Инквизитор для охотника. Часть 1⁠⁠

Веревки больно врезались в запястья, кожа саднила, спина и все тело невыносимо ныли. Пересохшие губы потрескались, стали шершавыми и будто чужими, язык присох к гортани. Не помню, когда мне довелось пить в последний раз. Давно. С тех самых пор, как меня привязали к этому столбу. Одну маленькую вечность назад. Но скоро все закончится, я это чувствовал. В голове противно клацал невидимый секундомер, отсчитывая последние, отведенные мне мгновения.

По всему периметру поляны, в центре которой и был вкопан мой персональный столб, ярко горели костры, бросая зловещие отблески на и без того безобразные лица тех, кто собрался здесь, чтобы упиваться моей кончиной. Десятка три ведьм выкрикивали ругательства, плевали мне под ноги, бросали в меня камни, ветки и все, что попадалось под руку. Над чащей леса восходила непривычно огромная круглолицая луна насыщенного, кроваво-красного цвета. Правда, ничто из этого меня сильно не волновало. Я неотрывно следил за человеком, который выделялся среди этого чертового шабаша.

Медленной походкой ко мне приближался некто в черном балахоне. Судя по тяжелой поступи, это был мужчина. Сказать наверняка я не мог, потому что лицо человека скрывала маска. Остроносая маска чумного доктора с выдающимися вперед окулярами глаз. В правой руке он сжимал широкий нож вороненой стали с изогнутым лезвием. Лунный багрянец плясал на нем мечущимися всполохами, придавал страшному клинку еще более грозный вид. До боевого оружия такой нож сильно не дотягивал, а вот для ритуального его хватало с лихвой.

Левая рука человека была поднята внутренней стороной ладони вверх. На ней лежал раскрытый толстый фолиант, от страниц исходило зеленоватое свечение. У меня еще как-то хватило сил вяло подумать, что такая книга непременно должна упасть. Ведь она явно тяжеля, громоздкая и удержать ее на ладони да еще и на ходу невозможно. Но падать она не собиралась. Мужчина иногда заглядывал в нее, что-то нараспев читал заунывным глухим голосом на чужом языке.

Костры горят все ярче. Их жар теперь достигает моего лица, обжигая и без того высушенную кожу. В эту минуту я отдал бы все за глоток любой воды. Пусть грязной, вонючей, но воды. Ощутить, как вновь начинает слушаться язык, как влага животворящей струйкой бежит в желудок, придавая сил. Напрасно. Это несбыточная мечта, а рассчитывать на милосердие собравшегося здесь контингента не имело никакого смысла.

Фигура человека оказалась совсем рядом, буквально в полуметре от меня. В ноздри ударил землистый аромат сандала и пачули. Чернокнижник, пользующийся туалетной водой, встречался мне впервые. Правда, я и чернокнижников до этого времени не встречал никогда. Книга куда-то испарилась, а вот нож пропадать не торопился. Я задергался, но веревки лишь больнее впились в запястья. Мне бы хоть одну свободную руку – я бы вбил ему клюв маски внутрь лица. По крайней мере, очень постарался бы это сделать.

Где-то в глубине чащи протяжно затрубили десятки рогов. В унисон с ними завыли ведьмы, конвульсивно задергались в невообразимом ритуальном танце. И вместе с этим рука чернокнижника взметнулась вверх, а затем нож начал свое движение к моему телу. Острая боль пронзила грудь, когда я ощутил, как металл разрывает мою плоть. Не в силах сдержаться, я закричал, но крик потонул в многоголосом ведьмином хоре…

Открыл глаза я от собственного крика. Некоторое время лежал, пялясь в потолок и пытаясь унять тяжелое дыхание. Кошмары стали посещать меня с завидной регулярностью. Стоило только заснуть, как сознание проецировало такие картинки, что хоть кричи. Что я, к слову, периодически и делал. Сны накатывали яркие, красочные, реалистичные до мельчайших подробностей. Раз за разом я просыпался в холодном поту и подолгу лежал с открытыми глазами, пытаясь понять, что со мной происходит.

Пошла вторая неделя моего добровольного заключения в этом домике. Правда, заключения – это громко сказано. Лена уговорила меня уехать на какое-то время, пока она попытается разобраться в ситуации. Она же и нашла этот дом в садовом товариществе со звучным названием “Зеленые холмы” километрах в пятидесяти от Минска. Дачный сезон еще не наступил, поэтому людей здесь было раз-два и обчелся, да и те нелюбопытные. Электроэнергия в товариществе имелась круглый год, отопление печное. Так что расположился я, можно сказать, с комфортом. Честно признаться, я не особо желал отсиживаться, но Берегиня настояла. Фамильяр Реми проявил подозрительную солидарность с ней, приведя кучу аргументов в пользу моего временного отъезда. Может, так и было правильно. Пока я сижу здесь, у них имеется куча времени все проанализировать. Только что тут анализировать? Подумать, конечно, было над чем, но…

Я взял с прикроватной тумбочки пачку сигарет, достал одну, щелкнул зажигалкой. В темноте трепетным мотыльком вспыхнул крохотный огонек. Подкурив, я глубоко затянулся, выпустив струйку дыма в потолок. Что мне не нравилось или казалось подозрительным больше всего в данной ситуации? Не слукавлю, если отвечу, что совершенно все. С какой стати нашей доблестной милиции меня разыскивать? Олег в органах был далеко не последним человеком и связи у него имелись более, чем солидные. К тому же, именно он мне когда-то и поведал о ведьмах и прочих “прелестях” нашего мира. После того откровения он помогал мне не единожды, потому как без покровительства определенных структур я бы уже давно прослыл маньяком-психопатом и в лучшем случае сгнил за решеткой. Убивать порождений тьмы приходилось не только в подземельях, коллекторах или заброшенных зданиях. Зачастую я уничтожал их в местах более людных, где полным-полно камер видеонаблюдения. Естественно, потом я всегда звонил Олегу и данные записей чудесным образом исчезали. Равно, как и тела убиенных мною ведьм. На моем счету не один десяток бестий, и всегда все заканчивалось хорошо. Олег не раз благодарил меня за выполненную работу. Что же пошло не так в этом случае? Почему меня обвиняют именно в убийстве ведьмы Ольги, а не во всех предыдущих грехах? У Олега внезапно пропали все связи, и он лишился возможности подчищать видеозаписи? Во все это мне верилось с трудом. И от этого вопросов и подозрений возникало еще больше.

В щели между стеной и печкой раздался едва слышимый шорох, мрак там стал гуще, заклубился. Я знал, что будет дальше, но сигарету из принципа гасить не стал – нервное напряжение нужно было как-то снять.

- Опять смо́лишь? – гневный вопрос прозвучал практически возле самой кровати. – Смотри, спалишь мне хату – прокляну! И житья не дам, помяни мое слово.

Я рывком сел на кровати, свесил вниз ноги. Передо мной стояло существо в метр ростом, облаченное в старый потрепанный пиджак и заношенные льняные штаны. На голове красовался старомодный картуз. Лицо густо покрыто волосами так, что видны только живые бойкие глаза, нос картошкой и рот. Да и то только тогда, когда существо начинало говорить. Домовой, самый, что ни на есть настоящий. Звали его Вениамин Карпович или же попросту Карпыч. Именно с ним Лена договаривалась насчет того, чтобы я спокойно пожил какое-то время в этом доме. По сути он был очень добродушным и хозяйственным домовым, но поворчать очень любил. Кстати, с фамильяром они почему-то не сдружились. Первое их знакомство едва не закончилось дракой. Поэтому, когда меня изредка навещал Васька, домовой предпочитал не отсвечивать и никак не выдавал своего присутствия.

- Не спалю, не переживай, - заверил я хозяина дома, попутно делая очередную затяжку. – Пожарная безопасность превыше всего.

- Импортные, поди? – домовой повел носом, ловя запах дыма. Эту фразу от опытного вымогателя я слышал не впервые. С другой стороны, он представлял собой сущность бессмертную, и никакой табак или же алкоголь ему вреда не причинят.

- Угощайся, Карпыч, - я протянул ему пачку. Тот ловко заграбастал ее, взял себе сразу несколько сигарет. Одну сунул в рот, остальные исчезли где-то внутри пиджака. На указательном пальце домового вспыхнул крохотный зеленый огонек, от которого он и подкурил, после чего деловито забрался на кровать, сел рядом со мной.

- Не надоело тут куковать? – заговорил домовой после непродолжительного молчания.

- Сам не рад, - я удивился тому, что Карпыч впервые за время моего присутствия решил заговорить на эту тему.

- Боишься, что в кандалы закуют?

- Честно, не думал об этом. Наверное, не боюсь.

- Тогда пошто сбежал сюда? – резонно вопросил домовой.

Я не сразу нашелся, что ответить. А ведь и действительно – “пошто”? Как я уже упоминал, это целиком и полностью была инициатива моих друзей. Почему же я так легко согласился? Боялся наказания? Нет, не боялся. Скорее, переживал за своих близких. Находясь рядом с ними, я мог доставить им неприятности. А так… Я далеко, мое местонахождение официально ни для кого неизвестно. Если ко мне домой будут приходить из органов, Лена с чистой совестью может отвечать, что я в бегах, а где – неизвестно. Допрашивать с пристрастием ее все равно не станут. Время не то. Да и не такая я фигура, чтобы из-за меня человека истязать. По крайней мере, в это хотелось верить.

- Не хочу проблем для Берегини. И для Васьки.

- Для этого драного кошака? Да что ему сделается-то, окаянному?

- Слушай, Карпыч, чего вы друг на друга так взъелись? Оба же мне помогаете. Так зачем склочничать?

- А этот твой французишка считает нас, домовых, атавизмом, пережитком прошлого! Да на нас все дома́ держатся. Напомнил бы я ему, как мой прадед их брату под Бородино навешал по самое не балуй, да связываться не охота. Коли уж на то пошло, так он вообще не настоящий, а созданный какой-то ведьмой. А домовые, как и прочие, дети природы, существуют издревле. И не этому беженцу меня судить!

- Это ты про каких детей природы говоришь? – я надеялся, что в темноте моя улыбка видна не будет.

- Да про разных. Те же самые ведьмы жили рядом с людьми испокон веков. Домовые опять же, лешие, оборотни, вурдалаки, берегини.

- Вурдалаки – это вампиры в смысле? Как в фильмах?

- Ага, держи карман шире. У них общего только то, что и те, и другие кровь сосут. Вампир он ведь как? От человека почитай и не отличается. Разве что рожа бледная, да глаза краснющие. Ну, клыки, ясное дело. А вурдалаки… Те еще твари, скажу я тебе. У некоторых человеческого-то ни на грош не осталось, такие страхолюдины становятся, что смотреть без содрогания нельзя. Вампир одного-двух человек засосет, а вурдалаки в первую очередь кровь родных пьют. Помню, при князе Рогволоде один вурдалак три деревни вырезал. Понятно, кругом одни родичи жили. Поймали потом, конечно, но свое черное дело он сделал.

- Тогда почему мне не встречались ни вампиры, ни оборотни?

- А ты их искал? Да и молод еще. Ты же с самого начала на ведьмах зациклился. Присмотрелся бы вокруг повнимательнее, глядишь и нашел бы еще чего интересного. Не переживай, встретишь этих гадов, к бабке не ходи. Людям помощь не только от ведьм нужна. Тут ведь вот что еще. Вурдалаки только по ночам озорничают, а оборотня так и вообще выследить проблематично. Он же обычной жизнью живет. Это когда полнолуние на дворе – он с катушек съезжает. Правда, есть и такие, которые в любое время оборачиваться могут. Вот таких нужно особо остерегаться. Злые, кровожадные, беспощадные. Звери, одним словом.

Я задумался. Наверное, домовой был прав. Для меня главной целью после смерти супруги были только ведьмы. Месть застилала глаза, требуя выхода. Кроме того, Олег мне рассказал только о том, что бок о бок с нами живут лишь ведьмы. Не знал сам или же умолчал сознательно? Еще один вопрос, остающийся без ответа. Не хотелось бы попусту наговаривать на человека из-за собственной подозрительности. Тем более, сколько себя помню, человеком он всегда был положительным, на хорошем счету у начальства. Если уж на то пошло, то он с самой школы являл собой эдакий образец человечности и дружелюбия. Могло что-то измениться столь радикальным образом, что он лишился всех этих качеств? Не знаю. Как известно, чужая душа – потемки. Тут в себе иногда разобраться не можешь. Что уж про других говорить.

- Делать-то что собираешься? – Карпыч решил вернуть разговор в первоначальное русло.

- Думать, - честно признался я. – Не хочу бросаться вперед, очертя голову. Слишком много непонятного. Нужно все как следует взвесить. Единственное, что раздражает и связывает руки, так это то, что я теперь вне закона. Особо не побегаешь.

- Молодец, что горячку не порешь, - похвалил домовой. – А сейчас спать ложись. Время позднее, да и у меня еще дел вагон и маленькая тележка.

С поздним временем я был полностью согласен, а вот какие у домового могут быть дела в такой поздний час понять не мог, хоть убей. Он, бывало, пропадал иногда куда-то, но мне об этом не отчитывался. Что ж, утро вечера мудренее. Я лег в кровать, укрывшись одеялом по самый подбородок, и уже через несколько минут провалился в сон. Без сновидений.

Ни наступившее утро, ни следующее за ним мудрости не добавили. Я по-прежнему не видел никакого выхода из сложившейся неприятной ситуации. Единственное, пожалуй, что я мог сделать, так это сдаться властям, но каждая клеточка моего тела была категорически против этого. Поэтому я слонялся без дела по дому, как тигр в клетке, иногда заглядывая в пресловутый “Молот ведьм”. Раньше все руки не доходили до этой книги, а теперь времени было более, чем достаточно. Говорят, что после одобрения Папой, этот средневековый “шедевр” стал буквально настольной книгой инквизиторов. В основном, конечно, там был написан полный бред, призванный целью задурманить простых людей, затмить их разум, чтобы они безоговорочно принимали на веру каждое слово инквизиции и судей. Но попадались там и интересные строки. Например, в книге говорилось, что одной из задач ведьм, кроме вреда людям, было преумножение на зеле нечистой силы – оборотней, бесов, злых духов. Тогда, получается, Карпыч не соврал, и все это на самом деле существует. Кроме того, говорилось, что колдовству неподвластны сами инквизиторы, борцы с ведьмами и просто люди, оберегаемые священными обрядами и ангелами. Там даже имелась одна глава, посвященная колдунам-мужчинам. Авторы утверждали, что мужчины тоже колдовали, только владели таким даром считанные единицы. В основном же они напирали на то, что женщина повинна перед богом уже своим существованием, а если еще и с дьяволом спуталась, то жизни, как таковой, не достойна. Кстати, я где-то слышал, что благодаря этому талмуду Европа и потеряла основу своего женского генофонда, да и просто красивых женщин. Существуй в то время феминистическое движение, любому инквизитору не поздоровилось бы. Это я уже молчу об авторах самого “Молота”.

В один из вечеров я засиделся за штудированием книги далеко за полночь, постепенно начиная клевать носом, но упорно продираясь сквозь дебри изобилующих софизмов, иногда чересчур запутанных и возвышенных фраз. Из состояния полудремы меня вывел громкий стук в дверь. Сонливость как рукой сняло. Кого еще принесло в такое время? Неужели фамильяр решил наведаться в гости? Сердце тревожно екнуло. А если что-то случилось с Леной? Позабыв обо всем на свете, я опрометью бросился к дверям, выскочил в сени. За окошком царил мрак. Единственный фонарь на крыльце я на ночь никогда не зажигал, чтобы не привлекать лишнего внимания. И теперь искренне жалел об этом. Первый запал как-то разом сник, включилось благоразумие и нежелание спешить.

- Кто там?!

- Это я, Сашуль, - до боли знакомый голос Берегини звучал почти спокойно, но слышалась в нем какая-то надтреснутость, нечто, ему совсем несвойственное.

- Лена?!

- Да, родной, это я. Открывай быстрее, с фамильяром беда случилась.

Васька опять накуролесил и куда-то влез? Если Лена явилась сюда среди ночи, не боясь, что ее проследят, значит, и в самом деле что-то серьезное произошло. Рука потянулась к двери, чтобы снять крючок. И в этот момент что-то темное с силой толкнуло меня в бок, отбрасывая в сторону. Я ударился о стену, вскинулся навстречу опасности, собираясь влепить со всего размаху нападающему, но меня остановил окрик домового.

- Ошалел ты что ли?! Кому ты дверь отпирать собрался? Али совсем чутье потерял, пока бока здесь отлеживал?!

- Карпыч, ты чего творишь?! – возмутился я, понимая, что это домовой от души приложил меня. – Не слышишь что ли, Берегиня приехала?

- Это у тебя крыша уехала, а не Берегиня приехала! Глаза раскрой да к ощущениям прислушайся! Мне тебя учить что ли, как беду распознавать? Смотри, - он обернулся к двери. – Эй ты, за что мы договорились, чтобы я твоего охотника тут приютил?

Ответом послужила тишина. Какая-то глупая проверка. Я собрался было и дальше препираться с зарвавшимся домовым, но сдержался. Действительно, что-то я размяк без дела. Случись что-то с Реми, Лена нашла бы способ, как сообщить мне об этом. Помимо того, она не назвала его по имени, что по меньшей мере странно. Дверь что-то с силой дернуло с той стороны, и я мысленно поблагодарил сам себя за то, что весте с крючком я запер ее еще и на массивный засов. Снизу через щель потянуло сыростью и невероятным холодом. Прижавшись лицом к стеклу, я всматривался в ночь. Нет, ничего не разглядеть. Чудится только какое-то непонятное движение, будто что-то плавно перетекает из стороны в сторону. И звуки. Больше всего они напоминали гортанные щелчки хищника из знаменитой серии фильмов. Человек хоть и может их сымитировать, но Лена на такое точно не способна.

В стекло ударила уродливая дряхлая ладонь с черными длинными когтями. От неожиданности я отшатнулся. Карпыч что-то зло проворчал. Причем мне показалось, что это он ругался на старославянском. Впрочем, я мог и ошибиться. Дверь, покрывшаяся с нашей стороны колючим слоем инея, сотрясалась от ударов, которые становились с каждым разом все сильнее. В какой-то момент мне даже показалось, что она не выдержит, а из оружия я прихватил с собой только стилет. И отчего-то я сильно сомневался, что он поможет мне справиться с тем, кто явился из мрака. Я высказал свои опасения домовому. Тот грозно сверкнул глазами.

- Не сунется она сюда, потому как не приглашали. Вот если бы ты дверь открыл, то всем нам пришлось бы туго. С одним своим ножичком ты и правда бы не навоевал много. И не факт, что я смог бы помочь.

- Делать-то сейчас что?

- Ничего не делать. Спать иди ложись. Побесится – успокоится.

Совет хозяина дома прозвучал, как бред умалишенного. Идти спать, когда за дверью беснуется не пойми что? Но дверь держалась стойко, несмотря на то, что прогибалась внутрь под тяжелыми ударами. Не удивлюсь, если домовой ее как-то заговорил. Постояв минут десять и дыша через раз, я в итоге прислушался к совету Карпыча и отправился в постель. Правда, уснуть удалось лишь под утро. Всю ночь в окна скребли, что-то громыхало по крыше, будто там катали булыжники. Эта вакханалия сопровождалась протяжным завыванием, жуткими причмокивающими звуками, способными довести до отчаяния и седых волос простого человека. Я же вместо страха чувствовал раздражение оттого, что невесть кто мешает уснуть. Будь со мной все мои вещи, я бы рискнул выйти на улицу. Конечно, Карпыч говорит, что даже он не смог бы совладать с ночной гостьей, но, может, он немного преувеличивает. Надо бы еще выяснить, кто это решил навестить меня. Хотя, больше всего интересовал вопрос, как удалось меня найти здесь. Но я не исключал и того, что все это могло оказаться совпадением. Вокруг садового товарищества со всех сторон красовались леса. И если с одной стороны до оживленной дороги было всего пять-шесть километров, то в другую сторону лесной массив простирался на несколько десятков километров. Обитать в той глуши мог, кто угодно. С этими мыслями я и погрузился в сон на несколько часов.

Визиты чудовища продолжались несколько ночей подряд. Я ходил не выспавшийся, стал злой и нервный. Наверное, больше всего напрягало то, что ничего поделать с этим я не мог. Как назло, фамильяр Реми не появлялся, так бы я обязательно попросил бы – нет, даже потребовал бы – принести мне мой меч, обереги, цепь и прочее снаряжение. Увы, пушистый помощник где-то запропал. В душу закралось подозрение, что с началом марта кошачья натура взяла верх над мистической сущностью, и он теперь скачет где-нибудь по крышам, охмуряя местных кошек. Да, домовой, кстати, объяснил мне, кем была та ночная гостья. Ведьма, как и следовало полагать. Единственное, что меня ошарашило, его заявление про то, что ведьма была мертвой, а посему и более опасной. Ведьма-зомби – это даже похлеще ведьмы-оборотня, с которой я недавно имел возможность познакомиться. К сожалению, Карпыч не знал наверняка, откуда она взялась, но одно предположение высказал. Дело в том, что в чаще леса когда-то давно было кладбище. Только хоронили там не порядочных верующих людей, а самоубийц, иноверцев, разбойников, ведунов, ведьм, упырей. Упырей в прямом смысле слова. Вбивали кол в сердце, отрезали голову и набивали рот чесноком, после чего и зарывали в землю. Подумалось, что с моей верой в исконных славянских богов и мне там нашлось бы местечко. Получалось, что если тварь пришла оттуда, то на древнем погосте стало неспокойно, ведь многие десятки лет о нем уже никто ничего не слышал. Сомнительно, что это произошло из-за появления поблизости моей особы, но эту версию я отбрасывать все равно не спешил. В последнее время вокруг меня все туже закручивался водоворот событий, в котором я отчаянно барахтался, пытаясь не уйти камнем на дно.

В конце концов, я не выдержал сидеть в четырех стенах столько времени, а по ночам выслушивать печально-устрашающие завывания ведьмы. В одно тихое безветренное утро я взял с собой стилет, сигареты с зажигалкой, собрал несколько бутербродов на случай, если вдруг захочется перекусить, кусок черного хлеба да коробок соли. Из дома выходил тихонько, стараясь, чтобы не раздалось ни одного лишнего скрипа или шороха. Уверен, домовой моей самовольной отлучки не одобрил бы, а, значит, и знать ему об этом не нужно. Притворив за собой калитку, я бодро направился по неширокой улочке к виднеющемуся в полутора километрах лесу. То ли сказывалось раннее время, то ли и в самом деле сезон еще не наступил, но повстречался мне только один дед, одетый в линялые джинсы и поношенную телогрейку. Он сосредоточенно раскуривал самодельную папироску и на мое приветствие лишь скупо кивнул, резонно полагая, что папироса стоит большего внимания, нежели я. Не скажу, что я от этого расстроился. Чем меньше людей меня увидит или запомнит, тем лучше. Да, кто-то посчитал бы меня дураком, решившим сунуться в возможное логово ведьмы. Да и Карпыч подозревал об ее больших силах. Но я не собирался вступать с ней в прямую конфронтацию. По крайней мере, не сейчас, когда при мне, считай, и нету ничего. А вот разведать, что и как, чтобы потом вернуться во всеоружии, - это уже мой прямой долг и обязанность.

У самого края лес стоял сплошной стеной. Колючие лапы вековых елей плотно переплетались меж собой, образуя практически единый массив. Неужели никто по грибы и ягоды не ходит и не протоптал мало-мальски пригодную тропку? Хотя, возможно, она и имеется где-то на несколько сот метров левее или же правее, но я не собирался бегать вдоль всей лесной посадки и искать заветный проход, если таковой существовал. Вместо этого, низко пригибаясь, я смело двинулся вперед, отводя в стороны ветки, настырно пытающиеся приложить меня по физиономии. Удивительно, но густая стена исчезла через десяток-другой метров, начался обычный лес, по которому пройти не составляло труда. На несколько минут я задержался, достал черный хлеб и, поклонившись всему лесу сразу, с почтением положил кусок на землю.

- Прими, дедушка Леший, мой скромный дар. Не дай заблудиться во владениях твоих, не заморочь голову. Не со злым умыслом иду, по надобности скромной.

Пусть со стороны это и могло показаться наивным, но такое отношение к хозяину леса мне внушила еще с детства бабушка. Потом, когда подрос, я всегда удивлялся тому, как в ней уживалась истовая православная вера и уважительное отношение к лешему, в существование которого она, если разобраться, верить не очень-то и должна. Тем не менее, в моей голове накрепко засело, что, идя в чужой лес, следует сделать хотя бы небольшое подношение местному духу. А если уж забыл, то в следующий раз непременно исправь это недоразумение.

Через пол часа неспешной ходьбы я понял, что поговорка “чем дальше в лес, тем больше дров” полностью оправдывает себя. Все чаще приходилось пригибаться едва ли не до земли или же наоборот перелезать через поваленные стволы толщиной в несколько обхватов. Коварство последних заключалось в том, что они были покрыты толстым слоем наледи. Про голые ветви кустарника и говорить нечего – цепляются за одежду, тормозят продвижение. А еще спустя четверть часа над землей начал стелиться туман – молочно-белый, густой. Он полз мне навстречу, двигался, извивался будто живое существо. Его высота не превышала полуметра, но с каждым шагом он поднимался все выше и выше. Появилось противное чувство, что кто-то невидимый прячется в этом мареве, следит хищным взглядом, выжидая удобного момента для того, чтобы броситься.

Шагать дальше среди такой пелены не представлялось возможным. Я развернулся назад, чтобы направиться к дому, но туман как-то сам собой окутал меня со всех сторон так быстро, что я и опомниться не успел. Пройдя почти вслепую сотню метров в обратном направлении, я чуть не подвернул ногу на какой-то коряге. В сердцах собирался ее откинуть, но вовремя одумался, подобрал, чтобы ощупывать дорогу перед собой. Чувствовал я себя как никогда беспомощным, слепым котенком, тыкающимся наугад своим мокрым носом. Даже хуже – слепцом, от которого убежала собака-поводырь, и который вынужден теперь стоять у края проезжей части оживленного проспекта в надежде, что кто-то обратит на него внимание и поможет перейти на другую сторону или доведет до дома. Мне, собственно, надеяться было не на кого. Интуиция, обычно не подводившая меня, забилась куда-то далеко и отказывалась работать. Где-то высоко раздалось громкое хлопанье крыльев и насмешливый крик ворона. Черная птица пророчила беду, вещала о скорой гибели. Ну уж нет! Только не сегодня. Я, к счастью, жив-здоров и руки опускать не собираюсь.

Медленно, но верно, я двигался вперед. Хотя насчет “вперед” я, возможно, и погорячился. Главное, что я не стоял на месте, а там, глядишь, кривая вывезет. Я, конечно, никогда не любил полагаться на авось, но иногда без него было просто не обойтись. Шаг за шагом, стиснув зубы, я пробирался сквозь завесу. Ощущение чужого взгляда усилилось стократно, в голове раздавался легкий шелест, как будто морские волны разбивались о прибрежные камни. Затея пойти на разведку уже не казалась такой уж блестящей. Но поворачивать назад было поздно. Точнее, поворачивать особо и не куда.

Мельком взглянув на часы, я отметил, что блуждаю уже около трех часов. По всем моим прикидкам туман просто обязан был рассеяться, но создавалось впечатление, что он стал еще гуще. Скрип обледенелых веток, хруст снега под ногами, завывание ветра среди верхушек сосен и елей. Почему-то ветер резвился только там, сверху, начисто игнорируя подлесок. На грани слышимости я различил какой-то странный звук, остановился, прислушиваясь. Кто-то подвывал? Нет, не похоже. Я побрел на звук и вскоре понял, что это пение – хриплое, протяжное, наполненное болью и тоской. Слов разобрать не получалось, но звучало оно как-то… Жалостно? Если это ведьма, то откуда такой мотив? Обычно они пытаются напугать, будь то зловещий хохот или же абсурдные стишки, которыми разве что детей стращать. Слыша эту песню можно было представить только крестьян, работающих в поле от зари до зари на барина и клянущих свою нелегкую судьбу.

Туман впереди поредел, начал потихоньку расползаться в стороны, прятаться под пнями и корягами. Я ускорил шаг. Ходьба в стиле “ежик в тумане” уже порядком поднадоела, ноги сами стремились вынести прочь из этого “нигде”. Минута, другая, третья – и вот я уже стою на краю большой поляны. Да, Карпыч определенно был прав насчет старого погоста. Взору предстали каменные покосившиеся надгробия, полуистлевшие кресты, имелось даже несколько строений, напоминавших низенькие покосившиеся склепы, на дверях которых позвякивали проржавевшие насквозь цепи. Было странным видеть все эти атрибуты на кладбище, предназначенном для, мягко говоря, отребья. Особенно бросались в глаза несколько куч желтого песка, нарытого, скорее всего, относительно недавно.

На всякий случай достав стилет, я аккуратно двинулся меж могил, с интересом разглядывая иногда весьма вычурные надгробия. Возле одного даже остановился. Каменная плита, сверху украшенная небольшой, но искусно выполненной статуэткой, изображавшей не то фавна, не то черта или бесенка. Фигурка казалось живой, в особенности поражали глаза – два маленьких камушка, горящие жаркими угольями. На лице – или морде? – выражение надменности и пренебрежения ко всему сущему. В одной руке длинный трезубец, вторая держит переливающуюся дымчато-серым цветом сферу. Отерев с плиты толстый слой сизого мха, я с трудом разобрал выбитую на ней дату – первая половина семнадцатого века. М-да, и в самом деле старый погост, если не сказать древний.

Между двух песчаных куч что-то белело. Туда я и направился, хотя и так догадывался, что там увижу. Кости. Два скелета лежали череп к черепу. Дочиста обглоданные, без всяких следов одежды. Многие кости раздроблены, как если бы их кто-то разгрыз. Определить, кому принадлежали останки, не представлялось возможным. Правда, некоторые предположения все же имелись. Неподалеку обнаружились разбросанные консервы, погнутый охотничий нож и металлоискатель. Ясно, “черные копатели”. Любители поживиться за счет спрятанных сокровищ. Однако, это кладбище наживы им не принесло. Вот не зря я всегда полагал, что большая часть бед исходит от всякого рода научных экспедиций и таких вот кладоискателей. В попытках разгадать тайны и отобрать у земли спрятанные сокровища они обычно имеют неосторожность будить дремлющее зло. Только я не совсем понимал, как это вяжется с появлением возле моего дома ведьмы. Тревожить меня она начала относительно недавно, а останки выглядят так, словно пролежали здесь не один год. Правда, если допустить, что их долго и методично обрабатывали, скажем так, при гастрономическом подходе, то…

Инквизитор для охотника. Часть 2