Кир Булычев «Перпендикулярный мир». Цитата из книги
Разум
Одна из любимых книг в школьные годы — "Последняя война" Кира Булычева.
— Вы меня не совсем правильно поняли, — Зенонас покраснел, и оттого его прямые волосы казались еще светлее. — Я не хочу, чтобы меня принимали за человеконенавистника. Если бы я мог оживить жертву Хиросимы или еврея, задушенного в Освенциме, я бы это сделал не раздумывая. Но на Земле мы смогли не допустить гибели цивилизации. Значит, мы миновали пору детства. На планете корон также еще не известно, погибла бы цивилизация, не приди на помощь сфериды. Может быть, и нет. Может, она была бы сейчас еще выше. На Синей планете не нашлось сил, способных остановить войну. И если мы оживим их, возникнет дилемма. Или мы оставим их в покое, и тогда через полвека они с таким же успехом снова перебьют друг друга. Или мы будем контролировать их действия, как няньки, и тогда это уже будет не их цивилизация, а наша, галактическая. То есть мы ничего не возродим, а построим свое, новое.
— А галактическая цивилизация — это пока самое интересное, чего добилась эволюция во Вселенной, — сказал корона Аро.
— Есть третий путь, — заметил капитан. — Даже и без нашего контроля жители планеты, знающие, что с ними произошло, справятся со своими проблемами. Почему вы отказываете им в разуме?
— Вы знаете почему. Они однажды не проявили его.
Из книги Кира Булычёва "Как стать фантастом : записки семидесятника"
"Сначала нас подвели к Героине Социалистического Труда, знатнейшей механизаторше Хорезма. К нашему приходу её уже усадили на трактор. А дальше произошла сцена из сюрфантастического фильма. Механик русского вида завел трактор, машина двинулась вперёд, а он пошёл рядом и, когда надо, руками нажимал на педали. В то же время напоминал героине, что ей надо делать ручками.
Героиня была родственницей самому председателю.
Она сидела на тракторе, небольшом, открытом, без кабины, в шелковом халате, со звездой на груди. Порой она оборачивалась к нам и улыбалась для фотографии, а все мы, процессией, двигались за ней со скоростью трактора.
Через пятьдесят метров героиня уморилась, трактор остановился, и секретарь парткома в последний раз зычно крикнул:
— Фотографируйте, фотографируйте!
Мы не смеялись. Это было не смешно. Это было страшно и обычно.
Но нам не хотелось заблудиться в пустыне. Ведь не найдут наших тел.
В конце произошёл небольшой конфуз.
Нас привели в детский садик. Там содержались ребятишки, пока их матери трудились на благо родного колхоза.
Садик представлял собой скромный дом. Нас сразу направили в столовую, где стояли покрытые белыми скатертями столики. Правда, без пищи и без детей. Потом показали спальню. Кроватки в ней были умилительные. Парторг охрип, крича:
— Фотографируйте, фотографируйте!
И было очевидно, что никогда ещё ни одна попка ребенка не касалась этих белоснежных простынь.
И тут я совершил опасный промах.
Чуть отстав от толпы, я невзначай открыл ещё одну дверь рядом со спальней, потому что за ней слышался какой–то невнятный гул.
Там и хранили детей.
Большей частью голенькие и не очень чистые, они ползали по грязному тряпью.
Парторг оборвал свои призывы к фотографированию и с такой силой оттолкнул меня, что я чуть не разбил голову о противоположную стену.
— Смотри куда надо! — рявкнул он.
После этого визит был свёрнут, и нас выдворили из колхоза".
Цитата к размышлению
"Это любопытнейший психологический феномен. Получая стандартную одежду, желательно неудобную и уродливую, человек сразу съезжает вниз по социальной лестнице. Единообразие в одежде — символ рабства. Даже если эта одежда подобна синему кителю вождя."
К.Булычев, "На полпути с обрыва"





