Стрекоза и муравей⁠⁠

Пляжи пустеют, только самые жадные с металлоискателями мрачно и упорно утюжат грязный песок. Людей нет, а мусора  всё больше. Ветер шуршит пакетиками, гоняя их от камня к камню. Небо  цвета грязной половой тряпки, зелёное мутное море. Волны, не по летнему свирепые, раз за разом выкатывают на берег спутанные косы водорослей, пахнущих гнилью. Даже шум осенью другой, без гула голосов отдыхающих, без криков торговцев и визга детей становится отчётливо слышно монотонное сердитое шипение вспененной воды, ударяющейся в берег. Вместо хохота чаек крики ворон, которые изредка залетают на пляж и высматривают среди мусора что-нибудь съедобное.

Помертвело чисто поле;

Нет уж дней тех светлых боле,

Как под каждым ей листком

Был готов и стол и дом.

Всё прошло с зимой холодной.

Открытые кафешки смотрятся как-то особенно сиротливо без посетителей. Яркие краски рекламы ещё не потускнели, всё также призывно лоснятся нарисованные гамбургеры и сладко белеет нарисованное мороженое, но вызывать аппетит уже не у кого, случайный прохожий даже взглядом не оценит всю эту красоту. Пообедать, сидя на продувном ветру желающих нет.

«Здесь можно жить всегда», - хмыкнул Аркадий, пряча шею в воротник куртки. «Обживись, ага», - снова вслух сказал он, продолжая воображаемый диалог со своей женой. И как так вышло, что он поверил её глупой идее переехать к морю? Аркадий и сам не понимал, как можно было бросить хорошую работу на рынке, где помимо денег как хороший рубщик, он мог еще пару раз в неделю забрать кусок свежей вырезки. Разве плохо? И Вера ведь тоже неплохо пристроилась, на почте платили, конечно, слёзы, но и там, если с умом, можно было деньжат поднабить. Вера таскала своим пенсюкам всякие небольшие продуктовые наборы, почти всего благодарили. И бабкам помощь, и бабки опять же. Ну и что, что погода у нас не всегда тёплая, а ходить приходится целый день, так не на море же из-за этого ехать? Нет ведь, уговорила… Бросили всё, квартиру продали, наверно, продешевив, а что с того вышло-то?

Нужда, голод настаёт;

Стрекоза уж не поёт:

И кому же в ум пойдёт

На желудок петь голодный!

Знать бы, что жена, оказавшись впервые на побережье, слетит с катушек, даже думать бы о море запретил. «Вот блядь из неё и полезла», - Аркадий нервно закурил. Сначала, конечно, всё было неплохо. Купили комнату, на большее денег не хватило, обустроились немного. И всё это на нервах, с любовным задором. И после свадьбы они не были так близки. Понимали, что одни они тут, больше надеяться не на кого, вот и цеплялись друг за друга. Даже гулять стали вместе ходить, вдоль моря.

Но деньги стали заканчиваться, надо было кончать с романтикой. Аркадий сходил на местный рынок и сразу же нашёл работу. Пусть грузчиком, но всё деньги, и начинать с чего-то тоже надо. А Вера всё мыкалась, искала работу по душе. «Нашла же!» - окурок с плевком вылетел изо рта и упал на песок. Официантки в сезон зарабатывали хорошо, но работали – мама не горюй. И днём и ночью, раз клиент прёт. Когда первый раз ночевать не пришла, Аркадий провёл воспитательную работу. На неделю хватило, а потом опять не пришла. А потом и совсем перестала возвращаться. Неделю ждал, готовился к встрече, а потом сам пошёл. Знал же, в каком кафе работает, даже план своего появления придумал. А толку-то? Так сжатые кулаки в карманах и остались. Кафе хоть и маленькое, а как в ресторане, сцена, все дела. И Вера его, на сцене. Платье какое-то блестящее, воет что-то в микрофон. Постоял Аркадий, подождал, да и пошёл. Не караулить же до вечера. Утром-то на работу рано вставать.

Потом хотел ещё раз сходить, но передумал. И правильно сделал, чувствовал: сама приползёт. Так и вышло, как сезон кончился, персонал кафе рассчитали, и деваться ей стало некуда.

Аркадий сразу понял, что это Вера, по одному робкому постукиванию в дверь. Встал с дивана, но открывать не спешил. Пусть поскребётся ещё тварюга, а уж потом сполна своё получит.

Злой тоской удручена,

К Муравью ползёт она:

«Не оставь меня, кум милой!

Дай ты мне собраться с силой

И до вешних только дней

Прокорми и обогрей!» —

«Кумушка, мне странно это:

Да работала ль ты в лето?» —

Говорит ей Муравей.

Аркадий резко открыл дверь, молча загородив собой проход. Он решил послушать сначала, что она скажет. Стоит, куртка новая, модная, причёска тоже незнакомая. А взгляд как у курицы, которая понимает, что сейчас ей будут голову рубить.

- Привет, - сказала наконец тихо.

- Что пришла? – подготовлено спокойно спросил он.

- Можно пройти? – посмотрела за его плечо вглубь комнаты.

- Напелась? – его голос понизился, и она испуганно дёрнулась, отступая на шаг от двери.

- Так поди же, попляши! – рявкнул он что-то из забытого стишка и хлопнул дверью, чуть не задев её лица. Тяжело перевёл дыхание и замер, прислушиваясь к звукам на лестничной площадке. Из-за шумных вдохов сам не понял, слышал ли шаги или нет. Через минуту открыл дверь. Никого. Тихо-тихо закрыл.

«До того ль, голубчик, было?

В мягких муравах у нас

Песни, резвость всякий час,

Так, что голову вскружило». —

«А, так ты...» — «Я без души

Лето целое всё пела». —

«Ты всё пела? это дело:

Так поди же, попляши!»

От очередного порыва ветра Аркадий вздрогнул и ещё раз оглянулся по сторонам. На горизонте набухала огромная серо-сизая туча, ненавистное море посветлело и стало ещё злее бить волнами берег. Даже вороны куда-то спрятались.

«И где теперь эту дуру искать?» - тоскливо подумал Аркадий и побрёл по набережной.

2017