: стала сыроедом, чтобы не тратить средства на пропитание, многочисленные книжки для своей библиотеки добывала на общешкольных сборах макулатуры, чтобы не только цвести, но и пахнуть намазывалась пробниками парфюма из глянцевых журналов, оставленных будущими подругами-утками. Ляля никогда не жаловалась на жизнь, и к тому же знала, что романтика доступна только людям с пустым кошельком и духовным кладезем.
В школе Ляля была не очень примечательной на фоне вульгарных сверстниц, что дало ей больше времени для духовного роста, чтения и презрения людей необразованных. Как положено любой истинно филологической деве, к старшим классам Ляля увлеклась декадансом и искала какую-нибудь интересную причину для трагического ухода из жизни во имя любви. Ах как бы было здорово принести себя в жертву! Однако на школьных уроках ОБЖ и из депрессивных пост военных романов наша маленькая королева узнала, что практически все виды трагичного ухода, что ей рекомендовали поэты и писатели своим примером, сопряжены с произвольным мочеиспусканием, испражнением и порой даже задернутым подолом платья. Романтичная смерть в духе аргентинских драм и одесских комедий отпустила Лялю на уровне идеи. Тогда она твердо решила, что будет кроваво убита гением-ревнивцем.
Любовь заставляет страдать всех без разбору от свинопаса до первой леди, и это всечеловеческое единение вдохновляло Лялю. Чтобы усилить свой восторг по поводу подобной жестокости любви, будущая красотка из «Не родись красивой» сдабривала свой досуг шекспировскими драмами в сочетании с сатирой Булгакова и песнями Макаревича: «Он был старше ее, она была хороша...». В ее маленьком теле гостила душа, которая искала Мастера, а само тело требовало пылкого шестнадцатилетнего мальчика для совместного принятия яда. Под звуки беспросветного и беспощадного русского блюза Ляля нашла себе первого Мастера, в лице заслуженного поэта-восьмидесятчика, пылкого итальяно-подобного мальчика, и обоих заставила на себе жениться, бросив их семьи на произвол судьбы и уполномоченных органов.
Для Ляли было важно, чтобы параллельные отношения были антагонизмом друг другу, имея лишь одно общее основание: все Мастера и все Пылкие любовники должны быть непременно женаты, чтобы в историях любви появилось слово «развод». Дело в том, что Ляля презирала всеческое Ну а пары эти выстраивались крайне интересно: гений архитектуры, который стоял еще у истоков советского конструктивизма и, скажем, стажер-оператор с увядающей киностудии; Заслуженный фантаст, возглавляющий местный союз писателей и дерзкий летёха-оперуполномоченный; Художник-пейзажист, помнящий все ипостаси вида на Драм театр и капитан областной сборной по кик-боксингу; подобные пары можно подбирать бесконечно, но итог всегда был общим: Мастера до срока уходили из жизни, потому что их сердце не выдерживало сочетания виагры и кальвадоса, а Пылкие любовники погибали от рук своих ревнивых жен.
Пока органы ЗАГС сметали за ней ворох испорченных брачных свидетельств, аки опавшие листья озимых, Ляля не щадила ни одной мужской дружбы, судьбы, ширинки и временами даже совести. Как вы помните, они была столь же сильна задним умом (преимущественно естественным для мужских особей человеков), сколь же слаба на злосчастный передок, который не давал покоя не только молочным зудом, но и постоянными заносами в снежной колее мужских обещаний. Ее неверные решения относительно верности чужих мужчин в конечном итоге заставили отказаться от пар Мастер-Пылкий любовник, и привели ее в лохматые руки представителя малых угнетенных народов. Он был горяч, молчалив, ревнив и занимался чем-то не очень легальным. В его гнезде, свитом на манер явочной квартиры, начинается невероятное приключение Ляли, столь тронувшее умы ее утиных почитательниц.
Романтизм и идеализм Ляли иссякал с каждой новой разрушенной судьбой, а с возрастом ей стало попросту лень проходить через все эти скандалы и смерти. Но как же удовлетворить одновременно духовное, порочное и бытовое? Тем более, что к такой роковой красотке, коей она является сейчас, ни один состоятельный интеллигентный и талантливый и подойти не посмеет. На то они и состоятельные талантливые умники, что эти гады никогда подобным образом не рискуют. Видя у «объекта» яркую красную помаду, десяти сантиметровую шпильку, и личный самиздат Есенина, состоятельные умники вспоминают, как в первые же дни сдали ваучеры, не вступили в МММ, не голосовали за Яблоко и купили доллар за двадцать восемь несмотря на заверения центробанка. Таких, как эти граждане, надо брать штурмом еще голодными лейтенантами или в раннем студенчестве, пока они заполняют журнал старосты. Куда она только глядела!?
В студенчестве же Ляля млела от талантливых хулиганов и пьяниц. Но с такими типами здорово лишь падать в объятия ночных пьяных истерик, но не строить совместный быт. Поэтому Ляля выбрала новый путь. Она стала сильной и независимой, обзавелась отдельной квартирой и взяла талантливого хулигана и пьяницу на содержание: благо ему не требовалось больше кисти и палитры и поллитры, спрятанных мужду холстов. Содержание пьяни не укладывалось в размер зарплаты: Ляля работала в университете, радио-редакции, пресс-службе мэра, каком-то журнале, а значит - получала не больше пяти тысяч деревянных в месяц. Как порядочной девушке ей пришлось завести основного любовника, на чьи деньги она могла бы подпитывать себя романтикой алко-хулиганства. Этим основным любовником стал уже упомянутый махнаторукий представитель угнетенных народов. Да, он был не очень приятен в общении или любви, зато исправно оплачивал ее счета и содержал ее пьяницу-художника. Постепенно он запретил ей выходить из квартиры, работать и носить пирсинг в неприличных местах. А всего через год этих отношений Ляля уже с удовольствием носила хиджаб и жила по заветам книги Дюна.
Вам, наверное, интересно, в какой из описанных моментов Лялиной жизни ворвался я? Забыли уже про меня. Я так и знал. Я был в первой дюжине ее студенческих талантливых пьяниц. Ах как я жонглировал! К сожалению, после обморожения во время одного из горных подъемов, мои руки потеряли былую ловкость и при встрече с ней я даже не смогу подтвердить свою личность! Ведь во времена нашего романа я был заметно стройнее, не носил бороды и отменно жонглировал. Теперь же не удержу и трех шаров. Но в настоящей ситуации, я буду думать о шарах в последнюю очередь, ведь сперва нужно узнать финал утиной истории.
Утки рассказывали, что не так давно Лялю перехватили на сирийской границе на пути в Йемен. Ее тут же перевербовали отечественные труженики антитеррора, ведь у филологини оказались невероятные способности к обману и социальной мимикрии: она не просто приняла ислам и стала вхожа в многолюдную семью своего бандита-тирана, но разрушила судьбы всех его братьев, уехала беженкой в Финляндию, родила трех детей прямо в лагере временного содержания, приняла иудаизм и поехала в Автономную Еврейскую область. К ужасу Ляли, географию она знала намного хуже литературы, и поэтому оказавшись в гиблом российском крае, тут же вступила в ячейку запрещенной террористической организации, дабы хоть как-то раздобыть билеты на Восток, а там найти себе содержание у какого-нибудь арабского принца. Когда оперативники уверились в ее подлинных мотивах, то решили не наказывать, но подправив биографию и выдав погоны юстиции, назначили ее помощницей вражеского генерального прокурора.
Я отчетливо помню ее неожиданный карьерный взлет! О ее назначении трубили даже иностранные СМИ. В ту пору я без амбициозно боролся за звание «Молодой педагог 2014» и представить себе не мог, что когда-то возвышенная филологиня так сильно приземлиться в районе главкрепости в столице нашей необъятной. Сегодня же над ней, судя по рассказу моих соседей-уток, нависла угроза жуткого дипломатического назначения на гиблый остров на западном побережье Африки: куда более гиблого места, чем даже Еврейская Автономная область. Она бы не нашла там себе ни Мастера, ни Пылкого любовника, ни хулиганистых пьяниц, ни мохнаторуких тиранов, а значит осталось бы одинокой. Где она не была одинока? В прошлых отношениях. О ком бы она тут же вспомнила своих жарких письмах? Мастера, любовники, пьяницы и тираны были поголовно мертвы, а значит под удар попали бы первые дюжины оставшихся в живых. Оно мне вообще надо? Лялю нужно было срочно отговорить от поездки, и я знал, что на это способен только я или президент. Почему так, спросите вы? У остальных из первых двух дюжин не было шанса услышать разговор самолетных уток, к тому же они не обладали такими потрясающими аналитическими способностями, как я или президент. Но президенту не до того: у него у само не очень внятная двадцатилетняя история отношений с какой-то гимнасткой (а они еще опаснее филологинь).
По возвращении домой, я объявил охоту! Почти сразу я вспомнил о той единственной ниточке, которая могла бы нас вновь связать! В моих краях проживал один безумный сгхи-монах, который считался ее духовником и наставником, и он мог бы передать мое послание переубеждения по своим неправительственным каналам, коль выхода на правительственные я не имел. Но я и не имел выхода на сгхи-монаха. Во-первых, вступать в секту и втираться в доверие времени не было, во-вторых, он жил практически в крепости и своих адептов натравил даже на крестницу президента. Тогда я попросил своего близкого друга, трудящегося в спецназе, в составе боевой группы выкрасть негодяя в рясе, пока ОМОН штурмует крепость-храм, и позже сдать уполномоченным органам. Я знал, что Ляля ни за что бы не упустила шанса увидеться со своим духовником перед его отправкой на нары, а поэтому через друга накрепко заложил послание в сгхи-монаха.
Вы не представляете даже, как у меня отлегло, когда из федеральных новостей прилетело ответное послание: «назначение отозвано по личным обстоятельствам». Все хорошо, что хорошо кончается! А при чем тут утки? Ляля очень любила кормить их в парке на Вознесенской горке.
#ШАБ
