Какие античные слова стали ругательствами?⁠⁠1

История языка это история человеческих страстей. Слова рождаются в науке, религии или поэзии, но нередко умирают в ругани. Особенно часто это случается со словами античными, теми, что пришли к нам из греческого и латинского мира. За тысячелетия они утратили первоначальную благородность, обросли иронией, пошлостью и сарказмом, став не только частью речи, но и зеркалом того, как мы воспринимаем прошлое.

Одно из самых известных таких слов идиот. У древних греков ἰδιώτης (idiōtēs) вовсе не был оскорблением. Так называли человека частного, не занимающегося делами полиса. Противоположностью ему был πολιτικός, т.е. человек общественный, гражданин, участвующий в собраниях, судах, праздниках. Идиот в Афинах это просто домосед, крестьянин, ремесленник, которому неинтересна политика. Но для эллина равнодушие к делам города считалось позором: гражданин, не участвующий в жизни полиса, считался не просто бездельником, а как бы неполноценным человеком. Когда латиняне заимствовали слово idiota, они уже вкладывали в него смысл «неуч», «профан», «человек без образования». А в средние века, когда учёность стала почти синонимом святости, idiota окончательно превратился в обозначение невежды. В русском языке он появился через церковнославянский и французский, уже в привычном значении «глупец, дурак». Таким образом, слово, обозначавшее «частное лицо», прошло путь от социального термина до обидного клише (о схожей судьбе многих слов и выражений есть у меня на канале)

Похожая судьба постигла греческое варвар. Первоначально βάρβαρος (barbaros) значил просто «чужеземец». Греки считали, что речь иноплеменников звучит как бессмысленное «бар-бар», отсюда и слово. Но уже у Геродота и особенно у афинян времён Перикла варвар стал означать не только «иностранец», но и «некультурный», «жестокий». Римляне восприняли это слово без перевода и с тем же оттенком высокомерия. А в новое время «варвар» превратился в ругательство общеупотребительное: теперь варваром называют любого, кто ведёт себя грубо. Забавно, что современные европейцы, произнося слово barbarian, даже не догадываются, что в нём древнее греческое подражание чужому языку.

Другое греческое слово, претерпевшее забавную метаморфозу, — гимназия (γυμνάσιον). Первоначально это место для занятий спортом и философией, буквально — «где обнажаются»: γυμνός значит «нагий». Отсюда и родственное «гимн» — песнь, сопровождавшая состязания. Но когда в русском языке появилось слово «гимназист», оно стало ассоциироваться не с античным атлетом, а с вечно голодным подростком в форме. В просторечии девятнадцатого века «гимназист» часто звучало насмешливо, а выражение «гимназическая фита» (старая греческая буква θ) стало почти неприличным: ею пугали нерадивых учеников, намекая на двусмысленные ассоциации. Так благородная античная образность опустилась до уровня школьных шуток.

Есть и более откровенные случаи. Возьмём, например, греческое θήλυ (thēly) «женское». От него произошло латинское femina и, в конечном счёте, современное слово «феминизм». Но в старину любое упоминание «женственности» в мужском обществе могло звучать как упрёк. Поэтому многие слова, связанные с женским началом, получили уничижительный оттенок. Буква фита, похожая на округлую θ, тоже считалась «женской». Отсюда и слово фетюк, вошедшее в русскую речь через полушутливую школьную традицию: так называли растяпу, слабовольного мужчину. Гоголь вложил это слово в уста Ноздрева, и с тех пор «фетюк» стал литературным синонимом ничтожества.

А вот другой пример ферт. Это старое название буквы «Ф», происходящей от греческой φ (фи). Буква своим начертанием напоминала человека, стоящего, заложив руки за пояс, и выражение «стоять фертом» означало щёгольскую позу. Постепенно слово стало обозначать франта, хлыща, пустого щеголя. Так безобидная буква превратилась в характеристику человеческого нрава.

Нередко ругательным становилось слово, изначально связанное с властью. Латинское tyrannus когда-то просто обозначало правителя. У Гомера и Гесиода оно не имело отрицательного смысла. Но уже в классическую эпоху «тирания» стала символом узурпации и жестокости. Отсюда путь к современным «тирану» и «тирании» прямой. Подобно этому, слово dictator, означавшее у римлян временного чрезвычайного магистрата, сегодня ассоциируется только с деспотизмом.

Некоторые латинские слова превратились в ругательства по более странным причинам. Например, cretinus — от латинского Christianus, то есть «христианин». В средневековых горах Швейцарии, где многие крестьяне страдали от йододефицита, местные называли слабоумных детей crétins, подразумевая «бедных христиан». Слово перекочевало в французский и стало значить «идиот», а затем через французский — и в русский, где «кретин» звучит уже как брань.

Сходный путь прошёл и имбецил. В латыни imbecillus значило «слабый, немощный». Но в медицинской терминологии XIX века им обозначали людей с лёгкой умственной отсталостью. Медицинский термин быстро стал бытовым оскорблением. Так язык науки дал материал для уличного фольклора.

Иногда ругательным становится вовсе не слово, а ассоциация. Например, латинское asinus — «осёл». В античности осёл считался упрямым, но не глупым: он был символом терпения и крестьянского труда. Однако в баснях Эзопа, а затем в христианской культуре, где смирение превращалось в насмешку, образ осла стал символом тупости. С тех пор «осёл» уже не трудяга, а идиот.

Другие животные тоже не избежали семантического падения. Латинское capra («коза») и hircus («козёл») породили массу комических выражений. Греческое tragos («козёл») легло в основу слова «трагедия», т.е. буквально «козлиная песнь». Когда это сочетание стало непонятным, оно вызвало поток шуток и искажений: в церковнославянском переводе появилось «козлогласование» (нестройное пение), а в народ ушло выражения «петь козлом» и «драть козла». Серьёзная театральная традиция превратилась в источник фольклорного смеха.

Ругательными становились и слова из мира образования. Латинское schola означало «занятие, беседу, отдых от труда». От него произошли «школа» и «учёный». Но уже в поздней Римской империи scholasticus стало обозначать педанта, буквоеда, человека, застрявшего в цитатах. Отсюда и современное «схоластика» в значении пустой умствующей болтовни.

Нередко античные слова осквернялись через бытовую переоценку. Например, officium — «служба, долг» — породило слово «офис». Но для современного человека «офисный» означает не добросовестного служащего, а скучного бюрократа. Так через тысячелетия слово потеряло добродетельный смысл.

Интересен случай латинского persona («маска актёра»). В римском театре так называли лицо, через которое звучал голос актёра (per-sonare). Отсюда современное «персона» и «личность». Но в просторечии слово приобрело оттенок презрения: «персона нон грата», «глупая персона». Древняя театральная метафора обернулась социальным ярлыком.

Особое место занимают слова, связанные с религией. Например, греческое daemon — «дух, посредник между богами и людьми». У Сократа «демон» это просто внутренний голос, советующий ему, как поступать. Но христианская традиция превратила «демона» в злое существо. Так философская категория стала символом ада.

Подобным образом слово paganus («деревенский житель») сначала означало просто сельского человека. Но когда христианство распространилось в городах, сельские жители дольше сохраняли языческие обычаи, и paganus стало означать «язычник». Со временем оно превратилось в обидное клеймо для всех «неверных». Отсюда же наше слово «поганка».

Даже нейтральное stupidus у римлян значило не «тупой», а «ошеломлённый, поражённый». В трагедиях слово описывало состояние героя, поражённого ужасом. Но в бытовом употреблении этот «поражённый» стал просто глупцом.

Любопытно, что многие ругательные слова сохраняют тень своего древнего величия. Когда мы называем кого-то «циником», мы вряд ли вспоминаем Диогена из Синопа, чья философия отрицала условности ради правды. Но именно его последователей («κυνικοί», то есть «собачьи») прозвали циниками из-за их вызывающего поведения. Сегодня слово «циник» значит не мудрец, а бездушный человек, хотя античный цинизм был этикой добродетели.

То же с «скептиком»: скептик у греков это мыслитель, сомневающийся ради истины, а у нас брюзга, недоверчивый человек. Даже «философ» может звучать иронично: «нашёлся философ». Так каждое слово несёт в себе след не только культуры, но и разочарования.

Порой судьба слова зависит от народного чувства меры. Латинское liber означало «свободный», но от него же происходят «либерал» и «либертин». В Средние века «либертин» — свободомыслящий человек, а затем распущенный. В русском языке «либерал» часто становится бранным, хотя в основе то же благородное «свобода».

Интересна и история слова hypocrita — «актёр, притворщик». У греков ὑποκριτής — буквально «тот, кто отвечает», то есть актёр в диалоге. Христиане перенесли слово в моральную сферу: лицемер, прикрывающий грехи. Так театральная роль превратилась в нравственное преступление.

Многие выражения, кажущиеся чисто русскими, восходят к античным каламбурами. Например, «похерить» вовсе не ругательство, а старое «перечеркнуть крестом», от названия буквы «хер» (греческая χ). Только позднее оно стало грубым синонимом «уничтожить».

Другие буквы тоже жили своей тайной жизнью. «Фита», похожая на кружок с чертой, ассоциировалась у семинаристов с неприличными намёками, а потому слово «фитюлька» («мелочь, пустяк») стало лёгкой насмешкой. Так даже элементы алфавита способны вызывать смех и брань.

Некоторые античные слова сохранились в русской речи только как сарказм. Например, латинское genius дух-покровитель, а ныне «гений» часто произносится с иронией: «Ну и гений нашёлся». Или gloria, славное имя римской добродетели, превратившееся в девиз рекламы и песен, потеряв прежнюю святость.

Можно вспомнить и слово idioma «своеобразие речи». В русской традиции долго употреблялось его калькирование «идиотизм». Лишь в XX веке филологи решили, что звучит слишком двусмысленно, и заменили на «идиома». Так одно слово уступило другому ради приличия.

Изменение значения это естественный процесс. Но особенно символично, когда падение происходит с высоты античного величия. Слова, рождавшиеся в гимнасиях и храмах, опускаются на рынок и улицу. Они теряют форму, но сохраняют память: в каждом ругательстве живёт отблеск древней мудрости. Греки говорили, что язык подобен реке: он несёт всё, что в него впадает. Поэтому не стоит удивляться, что в наших «идиотах», «тираннах» и «гимназистах» всё ещё течёт кровь Эллады и Рима. Мы ругаемся словами философов и поэтов, не подозревая, что за каждым оскорблением стоит древний урок. Когда-то эти слова обозначали людей, мест или идей, достойных уважения. И, может быть, если вдуматься в их прошлое, то даже ругательство способно научить уважению (хотя бы к слову).

Если статья Вам понравилась - можете поблагодарить меня рублём здесь, или подписаться на телеграм и бусти. Там я выкладываю эксклюзивный контент (в т.ч. о политике), которого нет и не будет больше ни на одной площадке.