В логове зверя⁠⁠

Это было невыносимо. От постоянного стрекотания швейных машинок раскалывалась голова. Сгорбленная спина от напряжения разламывалась.

— Не могу больше, — Рима нервно стукнула по пластиковой бутылке с водой. Баклажка взлетев, описала дугу и глухо стукнулась об бетонный пол.

— Не начинай, — тихо проскулила Лизхен, переворачиваясь на спину. Ватная подстилка наполовину съехала с деревянных нар на пол. Лизхен приподняла тяжёлый зад, подёргала рукой подстилку, стараясь вернуть её на место.

Лизхен единственной разрешалось не работать. Шарообразный живот, возвышающийся над нарами, служил привилегией. В любую минуту она могла родить, и Рима с ужасом ждала эту минуту.

— Ну почему я… почему я? — Рима развернулась к тонкой мраморной женщине, которая, не отрываясь, умело (не чета Риме) выводила ровные дорожки шва по байковой ткани. — Ты ведь старше, ты уже рожала и должна знать, как это происходит.

— Я тебе уже говорила, меня кесарили, я была под наркозом и ничего не видела.

— Всё равно, ты старше, — капризничала Рима, прекрасно понимая, что ничего своим скулежом всё равно не добьётся. Но так ей было легче. Нытьё немного отвлекало. — Я боюсь. Я ничего не понимаю, что там написано.

Рима схватила пособие по акушерству и запустила им в стену. Книга, стукнувшись корешком, мягко шлёпнулась обратно на стол, раскрыв меха страниц на красочной картинке. Зев женского влагалища исторгал из себя плод. Красный шарик детской головки, торчащий из самого сокровенного женского места, вызывал у Римы страх и брезгливость. Её затошнило.

— Я не смогу. Я никогда не смогу это сделать. Мне противно.

— Не ори, — оборвала Маргарита. — Тебе мало вчерашнего, хочешь добавки?

Рима посмотрела на синюю полосу на своей руке и заплакала. Вчерашний протест закончился ударом резиновым шлангом. Эта тварь полоснула её по руке, когда она сказала, что не сможет принимать роды у подруги. Сказала громко, с вызовом, почти крикнула. Она была на грани.

— Не реви. Слезами тут не поможешь.

— А чем? Чем тут можно помочь? Эта тварь будет держать нас вечно, пока не подохнет.

— Молись, чтоб он не подох. Потому что, если он не дай бог умрёт, мы останемся замурованными здесь навсегда. И умрём вслед за ним, только страшной, мучительной смертью от голода.

Рима представила, как они, закованные цепями, умирают от голода. Говорят, от голода сносит крышу, и люди начинают есть друг друга. Ужас!

— Что же делать? — в который раз задала этот вопрос в пустоту.

— Слушаться, работать и надеяться, что когда-нибудь всё изменится.

— Ты в это веришь, Марго? Веришь, что у нас есть шанс на спасение? Столько времени прошло. Нас уже и не ищет никто.

— Послушай, девочка, нам ничего не остаётся, как ублажать этого монстра. Возможно, нам удастся усыпить его бдительность. Когда мы послушны, и он ласков с нами. Он нас любит. По своему, но любит. Я ведь тоже поначалу пробовала сопротивляться. И чего добилась? — Марго оторвала руки от ткани и развела в стороны длинную густую чёлку, открыв мраморный лоб. Вдоль паутинок морщин корявым почерком были наколоты три буквы — Р А Б.

Рима склонилась над швейной машинкой и нажала ногой на рычаг. Скучающая без дела машинка остервенело застрекотала.

Металлические ножки лестницы медленно выползли из отверстия, пощупали бетонный пол и наконец уверенно уткнулись в него квадратными гранями. И снова в том же порядке, что и тысячу дней до этого: подошвы ботинок, полоски носков, просветы волосатых ног, мешковатые штанины, отвислый зад и ссутулившаяся спина.

— Соскучились, мои красавицы? — Обрюзглые щёки, снизу напоминающие уши спаниеля, подрагивали от усердия. Он осторожно спустился по перекладинам лестницы, держа в одной руке таз, в другой пакет. Опустил таз на пол и высыпал из пакета бутылочки.

— Аааааааааааааааааа, — оглушающий вопль перекрыл стрекотание машинок.

Рима подпрыгнула и сильней нажала на педаль. Сошедший с ума "Зингер" пулемётной очередью расстрелял пустоту. Лизхен изогнулась в мостик. Голый пупок выскочил из-под кофты и бесстыжим торчком уставился в потолок.

— Началось, — глухой голос Марго как будто успокоил Лизхен. Она плюхнулась поясницей на подстилку и застонала.

— Вот и хорошо. Сейчас воды принесу. Нагреете на плитке и ножницы проколите. Вот тут мыло, шампунь. Тряпки в мешке. — Посмотрел на Риму тяжёлым взглядом. — Дальше знаешь, что делать?

Рима испугано закивала головой.

— Ещё не скоро. Это только первая схватка. — Марго устало смотрела на мучителя.

— А я и не тороплю. Приду завтра.