Серия «И это всё о нём»

Если вы когда-нибудь попадете в тридесятое 29 апреля, вы увидите странную картину. Множество подвод, груженых разнообразными товарами, стоит перед обширными подвалами кощеева казначейства.

Но никто не разгружает подводы и не заносит ценности в хранилище. Совсем напротив! Снующие взад-вперед служки выносят из недр сокровищницы целые штуки золотой парчи, охапки соболиных шкурок, шкатулки, полные запястий и ожерелий, алмазные венцы и венецианские зеркала. Все это тщательно упаковывается, перекладывается войлоком, чтоб не повредилось в дороге, и развозится в разные стороны, а затем попадает за пределы тридесятого в другие государства и вотчины.

Что это за вывоз капитала такой?! Как рачительный правитель мог допустить такое разорение?!! Где Кощей, наконец?!!!

А Кощей сидит в кабинете, попивает настой корней аира с одуванчиковым медом и смотрит на блюдечко, по которому катается наливное яблочко. В блюдечке видны развеселые, перепачканные дареным шоколадом и увенчанные дареными кокошниками лица многочисленных воспитанниц бессмертного старика, а также улыбающиеся мордашки еще более многочисленных их отпрысков, которые наперебой верещат «Дедушко, спасибо!». И сторонний наблюдатель, буде он допущен в кабинет, видит гордость и счастье на лице великого мага.

А все объясняется просто. 29 апреля — именины Василисы. За сокровищницы же тридесятого не волнуйтесь. Уже завтра, тридцатого, наступит день уплаты подушной подати за первый квартал, и все восполнится сторицей.

Я думаю, что у Баюна есть где-то глубоко в головном (а кто знает, может, и в спинном) мозге ПЗУ. Если кто не в курсе, это — постоянно запоминающее устройство.

Кот помнит всё. Как звали викария, который подслушал под дверью любовный разговор Тристана и Изольды. Что было выткано на хитоне, в который стыдливая Навзикая обрядила изрядно обношенного незнакомца. Порядок, в котором перебирала лады играющая в первый раз перед Гэндзи дочь отшельника из Акаси. Размер окна, под которым стоял царь, подслушивавший разговор трёх девиц (и дерево, из которого был сработан забор, также).

Кот помнит каждое выражение лица Кощея, каждый жест его рук и движение ног, непостижимым образом связывая их с тончайшими нюансами настроения властелина тридесятого.

Кот помнит всё. Но не всегда. Когда ему надо, хитрая животина впадает в почти старческое слабоумие и ничего, кроме «Чего сь?» и «Надысь» из него не выбьешь, не выпросишь и не выкупишь.

Так что Баюн оснащен не только ПЗУ, но еще и реле доступа к сети, связывающей это ПЗУ с его речевым аппаратом. И время от времени загорается красная лампочка, и реле перекрывает доступ.

Вот бы всем нам и такую память и такое реле! Но это, к сожалению, невозможно. Нельзя быть, как Баюн. Совсем нельзя. Я пробовала — не получается.

Кот Баюн растерялся. Сначала-то он хотел рано утром разбудить все Лукоморье звуками волынки, потом закрепить эффект громогласным пением «Песни солдат» (более известной, как гимн Ирландии), ну, а затем уж спокойно рассказывать что-нибудь из Йейтса и Свифта.

Но не вышло. Разбудил не кот, разбудили кота. Раным-ранёшенько, когда ещё хорошо была видна Венера, а Баюн видел сладкий сон про немецкие колбаски, тушёные в пиве, русалки (дуры пухлогубые) грохнулись оземь и завопили:

— Ты прости нас, батюшко, свет Баюне! Ежели согрешили в чём супротив тебя, прости!

Ополоумевший кот вскочил, вздыбил шерсть и приготовился дорого отдать свою жизнь, но тут море вскипело и тридцать три богатыря, мрачной толпой (поскольку ни солнца, ни луны на небе не было, и доспехи не могли, как вы понимаете, «как жар гореть») приступили к коту, лихо, по-богатырски скандируя:

— Прости нас, братко! Ежели в чем повинны, каемся! Но не со зла мы! Прости!

Кот в полном очешуении полез на вершину дуба, надеясь там скрыться от разом сошедших с ума обитателей Лукоморья. Но над дубом уже висела ступа, из которой доносился противно елейный голосок бабы-яги:

— Баюнушко, касатик ненаглядный, прости меня, бабу неразумную!

Ну, тут песнопевец, конечно всё понял. В кои-то веки день святого Патрика совпал с прощёным воскресеньем, и вместо того, чтобы сделать сюрприз окружающим, кот был осюрпризен (каково словцо!) сам. Доставать волынку уже не имело никакого смысла и, простив всех скопом и каждого по отдельности, Баюн спрятался в ветвях, где уже досмотрел сон о немецких колбасках, никем не прерываемый.

Врать не буду. Кощей просить прощения не приходил.

«Чпоньк!» — сказала утка теми устами, что расположены у неё под хвостиком, и яйцо выкатилось прямо в желудок и без того уже переполненного зайца.

«Буээээ!» — промычал заяц и выблевал яйцо вместе со взлохмаченной уткой. В ларце стало тесно.

Ларец еще несколько мгновений выдерживал распирающее давление, но, когда оковывавшие его стальные полосы врезались в древнее дерево, лопнул.

Заяц, утка и яйцо скатились по ветвям трехсотлетнего дуба и остались валяться среди обломков.

«Чёрт знает, что такое!» — зло подумала игла и приготовилась к худшему.

— Совершенно с тобой согласен! Чёрт знает, что! — сказал Кощей, собирая в индонезийскую ротанговую корзину героев этой сказки. — Нарушены договорные обязательства! Не соблюдены нормы технических условий! О трудовой дисциплине я уже и не говорю! Сколько денег зря из казны потрачено!

Заяц, утка и даже яйцо сжались от страха.

— Игла, — продолжил властелин тридесятого, мягко поглаживая влажную скорлупу большим пальцем, — ты там как? Цела?

— Цела есмь, батюшко! — пропела игла осторожно.

— Ну, ты продержись еще с полчасика, пока я поколдую немножко. А потом на покой, на пенсию...

Игла ничего не ответила, но про себя подумала: «Ишь ты, на пенсию! Я еще повышиваю на старости лет! Чай, не тебе чета, древний лихоимец!»

— Вот сама посуди, — лукоморский песнопевец загнал  в развилку ветви дрожащую русалку и уже час толкал речь. — Сама посуди: есть чудо-юдо, и есть Иван-крестьянский сын; есть баба-яга, и есть Василиса; есть Сивка-Бурка, и есть Конёк-Горбунок. И я есть, кот Баюн. А это значит что? — русалка всхлипнула и часто заморгала, — значит, должен быть кот Молчун.

Я, например, хожу по дубу кругом. А он, скажем, лежит под пальмой, вытянувшись. Я пою песни и сказки сказываю. А он пучит щёки и молчит, хоть убей. У меня шерсть наполовину серебряная, а наполовину шёлковая, а он лысый. Поняла?

Русалка вздохнула и робко подала голос:

— Сфинкс, что ли?

Кот замахал сначала лапами и хотел возразить, но красота представившегося ему образа остановила Баюна. Он представил себе пустынное море далёкой Африки, стройные абрисы пирамид (а основание у них — квадратное, понимаете?) и посреди всего этого внушительную фигуру загадочного лысого (ну, чего уж тут скрывать) сфинкса.

Робкая красавица, поняв все по-своему, жутко перепугалась и со страху зажмурила глаза. Потом, поняв по ровному дыханию кота, что тот не зол, осторожно бросила взгляд из-под богатых ресниц. Тот стоял, вдохновенно запрокинув голову, и медленно, раздумчиво разминал когтями кору дуба. Русалка облегчённо вздохнула, осторожно вильнула хвостом и скрылась в пышной кроне дуба. Она знала: на Баюна накатило, и лучшее, что можно сделать в такой ситуации — слинять по-тихому.