И снова про фотографа⁠⁠

– Если не имеешь подобного опыта, но желаешь снимать, как привык снимать я, – провозгласил гуру обволакивающим полушепотом, – начинай с повязкой на глазах жены. Или без лица. Или вовсе без головы, ведь самое трудное – уговорить, – продолжал он, потрясая вилкой с наколотым на нее розоватым опарышем креветки. – Сложно вставить в ухоженную головку прекрасной дамы, ничтоже сумняшеся имеющей о себе самое лестное мнение, мысль, что ты хочешь ее без одежды. В смысле – снять. Не одежду. Ха-ха-ха.

Веселый дядька. Сам шутит, сам смеется. Полное самообслуживание, а смех, говорят, продлевает жизнь. Что ж, долгих ему лет, только бы говорил по делу.

И он говорил.

– С закрытым лицом или без лица на ню согласится почти любая. Или можно зайти с другой стороны: не говорить, что собираешься сделать.

– Но…

Фотограф перебил:

– Позволь сообщить странный, недоступный мужской логике факт, подтвержденный опытом и убийственной повторяемостью. Женщины, как ни удивительно для тех, кто не знаком с проблемой, обычно не протестуют, если ты – взявшийся за нее фотограф, уверенный в том, что делаешь – приступаешь к изображению на полотнах вечности не одних только призывно приоткрытых губок, не одних лукавых намекающих глаз, а если начинаешь снимать не столько лицо… понимаешь?.. – он подмигнул по-приятельски, заканчивая фразу с плотоядной усмешкой и обрисовывающим жестом рук, – сколько искушающий тыл. Повторяю, чтоб дошло и запомнилось, как школьное правило: что бы мужики ни воображали насчет недоступности своих скромняшек, эти недотроги не возражают и не возмущаются, если от съемок лиц ты восхищенно перейдешь к изображению их пятых точек. Большинство, если не каждая – втайне, конечно – гордятся своим реверсом, не меньше смазливой мордашки пестуют косметикой, упражнениями, массажем и соляриями. Вплоть до липосакций и прочей хрени под хирургическим ножом. Усек?

Его взгляд прожег насквозь, как непогашенный бычок клеенку. Влад снова промолчал.

– Скажу больше, – оратор вошел в раж, – им это нравится. Как и нам – тем, кто снимает. И тем, кто смотрит. На результат. Потом. Или сразу. Охотнее всего преподносят себя убежденные в собственной неотразимости – убежденные зеркалом или нами. И чем больше убеждены, тем свободнее перед объективом, тем больше себе – и нам – позволяют. Гм. Снимать.

Новый неприятный смешок резанул по ушам.

Теперь мастер говорил по существу, но не то, что хотелось, и не так. Панибратский тон не обманывал, профессиональные «шутки» не веселили. И он словно забыл, что разговаривает с мужем одной из тех, кого с презрением называл «они».

Всех под одну гребенку. Возможно, на то были причины. Большой опыт. Съемок. Разного вида. Но опыт однообразный, а Влад находился по эту сторону баррикад...

Отрывок из рассказа «Картина, снимок и любовь» из сборника «Истории, пожалуй, круче, чем у вашего браузера».