Чур меня! (2/3)⁠⁠

Чур меня! (1/3)

V

Сгрузив постиранное бельё в корзину, Кирилл потащил его на балкон. Медики и полиция уже уехали, зеваки потихоньку рассосались, и только неугомонные бабки о чём-то шептались, сгрудившись у скамейки.

Пичурина грызла совесть. Ведь сразу почуял, что дело нечистое. Может, спугнул бы убийцу, прояви он чуть больше инициативы. Мало того, что бабку жалко, хоть и вредная была, так ещё и в подозреваемые записали. Развешивая влажное бельё, он раз за разом прокручивал в голове недавние события. Как-то всё слишком странно – знак этот на двери, незнакомец в квартире старухи, мёртвая обезображенная Гузеиха под окнами. Кирилл не верил в сверхъестественное, но если фигура под окном ему померещилась, то почему состояние трупа настолько точно соответствовало увиденному им этой ночью?

Размышления прервал какой-то шорох за спиной. Он резко обернулся и замер с мокрой майкой в руке, прислушиваясь. Звук повторился. Бросив одежду обратно в корзину, Пичурин медленно вошёл в комнату и осмотрелся. Снова непонятный шум донёсся до его слуха. Теперь стало ясно, что звук идёт из прихожей. Стараясь ступать бесшумно, Кирилл направился туда. Было похоже, будто кто-то царапает деревянную поверхность. В прихожей он понял, что источник шума находится не в квартире. Кто-то корябал доски обшивки входной двери.

Внезапно снаружи обрушился град яростных ударов, сопровождаемый громким рычанием. Пичурин вздрогнул и попятился. Шум за дверью стих. Он, крадучись, приблизился и заглянул в глазок – на площадке было пусто. Кирилл приоткрыл дверь и осторожно выглянул наружу. Никого. Только перед ковриком ровным полукругом белела россыпь мелких кристаллов. «Соль», – мелькнуло у него в голове.

Захлопнув дверь, он повернул ключ в замке до упора. Что-то тускло блеснуло в левом верхнем углу. Кирилл, приподнявшись на носках, присмотрелся. В дверной косяк остриём вверх была воткнута толстая швейная игла.

Даже далёкий от суеверий Пичурин знал, что это как-то связано с колдовскими наговорами. Какая-то чертовщина явно творилась вокруг, и непонятным образом он оказался втянут в происходящее. Решив на всякий случай не прикасаться к магическому атрибуту руками, он достал из ящика с инструментами плоскогубцы и вытянул иглу за ушко.

За спиной послышался ехидный смешок. Едва не выронив от неожиданности инструмент из рук, он резко обернулся. В комнате никого не было, но Кирилла не покидало жуткое ощущение, что за ним кто-то наблюдает. Продолжая обшаривать взглядом комнату, он достал из кармана смартфон. Косясь на экран, судорожно пролистал пальцем список контактов и нажал вызов.

– Николаич, ты это… – он замялся. – Посидеть предлагал. Давай сейчас, а? Я всё возьму.

Спустя пять минут Кирилл, с опаской оглядываясь, вышел из квартиры. Раскидал ногой рассыпанную у порога соль и поспешил вниз. Бросив мимоходом тревожный взгляд на опечатанную дверь Гузеихи, он прибавил шага. По пути в магазин Пичурин встретил Герасима. Старик стоял под окнами старухи и пристально смотрел вверх. Дворовая стая крутилась рядом. Памятуя о вчерашнем инциденте, Кирилл обошёл их по широкой дуге.

Через полчаса Пичурин сидел в гараже соседа и наблюдал, как Мурашов нарезает аккуратными кружками копчёную колбасу.

– Чего это ты решился? – будто невзначай осведомился сосед. – Тебе же, итить, на работу завтра.

– Отгул возьму. Нервы успокоить нужно.

– Понятно, – констатировал Николаич. – Из-за Маринки перенервничал. Мне, итить, тоже не по себе как-то…

– Да даже не в ней дело, – перебил его Пичурин. – В целом, какая-то дичь непонятная творится.

Кирилл рассказал соседу всё. Начиная с обнаруженного Гузеихой рисунка на двери и заканчивая воткнутой в дверной косяк иглой. Когда он закончил, бутылка уже опустела на две трети. Николаич слушал внимательно, качал головой и изредка вставлял короткие уточняющие реплики, не забывая наполнять водкой пластиковые стаканчики.

– Как-то боязно теперь дома находиться, – подвёл итог заплетающимся языком Кирилл.

На старые дрожжи его размотало очень быстро, а может, сказался пережитый накануне стресс.

– Делааа… – протянул Мурашов задумчиво. – Хочешь у меня сегодня переночуй? Диван в зале свободный. Я Варьке всё объясню, итить, она у меня баба понятливая.

– Не, – мотнул головой Пичурин. – Домой пойду. Отпустило слегонца. Сам себя накрутил походу.

– Ну как знаешь, – пожал плечами сосед. – По-хорошему тебе попа, итить, надо. Пускай хату освятит.

– Не верю я во всё это, – неопределённо покрутил пальцем в воздухе Кирилл, – но может и закажу экзорциста какого-нибудь. Хотя ценник у них, я слышал, на такие услуги конячий.

– Закажи, закажи, – согласился Николаич. – Всё как-то поспокойнее будет, итить. А вот иглу ты зря вытащил, и соль напрасно, итить, раскидал.

– Это ещё почему?

– Иглу, едрить её налево, изнутри в дверной косяк как раз от нечисти всякой втыкают. Если снаружи, то это, итить, порчу навести хотят, а внутри, наоборот, получается – защиту тебе поставили. Соль тоже против нечистой силы работает, итить. Помочь тебе кто-то хотел.

– Кто? – тупо уставился на Мурашова Кирилл.

– А мне-то почём знать? – пожал плечами сосед. – Ты рисунок на двери запомнил?

– Ясен красен! Я его оттирать задолбался. Каждую чёрточку помню.

– А ну нарисуй.

Николаич покопался в металлическом хламе, обильно устилающем деревянный верстак, разгребая в стороны гайки, болты и прочую «нужную» в хозяйстве мелочь. Разыскав заляпанный грязными отпечатками блокнот и ручку с погрызенным колпачком, протянул их Кириллу.

Пичурин быстро начертил непонятный символ.

– Вот. Как-то так вроде.

– Руна какая-то, что ли, едрить её в дышло? – Мурашов задумчиво почесал затылок. – У Маринки на груди что-то похожее вырезано было. Думаешь, есть связь? Может, итить, не маньяк орудует, а секта сатанистов объявилась?

Он выдрал листок с рисунком из блокнота и сунул в нагрудный карман рубахи.

– У Варьки спрошу. Она у меня, итить, всякой мистической хренью интересуется, может и подскажет чего. Давай стакан, водка, итить, греется.

Время за неспешной беседой пролетело незаметно. Когда собутыльники наконец разошлись по домам, в небе уже появились первые редкие звёзды, а бледный диск полной луны тускло сиял в вышине. Неизвестно что более благотворно подействовало на Пичурина – задушевный разговор с Николаичем или выпитый алкоголь, но домой он возвращался в более-менее уравновешенном состоянии. Слегка пошатываясь, Кирилл добрёл до подъезда. Задрав голову, он посмотрел на свои тёмные окна. Лёгкое беспокойство коснулось затуманенного разума, но он решительно отогнал от себя дурные мысли.

Ладонь уже потянулась к дверной ручке, когда периферическим зрением он уловил какое-то движение в окне второго этажа. В погружённой во тьму квартире Гузеихи кто-то был. Пичурин полез было за телефоном, но решил, что снова беспокоить Мурашова будет немного неуместно. Вдруг померещилось с пьяных глаз? Тяжело вздохнув, он вошёл в подъезд. Тяжело опираясь о перила, поднялся на второй этаж и застыл перед дверью бабкиной квартиры. Увиденное совсем его не обрадовало. Бумажная полоска с печатью была сорвана, а створка слегка приоткрыта.

Отголоски здравомыслия кричали, что нужно просто пройти мимо, но выпитый алкоголь заставил их замолчать. Кирилл легонько толкнул дверь и переступил порог. Замерев во мраке, прислушался. Понимание, что в квартире он не один, пришло очень быстро. Кто-то возился на кухне. «Наверное, Черныш проголодался и ищет, чего пожрать», – успокаивал себя Пичурин. Он зашарил рукой по стене в поисках выключателя. Кнопка тихо щёлкнула, и мужчина на секунду невольно зажмурился от яркого света, озарившего прихожую. Взгляд его скользнул по бесформенной тёмной кучке на полу. Всмотревшись, он судорожно сглотнул, сдерживая рвотный позыв. Обезглавленная тушка бабкиного питомца валялась на грязном линолеуме в окружении тёмных брызг. Кровавый след тянулся в сторону кухни. Звуки не прекращались, будто бы незваному визитёру было плевать на то, что его обнаружат.

Идти дальше с голыми руками Кирилл опасался. Взвесив в руке стоящую у порога клюку, часто используемую Гузеихой при длительных прогулках, он решил, что массивная деревянная палка вполне сгодится в качестве средства самообороны. Сжимая в потных руках своё оружие, он медленно двинулся в сторону кухни.

Нерешительно остановившись на пороге, Пичурин, напрягая зрение, силился рассмотреть источник странных звуков. На полу около газовой плиты, едва различимая в лунном свете шевелилась бесформенная фигура.

– Кто здесь? – осипшим голосом крикнул Кирилл.

Не получив ответа, протянул руку и щёлкнул выключателем. Клюка выпала из его ослабевших рук и скользнула по линолеуму к ногам Киселёвой. Оперуполномоченный сидела в луже крови, обхватив подтянутые к подбородку колени левой рукой. Уставившись бессмысленным взглядом в одну точку, она ела собственную правую руку. Вернее, то, что от неё осталось. Отгрызенная кисть валялась тут же, неестественно скрючив сведённые последней судорогой пальцы. Девушка впивалась зубами в изуродованную культю и, мотая головой, как собака, отрывала небольшие куски плоти, тут же глотая их, не жуя. Нижняя часть её лица была перепачкана кровью. Частички мяса прилипли к щекам и подбородку. Не в силах пошевелиться, Кирилл наблюдал за этим жутким актом каннибализма.

Внезапно девушка перевела взгляд на него, и губы её медленно расплылись в безумной улыбке, обнажая окровавленные обломки зубов. Опираясь на торчащую из огрызка руки кость, она попыталась подняться. Однако ноги разъехались на мокром полу, и она неуклюже упала на колени. Подняв голову на Пичурина, искалеченная сотрудница полиции поползла к нему, не вставая с колен. Казалось, её нисколько не беспокоит изуродованная конечность. Кирилл попятился.

– Штой, – прошепелявила она невнятно. – Помоги мне…

Что-то насторожило Пичурина в её интонации. Не так люди просят о помощи. Мёртвый, лишённый эмоций голос больше пугал, чем вызывал сострадание и желание помочь.

– Я позвоню в скорую! – истерично выкрикнул он и бросился прочь.

– Нееет! Штооой! Киряяя!

Услышав своё имя, Пичурин обернулся. Киселёва раскачивалась, стоя на карачках. Что-то происходило с её лицом. Глаза девушки широко раскрылись и стали медленно выходить из глазниц. Как будто глазные яблоки выдавливало из черепа чудовищным давлением. С громким хлопком они внезапно лопнули, из залитых кровью отверстий выплеснулась тёмная вязкая жижа. Упав с хлюпающим звуком на пол, она как живая заскользила к Кириллу. Обмякшая девушка тряпичной куклой повалилась замертво, а Пичурин, проглотив рвущийся наружу крик, метнулся к выходу из квартиры. Не чуя ног, взлетел на свой этаж. Трясущимися руками с третьей попытки он попал ключом в замочную скважину. Захлопнул дверь и привалился к ней спиной часто дыша. Мощный выброс адреналина полностью лишил его успокаивающего, опьяняющего эффекта. Паника накатила всепоглощающей волной, сердце подскочило к горлу и билось там в бешеном ритме. Он совершенно не понимал, что происходит, но одно было ясно абсолютно точно – он по самые уши вляпался во что-то дурно пахнущее.

VI

За окном пригородного поезда в утренней дымке мелькали деревья. Кирилл плохо помнил, как оказался в этой электричке. События последних нескольких часов смешались и частично стёрлись из памяти. Он помнил, как, включив свет во всех комнатах своей квартиры и вооружившись кухонным ножом, не разуваясь, забрался на кровать. Как долгое время прислушивался к каждому шороху и вздрагивал от любого подозрительного звука.

Ещё он помнил тень, вползающую из прихожей в комнату. Бесформенное тёмное пятно медленно достигло центра комнаты и стало обретать объёмную форму. Оно бугрилось на поверхности ковролина, как готовый лопнуть гигантский гнойный нарыв, становясь всё больше и больше. Вскоре выпуклость приобрела черты, схожие с грузной человеческой фигурой. Рыхлая, безликая чёрная масса водила из стороны в сторону неким подобием головы, словно принюхиваясь. Наконец, она почуяла Кирилла. Шарообразный нарост на короткой шее свесился набок. Короткими толчками, с хлюпающими звуками отлипая от тела, высвободилась пара отростков, напоминающих человеческие руки. Резко заламывая их под неестественными углами, существо судорожными рывками двинулось к обмершему от страха человеку.  

Дико заорав, Кирилл швырнул нож в приближающееся нечто и метнулся в сторону выхода. Он не помнил, как ему удалось проскочить мимо этого ожившего сгустка тьмы. В памяти отпечатались тёмные проулки, мелькающие в ночи окна домов, горящие огнём от нехватки кислорода лёгкие и наливающиеся свинцом ноги. Пришёл в себя Пичурин уже на вокзале. Согнувшись, он опирался рукой о стену, часто испуганно оглядываясь и жадно хватая ртом воздух.

В памяти не отложилось, как он выбирал направление, скорее всего, просто приобрёл билет на ближайшую электричку. Ясно запомнилось желание быстрее оказаться как можно дальше от этого кошмара. По ощущениям он ехал уже довольно долго, и ему даже удалось немного поспать, привалившись к окну.

Из полудрёмы вырвал звук входящего вызова.

– Да, Николаич, – охрипшим голосом произнёс он, прижав телефон к уху.

– Здоров, Кирюха, – донеслось из динамика. – Не спишь?

– Не, – буркнул Кирилл. – Говори.

– Я насчёт вчерашнего разговора, итить. Варька узнала этот рисунок. Говорит, это реза «Сторож», едрить её за ногу.

– Чего?

– Ну, вроде руны что-то, итить. Раньше ведь как писали? На бересте закорючки, итить, вырезали, потому и «реза» называется. Вот та, что ты с двери оттирал, это символ-оберег бога Чура.

– Какого ещё Чура? – с трудом разгоняя заполняющий голову туман, простонал Кирилл.

– Я сам не особо вникал. Это тебе с Варькой, итить, надо поговорить. Приходи, она дома сегодня.

– Не могу я сегодня. Ты так перескажи, что помнишь.

– Да я и не запомнил почти ничего. Балдой же был вчера, итить. Славянский бог какой-то. То ли Щур, то ли Чур – хрен его знает, как правильно. Защитник от нечистой, едрить её в дышло, силы. Вроде как он охраняет границу между мирами, итить. Мешает нечисти пройти в наш мир и помогает выгнать обратно сумевших проскочить чертей. По всему получается, знак на двери, как защита был нарисован, а ты его стёр, итить.

– Ясно, – задумчиво протянул Пичурин. – Спасибо за информацию, Николаич.

– Да не за что, итить. Всё равно ведь не веришь во всё это, сам говорил. У тебя-то как? Полтергейсты, едрить их в ноздри, не хулиганили ночью?

– Нет, – непонятно зачем соврал Кирилл. – Нормально всё.

– Ну хорошо. На улице не был ещё? Я в окно смотрю, у вашего подъезда снова, итить, суета какая-то. Мусора́, скорая… Не в курсе, чё там?

– Не, не в курсе, – снова соврал Пичурин. – Узнаю, расскажу.

– Ладно, давай. Голова после вчерашнего не болит? Если что, забегай, полечимся, итить.

– Не понял ещё. Проснулся только. Если надумаю, наберу.

– Ну, думай, – усмехнулся Николаич и отключился.

Кирилл понял, что тело Киселёвой уже обнаружили, а рядом с ней бабкину клюку с его свежими отпечатками. Нетрудно догадаться, кого в скором времени объявят в розыск. Он извлёк из телефона SIM-карту и выкинул её в приоткрытое окно. Плана дальнейших действий не было. Как и чёткого понимания, куда он, собственно, едет.

А спустя несколько секунд у него отнялся мизинец левой руки. Неприятное покалывание быстро распространилось от ногтя до основания. Кирилл попробовал согнуть его, но палец не слушался. Он несколько раз сжал его правой рукой, разминая. Безрезультатно. Внезапно накатило головокружение, в глазах начало стремительно темнеть. Онемение перекинулось на кисть. Он попытался позвать на помощь, но понял, что не способен составить даже элементарное предложение, а вместо речи изо рта вырвалось лишь невнятное мычание. Мелькнули перед затуманенным взором брезгливо сморщенные лица сидящих напротив пассажиров, Кирилл ударился головой о жёсткое сиденье.

– Пъянь сраная… – последнее, что услышал Пичурин перед тем, как сознание покинуло его.

VII

Отъезжающий поезд тёплыми порывами ерошил волосы на затылке. Редкие капли моросящего дождя падали на лицо. Кирилл стоял на незнакомом полустанке. Почему он сошёл с поезда именно тут, Пичурин объяснить не мог, как и вспомнить, что с ним происходило после обморока. С тоской проводив взглядом удаляющийся поезд, он спустился с полуразрушенного временем густо заросшего зеленью перрона к еле заметной тропинке. «Что со мной было? – кольнула неприятная мысль. – Неужели инсульт?»

Тропинка петляла среди высокой некошеной травы, тянущейся плотной стеной, казалось, до самого горизонта. Громко гудели насекомые, запах мокрой земли щекотал ноздри. «В конце концов, не всё ли равно, куда бежать?» – обречённо подумал он, и сунув руки в карманы, побрёл вперёд.

Чем дальше шёл Кирилл, тем гуще и выше становилась растительность, а сама тропа сужалась и вела под уклон. Вскоре он уже не видел ничего, кроме голубого неба над головой и зелёных зарослей вокруг. Однако мыслей повернуть не возникало, ноги будто сами выбирали направление.

Солнце поднялось уже достаточно высоко, когда справа донёсся далёкий человеческий крик. Пичурин замер в нерешительности. Он был уверен, что если сойдёт с тропы, то снова найти её среди зарослей не получится. Крик повторился. Слов разобрать Кирилл не смог, но по интонации понял, что кто-то кого-то зовёт. Решив, что в любом случае человек сможет его куда-нибудь вывести или хотя бы объяснить, где он находится, Пичурин поспешил на голос. Однако через несколько сотен шагов крики смолкли.

– Эй, вы где? – заорал Кирилл.

Паника нахлынула удушливой волной. Он понял, что потерял чувство направления. Случилось то, чего он так опасался – Пичурин заблудился в этом бескрайнем зелёном океане.

– Эй, аууу! – надрывал он горло, но никто не отзывался.

Раздвигая траву руками, Кирилл наугад ломанулся сквозь заросли. Упругие стебли хлестали его по лицу, ноги утопали в рыхлой земле, пот заливал глаза, а страх всё сильнее сжимал сердце тугим обручем. Вскоре он окончательно выбился из сил. Тяжело дыша и спотыкаясь, Пичурин ковылял на отяжелевших ногах, проклиная своё любопытство.

На небольшую круглую лужайку он вывалился совершенно для себя неожиданно. Вспыхнувшая было радость тут же сменилась разочарованием. К пятачку скошенной травы не вело никаких тропинок, и куда двигаться дальше, было непонятно. Однако разнообразие ландшафта всё же принесло некоторое облегчение мечущемуся в испуге мозгу и уставшим от бесконечной зелени глазам.

Лужайка не была пустой. В центре возвышался толстый покосившийся деревянный столб. Кирилл подошёл ближе. На потрескавшемся, потемневшем от старости стволе грубым узором было вырезано лицо старика с длинной бородой. Чуть ниже угадывались контуры рук. Правая сжимала посох, а левая широкий нож. У покрытого мхом подножия валялись иссохшие кости мелких животных и птиц. «Капище», – всплыло откуда-то из глубин сознания давно забытое слово. Взгляд Пичурина зацепился за что-то смутно знакомое. Он опустился на колени и стал очищать от мха основание древнего идола. На влажной, испачканной землёй, подгнивающей поверхности проступил символ. Ошибиться было невозможно.

– Ну, здравствуй, Чур, – пробормотал Кирилл. – Что же ты ко мне привязался-то, а?

Громко зашелестела, склонившись под налетевшим внезапно порывом ветра, высокая трава. Смолк стрекот насекомых. Прорезав безоблачное небо, молния впилась в столб, с оглушительным треском расколов его на две половины. Кирилл развернулся, пряча лицо от разлетевшихся щепок, и бросился ниц, закрыв руками голову. Когда звон в ушах стих, он осторожно оглянулся, не вставая. Над дымящимися обломками кумира плясало пламя. Чёрная гарь поднималась в небо, но не растворялась в воздухе, а собиралась в одном месте, образуя плотный сгусток дыма. Туманное образование медленно менялось, обретая человекоподобную форму. Дожидаться окончания метаморфозы Пичурин не стал. Вскочив на ноги, он кинулся наутёк, забыв об усталости.

Кирилл не знал, как долго плутал среди высоких трав, только когда он, наконец, набрёл на группу покосившихся полуразрушенных строений, в небе уже сияли первые звёзды. Это и деревней-то назвать язык не поворачивался. Едва ли больше десятка ветхих домиков пряталось за щербатыми заваленными заборами. С трудом переставляя гудящие ноги, он поплёлся к ближайшей лачуге. Очень хотелось есть, ещё больше пить. Отворив трухлявую калитку, Пичурин прошёл через густо заросший сорняками двор, поднялся по скрипучему крыльцу и потянул на себя ручку приоткрытой двери.

– Вечер добрый, хозяева! – с трудом ворочая распухшим языком в пересохшем рту, прохрипел он, переступая порог. – Я тут заблудился немного. Не подскажете…

В нос ударил тяжёлый запах разложения и сырости. Кирилл, осекшись, замолчал. Тусклые блики единственной горящей в центре стола свечи плясали на бледных лицах двух дряхлых стариков. Они сидели совершенно неподвижно, никак не реагируя на появление гостя. Редкие седые волосы старухи свисали немытыми сосульками на покрытое глубокими морщинами лицо, лысину старика покрывали многочисленные пигментные пятна. Глаз не было у обоих, лишь тёмные провалы, обрамлённые кровавой коростой, зияли на безучастных физиономиях.

– Мы ждали, – раздался скрипучий голос за спиной, и костлявая рука крепко сжала плечо Пичурина.

Заорав от неожиданности, он рванулся, освобождаясь, и, оттолкнув бесшумно подкравшегося незнакомца, выскочил на крыльцо. Бежать было некуда – путь к отступлению преграждала толпа безглазых стариков и старух.

– Мор-жа-на! Мор-жа-на! Мор-жа-на! – скандировали они беззубыми ртами и тянули тонкие скрюченные пальцы к Кириллу. Сильный толчок в спину сбил его с ног. Вскрикнув, Пичурин рухнул в цепкие объятия десятков жадных рук. Попытался вырваться, но немощность стариков оказалась обманчивой. Они моментально обездвижили его и, не переставая выкрикивать странное слово, вынесли за ограду. Кириллу оставалось лишь беспомощно крутить головой. Тащили его, судя по всему, за околицу. Там в надвигающихся сумерках мелькали отблески пламени.

– Отпустите меня! – хрипел и извивался, силясь освободиться, Пичурин. – Что вы делаете?

Старики, игнорируя его просьбы, волокли испуганного мужчину в центр поляны к большому вертикально установленному косому кресту. Сооружение напоминало букву «Х», но на концах его были прибиты поперечные короткие перекладины, образуя дополнительные крестовины. Перед крестом располагался каменный жертвенник, заваленный сухими цветами, ягодами и шишками. В центре алтаря стояла широкая серебряная чаша, до краёв наполненная тёмной жидкостью. Над жертвенной плитой возвышался плетёный трон, который занимало соломенное чучело женщины в праздничном платье, украшенном старославянским орнаментом. Прикреплённый сверху мешок с грубо намалёванными глазами и ртом украшал венок из свежих полевых цветов, разноцветных тряпичных лоскутков и ленточек. На коленях серебрился серп с резной рукоятью. Пламя большого трескучего костра красными бликами играло на лезвии косы, торчащей из-за спины жутковатой соломенной куклы.

Кирилла дотащили до креста и, несмотря на громкие яростные протесты, принялись крепить верёвками его конечности к деревянным брусьям. Сооружение сколотили недавно – от дерева шёл сильный еловый запах, одежда и оголённые участки кожи липли к смоляным потёкам. Занозы от грубо обтёсанной древесины впивались в тело. Старики управились довольно быстро. Отступив от распятого тела, они дружно упали на колени и, подняв руки к небу, раскачиваясь из стороны в сторону, затянули заунывную песню на незнакомом языке.

Лишь одна из них осталась на ногах. Аккуратно подняв обеими руками чашу с алтаря, она медленно двинулась к Пичурину. Кирилл рвался на кресте, пытаясь высвободиться, но верёвки только сильнее врезались в кровоточащие запястья.

– Изыди за кромку, погань окаянная! – прогрохотало вдруг над поляной.

От нечеловеческой мощи голоса завибрировал воздух, а реальность, казалось, на мгновение исказилась. Пичурина чудовищным звуковым ударом размазало по накренившемуся кресту. Все старики, включая бабку с чашей, повалились как подкошенные. Разлившаяся тёмная жидкость, пузырясь и шипя, потекла по земле, разъедая притоптанную траву. Кирилл помотал головой, прогоняя звон в ушах, и взглянул на своего внезапного спасителя.

Освещённый бледным лунным светом, уверенно ступая меж распластанных неподвижных тел, к нему приближался Герасим в окружении четвероногой своры. Вместо привычной метлы дворника старик сжимал в узловатой руке крепкий длинный посох, а ветхий заштопанный пиджак сменила длинная белоснежная рубаха, расшитая руническими узорами.

Чур меня! (3/3)