Пересадка (часть первая)⁠⁠

I

Люблю поезда. Поездка — это всегда маленькое приключение. Однако в этот раз мне, похоже, не повезло с попутчиками. Верхнее место напротив заняла мрачного вида брюнетка с ногтями, выкрашенными в чёрный цвет. Сразу после посадки она, не здороваясь, забралась наверх и уткнулась в смартфон. На нижней полке расположились дед с внучкой. Девочка выглядела лет на десять. Усевшись на своё место, она отрешённо уставилась в окно, слегка щурясь от весеннего полуденного солнца. Дед же, наоборот, суетился и вёл себя крайне беспокойно. Нервно потирал руки, глаза бегали из стороны в сторону. Он часто вздыхал и поглядывал на старые наручные часы с поцарапанным стеклом, плотно стягивающие тонкое запястье потрескавшимся кожаным ремешком.

— Отправление задерживают, что ли?

Старик вопросительно воззрился на меня. Голос у него был неприятный, какой-то тонкий и плаксивый.

— Вроде нет, — я взглянул на экран смартфона. — Рано ещё. Через пару минут должны оправиться.

— Скорее бы уже, — вздохнул дед. — Давайте знакомиться. Семён Степанович. Можно просто Степаныч.

Он протянул трясущуюся руку.

— Дима, — представился я, отвечая на рукопожатие. Ладонь Степаныча была холодная и липкая. Я украдкой вытер руку о штанину.

— Вы не против поменяться местами? — поинтересовался осторожно старик. — Не люблю спиной вперёд ехать.

— Давайте, — я пожал плечами, — Мне без разницы.

Немного потолкавшись в тесном купе, мы пересели. Брюнетка на верхней полке лежала с закрытыми глазами, уронив смартфон на грудь. Счастливая. У меня вот всегда были проблемы со сном, а она только легла и сразу отрубилась.

—Алисочка, ты пить не хочешь? — обратился дед к девочке заискивающим тоном.

Внучка отрицательно мотнула русой головой. Поезд зашипел, здание вокзала медленно исчезло за окном. Семён облегчённо вздохнул и полез в сумку.

— А я выпью, — он достал из старого рюкзака стеклянную бутылку без этикетки, наполненную тёмно-красной жидкостью. — Составите компанию?

— Что это?

Я подозрительно уставился на бутылку. Похоже, причина странного поведения старика и его трясущихся рук наконец прояснялась. Деду нужно было срочно поправить здоровье.

— Настойка домашняя, — он заговорщицки подмигнул. — Особый семейный рецепт.

Дорога предстояла долгая. Что такое пол-литра для двух взрослых мужиков? Просто способ приятно скоротать время за непринуждённой беседой.  

— Ща я за стаканами к проводнице схожу, — я приподнялся со своего места.

— Сиди-сиди, — замахал руками дед. — У меня всё с собой.

Всегда завидовал людям, умеющим так легко переходить на «ты». Попутчик тем временем извлёк из сумки пару складных стаканчиков и небольшой пластиковый контейнер с закуской.

— Картошечка тёплая ещё, — сняв крышку, он втянул носом воздух. — Алисочка готовила. Не смотри, что ребёнок. Она у меня умница. Всё умеет. Рано без матери осталась, сам воспитываю, как могу.

— Бросила?

— Не, — Степаныч шмыгнул носом. — Умерла.

— Извините.

— Ничего. — он махнул рукой. — Мы уже пообвыкли. Ты вот хлеба нарежь пока.

Он протянул мне буханку и складной нож с выкидным лезвием. На потёртой рукояти было выгравировано распятие. Я отрезал два аккуратных куска, мысленно отметив приятную остроту лезвия.

— Далеко едешь?

— До конца. А вы?

— Не, мы скоро выходим. У нас пересадка в пути.

— В гостях были?

— Можно и так сказать, — горько усмехнулся старик. — К дочке на погост ездили. Мы-то с внучкой в другое место перебрались, а она осталась. Вот и решили навестить.

Бросив быстрый взгляд на притихшую на верхней полке попутчицу, дед разлил по первой. Тягучая красная жидкость вызывала неприятные ассоциации с кровью, но я решил не судить о книге по обложке.

— Давай помянем.

Мы выпили, не чокаясь. Девочка неодобрительно покосилась на деда и снова отвернулась к окну.

У настойки был сладковатый и какой-то знакомый привкус. Она мягко скользнула в желудок и начала расходиться тёплой волной по всему телу. Я внезапно испытал острое чувство дежавю.

— На чём настаиваете? — поинтересовался я, ставя стаканчик на столик.

— Да травки разные, ягоды, корешки. Ничего особенного. Ты закусывай, не стесняйся.

Степаныч пододвинул контейнер. Вооружившись пластиковой вилкой, я насадил на зубцы крупный кусок варёной картошки и потянул его ко рту. Что-то мелькнуло у меня перед лицом. Негромко вскрикнув от неожиданности, я шарахнулся в сторону.

С верхней полки, слегка покачиваясь, безвольно свешивалась рука брюнетки. Блики солнца играли на аккуратных ногтях, покрытых чёрном лаком. Мысленно чертыхнувшись, я вернулся в исходное положение. Лёгкий аромат духов щекотал ноздри.  И снова дежавю настигло меня. Запах показался таким знакомым и родным, но в то же время пробуждал чувство глубокой печали. Я поднялся с лежака и посмотрел на попутчицу. Привлекательная женщина слегка за тридцать в чёрном топе с ярко-красным принтом «Мама, я знаю, мы все сошли с ума...» на фоне логотипа группы «Кино». Юбка чуть выше колен открывала стройные ноги. Длинные волнистые волосы цвета воронова крыла разметались по подушке, частично скрывая изящную шею. В моём вкусе. Было в чертах её лица что-то неуловимо порочное и притягательное.

Стараясь не разбудить, я осторожно взял её запястье двумя пальцами и медленно переместил свисающую конечность обратно на полку. Несмотря на то, что в купе было довольно тепло, рука женщины была холодна, как лёд. Что-то внезапно насторожило меня. Замерев, я пытался понять, что же не так с попутчицей, и вдруг до меня дошло… Она не дышала. Грудь её всё это время оставалась неподвижной. Надеясь, что ошибся, я слегка потормошил её за плечо.  Голова склонилась вправо, волосы, прикрывающие шею, соскользнули, и я, заорав, отпрыгнул назад, чуть не упав, споткнувшись о вытянутые ноги деда. На шее женщины красовался свежий глубокий порез. Кровь медленно сочилась из раны, впитываясь в подушку. Теперь я заметил тёмное пятно на белом постельном белье, прикрытое волосами. Я смотрел на труп не отрываясь, лихорадочно соображая, что же делать дальше. И тогда попутчица открыла глаза. Поезд въехал в тоннель.

Я замер у выхода из купе в кромешной темноте.

— Степаныч! — мой голос дрожал.

Тишина. Только стук колёс о стыки рельсов, многократно отраженный и усиленный стенами тоннеля. Лицо обдало смрадом.

— Я тебя помню, — раздалось внезапно рядом, и ледяная рука коснулась моего лица.

Заорав, я выскочил в коридор.

— Вернись! — донеслось мне вслед. — Я тебя ждала!

Голос был странный, какой-то клокочущий. Будто в горле говорившей бурлила жидкость. Двигаясь наощупь, хватаясь за боковые поручни вспотевшими руками, я представлял, как надуваются и лопаются кровавые пузыри в ране на шее моей попутчицы.

Неожиданно тьма рассеялась. В тусклом мигающем свете я обнаружил, что вагон сильно изменился. Грязные стены бугрились пульсирующими багровыми наростами, словно готовыми лопнуть назревшими фурункулами. Пол живым ковром устилали бледные шевелящиеся отростки. С потолка свисала желеобразная слизь, особо крупные капли которой, обрываясь, падали вниз с мерзким хлюпающим звуком. Я с отвращением отдёрнул руку от поручня, выглядящего как обнажённая окровавленная мышца.

— Вернись! — раздалось снова позади. — Это ты виноват!

Я обернулся и увидел, как из купе высунулась голова брюнетки. Глаза её были широко открыты, зрачки хаотично метались, занимая совершенно немыслимые ассиметричные положения, волосы свисали влажными лоснящимися сосульками. Тело оставалось внутри, а голова опускалась ниже и ниже, пока не коснулась пола щекой. Её затрясло. Оцепенев, я наблюдал, как рана на шее становится всё шире. Вдруг с громким хлопком лопнувшей резины голова отделилась от тела, и вслед за ней потянулась толстая кишка, по краям которой тут же стали распрямляться суставчатые ножки. Десятки ножек. Огромная окровавленная сороконожка с женской головой бросилась ко мне. Я рванулся прочь, но поскользнулся, угодив ногой в сгусток слизи. Яркая вспышка перед глазами от удара об пол через мгновение сменилась кромешной тьмой. Сознание покинуло меня.

II

Затхлый запах тлена проникал в ноздри, вызывая ассоциации с разложением и смертью. Я открыл глаза. Воспоминания о произошедшем беспощадным потоком заполнили моё сознание. Вскочив, я испуганно огляделся. Я совершенно не помнил, как снова оказался в купе. Полки были пусты. Все попутчики исчезли. Поезд не двигался, за окном плавал густой белёсый туман.

На секунду я решил, что мне всё приснилось, но внешний вид вагона быстро развеял мою надежду. Нет, не было никаких наростов на стенах или слизи на потолке, но это был определённо не тот вагон, в который я садился в начале путешествия. Либо я был без сознания десятки лет, либо мой кошмар всё ещё продолжается.

В стенах купе зияли многочисленные дыры с неровными краями, из-под сгнившей обшивки полок выглядывала потемневшая набивка, в которой копошились мелкие насекомые, в углах под потолком висели гирлянды пыльной паутины. На столе стоял контейнер Степаныча с засохшей чёрно-зелёной субстанцией внутри. Пустая бутылка из-под настойки валялась рядом. Хотя не совсем пустая, что-то в ней было. Я поднял стеклянную ёмкость, оттёр от пыли и в струящемся из окна тусклом свете попытался разглядеть содержимое.

То, что находилось внутри, больше всего было похоже на крупный корень женьшеня. Веретенообразная, напоминающая уродливое человеческое тело, ветвящаяся часть растения заполняла почти весь объём бутылки. Непонятно, каким образом его запихнули внутрь. Учитывая ширину горлышка, сделать это было физически невозможно. Непроизвольно всплыло воспоминание об анатомическом разделе Кунсткамеры. Внезапно корень зашевелился. Я с отвращением резко швырнул бутылку на пол. Осколки разлетелись по полу. По ушам резанул пронзительный визг. Мои барабанные перепонки готовы были лопнуть, пространство вокруг искривлялось и тряслось, казалось, что зубы во рту вибрируют. Стекло вагона вылетело наружу блестящей крошкой. Зажав уши руками, я кинулся прочь.

Преодолев коридор в несколько прыжков, я оказался в тамбуре. Споткнулся и вывалился на платформу, едва успев выставить руки. Визг стих. Со стоном я поднялся на ноги. В ушах звенело. Осторожно коснулся их и увидел следы крови на пальцах.

Что здесь происходит?

Я ошарашенно крутил головой. Поезда не было. От всего состава остался лишь один вагон, и тот выглядел так, как будто не двигался с места много лет. Он был покрыт ржавчиной и копотью. Впрочем, рельсовая колея, на которой он стоял, выглядели не лучше — металл, изъеденный тёмно-бурой ржой, опирался на трухлявые шпалы, между которыми сновали жирные чёрные крысы.

Повернувшись, я оглядел здание вокзала. Покосившееся деревянное строение сквозь густой туман щерилось тёмными провалами выбитых окон. Над входом красовалась скособоченная выцветшая надпись «Нижний Ям». Чуть ниже красной краской было неровно намалёвано кривыми буквами «Пересадочная станция». Снова мимолётное чувство дежавю коснулось моего сознания.

Сквозь стихающий звон в ушах я услышал размеренное тиканье. Источник звука был где-то совсем рядом. Я запустил руки в боковые карманы джинсов. В обоих нащупал какие-то предметы, которые явно положил туда не сам. Извлёкши находки на свет, я внимательно их осмотрел. В правой руке оказался выкидной нож Степаныча, а в левой его же наручные часы.

Циферблат светился ровным зелёным светом, а единственная стрелка, отмеряющая секунды, крутилась в обратную сторону. Поддавшись внезапному порыву, я надел часы, туго затянув старый кожаный ремешок. Лезвие ножа выскочило из рукоятки с сухим щелчком. Какое-никакое оружие. Не уверен, что от него будет большая польза, но так я почувствовал себя немного спокойнее.

Узкий перрон был завален мусором. Какие-то тряпки, обрывки бумаг и обломки мебели валялись повсюду. Напротив входа возвышалась уродливая статуя, выкрашенная в светло-синий цвет. Человекоподобное существо с вытянутыми вперёд двумя парами рук, оканчивающимися перепончатыми когтистыми лапами, присело, как будто готовясь к прыжку.  Колени его неестественно длинных ног находились выше плеч, а тело склонилось почти параллельно земле. С шеи свисало ожерелье из человеческих черепов. На лишённой растительности голове не было ни глаз, ни носа, ни ушей. Хотя один глаз я всё же обнаружил. Он расположился внутри широко раскрытой пасти, усеянной длинными игольчатыми зубами.

Передёрнув плечами, я обошёл статую по широкой дуге и, озираясь по сторонам, направился ко входу в вокзал. Где я? Что это за место и как я тут оказался? Стоп. А куда я ехал? Замерев на месте, я лихорадочно силился вспомнить свой маршрут. Сердце испуганно сжалось. Я не помнил ничего из своей прошлой жизни. Всё, что было до посадки в поезд, начисто стёрлось из памяти. Дима! Меня зовут Дима! Это всё, что я помню. Господи, я даже не знаю, как выгляжу. Сколько мне лет? Чем я занимаюсь? Пустота. Как будто до того, как я сел в этот вагон, меня и не было вовсе.

Озадаченный внезапной амнезией, я приблизился к зданию вокзала и заглянул в одно из разбитых окон. В темноте с трудом угадывались очертания сидений, хаотично разбросанных по залу ожидания. Заходить внутрь у меня не было никакого желания. Однако это был единственный неисследованный мной видимый объект, остальное пространство тонуло в густом белёсом тумане. Исключая вагон, конечно. Туда я точно возвращаться не собирался.

С тоской оглянувшись назад, я уловил какие-то изменения в окружающей обстановке. Не сразу сообразив, что именно изменилось, ещё раз окинул взглядом перрон. И тут до меня дошло. Сердце пропустило несколько ударов, подпрыгнув к горлу. Резко рванув на себя тяжёлую дверь, я заскочил внутрь. Створка за моей спиной захлопнулась с громким стуком. Эхо заметалось в пустом зале. Я привалился к стене, тяжело дыша. Немного восстановив дыхание, подкрался к ближайшему окну и выглянул наружу. Нет, мне не показалось. Постамент, на котором стояла отвратительная статуя, был пуст.

III

Мне хватило увиденного, чтобы поверить в любую чертовщину. Существовала всё же вероятность того, что у меня галлюцинации или я сошёл с ума. Что если я наркоман или душевнобольной, и всё происходящее лишь порождение моего нездорового разума? Возможно, лежу сейчас где-нибудь без сознания под действием препаратов и…

Внезапно перед глазами всплыл образ Степаныча, разливающего настойку по стаканам. Вот старый козёл! Травки-корешки, говоришь? Опоил. Сейчас, наверное, шарят по карманам на па́ру с внучкой. Если она вообще ему родственница. Историю ещё такую слезливую выдумал.

Я немного успокоился. Неприятно, конечно, но не безнадёжно. Не будут же они случайного попутчика до смерти травить ради наживы. Может, я совсем без денег еду? Откуда они знают, что у меня есть чем поживиться? Насколько помню, в купе я «лопатником» не светил.

Настораживало только, что всё происходящее, несмотря на абсурдность, казалось очень реалистичным. В ушах всё ещё стоял слабый звон, а ладони саднило от удара об асфальт. Я топтался на месте, ожидая, когда глаза привыкнут к темноте.

Неожиданно из глубины зала раздался сухой старческий кашель.

— Кто здесь? — взвизгнул я, выставив перед собой руку, всё ещё сжимавшую «выкидушку» деда. —У меня нож!

— Рад за тебя, — в голосе слышалась нескрываемая насмешка. — Смотри не порежься ненароком.

Знакомый дребезжащий голос с плаксивыми нотками.

— Степаныч? — осторожно уточнил я.

— Он самый, — подтвердил из темноты старик. — Чего застыл? Присаживайся рядышком.

Вытянув руки, я осторожно пошёл на голос.

— Обожди, — раздалось где-то справа. — Ща иллюминацию оформлю, а то ноги переломаешь.

Под потолком раздалось жужжание, и тусклый свет люминесцентных ламп осветил зал ожидания. Лампы мигали, тухли и снова загорались, в произвольном порядке создавая жуткие гротескные тени на стенах помещения. Я, наконец, смог осмотреться.

Вокзал изнутри выглядел ещё древнее, чем снаружи. Стены и потолок покрывали тёмные разводы — то ли грязь, то ли плесень. Большинство рядов кресел были перевёрнуты, остальные беспорядочно сдвинуты со своих предусмотренных планировкой мест. Подошвы ботинок слегка липли к перепачканному желеобразной субстанцией полу, неприятно чавкая при ходьбе. В углу сгорбилась фигура в тёмном, блестящем от влаги дождевике. Капюшон полностью скрывал лицо Степаныча. Он приглашающе похлопал рукой по соседней сидушке.

Я приблизился, не сводя с него глаз, и, убрав нож в карман, присел вполоборота на краешек кресла через одно место от него.

— Думаешь, небось, что спишь? — ехидно поинтересовался старик.

— А разве нет? — я решил прикинуться дурачком.

— Не могу я тебе, Дима, на этот вопрос ответить. Не про всё тут можно говорить. У этого места свои правила, нарушать которые нельзя. Могу лишь уверить, что попал ты сюда добровольно и прекрасно знал, на что шёл. Скоро всё вспомнишь.

— Я нашёл в вагоне вашу бутылку, — решил я зайти с другой стороны. — Внутри было что-то живое.

— Не совсем живое. Это корень мандрагоры. Крайне опасная штука в неумелых руках. Надеюсь, ты не попытался его оттуда достать?

— Вообще-то бутылка разбилась, и этот ваш корень выбрался.

— А вот это плохо, — неодобрительно поцокал языком Степаныч. — Значит, времени у нас ещё меньше, чем я думал. Передвигается он хоть и медленно, пока маленький, но зато очень упорно. Когда вырастет, будет шустрее, а растёт он очень быстро. Если сюда доползёт, то мало не покажется.

— Тогда нам нужно уходить куда-нибудь, — я вскочил с кресла. — Чего сидим? Пошли скорее. Заодно объясните, что тут творится.

— Это тебе нужно уходить, — тяжело вздохнул старик. — Мне уже поздно. Времени у тебя немного. Следи за часами. Как только циферблат почернеет — выход закроется. Хотя шансы у тебя и так не велики. Зря ты решил сюда сунуться.

— Да куда «сюда»? Где я вообще?

— Не могу сказать, — покачал головой старик. — Сам должен вспомнить.

— Хорошо, — раздражённо буркнул я. — Куда идти, хоть?

— Там помещение для сотрудников, — он мотнул головой в сторону кассы. — Через него до служебного выхода доберёшься, если повезёт. Почаще смотри на часы, они подскажут направление. Берегись Кассира и Смотрителя.

— Какого ещё Смотрителя? — я почему-то вспомнил одноглазого монстра, пропавшего с постамента на перроне.

— Станционного, — тихо отозвался Степаныч.

Внезапно голова его упала на грудь. Руки безвольно свесились. Из раскрывшейся ладони выпал небольшой продолговатый предмет.

— Эй!

Я легонько толкнул старика в плечо. Собеседник с глухим стуком упал на пол. Капюшон свалился с головы. У Степаныча не было лица. Передо мной лежал безликий манекен. Тусклый свет люминесцентных ламп играл на гладком блестящем пластике.

Я пятился, пока не упёрся спиной в стену. Замерев, я испуганно смотрел на то, с чем только что разговаривал. А был ли разговор на самом деле? Может, это просто продолжение галлюцинации? Решившись, я осторожно приблизился к неподвижному манекену и нагнулся за выпавшим у него предметом. На грязном полу лежал небольшой металлический фонарик. Я притянулся за ним. Холодные пластмассовые пальцы резко сомкнулись на моём запястье. Заорав, я дёрнулся назад, вырывая руку. Не удержав равновесия, приземлился на пятую точку, и не вставая, стал отползать спиной вперёд, быстро перебирая ногами.

Манекен поднимался. Конечности его резкими рывками сгибались и разгибались под невообразимыми углами. Плащ соскользнул, обнажая бесполое пластиковое тело. Выворачивая колени и локти, жуткая пародия на человека двинулась в мою сторону. Нащупав в кармане нож, я ранул его наружу. Поднялся на ноги и бросился к приближающемуся существу. Острое лезвие со щелчком выскочило из рукояти. Неумело размахнувшись, я всадил нож в голову жуткого манекена и отпрыгнул, оставив своё оружие в податливой пластмассовой плоти.

Существо яростно замотало головой. Выгравированное на рукояти распятие ярко светилось. В нижней части лица манекена появилась узкая горизонтальная трещина. С каждым мгновением она становилась всё шире, образуя некое подобие рта. Наконец, сформировавшаяся пасть распахнулась, исторгнув из себя громкий вопль. Монстр схватился за торчащую рукоять ножа обеими руками в попытке избавиться от предмета, причиняющего ему боль. Распятие вспыхнуло ярче, раздался громкий хлопок и деформированные куски пластика разлетелись по залу ожидания. Угольно-чёрный сгусток клубящейся материи, метнувшись в сторону кассы, исчез, пройдя сквозь стену.

Ошарашенно я смотрел на то место, где секунду назад корчился от боли раненый манекен. Только нож, лежащий на полу, напоминал о происшедшей стычке. Рукоять перестала светиться, но своей задачей он справился просто превосходно. Что за тварь напала на меня? Возможно, это тот самый Кассир, о котором упоминал старик. К сожалению, спросить было не у кого.

С бешено колотящимся сердцем я подобрал небольшое, но грозное оружие. Убрав лезвие, спрятал нож в карман. Щёлкнув выключателем фонарика и убедившись в его работоспособности, засунул за пояс.

С металлическим скрипом приоткрылась тяжёлая дверь в служебное помещение, будто приглашая войти.

В полной растерянности я застыл на месте. Могу ли я доверять тому, кто скрывался под капюшоном? Не ждёт ли меня за дверью западня?

В зале стало заметно светлее. Лампы перестали мерцать. Свет, исходящий от них, становился всё ярче, разгоняя остатки тьмы. Сверху послышалось нарастающее гудение. Я ощутил лёгкое пощипывание на коже. Волосы на руках слегка приподнялись. Казалось, что воздух по непонятной причине пропитывается электричеством. Я прикрыл глаза ладонью, защищаясь от слепящего света, и тогда все лампы одновременно лопнули, осыпая меня осколками и фейерверками искр. Я зажмурился и присел, закрывая голову руками. Спустя несколько секунд, открыв глаза, я понял, что снова оказался в темноте. Сочащегося из разбитых окон тусклого света едва хватало, чтоб маневрировать между рядами кресел.

Боковым зрением в тумане, скрывающем перрон, я уловил движение. Он будто стал плотнее, принимая какую-то форму. Я уже догадывался о том, что сейчас увижу, но не мог сдвинуться с места. Парализованный страхом, я беспомощно наблюдал, как из белёсого марева появляется Станционный Смотритель.

Будучи статуей, он не казался мне настолько большим. Сейчас же я понимал, что, даже двигаясь на полусогнутых ногах, он был выше меня как минимум в два раза. Пасть его была широко распахнута.  Огромный нечеловеческий глаз с вертикальным зрачком, скрытый за частоколом зубов, медленно двигался из стороны в сторону. Тварь искала меня. В этом не было никаких сомнений.

Неимоверным усилием поборов оцепенение, я сдвинулся с места. Стараясь ступать максимально бесшумно, короткими шажками я приближался ко входу в служебное помещение, не сводя глаз с жуткой твари. Под ногой раздался сухой хруст. Я машинально бросил взгляд вниз и тут же снова поднял глаза. Монстр смотрел прямо на меня. Понимая, что осторожничать уже бессмысленно, я рванулся к спасительному укрытию. Позади раздался грохот – Смотритель ломился внутрь, круша створки вокзальных дверей.

Я скользнул в приоткрытую тёмную щель и, внезапно лишившись опоры, крича, рухнул вниз. Пола за дверью не было.  

IV

Несколько раз перевернувшись в полёте, я перестал понимать, где верх, а где низ. Наконец, лязгнув зубами, я приземлился спиной на что-то мягкое. Меня окружала непроглядная тьма. Отчаянно борясь с подступающей паникой, я пытался выровнять сбитое дыхание. Нужно достать нож! Рука метнулась к карману штанов и наткнулась на заткнутый за пояс фонарик. Вот это кстати!

Луч света прорезал темноту. Из моего надсаженного горла вырвался лишь тихий хрип. Я лихорадочно размахивал фонариком, чувствуя, что разум покидает меня. Вокруг, насколько позволяла разглядеть мощность моего осветительного прибора, были разбросаны части человеческих тел. Бледные, обескровленные руки, ноги, туловища и головы валялись в беспорядке среди ворохов одежды. На одну из таких куч мне как раз и посчастливилось приземлиться. Я с отвращением отпихнул от себя ногой ближайший безголовый торс. Оказавшись на удивление лёгким, он скатился вниз и глухо стукнулся о пол. Заподозрив неладное, я съехал следом и рассмотрел его более внимательно. Так и есть. Снова манекены.

Воспоминание коснулось моего разума неожиданно.

Запах бензина и горячего металла. Кровь заливает глаза. Через потрескавшееся лобовое стекло машины я вижу разбитую витрину магазина одежды. Изуродованные манекены, перевёрнутые стойки с тряпьём, кричащие люди. Слева, у дверцы автомобиля стоит какой-то парень в светлой футболке и размахивает руками. Он довольно высокий. На футболке изображение четырехрукой индийской богини, и хоть мне видна только нижняя её часть, я знаю, что это Кали. Нужно сосредоточиться на этом и ни в коем случае не смотреть направо. Там что-то страшное. Мне нельзя этого делать, но я поворачиваюсь. Яркий свет слепит меня…

Воспоминание оборвалось так же внезапно, как и возникло.

Что это было? Я пытаюсь зацепиться за ускользающие образы и вспомнить что-то ещё, но всё тщетно. Ладно. Пусть не сразу. Кусками, обрывками, фрагментами, но память возвращается.

Я немного воспрял духом.

Однако всё ещё было неясно, в какой стороне находится выход. Луч фонарика метался среди одинаковых тряпичных холмов. Ни стен, ни потолка видно не было, но так как кожа не ощущала даже малейшего движения воздуха, я всё же решил, что нахожусь в помещении. В очень большом помещении. Часы на руке завибрировали. Взглянув на циферблат, я отметил, что цвет его изменился с насыщенного зелёного на салатовый, а стрелка перестала крутиться в обратную сторону. Теперь она замерла между цифрами «три» и «четыре». Что там старик говорил про направление? Я слегка повернулся вправо, стрелка сместилась и замерла на цифре «два». Похоже, у меня есть какое-то подобие компаса.

Следуя указанному курсу, я двинулся вперёд, обходя особо большие кучи одежды. Мне казалось, я иду целую вечность, но пейзаж вокруг оставался прежним. Внезапно сквозь гробовую тишину до меня донёсся едва различимый звук. Я замер, прислушиваясь. Точно. Впереди кто-то хныкал и всхлипывал. Женщина или ребёнок. Звук раздавался чуть в стороне от нужного мне направления. Было ясно, что доверять в этом месте нельзя никому, но вдруг кто-то действительно нуждается в помощи? Решив рискнуть и всё же проверить, я двинулся на звуки плача.

Через несколько минут я оказался перед очередной большой кучей тряпок. Приглушенные всхлипы доносились откуда-то изнутри.

— Эй, ты где? — негромко позвал я.

Звуки резко прекратились.

— Не бойся, — я старался придать своему голосу убедительности. — Вылезай. Не обижу.

Тряпки зашевелились, из-под них показалась голова с длинными русыми волосами. Девчонка из купе. Внучка Степаныча. Я даже помнил её имя.

— Алиса? — настороженно произнёс я. — Ты чего здесь делаешь?

— Я потерялась, — шмыгнула она носом, щурясь. — Можешь не светить в лицо?

Как и дед, несмотря на разницу в возрасте, девочка легко перешла на «ты».

— Конечно, — я поспешно отвёл фонарик в сторону. — Ты помнишь, как тут очутилась?

— Нет. Свет погас. Потом уже здесь оказалась. Одна.

— Ладно. Держись рядом.

Она крепко вцепилась в мою руку. Я взглянул на циферблат и, убедившись, что стрелка часов совместилась с цифрой «двенадцать», направил луч фонарика перед собой.

— Давай выбираться.

Какое-то время мы шли молча. Меня периодически охватывало чувство дежавю, но всё это было только на уровне ощущений. Не воспоминания, а лишь их блеклое эхо.

— Расскажи мне о своём дедушке, — я решил нарушить затянувшееся молчание. — У тебя из родных больше никого нет?

— Есть бабушка, но она в другом месте. Далеко. Мы с ней редко видимся.

— Понятно, — протянул я задумчиво. — Значит, вдвоём с дедушкой живёте.  А отец?

— Дед запретил мне об этом говорить, — в голосе Алисы слышалось сожаление. — И про маму тоже.

— Странный тип твой дед, — не удержался я. — Подозрительный какой-то.

— Он здесь часто бывает и знает, как правильно себя вести.

— Если он такой опытный, то как умудрился тебя потерять?

— Не знаю. Может, так было нужно?

— Кому?

Девочка промолчала. Поняв, что разговор зашёл в тупик, я решил зайти с другой стороны.

— А ты сама здесь в первый раз?

— На Пересадочной?

— Ну.

— Да. Я раньше дальше Памятного Околотка не была.

— Это там вы с дедом живёте? Деревня так называется?

— Ага.

— Очень странное название.

— Мы привыкли.

Я заметил, что кучи тряпья стали попадаться всё реже. Стало заметно светлее. Впереди стала различима вертикальная полоса густого тумана. Похоже, мы всё же нашли выход. Я аккуратно высвободил ладонь из руки Алисы и взглянул на часы.

— Не отпускай меня! — испуганно вскрикнула она.

— Не бойся. Мне нужно просто кое-что проверить.

Мы двигались правильно. Только вот циферблат заметно пожелтел. Время неумолимо истекало.

— Куда бы мы ни шли, думаю, что мы уже близко.

Я обернулся. Девочка исчезла.

— Алиса! — хрипло закричал я сорванным голосом.

Тишина. Я метнулся назад. Луч фонарика беспорядочно заметался из стороны в сторону. Всё тщетно. Ребёнок пропал.

Выругавшись про себя в бессильной злобе, я развернулся и побрёл к клубящемуся впереди туману. То, что я издалека принял за выход, оказалось просто туманным столбом диаметром не более двух метров. Я обошёл его вокруг, не сводя глаз с часов. Стрелка неизменно указывала в центр бесплотной колонны. Я осторожно погрузил в неё руку, а затем решительно шагнул внутрь.

Пересадка (часть вторая)