Охотник на вампиров по объявлению. Часть 20 / Запутанная ночь⁠⁠

🔞18+
🟢 Предыдущая часть
⏮️ Первая часть
🎧 На моей странице скоро выйдет аудиовариант этой серии ✅

Резкий, отчаянный дёрг – и дверца наконец поддалась, с хриплым вздохом приподнявшись из проёма. Я облегчённо выдохнул, ничего не сломав, и уже без труда откинул её на пыльный, скрипучий пол. В тот же миг из раскрытой бездны вырвался порыв сырого, подвального воздуха, обдав меня прохладой и запахом земли, сырости и чего-то очень старого. Моему взгляду открылась первая, железная ступень – грубая, широкая, она напоминала лестницу в ангаре, где работала Света. Остальное тонуло в кромешной, непроглядной тьме, хранящей свои подземные секреты.

— Ну что ты уставился? Полезай уже! — нетерпеливо гаркнул хозяин, подгоняя меня, а я смотрел на чёрную, как смоль, пасть проёма...

Там ведь было темно...

— Фонарик-то дашь? — раздался голос Галины, словно озвучивая мои собственные, только что возникшие мысли.

— Ещё и фонарь нужен? — недовольно пробухтел Виктор. Не знаю, почему у него было такое настроение. Наверное, он бы придрался к любой дальнейшей даже самой разумной просьбе, но всё же ссутулившись нехотя поплёлся за дверь в соседнюю комнату.

— Вот ворчун стал какой! Не обращай внимания. Старость до всех доберётся, — объяснила Галина, словно извиняясь за хозяина. Она потирала предплечья от холода, нисходившего из подвала, и отошла к старому серванту, всматриваясь в старые выцветшие фотографии, на которых, возможно, были люди, из прошлого, знакомые ей.

Я оглядел комнату в поисках выключателя и, найдя, щёлкнул его. На потолке вздрогнула и вспыхнула старая люстра с двумя мутными плафонами. Её свет, тусклый и желтоватый, неохотно разгонял мрак, но всё же дарил иллюзию безопасности.

Вернувшись к краю проёма, я осторожно развернулся. С легким, но острым волнением, точно ныряльщик перед погружением в прорубь, я начал спуск. Свет люстры лишь отодвинул мрак, выхватывая из него верхние ступени и часть каменного пола внизу, оставляя остальное в вязкой, непроглядной тени.

— На вот, пробуй этот, — Виктор вошёл в комнату, его рот был криво поджат, а глаза злобно прищурены. Он раздраженно бил по ладони фонарём, который, казалось, был на грани выхода из строя, то и дело мерцал, не желая служить, — Другого нет. Тебе нужен, а не мне, так что лезь давай скорее, я не хочу тут с вами до ночи стоять! — поторапливал  он меня, протягивая чёрную обтёртую штуковину, направляя его стеклянный глаз прямо в мою сторону.

Я по пояс выглядывал из прохода, упираясь одной рукой в пыльный пол, другую вытянул вперёд, чтобы взять злополучный фонарик. Внезапно свет мелькнул мне в лицо, ослепив на мгновение и заставляя мгновенно зажмуриться. От яркой резкой вспышки я едва не завалился назад, чудом удержав равновесие. Волна холодного адреналина пронзила живот, а в висках застучал пульс, отдаваясь глухой болью. Но я стиснул зубы, стараясь не подать виду. Галина Алексеевна подошла сбоку с довольной улыбкой, поглядывая на меня, как на героя близкого к победе, искренне переживая за мой успех.

— Не ослепил? Смотри, чего делаешь-то, дубина старая! — рявкнула она на старика, тот лишь в ответ ещё больше скривил и без того угрюмое лицо, явно не до конца понимая, в чём его так яростно упрекают.

В голове вспыхнула резкая мысль: я ведь мог серьёзно покалечиться, рухнув туда, на этот мерзкий каменный пол, и всё из-за этого ворчливого, неуклюжего придурка Виктора Денисовича! Все эти раздумья о поломанных костях заставили меня игнорировать идею расплатиться с ним. Я просто возьму велосипед и всё, как предлагала соседка.

Лестница круто уходила метра на четыре вниз. Я начал аккуратно спускаться, держась за шероховатые перила.

— А куда тебе торопиться-то? Если надо, так и до ночи подождёшь! — вдруг спросила Галина Алексеевна с насмешкой в голосе в тот момент, когда я ступил на горизнонтальную каменную поверхность.

Хорошо, что этот базар начался без меня. Пусть они выясняют теперь отношения сколько душе угодно, а не пичкают меня своими "бесценными" советами. Я сосредоточился на тьме, которая ждала меня внизу, погреб казался еще более обширным и пугающим. Здесь было холодно и сыро.

Я светанул фонарём по углам помещения, и передо мной открылась картина, полная тайн и заброшенности. Десятки-сотни вещей, подобно тому, что я видел у Григория, хранились у стен, накрытые пледами или коврами. Что именно таилось под ними, было загадкой. Некоторые участки пространства были заставлены высокими листами фанеры. Где-то обзору мешали две кирпичные колонны, стоящие как древние стражи. Всё это создавало большой фронт работы. Я с горечью осматривал этот хаос: ни единого намёка на искомое – ни блеска спиц, ни изгиба руля. Предстояло не просто искать, а буквально перерывать это нагромождение, надеясь наткнуться на силуэт, хоть отдаленно напоминающий велосипед.

Виктор что-то хотел сказать в ответ соседке, но вместо слов только промычал, затем всё же выдавил из себя, рыча:

— Тебе какое дело? Занят я, понятно?! — огрызнулся он, и его голос звучал напряжённо.

Я не стал вникать в накал страстей. Сейчас это было несущественно. Гораздо важнее было найти велосипед. Поднять эту махину наверх в одиночку я точно не смогу, а значит, позже мне понадобится их помощь. Пока же мне было не до их ссоры.

Я начинал дрожать от холода. Фонарь моргал, внезапно отказывался работать, то зажигался снова, то опять погасал, затрудняя мои поиски. На груди вдруг почувствовалось жжение. Этого ещё не хватало. За окном уже точно стемнело. Холодный укол предчувствия поселился в сознании, настойчиво отговаривая меня находиться здесь. Неужели к дому приближались Дмитрий с Полиной? Нужно было поторапливаться, хотя бы найти, где именно стоял велосипед, а уж потом, может, завтра, достать его.

— Не выдумывай! С ума сходишь тут в одиночестве. Так хоть в гости к тебе пришли, а ты и то не рад! — как будто из соседней комнаты доносился дальнейший разговор.

— Я не звал никого! Никого не хочу и видеть! — вновь огрызнулся Виктор, и в его словах ощущался бушующий ураган недовольства.

Схватившись за уголок ближайшего пледа, я резко сдернул его. Под ним оказались два старых стула. Облако вековой пыли взвилось к потолку, забивая дыхание, щекоча ноздри и вызывая приступ сухого кашля. За спинками стульев, у самой стены, не было ничего, что напоминало бы о велике. Пустота, обманувшая надежду. Я отступил, промаргиваясь от пыли. Что-то неважное звякнуло под ногами, упав с сидушки одного из стульев.

Тем временем сверху грызня набирала обороты, голоса взлетали до почти визга. Тоже мне нашли причину для ругани.

На фоне этой суеты прозвучал грубый мат от Виктора, голос Галины срывался в надрыв. Я громко вздохнул, чтобы успокоить себя, но амулет пульсировал на груди, уже не просто обжигая, а словно вколачивая тревогу, предостерегая о чём-то важном, что вот-вот произойдёт.

Прочистив горло и несколько раз чихнув, я возобновил поиски, невзирая на нарастающий скандал. Мелькающий луч фонарика раздражал куда сильнее. Пришлось по примеру Виктора, бушующего наверху, резко постучать по корпусу. Вроде бы помогло: источник света снова засиял. Решив, что нужно двигаться дальше, я протиснулся к колонне, отодвигая громоздкую связку черенков для лопат, которые прижимали другой плед. Уже предчувствуя неладное, я прищурился и задержал дыхание, чтобы сосредоточиться на том, что скрывалось под тканью.

И только я медленно потянул за ткань, в этот момент раздался резкий крик сверху, и дверца в погреб захлопнулась с оглушительным грохотом.

Не похоже на случайность. Я оказался в западне!

Нет-нет-нет! Я не мог допустить повторения утреннего кошмара, когда меня уже сделали пленником. Паника ледяным жгутом оплела мозг, резанула нутро так, что я тут же забыл и о велосипеде, и обо всем на свете. Я бросился к лестнице. Сверху доносились крики, теперь уже не ссора, а настоящая схватка: Галина и Виктор, казалось, вцепились друг в друга. Мой амулет пылал на груди обжигающим огнём, словно раскаленный уголь, но я и без него знал: я попал в капкан, угодил в настоящую мышеловку. Хозяин мне сразу не понравился своим поведением, его настойчивая спешка казалась подозрительной. Слишком поздно пришло осознание, что здесь что-то не так. Теперь моя жизнь висела на волоске, завися от бабульки, которая ещё недавно заступалась за меня.

Или не от неё?

— Что ты делаешь?! — глухо прозвучал надрывистый голос старика, напрягая все мои нервы. — Открой! Дура старая, отойди! Зачем захлопнула?!

— Сам уйди! Уйди прочь! — прокричала она ему в ответ, будто бы не своим голосом. Неужели там, наверху, был кто-то третий?

Доски пола над моей головой скрипели и стонали под ними, словно крутящимися в танце, вот только вряд ли у них там было так весело.

Поднявшись по лестнице, я упёрся рукой в дверцу, закрывшую погреб. Она оказалась плотно прижата, и прямо на ней разворачивалась яростная борьба. Я уже не понимал, кто из них вдруг стал моим соперником, а кто – союзником. Недавно я считал таковым Виктора, но его слова прозвучали как предостережение: это не он запер меня здесь. Тогда кто, если не Галина?

— Сдурела совсем?! Отпусти меня! — в ужасе завопил он с душераздирающим надрывом.

Что же там за бесовщина происходила? Я был как на иглах, чувствуя, как вся сцена накаляется до предела, а я до сих пор оставался отрезан от свободы.

Я пробовал открыть дверцу, толкал её изо всех сил и выжидал момент, когда они оба отойдут хотя бы на шаг в сторону. Над головой звучали какие-то стоны, хрипения, словно нечеловеческие, крики – мрачная симфония страха и паники. В рукаве у меня же был спрятан нож, но какой от него прок, пока я в западне? Шаги по полу скрипнули слева, и вдруг дверь поддалась: я поднялся на следующую ступень, полностью приподняв тяжёлое деревянное полотно.

Я не знаю, как мне удалось увернуться. Инстинкт самосохранения, дикий и слепой, заставил меня машинально отпрянуть и сесть сбоку на самый край проёма, лишь бы не оказаться снова в захлопнутом чреве погреба. Виктор Денисович пятился назад прямо к зияющей черноте лестницы, хрипя от удушения, и он не подозревал, что сейчас провалится. Мне показалось? Нет, я был уверен, что пальцы Галины Алексеевны мёртвой хваткой впились в его шею, натягивая кожу добела. Она прилипла к нему вплотную, а из её горла вырывалось булькающее, неестественное для человека хрипение, полное отвратительной влаги.

Ещё шаг, и они оба полетят в пропасть.

Мог бы я помешать их падению? Вряд ли. Всё произошло слишком быстро. Я лишь успел втянуть ноги, поджав их под себя, и вскочить на дрожащие колени. Старик ступил в пустоту. Он начал падать, заваливаясь назад, успев сделать пол-оборота, в отчаянии взмахнуть руками, хватаясь за воздух. Затем, будто марионетки, они оба с грохотом приложились о противоположную сторону проёма, и в то же мгновение скрылись от моих глаз, в следующую секунду рухнув с оглушительным хрустом костей и глухим ударом на каменный пол погреба.

Я ничего не разглядел в непроглядной тьме внизу, да и не горел желанием. Трусливый пот ударил в руки, а может, и моя челюсть начала клацать от испуга.

Сопение и стоны раздались снизу, и тревога от осознания произошедшего взмыла к горлу. Если я не скроюсь из этого проклятого дома, то стану следующим, кого бросят в эту чёрную, холодную яму.

Виктора больше не было слышно, мужской голос стих. Неужели он потерял сознание или свернул себе шею? Я, не раздумывая, захлопнул дверцу погреба, а затем бросился к выходу, всматриваясь в тьму, не зная, кто может поджидать меня снаружи, но точно зная, что в этом доме находится чудовище — упырь, зомби или нечто другое, вселившееся в старуху.

Вытащив нож из рукава, я выбежал во двор, мелькая светом заикающегося фонаря, болтавшегося на ремешке на моей кисти. Кругом царила темнота, выдавая меня. Столкновение с нежитью казалось неизбежным. Спасёт ли меня острое лезвие? Главное – самому на него не напороться в панической спешке.

Я мчался, забыв о том, где нахожусь. Страх сбивал с толку, превращая меня в напуганного зайца, за которым охотилась стая хитрых лис, готовых в любой момент настигнуть. Лишь спустя сотню шагов, когда лёгкие уже горели, в голове промелькнула острая мысль: мы ведь пришли с другой стороны. Куда я несусь?

От реки доносился запах гари — едкий и пронзающий, пробивающий сознание. Что-то загорелось прямо в деревне с приходом темноты. Лишь бы это не был мой дом.

Ключи всё ещё были при мне. Я вернусь в свою укромную хижину, где буду в безопасности. Нежить не посмеет войти без приглашения. пусть царапает стены, пусть воет у порога – я не выйду. Я продержусь до рассвета, переживу эту ночь.

Галина Алексеевна... Как же так? Кем она оказалась? Почему мой амулет, обычно безошибочно реагирующий на любую угрозу, днём молчал? Да и она заходила ко мне вечером, но не спрашивала разрешения. Вампиры так не могли. Но что, если она не полноценный вампир, а лишь свежий трутень-зомби, заражённый человек, в котором яд лишь ждёт своего часа, чтобы начать действовать? Все мои знания, почерпнутые из десятков прочитанных статей, из запутанных, противоречивых поверий о кровососах, теперь казались бесполезным хламом. Тот, кто составлял такие тексты, вряд ли когда-либо сталкивался с ними, с созданиями тьмы.

Очередная осечка света фонаря, и во мне закипела злость. К чёрту эту бесполезную игрушку! Он только раздражал своей неспособностью справляться с мраком. С яростным выдохом я швырнул его в сторону, не думая о том, что причиной могли быть старые батарейки. Но всё равно: где бы я взял новые? У Григория? Утром он крутился у Галины, а теперь... теперь она сама стала нежитью. Всё перевернулось в моём представлении. Враги окружали меня со всех сторон, и мне было некуда деваться.

В ту же сторону можно было выбросить и брелок, от которого не было пользы, но с ним я не был готов расставаться, помня, что это собственность Светы, к которой я почему-то ещё надеялся вернуться.

Очередной жилой дом возник у меня на пути. В окнах мерцал свет, зовущий, но я не решился заходить туда. Уже не имело значения, кто внутри – человек или нежить. Я продолжил свой безумный бег к собственному порогу.

Нож, крепко сжатый в руке, делал меня похожим на безумца, на дикаря, способного испугать любого обычного жителя, тем более того, кто не видел меня ранее. Однако это не добавляло мне уверенности.

Ночные хищники, вероятно, чуяли меня за километр, но почему-то позволяли безнаказанно хромать по участкам. Кровь бурлила в жилах от страха, от нечеловеческих усилий и жгучей несправедливой злости. Зачем я вообще сунулся в эту проклятую деревню? Всё из-за Бавина, Фила и Сони! Будь они все прокляты! Если меня сожрут, а потом я превращусь в упыря, первым делом вернусь и прикончу этих троих.

Но страх, что окутал меня не относился к трусости, а лишь являлся инстинктом самосохранения, обостряя чувства. Я был готов встретиться лицом к лицу с опасностью, буть то Дэн или любая другая нежить. Конечно, я не собирался позволять им забрать свою жизнь так просто.

Нет, Соня не победила. Я не оказался трусом, как она, возможно, думала. Я победил. Я оказался среди убийц, в этом аду, не имея права на поражение, и должен был остаться живым любой ценой, чтобы вернуться обратно. К Свете за деньгами! Ведь именно ради денег я припёрся сюда, рискуя всем. Но нужны ли они были мертвецу? Нет. Поэтому я выживу.

С этим клубком противоречивых мыслей я вышел к колодцу, миновав аллею раскидистых ветвей яблонь. Отсюда уже было легко найти знакомую тропу до дома, но дым, видневшийся в стороне в кроваво-оранжевом зареве пожара, заставил меня в миг поменять решение. Горел чей-то дом у реки.

Это могло быть жильё Григория, Ольги, Ирины или Борисовых. Отсюда я не мог определить, кто именно был жертвой огня, и направился в сторону пожара, надеясь, что ещё смогу хоть чем-то помочь.

Ночью всё выглядело иначе, и я с трудом различал участки, деревья и дома, которые пустовали в этой части деревни. Но чем ближе я подходил к полыхающему аду, тем яснее становилось, где я находился. Зарево виднелось в ста метрах от меня, а рядом, точно гигантские чёрные исполины, ввысь устремлялись ели. Это был дом Ирины.

Где же она сама? Эта мысль пронзила меня, как ледяной клинок.

Я побежал к огню, от боли в ноге сжимая зубы. В голове, точно сумасшедшая, билась мысль, что что-то ужасное могло произойти, а я мог бы вмешаться и спасти в чужую жизнь. Но здание полыхало, пламя жадными языками полностью охватило его, пожирая дерево, шифер, надежды. Было слишком поздно.

—  ... Жар с каждым часом одолевает всё сильнее... — вспомнились мне пророческие слова хозяйки, чья судьба теперь оставалась страшной загадкой.

Вдруг, сквозь яростный треск огня, до меня донёсся чей-то стон, пугающий и громкий, точно вырванный из самой души. Он звучал не из пламени, а откуда-то рядом. Стон раздавался уже какое-то время, но лишь сейчас, когда шок от увиденного немного отступил, я по-настоящему обратил на него внимание. Я пошёл на этот зов, продираясь сквозь густую траву.

Недалеко от пожарища, на коленях, уткнувшись лицом в землю, сидел мужчина и сотрясался от рыданий. Языки пламени, жадные и беспощадные, вырывались из адской пасти всего в десятке метров от него, обжигая воздух, но он не шелохнулся, словно оцепенел от горя или ужаса.

Это был Коля.

В ту же секунду я осознал — в дом уже не попасть. Пламя, словно хищный зверь, вгрызлось в стены, пожирая балки и стропила, возвышаясь над жилищем ведьмы. Осталась ли Ирина там, или успела выскочить, я не знал. Не понимал и того, что здесь делает сосед. Сотни вопросов, едких, как дым, забивали голову, норовя задушить здравый смысл. Бросив нож на землю, я ринулся к нему.

— Что здесь произошло?! — прокричал я, мёртвой хваткой вцепившись ему в плечо, но рёв огня поглощал мой голос, заглушая даже стоны Коли, который, казалось, уже полностью растворился в своём горе. Жар, как острые стрелы, пронзал кожу. Как он вообще держался в этом пекле?

Коля медленно повернулся, и я вздрогнул. Его лицо, распухшее и багровое от слёз, жара и невыносимого горя, изменилось до неузнаваемости, лишь отдалённо напоминая прежнего Николая. В нескольких шагах от него, зловещим намёком на происходящее, валялась пустая канистра из-под бензина.

Внезапно раздался треск, и боковая стена, словно картонная, обрушилась с оглушительным грохотом. Фонтан огня, раскалённых искр и пылающих углей с диким рёвом ринулся в нашу сторону. Я резко одёрнул Колю, оттащив его по земле подальше назад, чтобы мы с ним не погорели. Не знаю, настигло бы нас пламя, но испытывать судьбу не хотелось. Вырвавшийся горячий воздух жадно обжигал кожу, превращая каждый вдох в пытку.

Я отволок его метров на двадцать, туда, где дышать стало хоть чуть свободнее. Коля так и остался лежать на земле, закрыв лицо ладонями. Его рыдания вновь переросли в мученический крик, настолько пронзительный, будто это он сам горел там, в аду на земле.

— Что случилось?! — повторил я, опустившись рядом с ним на траву. Усталость и леденящий ужас происходящего сковали меня. Запах пожара заполнил злую ночь, сливая в себе самые дикие, противоречивые ароматы, от жуткой вони расплавленного пластика, до чего-то странно аппетитного, напоминающего костёр и печёную картошку.

— Она мертва! — промямлил он сквозь слёзы, повторяя снова и снова, — Мертва! Она умерла!

— Кто умер?! — мне пришлось почти срываться на крик, чтобы пробиться сквозь пелену его горя.

— Лида! Лида умерла! — затянул он, и его взгляд, полный бездонного отчаяния, устремился на меня.

Я вздрогнул. Все мои мысли были об Ирине, о ведьме, о её судьбе, но Коля говорил о своей жене, или кто она ему была, не знаю. Я ничего не понимал, мозг лихорадочно пытался собрать новую картину, но осколки информации не желали складываться. Для этого мне нужен был адекватный собеседник, а не растерянный от горя человек. Хотя, у него были на то причины.

— О чём ты говоришь? Почему горит дом Ирины? Что с Лидой? Она была внутри? — начал я трясти его, пытаясь вытащить ту информацию, которая застряла в нём и не могла вырваться наружу.

Он подскочил с резким гневом в глазах, и толкнул меня в плечо так сильно, что я пошатнулся, словно я был виновником происходящего.

— Умерла она, ты что не понимаешь? Смотри! Её убила эта стерва! — провопил Коля, его лицо исказилось от ярости, а взгляд полыхал бешенством, когда он рвано выбросил руку, указывая куда-то в сторону своего дома, который стоял в густом мраке ночи.

Я посмотрел туда, но в темноте не увидел ничего, кроме смутного силуэта постройки Борисовых.

— Я услышал, как хлопнула дверь. Вошёл к Лиде, а её нет, — начал он, слова вырывались сбивчиво, каждое ударение Коля выбивал с такой силой, будто пытался расколоть ими воздух, — Посмотрел в окно, а она куда-то шла. Я же не думал, что что-то не так. Потом тоже вышел и пошёл за ней. А когда я обошёл крыльцо, она уже лежала на земле. Я бросился к ней, склонился, а она... она уже не дышала! Понял? Умерла! — он снова зарыдал, закрывая половину лица дрожащей ладонью, его плечи тряслись от горя.

— Кто-то на неё напал? — резко спросил я, чтобы не дать ему увязнуть в отчаянии, стараясь заставить его продолжать.

— Ведьма Ирка! — огрызнулся Коля, его голос звучал как игла, готовая проткнуть меня, — У Лиды было разодрано горло, она захлёбывалась своей кровью, пытаясь сказать что-то, глядя на меня испуганными, широко распахнутыми глазами, понял?! — он почти кричал, его обвиняющий взгляд впился в меня, будто я нёс ответственность за произошедшее.

— Что она пыталась сказать?

— Ира... Ира... — произнёс он, напряжение уходило, но гнев оставаясь в его голосе. — Глаза выпучила на меня и повторяла имя стервы, а рукой, будто пальцем, указывала на её дом.

Он, казалось, немного пришёл в себя, рыдания утихли, сменившись холодной, кипящей злостью.

— И что дальше? — не давая ему ни секунды покоя, я вытаскивал из него каждую крупицу жуткой правды.

— Не помню точно. Страх и злость забились во мне так, что я готов был голыми руками придушить ту ведьму. У неё в окнах горел свет, но идти одному было... страшно. Я побежал к Грише. Бросил Лиду там, прямо на земле, и ушёл. Месть горела во мне, понимаешь? Может, зря? Может, надо было попытаться помочь Лиде? — он сдавленно простонал, отчаянно вымаливая ответа, будто я мог дать ему прощение или утешение.

Я лишь молча помотал головой, снова повернувшись к дому Борисовых, вглядывался в черноту, пытаясь различить очертания тела, но ночь и высокая трава поглотили всё, не оставляя и следа.

— Что случилось потом, после того как ты встретился с Гришей? Почему дом Ирины в огне? — не останавливался я, не желая отвечать на его бессмысленные вопросы.

— Я пришёл к Грише и сказал, что Лиду убила Ира, что она и есть... вампир. Я... я точно не помню, разум словно был в тумане, — он запнулся, глаза его блуждали, пытаясь зацепиться за ускользающие обрывки памяти, — Помню, что Гриша сказал что-то о бензине, а потом... мы облили её дом и подожгли, — последние слова прозвучали почти шёпотом, полный растерянности, словно он только сейчас, в этот самый миг, осознал весь ужас содеянного, но не мог повернуть время вспять. Но Гриши рядом не было. Он просто исчез.

— Вы подожгли дом Ирины?! Не зная наверняка! — взорвался я и вцепился в его грязную рубаху, загремел зубами, даже не договорив обвинений, начал неистово трясти, словно пытаясь выбить из него остатки безумия, — Лида же не сказала, что Ирина убила её, а только указала на её дом! — с этими словами я толкнул его с такой силой, что он отшатнулся и рухнул навзничь, глухо ударившись затылком о твёрдую, холодную землю, а потом схватился за голову, корча лицо.

Мой голос ревел в тишине, которую нарушали лишь потрескивания огня. Я не видел своего лица, но был уверен — в этот миг оно было искажено гримасой ярости, страшнее любой чертовщины, что пряталась в ночном лесу.

Мы только что потеряли ценного сторонника! Я был в этом уверен. Убийство соседки на руках Коли и Гриши. Ирину уже не вернуть, её дом догорал, оставляя после себя лишь пепел и пронзительный запах гари. Но нельзя допустить новых ошибок, нельзя позволить врагу одержать верх, особенно теперь, когда его влияние, казалось, расползалось, как ядовитый плющ, захватывая разум за разумом, превращая жителей в марионеток. С каждой ошибкой людей будет становиться всё меньше, а тварей — всё больше.

— Ладно-ладно... я-то что! — я сделал шаг назад, пытаясь сдержать кипящий внутри ураган, — Мне всё равно! Я и так хотел уйти, а вот вы! — указал я дрожащим пальцем на Колю, проклиная его пьяные выходки, — Вам оставаться здесь. Не знаю, что на вас нашло, но вы совершили страшное дело! Непростительное!

Николай открыл глаза, резко взглянув на меня. Это уже не был взгляд сбитого с толку пьяницы, полного испуга и сомнений, каким он был всего минуту назад. Нет. В его глазах горело холодное, нестерпимое презрение. В нём проявилось что-то новое, стальное и жёстокое, что притаилась при нашей первой встрече, когда он был пьяный, с заплывшей от сна и спиртного мордой. Теперь же это был взгляд человека, переступившего черту, принявшего свою участь и готового дать отпор.

— Пошёл ты! — его голос, ещё минуту назад дрожавший, теперь прогремел с неожиданной силой. Он резко сплюнул в мою сторону, словно хотел смыть с себя всё, что происходило, — Не знаю, что мы совершили, но тебя тут не было, когда Лиду убили! Тебя не было, когда тварь терзала её, и ты сам... сам не можешь сказать, кто это сделал!  — слова его хлестнули меня, как ледяной плетью. Это была чистая, неприкрытая правда, услышать которую я не ожидал.

Меня действительно не было рядом. Я не видел тех ужасов, что толкнули их на этот безумный шаг. Его слова, хотя и резали слух, отложились в моём сознании, осадив. Пыл отошёл в сторону, сменившись горьким послевкусием. Я потупил взгляд, сочувственно глядя на догорающий дом, на потерявшего супругу мужика. В голове пронеслись воспоминания о Галине и Викторе. Что если Ирина действительно была той, кого мы все опасались, и не просто деревенским загадочным существом, а настоящим монстром?

— Ты сам рассказал нам о вампирах, сам оказался пленником у Димы, а теперь осуждаешь, что мы уничтожили ведьму?! Так дело не пойдёт! Мы хотя бы попытались что-то сделать, а ты... проваливай, если хочешь. Дело твоё. А если останешься, то давай присоединяйся: мы остановим всю нежить, что завелась тут, в деревне, в Слухово, — сидя на земле и тяжело дыша, произнёс Николай, словно зачитывая речь, которую должен был бы читать я сам, чтобы объединить жителей против зла, — Будешь свидетелем, даю слово, что пока мы не сделаем дело, я ни капли в рот не приму!

— Хорошее обещание! — пробормотал я, не скрывая лёгкой насмешки в голосе. Пусть он докажет свои слова делом. Мне всё равно некуда деваться до рассвета, так что могу попробовать объединить усилия с ним. — И есть ли какой-то план? Как будем искать упырей, и что будем делать, когда найдём? — я вопросительно изогнул бровь, внимательно глядя на него.

Он с трудом поднялся, неуверенно оглядываясь по сторонам, и скрестил пальцы рук за своей головой.

— Лиды больше нет, —  голос Николая прозвучал глухо, надломленно, сквозь сомкнутые зубы. Затем он резко опустил руки, открывая обезумевший, но теперь совершенно трезвый взгляд, — Мне вообще больше нечего терять. Моя жизнь теперь и копейки не стоит. Что я могу, только пить и спать? Нахрен всё это! Пошли к Грише, возьмём острые ножи, верёвки, посмотрим, что ещё у него найдётся.