Неразлюбившие жестоки⁠⁠

Он был старше её. Намного. Но ей была нужна работа. И она согласилась. О том, что директор банка начнёт склонять её к сексуальным утехам, тогда и в голову не пришло. А он начал. Она думала, что это любовь. Ведь он говорил про любовь. Она верила. Потом поняла что это. Суррогат чувств, суррогат собственной значимости, иллюзия того, что в жизни что-то происходит.

Поняла, когда он заставил её прервать беременность. О том времени она вспоминать не любила. Но и забыть не получалось. Всё ещё могло закончиться для Вячеслава Тихоновича Арбузова только снятием из кандидатов в партию её величества. Если бы…

— А когда Вячеслав Тихонович умер, это его брата не насторожило?

— Может и насторожило, но не расстроило. Он всегда завидовал брату, его успеху, положению. Официально Слава умер от рака, симптомы были настолько схожи, что никто даже не усомнился. Он ведь умирал медленно, просто слабел, этот яд тем и хорош, что воздействует на разные организмы по-разному. И это выглядело естественно.

— Отомстив отцу, вам этого показалось недостаточным? Вы и сыновей решили наказать?

— Нет. На тот момент одной смерти мне было достаточно. Директором стал Марк, и на этом могло всё кончиться, если бы… — она полезла в сумочку и вынула пузырёк. — Марк принял не только бразды правления, но и замашки отца. Раз секретарша, значит… — отпила из бутылочки, и продолжила: — Есть такая сексуальная практика, в которой асфиксия даёт дополнительные яркие ощущения в момент оргазма. Некоторым женщинам это нравится. Мне — нет.

— Марк вас душил?

— Ему нравилось мучить меня. Но его я не травила. Хотела, но боялась. Он же молодой, а молодых просто так не хоронят, им делают вскрытие.

— Значит, к его смерти вы не имеете отношения? И он остался неотмщённым.

— Как сказать, — она усмехнулась. — После очередной пытки, когда я чуть не отдала Богу душу, со мной случилась истерика. Тогда я не выдержала и рассказала ему, что это я отравила его папашу. У него был шок. Вы бы видели это лицо! А ещё я сказала, что ему тоже ежедневно подсыпаю яд в кофе, и что осталось ему жить недолго. Это была ложь, но он поверил, видимо я была убедительна. Сначала он покраснел, потом стал задыхаться. Он хватал воздух ртом, так же как я после его игрищ. Если бы в тот момент я вызвала «Скорую», то его бы спасли, но это не входило в мои планы. Вы бы знали, какой восторг я испытывала в тот момент. Смотреть, как твой мучитель умирает той смертью, к порогу которой он подводил меня столько раз сам.

— А за что вы отравили Петра?

— Петя… — она с нежностью посмотрела на чёрный обелиск, с которого улыбалось лицо младшего из клана Арбузовых. — Петя был единственным человеком, которого я любила. Он тоже меня любил.

Вдруг нежность на её лице сменилась злостью. На шее проступили розовые кляксы.

— Не верите? Думаете, как такое страшилище можно полюбить? Но я не была такой, я такой стала. Разве я могла тогда представить, как изменится моя жизнь, как это всё отразится на моём собственном здоровье… Про яд я вычитала у Кристи, и это всё, что я тогда знала о нём. Про то, как он опасен для того, кто берёт его в руки, там ничего не было. Я травила своего любовника и вместе с ним травила себя. Когда стала замечать первые изменения, было уже поздно.

— И к отравлению Петра Арбузова вы уже подошли во всеоружии. Но вы так и не ответили — за что? Вы не простили ему любовь к другой?

— Я улыбалась, делала вид, что довольна жизнью, свернула душу в мягкий калачик, но по венам бежала, бурлила страсть, вспыхивала молнией внизу живота, требовала выхода. Всё получилось даже лучше, чем я ожидала. Одной пулей удалось убить обоих.