c711

Ребята играли во дворе. Их крики наполнили весь двор и достигали противоположной стороны здания. Василий Андреевич из 4 подъезда вывел на прогулку свою таксу. У гаражей, в конце двора, возился со своей «копейкой» дядя Коля, периодически забегая в гараж. В одной руке у него был инструмент, в другой – сигарета. Баба Маша с первого этажа поливала свои цветы на подоконнике и неодобрительно смотрела на шумевших. Словом, это было то самое время после обеда и перед ужином, когда каждый уважающий себя ребенок находился на улице.

Они играли в волейбол.

- Лови!

- На!

- Давай, Аня!

Аня неловко откинула руки и присела на корточки. Мяч со свистом полетел за гаражи. В тишине раздался стук о железную крышу. Ребята скрестили взоры на виновнице.

- Ну, Аня! Опять ты не поймала!

Девочка сморщила нос и захныкала.

- Иди за мячом теперь!

Аня заревела.

Олег и Дима многозначительно переглянулись.

- Ну всё, - сказал Олег.

- Не побежит, - продолжил Дима.

Вова вздохнул и бросился бежать. Он не хотел, чтобы пауза затягивалась – играть было интересно. Анька всегда так – как провинилась, так сразу реветь. И ведь работает каждый раз!

Щебенка возле гаражей больно давила через сандалии. Вова сбавил ход. Где же мяч? Наверное, за самым дальним гаражом. Ну и запульнула Анька! Нет уж, в следующий раз надо заставить ее бежать, надоела уже…

За гаражом кто-то стоял.

Человек в клетчатой рубашке с длинными рукавами и красивыми (наверное, дорогими) часами. А еще у него были черные ботинки – в таких-то не больно ходить по щебенке!

Но, что было интереснее всего, человек вовсе не обратил внимания на мальчика. В руке он держал спичку и заворожено смотрел на нее.

Вова остановился в нерешительности. Он прекрасно знал, что спички детям – не игрушка. Но ведь дядька взрослый, а значит – ему можно.

Он подошел ближе.

- Здравствуйте, а вы…

И тут осекся. Он часто смотрел, как бабушка зажигает плиту. Чиркала спичкой по полоске серы, подносила к горелке. Спичка быстро вспыхивала и так же быстро прогорала.

Но тут… Спичка незнакомца горела очень долго. Может, минуту, пока на нее смотрел Вова. А может, и дольше, ведь он только что подошел.

Он молча смотрел на пламя. Оно притягивало его взгляд.

Может, это импортные спички?

Наконец, дядька поднял глаза. Его губы растянулись в улыбке. У уголков глаз собрались морщинки.

- Здравствуй, мальчик!

- Здравствуйте, дяденька! – излишне бодро начал Вова. – А я мячик ищу!

- Мячик? А, так он наверно там, в кустах. Посмотри.

Вова обошел странного дядьку, который вновь уставился на огонь. В кустах и правда лежал их мяч – разноцветный, побитый, с длинной царапиной (это хулиган из другого двора ударил его палкой).

Возвращаясь, он все же решился.

- А это у вас… импортные спички?

Дядька поднял на него глаза. Потом снова посмотрел на спичку и снова на Вову. И зашелся смехом.

Смех был густой и задорный, и Вова тоже начал смеяться вместе с незнакомцем.

- Импортная? - Дядька наконец отдышался. – Да нет, уже эта – точно не импортная!

- А что же она тогда не гаснет?- поинтересовался Вова. – Бабушка только успевает конфорку зажечь, и у нее гаснет сразу!

- Гаснет? – переспросил дядька. – Нет, эта не скоро погаснет!

Он поднес спичку на уровень носа. В его зрачках отражался огонь.

- Это спичка не скоро погаснет!

- А когда же? – совсем перестал бояться Вова.

Человек нахмурился.

- Когда? Хм. Ты узнаешь, когда!

Странный дядька. Может, уйти? Но огонь негаснущей спички и ее хозяин притягивали мальчишку.

И тут он догадался.

- Вы – волшебник?

Дядька снова улыбнулся.

- Можно сказать и так. Но и ты – волшебник.

Вова разинул рот.

- Как это.. я волшебник? А чего же я тогда могу делать?

Дядька наконец оторвал взгляд от спички и внимательно посмотрел на Вову.

- Всё, что угодно.

Вова разинул рот еще больше.

- Все, что угодно?! Но я не понимаю… - Жалобно протянул он.

Дядька перевел взгляд обратно на спичку.

- Например, фигуры. Тебе этого будет достаточно.

Вова молчал, переводя взгляд с человека на спичку.

- Но торопись, - продолжил дядька. – Когда огонь прекратится, фигуры тоже закончатся.

- А… - начал Вова.

За спиной послышался топот. Бежали ребята. Как не вовремя! Послышались их крики.

- Вов, да что ты там ищешь! Он в кустах наверное!

- Тебя только за смертью посылать!

- Не нашел, что ли?

Он с досадой обернулся на ребят. Они, тяжело дыша, окружили мальчика.

- Да нашел я! Не видите, разговариваю!

- С кем это ты разговариваешь? – насмешливо спросила Катя. Она была старше Вовы на год и считала себя очень умной.

- Как с кем! Ты слепая что ли!

Он обернулся. Кто-то выхватил мячик из его рук.

- Пошли играть!

Человека со спичкой не было. Не было нигде.

Он посмотрел в кустах, забежал за дальний гараж. Пройдя мимо дяди Коли, он заглянул и в его гараж. Дядя Коля увидел его и подмигнул.

- Иди сюда, малой! Поможешь, - и переложил сигарету из одного угла рта в другой.

Вова не ответил. Он поплелся к лавке и присел на нее, потерянно смотря на ребят. Те издалека махали ему.

- Хватит махать, - сказала Катя. – Не хочет, как хочет. Пусть сидит.

- Семеро одного не ждут, - добавил Андрей.

И ребята стали играть.

****

- Ладно, на сегодня хватит.

- Володь, я посижу еще. – Напарник махнул рукой в перчатке. К перчатке прилипла стружка. – Давай!

- Давай.

Вова (хотя, какой Вова – уже Владимир Андреевич!) устало стянул перчатки, скинул рабочую одежду. Семь часов вечера – пора домой.

Он тщательно вымыл руки с мылом; пригладил волосы, смотря в зеркало. Вздохнул – на темени появлялась лысина.

Гулко хлопнула дверь. Собака у входа чуть поднялась со своего коврика и тут же упала обратно. Владимир Андреевич обернулся.

«Мебель ручной работы на заказ. Телефон…»

От двери на улицу распространялся запах дерева и стружек.

Большинство его знакомых и друзей после школы махнули в Питер и Москву. Владимир Андреевич остался. Сейчас не жалел – а тогда было страшно. Страшно, потому что его отчислили даже из местного университета.

«Ваш сын относится к учебе минимально ответственно. Прогулы, пропуски – не сосчитать. Я уже молчу про общее понимание учебной программы, - строго говорил родителям Вовы декан. – Он хотя бы знает, на кого учится?»

За дело взялся дед. Он изготавливал шкатулки на заказ.

- Будешь помогать, глядишь и усвоишь чего, - блестел он стеклами очков, смотря на Вову. – А отчислили то почему?

- Не знаю, дед. Не мое, наверное.

- Ну и ладно, - быстро ответил дед. – Вот, смотри...

Вова быстро учился. В отличие от университета, все давалось легко. Сначала он просто держал инструменты и слушал пояснения деда, но вскоре уже стал полноценным работником. Клиентов стало больше. Дед не успевал принимать заказы, прыгал по мастерской как угорелый и, казалось, даже помолодел.

- Ну что ж, сынок, может это и правда твое… - Говорила ему мама. – Мы с папой очень рады за тебя!

- Кто бы мог подумать, - задумчиво добавил отец. – Видать, дедовы гены! Я-то не по его пути пошел…

А потом деда не стало.

- Лопнул сосуд, - развел руками врач. – В таком возрасте – неудивительно. Тем более, на пенсии, вместо отдыха – тяжелая физическая работа… Здесь много факторов. Мне очень жаль.

***

Владимир Андреевич встряхнул головой, отгоняя воспоминания.

Тогда ему было очень плохо, но он справился. Сумел продолжить дело деда, благо старые клиенты остались. Потом, постепенно, решил перейти со шкатулок на более общий профиль, потом – нашелся напарник.

И понеслось…

Про деда Владимир Андреевич вспоминал не часто, но если вспоминал, то образ старика крутился в его голове полдня.

Например, как сейчас.

«Вов, у тебя если настроение плохое – лучше не делай! Иди, отдохни – потом придешь. Когда злишься-то, и делаешь, так – как придется. У тебя разве хорошая шкатулка выйдет? Да и клиент не дурак, поймет… - неторопливо объяснял дед. - Если вещь с любовью сделана, красиво, человек-то сразу приметит, у него и душа расцветет. А если сам злишься, никакой красоты не выйдет… Надо, Вов, чтобы и у тебя душа цвела. Тогда-то все самое лучшее и получается».

Подержанный, но довольно свежий Пассат бодро набирал скорость.

Наверное, надо купить что-то к чаю. Он замедлил ход и свернул к магазину. Солнце светило прямо в лобовое стекло, и пришлось надеть очки.

Вместо деда в голове всплыло новое воспоминание – как в детстве играли в волейбол.

Может потому, что сейчас похожая погода? Да, точно. Та же вечерняя тишина, минимум людей, мягкое солнце…

На кассе перед ним стоял один человек. Точнее, карикатура на него: скрюченные руки, застиранные штаны, ходящая ходуном шея.

Продавщица пробила ему пол-литра, не глядя.

Да, шумно они тогда играли!

Он улыбнулся.

Сейчас двор оставался пустым. Новые дети проводили время по-другому.

А еще…

На лбу проявились морщины.

Было еще что-то, оттуда, из детства. Что-то важное. Во что никто так и не поверил, кроме него.

Но что?

Он помотал головой и прибавил скорость - выдался прямой участок на шоссе. Его дом располагался в пригороде. Туда Владимир Андреевич переехал пару лет назад с семьей. Долгие восемь лет строительства наконец позади, и теперь он являлся гордым владельцем своего дома. Ему нравилось говорить «..в моем доме». Это звучало солидно и, Владимир Андреевич это иногда подмечал – вызывало зависть различной степени.

Последний поворот. Он снизил скорость и плавно повернул руль.

Все произошло слишком быстро. Как будто из ниоткуда, перед ним выросла фура. Её огромный, беспощадный радиатор стремительно надвигался. Он в отчаянии вывернул руль, но было поздно.

Владимир Андреевич услышал громкий треск, и с удивлением понял, что это трещат его кости.

Он хотел что-то сказать, но издал лишь хриплый стон. По подбородку текла горячая кровь. Все тело внезапно пронзила острая боль, как будто Владимир Андреевич побывал в мясорубке.

Собственно, почти так и было.

Внезапно рядом появился человек. Он наклонился к изуродованному телу.

- Здравствуй, Вова.

Клетчатая рубашка. Дорогие часы на руке, которая держит спичку. Спичка уже догорела - вся черная. Человек держит ее на раскрытой ладони.

- Спичка погасла, - сказал человек, наклоняясь. – Я пришел сказать – новых фигур не будет.

- Фи.. фиуры – это… это мебель? – прохрипел Вова.

- Да, - кивнул человек. – я не обманул тебя. Ты делал все, что захотел. Любые фигуры из бесформенного.

- Ттеерь – ввсё? – вырвалось из синеющих губ Вовы.

Человек снова кивнул.

- Теперь всё. Твоя спичка горела не зря... Этого нельзя сказать про все остальные. Многие горят напрасно.

Владимир Андреевич уже ничего не слышал. Он был где-то очень далеко от этой дороги, и этого разбитого Пассата, и водителя фуры, лихорадочно скачущего вокруг искореженной груды железа; и кто-то снова звал его с собой поиграть в волейбол и позлить страшного мужика из 56-й квартиры.

***

Сотрудник ГИБДД, прибывший на место происшествия, с удивлением обнаружил маленькую прогоревшую спичку в правой руке водителя Фольсквагена.

- Ну и авария! – присвистнул он.

- Да уж, - вздохнул второй сотрудник, - Пассат всмятку…

- А что дальнобой?

- Заснул похоже, сейчас в шоке стоит. Ждем скорую, короче.

Помолчали. Мимо аккуратно проезжали редкие машины. Трава вокруг дороги тихо шелестела от легкого ветерка. Солнце зависло над шоссе, оставляя радугу на лужах бензина. Водитель фуры стеклянным взглядом смотрел куда-то вдаль, чуть шевеля губами.

- Закурим?

- Давай.

Они отошли.

- Тьфу, зажигалка не работает.

- Давай прикурю, у меня спички с собой.

Они закурили.

Второй хмыкнул, смотря на коробок в руке первого.

- Не думал, что ты спички носишь.

- А что? – удивленно спросил первый. – Удобно!

- Это да, - согласился второй.

Заливаясь сиреной, к ним неслась скорая.

Спине было холодно.

Это первое ощущение. Затем он понял, что лежит на ней. Неудобно. Руки и ноги медленно, неохотно зашевелились.

У него есть глаза, и их можно открыть.

Прошло пару минут, прежде чем он смог что-то разглядеть.

Кстати, что такое минуты?

Мысли неторопливо перекатывались, для каждой из них приходилось прилагать усилие.

Минуты – это мера времени. Они складываются в часы. Точно!

Память постепенно возвращалась. Вместе с ней приходили вопросы. Все больше вопросов. Где он? Как здесь оказался? И почему вокруг лишь темнота, в которой клубится какой-то дым?

Он посмотрел вниз. Под ним было что-то очень твердое, похожее на стекло. Но, как он знал, стекло должно быть прозрачным. Темная поверхность не давала ни малейшего намека на прозрачность. Подождите, а прозрачность? Это, вроде бы, когда через материал видно, что происходит за ним.

Внезапно в голову пришла новая мысль.

Как его зовут?

Должно быть имя. Но для чего оно? Он наморщил лоб. Это было важно. Без имени не обойтись…

Не обойтись там.

Имя нужно, чтобы тебя могли звать другие люди.

Это было довольно удивительно.

Зачем звать его по имени? Да и откуда возьмутся другие люди? Вокруг, сколько бы он не всматривался, была лишь темнота и странные, возникающие из ниоткуда клубы дыма.

Его звали Миша.

Он встал.

Все, что приходило в его голову, казалось очень, очень старым. Как будто прошло миллион лет назад, а может и больше, поэтому никакого значения сейчас не имело.

Он сделал пару шагов.

Его звали Миша. Михаил, если быть точнее.

Рука прошла сквозь дым, не задерживаясь в нем. Может, дыма нет?

Или нет его руки?

Еще шаг. Матовая темная поверхность крадет звук шагов.

Миша шагал вперед, через дым.

- Темнота, одна темнота, - растерянно и тихо проговорил он, закрывая глаза. – Да что же это такое…

И вспомнил.

Светофор, поздний вечер. Вроде бы пустая дорога – он не смотрел по сторонам. Внезапно, из ниоткуда возникло темное, бесформенное пятно – на него несся автомобиль. Резкий слепящий свет фар, громкий гул шин по сухому асфальту.

Автомобиль рос, загородив собой весь мир.

Миша стоял, нелепо занеся одну ногу для шага.

Удара он не почувствовал. Дальше была лишь темнота. Как будто его расщепили на атомы.

Впрочем, на такой скорости, наверное, так и было.

- Здравствуйте.

Голос за спиной заставил его вздрогнуть и резко обернуться.

На Мишу смотрел человек. Человек ли? Его лица не было видно. Он стоял в трех шагах, дым то поглощал его фигуру, то любезно отходил в сторону. Фигура была в плаще.

- Как вижу, адаптация прошла более-менее успешно.

- Э…Где я? – спросил Миша, облизывая сухие губы.

Человек улыбнулся и развел руками.

- Вы успеете спросить все необходимое. Прежде всего задать вопрос хотелось бы мне. Итак, вы помните, что произошло?

- Я, - Миша сглотнул слюну, - умер?

Фигура утвердительно кивнула.

- Совершенно верно! Вы умерли в результате несчастного случая, конкретнее – ДТП с участием пешехода. Тело собирали по частям, если вам интересно.

- Но, - Миша посмотрел на свои руки – Как же тогда это? Я жив! Или...

Он не договорил. В рай ему не очень верилось, да и это место его совсем не напоминало.

- Я – в матрице? – Тупо спросил он.

Человек улыбнулся снова.

- Подождите! – Вдруг вскрикнул Миша. – Я не вижу вашего лица! Откуда я знаю, что вы улыбнулись?

Человек подошел ближе.

Черная маска закрывала его лицо. На Мишу смотрели глаза. Их темнота была абсолютной. От такого взгляда у умершего побежали мурашки.

- Вы – умерли, Михаил. Не попали в рай, ад, Вальгаллу или матрицу. Просто-напросто умерли, да и все. Ваш труп собрали по частям, скоро будут похороны. Вы перестали существовать.

Человек предупреждающе поднял руку.

- Понимаю, вам хочется спросить – что все это значит? Почему после смерти не оправдался ни один из ожидаемых результатов? Ни беспросветной темноты, ни другого мира или рая с адом. Вы не превратились в духа, воспарив над землей, и не видели никакого света в туннеле – все произошло гораздо более прозаично. Более того – вы прекрасно себя чувствуете, и ваше тело по-прежнему с вами. Почему же все именно так и не иначе? Сейчас я объясню.

Представьте, что человеческий эмбрион обладает сознанием. Что он бы подумал при рождении? Привычный мир для него рушится, рвется связь с матерью, из благостного состояния его выкидывает куда-то в неизвестность, и первое, что он ощущает – это боль… Если бы эмбрион мог думать, он бы решил, что умирает. Но мы с вами прекрасно знаем – это только начало, потому что сами когда-то родились, и наша жизнь - настоящая жизнь, началась лишь после рождения. Но могли бы мы думать о таком в утробе матери? Очевидно, что нет – мы считаем реальностью то, что нас окружает.

- Можно поподробнее? – тупо проговорил Миша.

Черная маска утвердительно кивнула.

- Конечно! Итак, эмбрион думал бы, что умирает, тогда как его «смерть» означала лишь настоящее рождение. Теперь-то мы знаем, что действительно живем – ведь с реальностью нас уже связывает не пуповина, а собственное сознание. Но приходит время, и мы умираем снова – кто-то от старости, а кто-то с помощью других. Конечно, мгновенная смерть лишает времени на раздумья. Другое дело, когда человек медленно угасает, лежа в постели. О чем он может думать в этот момент? На самом деле о том же самом, что и наш эмбрион, которому даровали разум. Он будет думать, что умирает. Да, снова. И на этот раз, конечно, все по-настоящему: ведь после биологической смерти человек не подает никаких признаков жизни. Все системы его организма перестают работать. Умирающий прекрасно это знает, и думает о грядущем как о конце света. И ведь правда – со смертью человека мир для него перестает существовать. Глаза закрываются в последний раз, и Вселенная схлопывается вместе с ним.

- Но ведь… Она не схлопнулась, - сглотнул Миша.

- Верно. Но знает ли об этом умирающий? Нет, и считает, что конец света наступает прямо здесь и сейчас. Однако смерть на самом деле – лишь новое рождение. Мы снова покидаем привычный мир, и несемся, но не навстречу гибели, а появлению в другом мире. И вновь все только начинается. Это похоже на уровни в компьютерных играх. Каждый раз вы переходите на следующий.

Миша оглянулся вокруг.

- Это новый мир?

Собеседник уловил его интонацию и усмехнулся.

- Не совсем так. Да, это не тот мир, из которого вы пришли. Но и не то, куда теперь должны попасть. Скажем так, перевалочная станция.

- И что же мне делать?

Черное лицо качнулось.

- Этот мир… Он другой. Совсем другой. Вам предстоит заново учиться всему, что необходимо для жизни. Обучение будет происходить постепенно, поэтому волноваться не о чем.

- Но, - Миша нахмурился. – С рождением человека все ясно. Вот он в животе у матери, и вот появляется на свет. А сейчас? Ведь я умер! И вы сами сказали, что мое тело собирали по частям.

- Совершенно верно. Но ваше тело, точнее бывшее тело, уже не нужно. После рождения у человека легкие в первый раз наполняются воздухом – до этого в них не было необходимости. Так же и сейчас – то, что раньше не было нужно, начинает работать. Это ваше сознание. Да, оно работало и раньше, но как? Вы думали, что живете, тогда как большинство ваших желаний было продиктовано необходимостью организма. Тело отвлекало вас, и не давало сосредоточиться. Теперь такой проблемы нет – вместе с исчезновением тела можно насладиться настоящей свободой разума.

- Получается, от меня осталось лишь сознание?

Миша пощупал себя.

- А как же это тело? И я вижу вас… Получается, это все не по-настоящему?

Человек вновь поднял руки.

- О нет, нет – все по-настоящему! С одной поправкой – меня тут действительно нет. Вы видите иллюзию. Впрочем, ваше тело такая же иллюзия. Как и все вокруг.

На несколько минут воцарилось молчание. Миша пытался переварить услышанное. Внезапно он понял, что сердце не бьется, да и вдохи он делал только во время разговора.

- Тогда где же мы сейчас, если это все иллюзия? В этом мире что, везде одни иллюзии?

- Мы – в вашем сознании. Вы – потому что оно ваше. Это как дом, который никогда никто не сможет отобрать. А я – гость, который пришел помочь в трудном деле.

- А где мое сознание?

- Ваше сознание – везде и нигде одновременно. Оно составляет весь ваш мир, по крайней мере пока. Если интересно конкретное место, то это в пределах Вселенной, которую вы знаете.

- Ничего себе ,конкретное место!

Человек пожал плечами.

- Скоро вы привыкнете к таким масштабам.

Они вновь помолчали.

Миша с замиранием несуществующего сердца решился задать мучивший его вопрос.

- А… Можно вернуться обратно?

- Обратно? Что вы имеете в виду?

- На Землю… В тот мир, откуда я пришел.

Ему показалось, что человек хмурится.

- В этом нет необходимости. Представьте, что ребенка возвращают в утробу матери. Ваш главный вопрос – зачем? Вы на следующем этапе развития, и возвращаться на предыдущий не можете чисто физически. Теперь у вас иные задачи и цели.

Миша поднялся и сделал пару шагов навстречу человеку в черной маске. Он протянул руку – и она прошла насквозь.

- Так странно! Я – у себя в голове. Подумать только… А как мне выбраться отсюда?

Человек поднял голову и посмотрел на Мишу. Его глаза нельзя было назвать черными – они были цвета бесконечности.

- Это и есть следующий этап вашей жизни. Рождение еще не окончено. Границы вашего сознания – это пуповина, которую надо обрезать. Тогда вы попадете в настоящий мир. Но, в отличие от прошлого рождения, теперь никто не будет делать это за вас. Придется самому.

- Ого! – Миша оглянулся вокруг, и вновь увидел лишь черный туман. – Я должен покинуть собственное сознание?

Черная маска кивнула.

- Как это сделать?

Пожатие плеч.

- Но как же я тогда покину его, если не знаю?

- Придется узнать. В этом и состоит следующее испытание. Попасть в мир сознаний может лишь тот, кто управляется с собственным. Ваше сознание пока берет верх над вами, заключая в клетку. Не забывайте, принцип жизни – постоянная борьба, и в первую очередь – с самим собой. Это работает на всех уровнях.

Покинуть собственную голову. Которая уже на самом деле не существует. Да как же он избавится от этого чертового тумана?!

Миша поднял взор на собеседника.

- А что если я не успею?

- Не беспокойтесь. Обычно все успевают.

- Сколько у меня времени?

- Время неограниченно. Вечность в вашем распоряжении.

Маска поплыла в сторону. Фигура собеседника начала исчезать.

- Удачи! Если повезет, мы с вами еще встретимся!

Он стоял один. У ног по-прежнему клубился черный дым. Теперь Миша знал – никакого дыма не существует. Не существует и его – как в игре, он посмотрел на свои ноги. От этой мысли становилось страшно.

Существует лишь сознание – и даже оно сейчас против него.

- Ладно, - прошептал он. – Я пойду.

Клубы черного дыма раздвинулись, принимая его, и тут же вновь сомкнулись за спиной, лениво качаясь из стороны в сторону. Следы от кроссовок быстро исчезали на гладкой поверхности – на них никто не смотрел, поэтому они были не нужны.

Он еще раз посмотрел на часы. Уже почти двенадцать!

Такси не ехало.

Оператор бодро сообщила, что его заявка принята, и автомобиль будет назначен в ближайшее время. Прошло двадцать одна минута, а такси все не было.

Видимо, у оператора было свое понятие о ближайшем времени.

После этого он пытался вызвать такси через мобильное приложение.

«Ни один водитель не принял заказ», - нагло сообщил смартфон.

«Повторить заявку?»

С темного неба упала капля и ударила его по носу. Лениво полился ночной дождь. Стало холодно и противно.

Повторять заявку он не стал.

Сбоку что-то загремело.

Некий силуэт внимательно осматривал урну на предмет стеклянной тары.

Он тихо выругался. В полночь, на вокзале, в чужом городе – и никаких такси! Где же эти бомбилы, когда они так нужны? Услышать сейчас «Куда едем?» было бы счастьем.

Сзади тускло светили окна здания вокзала. Возвращаться не хотелось.

В шум дождя вдруг вклинился и начал приближаться гул мотора. Из темноты медленно подъехал автомобиль.

- Такси нужно?

Он обрадовано кивнул.

Наконец-то!

В машине было тепло, и приглушенно играла расслабляющая музыка. Он сел на заднее сиденье. Там было просторно и царил полумрак.

- Куда едем?

Он назвал адрес.

- Не близко, - заметил водитель.

Потом помолчал и добавил:

- Да уж, разыгралась погодка…

- Повезло мне, что подъехали. Думал, пешком придется.

Водитель усмехнулся.

- Это точно!

Мимо проплывал город. Темный, мокрый.

Одиноко светились витрины магазинов и салонов. На улице не было ни души.

- Первый раз тут?

Он не сразу понял, что водитель снова заговорил.

- А? Да вот, приехал в командировку…

Музыка играла и играла, рождая тоскливое и волнительное ощущение бесконечного пути.

- Ночью у нас совсем по-другому, не то что днем, - продолжал водитель.

И что ему неймётся?

Из вежливости ответил:

- Так, наверное, про все города можно сказать.

Водитель кивнул и остановился на пешеходном переходе. Светофор горел красным. Цифры показывали «59».

И зачем останавливаться? Кому придет в голову сейчас переходить дорогу? Все давно сидят по домам.

- Это да, - хмыкнул водитель, поглаживая шею, - но правила есть правила!

Вот черт, снова мысли вслух!

- А насчет города, вы, конечно, верно подметили – ночью любой по-другому смотрится. Но наш не то, чтобы смотрелся по-другому… Утром поймете, смотреть тут особо не на что.

Водитель помолчал.

- Но вот ощущения! Да, они совсем иные. Днем что? Дома панельные, грязь, пыль, серость. Люди хмурые…

- Россия, что поделать, - он вяло протянул, поддерживая диалог.

- А ночью людей нет. И домов не видно. Зато огни! И улицы пустые. Свободно! Езжай куда хочешь. Кажется, что ты и не в своей мухосрани, если честно…

И вновь воцарилось молчание. Диктор по радио бодро объявлял следующую песню, которая вскорости должна стать настоящим хитом.

Они снова остановились на светофоре. Вокруг, судя по количеству вывесок, был центр города. Кое-где даже ходили люди. В свете фонарей их темные фигуры выглядели чужеродно. Дождь смазывал все силуэты и заставлял расплываться неоновые надписи.

- Как они вообще здесь живут? – вырвалось у него.

Водитель посмотрел в зеркало заднего вида.

- Живут, как и все. А что? Родились тут, вот и живут.

- Я имею в виду, - он даже немного разволновался; сонливое состояние резко прошло, - каково это? Могли ведь родиться где угодно, в любом городе мира, а родились тут, в этой дыре!

Загорелся зеленый. Машина мягко набирала скорость. Центр быстро остался за спиной, дорога сузилась, ее освещали редкие фонари. Дождь с новой силой забарабанил по крыше.

- Судьба, значит такая у них, - деликатно ответил водитель. Сравнение своего города с дырой он пропустил.

Он откинулся на сиденье и пощупал сумку с документами.

- Судьба! Чудно…

- Не верите в судьбу?

- Да не очень, если честно. Ну что это? Говорят, мол, не важно, что ты делаешь, за тебя уже все решено. А кто решил, зачем все это? Непонятно.

Он помолчал.

- У меня был знакомый – всю жизнь ему везло! За что бы не брался – все получалось! А потом раз вышел на балкон – покурить. Ну, балкон и упал. Что ж это, судьба такая?

Водитель ответил не сразу.

- Она самая и есть. Только вы не совсем верно думаете. Многие так думают. Говорят, что судьба одна. Это не так.

- Вам-то откуда знать?

Очередной таксист-философ, подумал он. Философы, бизнесмены, ученые – развозят людей в подержанных автомобилях. Находясь за рулем, они точно знают, как изменить мир. Но, стоит только выйти из машины, их гениальность сбивает ипотека, маленькие выплаты от службы такси, боли в спине и серая, непреодолимая обреченность.

- Судьба – это окончательный вариант. – Водитель не обратил внимания на резкий ответ. – Вот, например, идете вы по улице. Если прямо идти – выйдете, скажем, к магазину. А если свернете вправо – там какой-нибудь магазин. Ну а влево – театр. Вот и с жизнью так же. Если бы ваш знакомый не курил – на балкон бы не вышел.

- Курение убивает? - он усмехнулся.

Машина петляла по темным улицам с темными же домами, нависавшими над дорогой, как большие коробки. Будто мышь в лабиринте, подумалось ему.

- Каждый ваш поступок – это изменение маршрута. Пугает немного, согласны? Вот только что шли к светлому будущему, а потом раз – и ваша остановочка - падающий балкон.

Он задумался. А ведь в этом что-то было!

- И как же быть? Ничего не делать что ли?

- Почему же? Делать! Иначе потратим жизнь зря.

Окна заливало водой. Машину ощутимо тряхнуло – асфальт был новым только у центра. Навстречу им внезапно, как ночной призрак, выскочил встречный автомобиль – и так же стремительно исчез в темноте.

Он проводил взглядом быстро удаляющийся красный свет фар.

- Делать? Но зачем? Умрем же…

Водитель кивнул и сбавил ход, сворачивая куда-то совсем в темноту.

- Умереть – это, конечно, само собой. У всех одна конечная. Только вот, по-моему, важнее как прожить. Один живет девяносто лет – и сам себе не рад. А другой в 30 умрет, но счастливым – и кому лучше было? Я считаю жизнь – это как парк развлечений. Можно у входа постоять, а можно и на аттракционах покататься. В итоге-то, конечно, время закончится, и тебя выгонят – но, если успел повеселиться, то и уходить не грустно!

Он криво усмехнулся.

- Значит, парк развлечений? Не у всех, знаете ли! Кому-то парк, а кого-то жизнь с рождения пинает.

Водитель охотно закивал.

- И так можно сказать. Но это вы, опять же, только с одной стороны рассматриваете. Вот, к примеру, больной раком и совершенно здоровый – кто счастливей? Скажете, здоровый. Ну, а если у этого здорового жена стерва, а? Или, например, вообще семьи нет – все разбились, один он выжил. Или с работы выгнали, или он вообще бомж – ну и толку с его здоровья? А у того больного и семья, и дом, и работа – и все хорошо; а то, что от рака умирает – так это он просто вперед очереди полез!

- Что ж скажете, для счастья здоровье необязательно? – недовольно возразил он.

- Почему же, - пожал плечами водитель. – Для больного счастье как раз в здоровье. Точнее, это он так думает: «Вот бы выздороветь!» А здоровый думает: «Черт бы с ним, со здоровьем! Вот была бы у меня карьера, семья…» Короче говоря, каждому кажется – счастье у соседа. А обменяйся они жизнями – сразу бы захотели все назад вернуть. Вот так!

Он согласился.

- Да уж, вечно мы мечемся туда-сюда.

За окном плыл ночной город. Дождь кончился, и он опустил стекло. В салон ворвался свежий, пахнущий листвой и мокрым асфальтом воздух. Ворвался и освежил голову, взбаламутив все мысли, которых за последний час стало так много.

Машина сбавила скорость.

- Приехали!

Он расплатился и вышел. На противоположной стороне улицы виднелась вывеска одного из немногих отелей этого города. Собственно, их было всего два, и второй находился слишком далеко.

Раздался чей-то возглас. Он увидел полноватого мужчину, идущего к нему от отеля.

Мужчина назвал его имя.

- Вы сегодня последний на заселение, - хрипло и с одышкой произнес он. – Вот, жду!

Они шли прямо по лужам, даже не смотря вниз – единственные фонари были у входа в отель.

- Долго добирались?

- Да вроде нет, - ответил он. – Таксист попался такой, знаете ли… Интересный человек! Всю дорогу говорили.

Мужчина остановился, наступив прямо в воду. Раздался громкий всплеск.

- Таксист? Какой еще таксист?

- Тот, который привез меня, - удивленно ответил он.

- Ночью у нас не ходят такси, - угрюмо ответил мужчина, шмыгнув носом.

- Гм! Ну, может, этот припозднился?

Он не видел лица собеседника, но ему казалось - тот внимательно смотрит на него.

Наконец, кашлянув, мужчина проговорил:

- Но вы не приехали на машине. Вы пришли пешком!

Он удивился и рассердился на администратора этого, с позволения сказать, отеля.

- Вы шутите? Хотите сказать, я шел пешком через весь город? За сколько там, за полчаса?

Мужчина переступил в луже и сделал шаг в сторону.

- Посмотрите на часы.

Он тут же сдернул рукав. На электронном циферблате светилось «3.17».

- Что? Как...я же… этого не может быть, - прошептал он. Обернулся, как будто ожидал увидеть такси, которого не было, и водителя, который вел несуществующий диалог.

В ноги вдруг пришла сильная боль – как будто пробежал олимпийский марафон. Пальто было насквозь мокрое. Мокрое, потому что он шел под дождем. Шел, а не ехал.

- Пойдемте, а то замерзнете, - сопя, позвал его администратор. – У нас такие дожди, можно запросто простудиться. Льет, как из ведра, еще и холодно. Вот такая погодка. Я бы уехал, а куда? Видать судьба такая, здесь торчать…

Основная масса народа совсем недавно появилась в таверне, и разговор не успел завязаться. Иногда кое-где проскальзывали общие фразы. Хозяин стоял за стойкой и сосредоточенно позвякивал стаканами. Под потолком жужжала муха, которую уже десять раз пытались поймать, но та мужественно преодолевала все преграды и вновь докучала всем своим жужжаньем. Горн сидел за столом у окна и осматривал давно знакомых посетителей таверны.

- Я, помню, в детстве мечтал стать советником Императора, - раздался голос Сета. – Жить в Городе, ездить во дворец… Эх, не вышло.

Он посмотрел на свой выпирающий живот и замолчал.

- А может и к лучшему? – спросил его Гинс. Этот завсегдатай таверны был довольно молчаливым, поэтому его фразы всеобщее достояние. Вот и сейчас каждый навострил уши: что же такого Гинс скажет?

- К лучшему? – Сет усмехнулся. – Вряд ли! Уж я не думаю, что сейчас моя жизнь лучше, чем могла бы быть.

- Ты этого знать не можешь, - нахмурился Гинс, - значит, и жалеть не о чем. Какой толк в этом? Я вот как скажу: иногда мечтам лучше бы и не сбываться вовсе!

Эти слова вызвали всеобщее оживление. Кто-то просто обрадовался, что есть подходящая тема для беседы. А кого-то речь Гинса задела за живое.

- Как это не сбываться? Мы что ж, по-твоему, зря мечтаем?

- Глупость! Я так скажу: мечты – самое прекрасное у человека!

- А я вот, если честно, вообще не мечтал. У меня, знаете ли, с воображением беда…

Гинс молча подождал, пока все успокоятся, и продолжил.

- Вы, конечно, возмущаетесь вполне справедливо. Действительно, мечты – может и не самое прекрасное, но определенно важная вещь. Сет вот, например, мечтал советником стать. Это хорошая мечта, ничего не могу сказать. Но давайте-ка я вам расскажу свою историю, а потом уж вы будете судить: прав я или нет.

- Валяй! – Заявил Сет. Он поудобнее устроился на стуле и скрестил пальцы на животе. Горну тоже стало интересно – что же такого было в жизни у этого молчуна?

- Нас, детей, в семье было шесть человек. Да еще мать с отцом – итого восемь! Многовато, при том что домик-то у нас не большой был. Сами знаете, каково это – некуда приткнуться, везде люди. Да и забот у меня была куча, я ведь старший. Только чуть подрос, сразу начал помогать по хозяйству. Подай, принеси, сделай то, сделай это. Да, тяжело было!

Гинс провел рукой по жидким волосам и продолжил, вздохнув.

- И мечта моя была, как тогда казалась, просто прекрасная – свой, отдельный дом! И чтобы я там один жил, в одиночестве. Часто представлял себе, насколько это хорошо – никто не кричит, не плачет – сидишь себе, и наслаждаешься тишиной! Захотел – сделал что-то, не захотел – ну и не делаешь! Мне это казалось просто верхом всех желаний. Да, я считал это чем-то волшебным и стремился воплотить, скажем так, мечту в реальность. Брался за любую работу – и ходил в горы за огненным камнем, и сопровождал торговцев, и работал в руднике у Зеленой Долины.

Он обвел взглядом сидящим вокруг и усмехнулся.

- И что вы думаете? Да, исполнилась моя мечта! Вот живу сейчас один, в своем доме. Да только стал ли я счастлив от этого? Я вам отвечу прямо: нет! Первые дни приходил – и вроде бы как доволен был. Нравилось мне, что свой угол нашел. Только вот потом начало меня это тяготить. Понял я, что не за тем гнался. Сидишь как филин, и никого рядом с тобой нет. Не с кем поговорить, поделиться мыслями. Скучно, одним словом. Большой дом… Ха! Многое я бы отдал, чтобы вернуться в детство и сказать самому себе – неправильная мечта у тебя, сынок! Мечтал об одиночестве – и получил его. Да вот только не радует меня моя мечта, оказывается!

- Ты бы женился – глядишь, и веселее стало бы! – хохотнул кто-то.

Гинс поморщился.

- Куда мне? Старый уже! По молодости то все друзья-приятели мои переженились, я над ними посмеивался только. Потихоньку и знаться с ними переставал. Сейчас прохожу иногда мимо знакомых домов – вижу, как там детишки бегают. Хорошо! А я вот решил по-другому…

Гинс умолк. Очевидно, это было все, что он хотел сказать. Его речь была длинной, никогда столько от него за раз не слышали остальные посетители таверны.

Сет кашлянул и задвигался на своем стуле.

- Может, это мечта у тебя была того… неправильная? Бывает же такое – вроде кажется, что мечта, а на самом деле – так, пустышка!

Вместо Гинса ему ответил Шел - длинный сухой человек, с рваным ухом и белесыми бровями. Он продавал огненный камень всем поселенцам.

- Ты здесь муть не разводи! Раз человек сказал, что мечтал – значит, мечтал! А уж какая там мечта, настоящая или нет, мы этого не знаем. У меня вот, тоже что-то похожее было, только в другом плане. Я в бедной семье рос, денег у нас мало было. Только и было за столом разговоров, что о деньгах! Вечно их не хватало. Ну, я с малых лет пытался что-то заработать. Сначала цветы рвал и носил на рынок, продавал. Потом - рыбу, фрукты с нашего огорода. Когда подрос, меня пристроили к мастеру драгоценных камней. Тяжелая работенка, скажу я вам! У меня от нее на всю жизнь кашель остался. Но платили там неплохо. Дальше – больше, ушел от мастера и стал торговать тканями. Тогда женщины словно помешались на огроменных платьях, сколько на них ткани уходило – ужас! Ну и я, не будь дурак, прочуял это дело и открыл лавочку. Сейчас, сами знаете – торгую огненным камнем. Вот, казалось бы – исполнилась моя мечта! Денег – не тьма, но на все имеется! Да вот только время уже ушло мое. В молодости все меня радовало, ничего не огорчало – и работа тяжелая, и все невзгоды. А сейчас сижу, бывало, и понимаю – все уже! Ничего не радует. Целую свою жизнь я потратил, чтобы получить эти чертовы деньги. Все отдал ради них, и здоровье в том числе.

Шел зашелся кашлем. Ему протянули стакан. Он сделал пару глотков и продолжил.

- Дороговата у меня мечта оказалась, вот что! А счастья от нее, как оказалось – нет! И вот вы тоже можете сказать: мол, неправильная мечта у тебя, Шел! Я вам отвечу – сейчас это и дураку ясно. Да вот кто же знал это тогда, сорок лет назад! Тогда и мне моя мечта казалось вполне достойной и прекрасной.

- Ну ладно тебе, Шел, - прогудел Сет. – У некоторых мечты сбываются, и люди счастливы. Мало таких конечно, но есть же! Вот, например, один мой знакомец, мечтал дом построить. И построил ведь, ходит и радуется! Все у него хорошо вышло.

- Это не то, - покачал головой Шел. – Если, ты говоришь, он хотел дом построить, то это не совсем мечта. Я думаю, это скорее цель.

- Цель? Хм, ну может и цель. Да разве ж это разные вещи? Смысл то один!

Шел криво улыбнулся.

- Ставить цель и мечтать – разные вещи. Вот ты, допустим, мечтал стать советником… Но разве ж дело только в этом? Ты, наверное, думал еще, что счастливее станешь, верно?

- Ну-у, - Сет замялся, - можно и так сказать.

- Вот видишь! И у меня такая же штука – думал, что с деньгами стану счастливее. Только вот оказалось, что нет. Ясное дело, лучше быть богатым, чем бедным. Но вот счастье, оно где-то в другом месте.

- Верно, - подал свой голос Гинс. – В мечтах кажется, что при их исполнении мы счастливее станем. Только вот это не правда, ребята. Ну, допустим, получишь ты, что хотел. Хотел дом – получил, хотел одиночество – тоже пожалуйста! Только кажется нам, что вот мечта исполнится – и по-другому заживем! А на деле – все так же. Вот и начинаем думать, что где-то ошиблись.

- Я вам так скажу, - подал голос Лакамбер, брат хозяина таверны. Он всегда сидел в зале и по большей части следил за порядком, но сейчас решил вступить в разговор. – Верно вы говорите про мечты! Ну их к черту. От них одно разочарование, потому как только себя обманываем. Нужно цели ставить перед собой! Вот, например, тот мужик, что дом построил – разве он думал, что с с ним счастливее станет? Нет, он просто дом хотел! А как получил – стал доволен, и все тут. Никаких переживаний у него и не было, потому что ничего он кроме дома себе и не желал. Я считаю, цель у каждого быть должна. Иначе трудно будет! А когда выполнил цель – вроде как на ступеньку выше поднялся. И уже за себя радостно, что смог, значит!

- Да, интересное дело, - согласился Сет. – Жаль, что я раньше этого не знал!

Кто-то хлопнул Горна по плечу.

- Учись молодой! Нам уже помирать скоро, а у тебя еще все впереди!

После этого действие в таверне развивалось по одному, всем хорошо известному сценарию. Горн не стал ждать окончания общей попойки, а вышел на улицу. Свежий теплый воздух тут же ворвался в его легкие. Он медленно пошел от таверны.

У него были мечты. Но сейчас он смотрел на них уже по-другому. Действительно, что изменится, если он достигнет их? Оказалось, что ему нечего ответить на это. Он просто не задумывался о том, что должно измениться. Выходит, что ничего?

От этого ему стало легко и немного грустно. Он с удивлением понял, что отпустить мечты оказалось очень просто. Как будто их никогда и не было. А еще почувствовал огромное облегчение, как будто до этого нес на плечах огромный камень, и только сейчас сбросил его.

Ну что же. Теперь он будет ставить цели.

-------------------------

Спасибо всем моим читателям! Если у вас есть что сказать - жду критику в комментариях

Кенхель сидел у окна и смотрел на улицу. Его комната находилась на втором этаже, поэтому звуки внешнего мира хорошо слышны: снаружи доносилась ругань, чей-то крик, смех, грохот колес и масса других, самых разных звуков, которые всегда наполняют городские улицы.

Он наблюдал за людьми. Они почти все спешили. Некоторые держали голову прямо, осматриваясь по сторонам, другие – думали о чем-то, опустив голову вниз. Иногда пробегали дети, что-то крича и смеясь. Ему тоже хотелось пробежаться, хотя люди его возраста таким не занимаются. Но было одна проблема.

Его ноги уже никогда не смогут бегать, ходить, прыгать. Да что там, они вообще не шевелятся. Шесть лет назад он упал на спину, почувствовав острый укол в позвоночнике. С тех пор ноги перестали его слушаться.

Ему повезло – о нем заботятся. Раз в две недели к нему приезжает сын, привозит еду и рассказывает новости Города. Чаще приезжать не выходит – сын работает в правительстве Города, поэтому всегда занят. Каждый день к нему приходит работница, которая убирает комнату. Она молчалива и всегда торопится: кроме Кенхеля у нее еще много таких клиентов.

Конечно, он может передвигаться по квартире – у него есть замечательное кресло с колесиками, которое может ездить. Но вот спуститься вниз по крутой лестнице и выехать во двор не выходит. Поэтому Кенхель сидит и смотрит в окно за прохожими. Его глаза в круглых очках сосредоточенно пытаются поймать что-то неуловимое на лицах прохожих.

Человек, который родился не способным к ходьбе, со временем свыкается со своей участью. В конце концов, он таким родился – а значит, винить в этом некого. Но Кенхель хорошо помнил свои длинные вечерние прогулки по Городу – он любил ходить по улицам, пестрящим огнями, лицами, судьбами. Как забыть такое? Он точно знал, что раньше был счастлив, и часто вспоминал те моменты своей жизни, которые доставляли ему радость. Но сейчас его жизнь превратилась в серую, монотонно текущую полосу. Каждый день напоминает предыдущий, и кажется, что все это никогда не закончится. Иногда он думал о смерти, и с удивлением понимал, что не боится ее, как прежде, а считает избавлением.

Однажды в комнате раздался глухой стук. Это был мячик, красный и блестящий. Он лежал на полу. Наверное, дети заигрались и нечаянно забросили его в открытое окно. Кенхель подъехал на своем кресле ближе и с трудом наклонился. Мячик был скользкий и упругий. Пришлось здорово постараться, чтобы ухватить его.

Под окном стояла девочка и прищуренно смотрела вверх. Ее верхняя губа приподнялась, показывая недостающие зубы.

- Ты отдашь нам мячик?

Он не мог не улыбнуться на этот наивный вопрос.

- Конечно, отдам. Вы здесь играете?

Девочка обернулась и показала рукой. Неподалеку стояла кучка детворы, наблюдавшая за всем происходящим. Видимо, они боялись подходить.

- Сейчас я его брошу…

Девочка ловко поймала мячик. Но почему-то не спешила уходить.

- У тебя грустное лицо, - заметила она.

Кенхель попытался улыбнуться. Зеркала не было, но он был готов поспорить – вышло паршиво. Он уже отвык улыбаться. Что же ей ответить?

- Просто я уже старенький. В моем возрасте положено ходить с грустной миной и ворчать.

- Нет, это не поэтому, - серьезно ответила его собеседница, - это все потому, что ты сидишь дома. Так говорит доктор Глим. Он говорит, что прогулки укрепляют организм и улучшают настроение.

- Доктор Глим? Да, он верно говорит, я его знаю. Слушайся его. А мне уже, похоже, погулять не придется.

Девочка сморщила лоб и посмотрела в сторону своих друзей. Им надоело ждать и они уже затевали новую игру. Но любопытство пересилило ее.

- А почему? Тебе что, запрещают? Но ты же взрослый!

Он рассмеялся.

- Дело не в этом, понимаешь.

Нужно ли ей знать это?

- Просто, мои ноги… Они уже не ходят, поэтому я сижу здесь.

Скорее всего, сейчас она убежит. Разговор со скучным стариком, прикованным к креслу – так себе развлечение.

Но она не убежала.

- Наверное, тебе грустно?

Он не сразу нашелся, что ответить. А девочка подошла поближе к окну и задрала голову.

- Ты все время сидишь там и смотришь в окно?

- Да, - просто ответил он. – Сижу и смотрю.

Девочка дернула плечом.

- Ужас. Я бы так не смогла. Подождешь немного? Я сейчас.

Она развернулась и побежала к другим детям. Кенхель смотрел ей вслед. Он не помнил, когда в последний раз улыбался так искренне, как сейчас.

Девочка вернулась через пару минут. В ее руке лежал маленький букетик цветов.

- Я нарвала их на клумбе с той стороны дома. Вот, держи.

Кенхель очень удивился.

- Мне? Зачем?

- Как зачем? Чтобы тебе было веселее. Смотри, какие они яркие! Теперь ты не будешь таким грустным.

Он не смог дотянуться, поэтому ей пришлось кинуть букет в окно.

- Я приду к тебе завтра, хочешь?

Кенхель молча кивнул. Он смотрел на маленький разноцветный букет, перебирал тонкие листья пальцами. Цветы источали легкий, давно забытый аромат лета. Стебли податливо гнулись под его прикосновениями.

- Тогда до завтра!

Девочка побежала. Солнце освещало ее макушку, и старику показалось, что вся нежданная гостья сияет, будто свеча.

Остаток дня он провел в поисках емкости, куда можно поставить цветы. В шкафу была ваза, но она стояла слишком высоко. Чашка – это слишком банально, и даже как-то даже неуважительно к такому подарку. А ведь еще нужна вода! Наконец букет был пристроен в старом кувшине на столе. Он долго передвигал его, пытаясь найти лучшее место.

За день он очень сильно устал. Сначала мяч, потом разговор с девочкой, поиски тары для букета. А ведь она придет еще и завтра! Нужно что-нибудь подарить ей… Завтра он обязательно скажет работнице, чтобы та купила конфет.

Мысли проносились одна за другой. Руки, на которые пришлась вся нагрузка, болезненно гудели. Сил хватило только на то, чтобы перетащить себя в постель и завалиться на бок.

Засыпая, он чувствовал себя самым счастливым человеком на свете.

Горн увидел шута на фестивале Огня, который проводится ежегодно, в первый день лета. Каждый год на него съезжались люди со всей Империи, чтобы вдоволь повеселиться. Горн бывал на таком фестивале всего раз, и теперь решил исправить это недоразумение.

Шут веселил публику как только мог. Его репертуар был обширен. Шутки, казалось, рождались в его голове мгновенно – настолько часто он балагурил, не упуская случая подтрунить и над собственными зрителями. Никто не обижался – все пришли сюда для веселья.

Шут встал на руки и смешно задрыгал ногами. Колокольчики на его шляпе задорно звенели. Он сделал колесо, встал на ноги и отвесил поклон. Зрители захлопали. Шут развернулся, и, нарочито широко раскидывая ноги, отправился к выходу с огороженной сцены. Но не дошел – споткнулся на камне и упал прямо в грязь.

Все вокруг покатились с хохоту, будто только этого и ждали. Действительно, шут сейчас был смешон, весь перепачканный грязью, с блестящими белыми зубами.

- Ну и рожа! – крикнул толстый мужик с красным лицом.

- Под ноги смотреть надо, а то можно и личика лишиться! – вторила ему стоящая рядом торговка.

- Чего там лишаться, вы смотрите – у него же лицо словно у идиота!

Шут, нисколько не огорчившись, не спешил вставать – принял удобную позу и принялся выделывать ногами разные движения, лежа на боку.

- Гимнастика! – заявил он под общий хохот. – Полезно для здоровья и души!

- Ну не дурак ли? – спросили у Горна над ухом.

- Дурак! Но какой смешной дурак, а? – ответили тут же.

Наконец шут ушел, собрав по дороге бурные аплодисменты. После него выступали танцовщицы с факелами. Их представление было очень красивым, и Горн хлопал изо всех сил. Но общая реакция на танец была сдержанной – шута публика приняла гораздо лучше.

Долго находиться в потной, громкой и разношерстной толпе было трудно, поэтому Горн решил прогуляться, благо было где – вокруг ближайшей сцены стояло множество палаток с развлечениями и товарами, где тоже собралось немало зрителей.

Возле одной из них он вновь увидел любителя физических упражнений в грязи.

Шут заворожено смотрел на фокусника, который демонстрировал всем чудеса, точнее, ловкость своих рук, стоя за прилавком. В руке у него то появлялись разные предметы и существа, то вспыхивало цветное пламя, то шел дым. В самом конце трюкач хлопнул в ладоши и исчез. Все вокруг восторженно охнули. Затем фокусник появился за спиной у пожилой женщины, заставив ту пронзительно завизжать. И было от чего – в воздухе появилась только половина тела, вторая же благополучно канула в небытие.

- Извиняюсь, немного перепутал!

Фокусник щелкнул пальцами, и его тело приобрело недостающую часть. Он ловко снял свою причудливую шляпу и поклонился зрителям. Те восторженно захлопали. Испуганная женщина теперь смеялась и обмахивалась веером. Шут стоял рядом с Горном и громко хлопал в ладоши. Тот даже поморщился – вот же разошелся, чудак!

Внезапно шут повернул свою голову к Горну и произнес:

- Как интересно он все это делает, верно?

- Это точно, - снисходительно (ведь разговаривает с шутом!) ответил Горн. – На то он и фокусник.

Шут помолчал, улыбнулся и вновь открыл рот. Вот же привязался!

- Вы, наверно, считаете меня не очень умным человеком?

Откровенно говоря, именно так Горн и считал. Но сегодня был праздник, да и вообще, говорить незнакомому человеку в лоб все, что о нем думаешь – чревато последствиями. А ну как сейчас этот карлик пырнет его или обложит ругательствами?

- Я такое, конечно, не думаю, - осторожно ответил Горн, - но люди тебя считают не шибко ученым.

Карлик улыбнулся. Ну хоть не кинулся с кулаками, и то ладно. Теперь он подошел ближе и задрал голову.

- Понимаю, еще бы. Много ума не надо, чтобы в грязи валяться. Это так. Ну, а если я только притворяюсь?

Да что ему надо? Поговорить, что ли, не с кем? Горн задумался. Можно развернуться и уйти. Он так и хотел сделать. Но потом подумал – а зачем, собственно? Когда еще ему удастся поговорить с самым настоящим шутом, да еще и карликом. Это было любопытно, хоть и немного странно.

- Что же, все это время ты специально вытворял всякие глупости? Со стороны казалось иначе.

Шут удовлетворенно кивнул.

- Знаю, так и должно быть. Все думают, что я этакий дурачок, который кривляется перед публикой. Вот только на самом деле…

Тут его толкнули. Большой, бородатый, и, очевидно, поддатый мужик с красным лицом.

- Эй, ты, болван! Уйди с дороги! Иди, в грязи своей валяйся!

Грубиян хрипло засмеялся и пошел дальше, очень довольный своей шуткой. До этого Горн был не шибко рад своему собеседнику, но теперь ему стало за него обидно.

Шут улыбнулся грустной улыбкой, совсем не похожей на ту, что занимала его лицо полчаса назад, на импровизированной сцене фестиваля.

Они отошли в сторону, встав у забора. Сверху свешивались ветки деревьев, норовя уцепиться за голову. Отсюда гул фестиваля слышался приглушенно, и можно было говорить спокойно, не повышая голоса.

- Так вот, - продолжал шут, - я вовсе не глупый. На мудреца не претендую, но и не дурачок. Это роль у меня такая, вас веселить.

- Так что же получается, ты это нарочно? И в грязи тебе не нравится валяться?

Шут засмеялся, запрыгал. Шапка на его голове затряслась, колокольчики сбивчиво зазвонили.

- Еще бы мне это нравилось! Если какой умалишенный, или там, свинья – им нравится валяться, конечно! Ну а мне, нет. Работа!

- Трудно наверное, дураком притворяться?

- Трудно? Раньше было трудно. Когда начинаешь, всегда трудно. А сейчас – легко. Я теперь людей хорошо знаю. Знаю, что вам всем нравится, чего вы хотите.

- И чего же мы хотим? – скептически спросил Горн.

- Вы все одного хотите – чувствовать себя лучше других. Это во всех заложено, и во мне тоже. Вот я перед вами кривляюсь – и вы думаете: что за идиот, дурак! Я слышу, что кричат. Вы меня браните, а в душе думаете: хорошо, что я не такой. Вы на меня, глупого, смотрите, и успокаиваетесь. У вас на лице написано: «Ты шут, дуралей. Мы все тебя умнее!» За то меня все любят, хлопают больше всех, монеты кидают. Я вас заставляю думать, будто вы лучше меня. Вот сам подумай, обидел тебя кто. Грустно тебе, думаешь: что я за дурак, раз меня так обвели! А потом смотришь – вот он, дурак, в грязи катается! И на душе, значит, легче – ты уже не самый глупый, есть и хуже.

- Так значит, медленно проговорил Горн, - ты просто дурачишь всех? Но зачем тебе это?

Шут вновь засмеялся.

- Работа у меня такая! Глупым казаться. А вообще я много книжек читал, со многими людьми говорил, много вещей знаю. Может, побольше, чем ты! Да, не обижайся! Лучше соображай, что я говорю. Вот ты, наверно, себя лучше других считаешь, верно? И в том не так, и в этом – словом, все глупые, один ты умный, так?

Это было правдой. Горн даже удивился: неужели шут читает мысли? Но это бывает только в сказках. Он ответил после некоторого молчания:

- Да, бывает такое, чего уж там скрывать…

- Ну, может оно так и есть! Да вот только ты старайся такие мысли гнать от себя. И ум свой не показывай. Он тебе разве для того дан, чтобы ты его каждому встречному под нос совал? Мол, полюбуйтесь, как я хорош! Да тебя за такое ненавидеть будут! Не любит, ох не любит человек, когда видит кого-то лучше себя! Сразу и зависть, и злость лезет наружу.

- Что же это получается, шут? Ты хочешь сказать, что нужно дураком казаться?

- В грязи можешь не валяться, - усмехнулся карлик. – А вот казаться проще других – это, я тебе скажу, помогает. Простых да глупых все любят, потому как они самые удобные. Если станешь человека мыслью давить, он на тебя обиду затаит. А видит, что с тебя и спросить нечего – подобреет тут же! Ты для него, значит, неопасен, не конкурент. А если неопасен, тебе и помочь можно, и подсказать. Я вот, в грязи валяюсь. Дурак дураком. А знаешь ли, сколько мне монет кидают за один раз? Побольше, чем иному умнику в правительстве. Потому как он с умной рожей ходит, и его никто не любит. А я – вот он, проще некуда, все меня лучше, и все меня любят за это! Люди самолюбие свое берегут, ото всех прячут. Если обидеть человека, самолюбие задеть, можно врага нажить. А если глупым казаться, тут наоборот – самолюбие, значит, тешиться будет.

- Но что же это выходит, и спорить ни с кем нельзя? Подхалимом быть?

- Это уж ты сам выбираешь, кем тебе быть. Я подхалимом никогда не был. Не согласен – не спорь. Человек мысль свою не изменит, если только ему башку не срубить. Но тогда, конечно, для дальнейшего пользования он уже не пригоден. А так, иначе, мысли никак не заменить. Хоть ты обспорься, каждый на своем стоит. Много раз видел, как после споров дерутся. А вот чтобы обнимались – ни разу. Я раньше, по глупости, много спорил. А потом понял – бессмысленно это. Человек либо сразу с тобой согласен, либо нет. А остальное – это глупости. Вот так! А ты, небось, думал, что я дурачок? Нет, и таких как я – немало! Везде такие люди есть, и всем им хорошо живется, потому как мудрость свою глубоко прячут, чтобы не обидеть ею никого.

- Да-а-а, - протянул Горн, - интересно получается. Я, если честно, тебя не шибко умным считал. А оно вот как, оказывается.

Шут поднялся на носочки, качаясь из стороны в сторону. В небо полетело несколько фейерверков, они с треском разорвались, разлетевшись красными, желтыми и зелеными огнями. Карлик оглянулся и, кого-то увидев, сказал:

- Ну, пойду я! Мне пора. Бывай!

Шут развернулся и побежал, смешно дрыгая ногами. Раньше бы Горн усмехнулся, глядя на этого маленького, сморщенного человечка. Но теперь он смотрел на мир немного по-другому. И уже совсем не жалел, что решил поговорить со странным карликом, который валяется в грязи на потеху публики.

Его ощутимо толкнули в спину. Позади стоял тот самый мужик, что проходил пару минут назад. Теперь он шел назад. В руке у него виднелась только что початая бутылка.

- Тупица! Чего ты тут встал? Не видишь, мне пройти надо!

Горн уже хотел грубо ответить, но внезапно улыбнулся, удивляясь сам себе.

- Да, простите. Что-то я стою здесь, как пень! Проходите.

Он отошел с дороги и быстрым шагом направился прочь.

Любитель потолкаться озадаченно смотрел ему вслед. На его лице читалось недоумение. Он сплюнул на землю и скривился.

- Сколько же идиотов на этом чертовом фестивале!

--------------------------

Жду критику в комментах, спасибо!

По вечерам сюда набивалось много народу. Ясное дело, все хотели отдохнуть после тяжелого дня. Хозяин таверны еле успевал разливать местное пойло по кружкам и то и дело подзывал к себе помощников, которые тоже не справлялись с наплывом клиентов.

Разумеется, заводились разговоры. Иногда за каждым столом – отдельные. Иногда столы сдвигались и обсуждалось что-то действительно масштабное. Но такое случалось редко – когда был пожар на Перекрестке, или по случаю смерти Императора.

Сегодня столы не сдвигали, однако разговор велся общий – люди говорили о жизни. О ней, как известно, любой готов говорить долго, а уж если в голову тебе ударил хмель – это самое милое дело.

- Я вот считаю, что жизнь – зеркальная штука! – заявил Вирст. Со всех сторон послышались смешки.

- Парни, ему больше не наливать! – это главный весельчак, у которого всегда есть шутка про запас – Кенош.

- Нет, серьезно! Да хватит вам! – Вирст отмахивался от друзей, которые норовили стянуть у него кружку.

Все засмеялись. Атмосфера в таверне стояла расслабленная и жизнерадостная, при которой любое действие окружающих, даже не самое ловкое и умное, вызывает лишь добродушную улыбку.

- Вот, значит. Да, зеркальная! И нечего тут смеяться. Вы думаете, я перебрал? – Тут Вирст провел рукой по губам. – Ну да, есть немного (на этом моменте слушатели снова рассмеялись), но башка у меня еще варит! А почему зеркальная, сейчас объясню.

Он устроился поудобнее на стуле, положил руки на стол и начал свой рассказ.

- Вот вы, наверное, хоть раз думали: да что за напасть такая! Не везет, и все тут. Хоть об стенку бейся, а все идет не так, как хочется. Или договоришься с кем-нибудь о деле, а он потом раз – и отказался. А вы надеялись, ждали, думали, что все пойдет как по маслу.

- Бывало такое, - согласился кто-то.

- Вот, и у меня было. Договорился я как-то с одним торговцем, что куплю у него ткани подешевле. Но мне одно условие поставили – деньги вперед. Я, конечно, не сразу согласился – но мне приятели сказали, что человек надежный. Ну, я и отсыпал ему монет, сколько тот просил. На следующий день иду – и что вы думаете – нет никого! В той лавке уже другой мужик стоит! Я спрашиваю, где вчерашний торговец – а он, говорит, уехал уже!

- Да ты же сам виноват, - заметил сидящий рядом с ним, - кто тебя просил деньги давать? Вот и получил, что называется.

Вирст поднял указательный палец:

- Да, обманули меня тогда знатно, и на немаленькую сумму! Но, думаете, это просто так было?

- Нет, Вирст, это потому что ты тогда тоже поддатый был, вот и побежал с деньгами к торгашу, - все тот же приятель хохотнул и хлопнул Вирста по спине. Тот лениво дернул плечами.

- А вот и нет! Тут все взаимосвязано, и не смейтесь! На первый взгляд, конечно, можно сказать – я дурак, торгаш скотина, и все это будет правдой. Но ведь и я когда-то так обманул!

По таверне разнесся гул.

- Вот тебе на! И ты, значит, кого-то обманывал? Ну, даешь!

Вирст кивнул, попытавшись сделать скорбную мину. Вышло не очень.

- Молодой тогда был, чего греха таить. Взял деньги за работу, пообещал, что завтра все будет готово. А на утро так не хотелось ничего делать – ну, я взял деньги и смотался из той деревни. Вот так! И наверно, тому мужику тоже обидно было, это факт! А через пару лет уже и меня обманули – точно так же, прошу заметить. Вот вам, чем не зеркальная жизнь? Но это не все, а то вижу вы уже пытаетесь меня разубедить. Я такое замечаю постоянно. Вот, скажем, еще случай.

Тут он замолк, делая жадные глотки из кружки – шутка ли, столько говорить! Нужно и горло промочить. Слушатели, уже увлекшись рассказом, ждали продолжения.

- Да, еще один случай. И вот какой. Шли мы как-то с приятелем в Город. Пешком шли, летом. Жара была! Не знаю, мне казалось, что мы не дойдем – сгорим на дороге ко всем чертям. У меня еще шляпа улетела (сидящие вокруг не преминули дружно рассмеяться), башку пекло так, как вам и не снилось! И вот, видим мы – едет по дороге повозка. Крытая, значит, от солнца защищена. И сидит в этой повозке какой-то торгаш, ну или советник может, из дворца. В общем, человек явно при деньгах. И едет он со всеми удобствами. И так мне завидно стал, аж селезенка заболела! Мы тут по жаре тащимся, ноги сбиваем, а он едет себе в повозочке, с прохладцей, и в ус не дует!

- Вот же скотина! – поддержал Вирста его приятель.

- Скотина не скотина, но тогда я ему страсть как завидовал, и было мне обидно. Но вот месяц назад снова понадобилось в Город – а сейчас дело-то другое, все-таки стал я кузнецом, и неплохим. Заказал себе повозку, и доехал – за пару часов. Вокруг жара, а я в теньке, один, и вокруг – поля, дорога, ветер в окне свистит! Красота. Но самое интересное – на дороге какой-то оборванец шел, я его издалека приметил. Проезжаю мимо – а он на меня смотрит так, аж позеленел. Завидует, значит! Тут-то я и вспомнил, как когда-то плелся по этой дороге и сам завидовал торгашу в повозке. Опять же, чем не зеркальная ситуация? Все повторилось, только я уже с другой стороны! Или вот, хотел я в детстве кузнецом стать – бегал, смотрел как наш местный кузнец с утра заказы выполняет. Так мне нравилась его работа, я мог до обеда просидеть. Иногда помогал, приносил там воды или еще чего. А сейчас, когда работаю, ко мне такой же мальчишка прибегает – смотрит, запоминает. Тоже, видать, хочет кузнецом стать. Вот так вот!

Вирст обвел взглядом слушателей. Тем его история явно понравилась, пошли разговоры. Внезапно раздался голос хозяина таверны:

- А ведь верно он говорит! И у меня такое было, да не раз!

Головы повернулись в его сторону.

- Давай, валяй! Интересно, что там у тебя такого было?

Хозяин откашлялся, смахнул тряпкой невидимую пыль со своей стойки.

- А вот что. У меня, между прочим, две жены было.

- Вот это да! Ну ты и даешь!

-Куда же ты их дел?

-А сейчас они где?

Словом, фраза хозяина произвела сущий фурор. Даже те, кто уже клевал носом и не вслушивался в разговор, вскинули головы и теперь пытались понять происходящее.

Когда шум стих, стоящий за стойкой продолжил.

- Вот так и вышло, что теперь я один. Но то, что сказал Вирст про зеркальную жизнь, думаю, вполне подходит под мою жизнь. Первый раз я женился совсем еще молодым, можно сказать – по глупости. Сейчас про таких говорят – не нагулялся еще. Но тогда умных людей рядом не оказалось, да и отец с матерью были не против от меня избавиться – у них еще целая орава детей на шее сидела. Короче говоря, стал я жить семейной жизнью. Первые полгода – еще куда ни шло, а потом – сущая тоска! И жена уже не нравилась, а бесила больше. И быт весь этот – сейчас все по-другому кажется, а тогда… - Хозяин усмехнулся. – Тогда казалось, что жизнь закончилась и я сам себя, получается, в клетку посадил. Ни тебе посиделок до ночи с приятелями, ни поездок в Город на выходные – все, человек семейный! Мне такое, естественно, по душе не пришлось. Ну, и стал я постепенно отдаляться. А жена меня любила, это точно! Но тогда я этого не понимал, да и не хотел. А хотелось мне свободы. Чтобы идти, куда хочется, и делать, что хочется, и чтобы никаких забот, тревог и прочего. Ветер у меня в голове гулял, да и по-другому быть не могло – пока ты молод, хочется чего-то волшебного, тянет великие дела свершать… Да, тогда я на мир по-другому смотрел.

Тут хозяин замолчал, вздохнул и повозил тряпкой по стойке.

- И, значит, ушел я от жены. Бросил ее. Не изменял, конечно – просто один раз собрал свои вещи по утру, пока она спала (спали мы тогда уже раздельно), встал да и ушел из дома.

- Ты, помнится, жил тогда на Перекрестке? – спросил кто-то из зала.

- Да, - отозвался эхом хозяин таверны, - на Перекрестке… Ушел, и потом не возвращался. Отец меня пытался вразумить, да было уж поздно. Потом я видел ее пару раз в Городе – она меня не узнала, да и я не хотел этого. Говорят, после меня ни с кем так и не сошлась. Выходит, испортил я ей жизнь, вот так.

- Да ладно тебе, - поддержали его, - всякое бывает! Теперь-то уж что убиваться!

- Да, - согласился хозин, - убиваться теперь нечего, это верно. Но вот вам история про мою вторую жену. Тогда я жил в Городе, и работал у одного торговца в лавке. Дела у торговца шли хорошо, поэтому и мне доставалось порядочно золотишка. Потихоньку я накопил достаточно, и купил небольшой домик на краю Города. Ну а затем и второй раз женился. Тут уж все было серьезней, по крайней мере мои намерения. Да вот беда – буквально через год жена сбежала с другим! Меня это очень сильно расстроило. Потом долго ходил, будто овощ, и ничего не хотелось от жизни. Но постепенно отошел, уехал из Города, поселился здесь. Как видите, неплохо устроился! Но вот сейчас Вирст сказал про зеркальную жизнь, и я понял – так и есть! Сначала я бросил, потом бросили меня. Интересная штука получается, не находите? А я вот хочу сказать, что в этом есть какой-то смысл!

- Да-а, -протянул Вирст, - интересный ты у нас человек, получается.

Хозяин пожал плечами.

- Выходит, так.

Настроение у посетителей таверны в процессе повествования сменилось с веселого на ностальгический и они принялись вспоминать моменты былого.

Когда таверне пришла пора закрываться, и люди начали потихоньку покидать помещение, Горн подошел к хозяину. Тот протирал стаканы и убирал их в шкаф, стоящий за стойкой. Услышав шаги, хозяин поднял голову.

- Мое заведение уже закрывается. Вам нужно поспешить домой, все-таки время позднее – сами знаете, что происходит в этих местах по ночам.

- Я знаю, но… - Горн подошел поближе, - мне хотелось бы спросить вас… Если вы не против, конечно, - быстро добавил он.

Хозяин таверны улыбнулся.

- Конечно, не против. Если вам некуда спешить, извольте. Каков же вопрос?

- Я хотел спросить вас, не искали ли вы свою первую жену? Неужели вам было настолько все равно?

Хозяин выпрямился, поставил в шкаф последний стакан и закрыл дверцы. Внутри зазвенело стекло. Он обернулся к Горну.

- Искал, конечно. Спустя годы я понял, что крепко ее обидел, притом что она ни в чем не виновата передо мной. К сожалению, было уже поздно – она умерла.

- О, - Горн никак не ожидал такого ответа, - мне очень жаль.

- Не стоит, я давно спокойно отношусь к таким вещам. Думаю, она меня простила. Если после смерти есть что-то еще, первым делом я попрошу у нее прощения. В конце концов, жизнь сделала меня другой стороной в той же ситуации, так что все честно. Как говорится, я вышел в ноль.

- Эта зеркальная жизнь, о которой говорил Вирст – вы тоже верите в нее?

- О да, я давно задумывался о чем-то таком, но он поразительно точно отметил – именно, что зеркальная! Представьте себе – люди постоянно пытаются кого-то обмануть, быть лучше других, отгораживаются от жизни и думают – это меня точно не коснется! А когда случается беда, они винят небо, других людей, обстоятельства. Но ведь когда-то они сами были с другой стороны, я уверен в этом. Может быть, и не замечали этого. Ведь хорошее частенько мы принимаем как должное, верно? А вот случись что плохое – тут же кидаемся выть.

Хозяин усмехнулся. Этот полный, невысокий человек, похожий на филина, сейчас производил на Горна необыкновенное впечатление – он и не знал, что тот способен на такие слова!

- Так что же это выходит, в жизни будет столько же хорошего, сколько и плохого? Как же тогда жить, если знать, что за счастливыми моментами ждет горе?

Хозяин вновь улыбнулся.

- Я долго думал над этим, особенно, когда был моложе. И знаете что, молодой человек? Я пришел к выводу, что это необходимо нам. И горе, и радость – это составные части нашей жизни. Если одно из них отсутствует, цельной картины не выйдет. Вы видели стеклянную мозаику? Там много разноцветных кусочков объединены в красивый пейзаж или натюрморт. Так же и с жизнью – если бы были одни радости, узнали бы мы жизнь целиком? Все должно занять свое место, тогда и получится настоящая картина. И горе тоже должно быть, куда же без него? Смогли бы мы по-настоящему радоваться, если бы не знали горя? Думаю, это было бы невозможно.

- Но как же наслаждаться жизнью, если всегда будешь знать – ты окажешься и с другой стороны?

- Разве же это не прекрасно? Что может быть лучше, чем побывать и с той, и с другой стороны? Ведь это интересно, в конце концов! Да и, по-моему, это лишь помогает – в беде вы не будете терять надежды, зная – все изменится, а счастливые моменты будете ценить еще больше. Как вы планировали жить, молодой человек? Одним счастьем? Хочу вас расстроить – если долго есть сахар, начнет тошнить. А теперь попрошу меня освободить – все уже укладываются спать, а я еще должен многое сделать

Домой Горн шел медленно, хотя на улицах была непроглядная ночь.

Зеркальная жизнь. Истории, такие разные – и с одинаковым смыслом. Как все это странно…

Но почему-то ему стало легче. Словно кто-то зажег свечку в темной комнате.