Серия «Феликс Зомари. Воспоминания.»

Заканчиваем знакомство с мемуарами "цюрихского ворона".

Ссылки на предыдущие части: 1 2

Летом 1932 года  австрийский канцлер Дольфус пригласил Зомари подъехать к нему в Лозанну  на конференцию поговорить. Оказалось, германский канцлер фон Папен собирается попросить у англичан поддержки для нападения на Россию. Конечно, это было "чистое сумасбродство", в таком положении затевать что-то подобное. Да и не позволили бы другие великие державы немцам победить во вред себе. Возможно, таким отчаянным способом фон Папен собирался предотвратить приход Гитлера.

Январь 1933 года. Гитлера назначают рейхсканцлером. Ялмар Шахт получает пост президента Рейхсбанка. Зомари пишет ему письмо, в котором указывает, что эта ситуация разрешится новой битвой народов под Лейпцигом, где немцы будут сражаться против русских, англичан, французов и американцев. Шахт ответил лишь, что надеется, что битва эта будет протекать за пределами Германии.

В 1935 году наш герой отправился в Нью-Йорк, где имел беседу  с президентом Bank of New York. Тот не хотел и слышать о возможной войне. Зомари же ответил, что нигде не видел столько агентов ВПК, как на Женевской конференции по разоружению. Японцы напали на Манчжурию, а английское адмиралтейство заявляет, что оно не в состоянии противодействовать. Никто не захотел воевать с японцами. Протест остался на бумаге, поощряя других потенциальных агрессоров. Гитлеризм - это революция, шагающая по ступеням, и свою катастрофу получит лишь в пятом акте. С ним будет покончено, как и с его русской противоположностью. Но сначала произойдёт борьба между ними, а затем противостояние Америки с победителем.

На своей новой швейцарской родине Феликсу удалось убедить некоторых влиятельных политиков в неизбежности войны. Некоторых, но не всех. В конце января 1938 года Зомари звонит Луису Ротшильду с настоятельной рекомендацией немедленно покинуть страну. Тот проигнорировал. Даже 11 марта, в день вступления немецких войск в Австрию, в ответ на последнее предупреждение он перенёс свой отъезд на завтра. Это стоило ему свободы и значительной части собственности.

Мюнхенский сговор разорвал Богемию и сделал невозможным дальнейшее существование  Чехословакии как государства. Ещё в двадцатых Зомари играл в гольф с Масариком, и тот высказывал озабоченность судьбой страны перед лицом "двух Ирландий" - немцев и словаков. Пройдёт семь лет после Мюнхена - и чехи немцев вышвырнут их страны, а незадолго после этого они сами будут подчинены русскими.

Ближе к 1939 году швейцарцы, наконец, поняли, что настала пора запасаться важнейшим сырьём и продовольствием. 15 марта немцы вошли в Прагу. Зомари решил что уже война, поздно пить боржоми. Но в этот раз он ошибся. Это запоздание вместе с другими позднейшими подарками судьбы - поздним вступлением в войну Италии, вовлечение США и открытие коридора через вишисткую Францию - позволило Швейцарии просуществовать островком стабильности. Феликса отправили в Штаты заключать договора. Феликс отказался от гонораров и прочих вознаграждений. Да, на него посмотрели с удивлением. Миссия была успешной, хотя никто из американцев не допускал возможности ни долгой войны, ни войны вообще, не говоря уже об участии в ней.

О нападении на Польшу Зомари узнал уже почти за месяц: немцы имели в то время привычку заранее назначать дату, которую впоследствии узкий круг знакомых разбалтывал. Швейцарцы получили копию доклада генерального штаба, из которой было ясно, что Гитлер нападёт на Польшу и без пакта о ненападении с СССР. Диктатор исходил из двух предпосылок: ему, а не англичанам, удастся договориться со Сталиным, да к тому же англичане с французами плохо готовы к войне.

Вскоре после начала Второй мировой Феликса снова отправили в США по вопросам снабжения. Почти пустой пароходе из Генуи кишел агентами и пропагандистами всех мастей. Советского представителя Уманского все обходили за версту. Даже официанты отказались его обслуживать, в результате он сидел за отдельным столиком с приставленным к нему человеком. В Штатах всё были спокойно. Американцы были уверены в непреодолимости линии Мажино. Тем дешевле было для швейцарцев получить необходимое сырьё. Вернувшись в Швейцарию, Зомари застал там приличный переполох: все эвакуировали ценности в горы. Со вступлением Италии в войну возникла вероятность изоляции Швейцарии, потому Феликса снова отправили в США, чтобы он там был на всякий случай. Нехотя, он согласился. В Штатах всё было по-прежнему спокойно. Внимание было приковано с советско-финляндской войне, где общественное мнение было столь неравнодушно, что Советы не отважились повторно открыть свой павильон на Всемирной выставке.

Даже когда немцы прорвали фронт во Франции, военный советник Рузвельта до последнего надеялся на контрудар французов. Зомари удалось в последний момент добиться эвакуации швейцарского золота из Парижа. На отчаяние соотечественников ввиду катастрофы Франции Феликс отвечал, что Англия дождётся новых союзников - СССР и США. Журналист Эмиль Людвиг вызвался свести их вместе. Уманский на предложение журналиста ответил, что с этими английские лорды, "которые перед разговором с нами четырежды руки моют", договориться не выйдет. Рузвельт ответил, что уже пытался говорить с русскими дважды и больше не станет пытаться: "Они не соблюдают договора и не держат слово, это самые невозможные люди." Но Зомари только посмеивался. Он знал, что альянсу так или иначе придётся случиться. Прошло десять месяцев - и Сталин договорился с Черчиллем, а ещё через шесть - и с Рузвельтом. В те годы все страны относились друг другу с взаимным недоверием. Но было исключение из этого правила: США основательно доверяли СССР.

По просьбе с родины, Зомари пришлось остаться на больший срок в Нью-Йорке, и к нему присоединилась семья. В 1941 году он, наконец, уладил все дела и собирался лететь обратно, но ему дали лишь один билет. Так он остался на долгие годы в Штатах, консультируя американцев на добровольных началах. На руководящих должностях у них сидели сплошь дилетанты. Сам Рузвельт, вокруг кого всё крутилось, не был специалистом ни в одной области, но зато хорошо разбирался в людях. Чтение документов он ограничивал лишь первой страницей, его решения были произвольны и часто били мимо цели. Для решения важных вопросов он организовывал две рабочие группы, состоящих из политических конкурентов, из их отчётов он составлял своё мнение. Эта двойная организация стоила, конечно, гигантских средств, но как раз в средствах недостатка не было.

Бесславное поражение в Перл-Харборе было американцами на удивление легко переварено. Шок если и был, то весьма кратковременный. Он сменился шутками типа "Слыхали? Наш флот теперь состоит только из подлодок!" и желанием, засучив рукава, построить новый. Зомари диву давался, почему Штаты до того давили Японию - ведь она была потенциальным союзником против России. Ну да, ну да: если изначально исходить из желания противостоять России, то можно и Гитлеру помочь, а чо. Вообще, в книге я не нашёл ни одного доброго слова ни по отношении ни к России, ни к её правителям, будь то цари или большевики. Автор как вырос при Франце-Иосифе, так и сохранил свой имперский монархический настрой на всю жизнь. Вот и по отношению к японцам он всеми силами уговаривал американцев не разрушать их монархию и нажил себе немало врагов. Он считал, что в перенаселённой стране конституция, написанная поселенцами на полупустующих землях, не приживётся. Да и катастрофический европейский межвоенный опыт кое-чему научил.

Ближе к дате написания мемуаров многие детали пропадают: неудивительно, ведь дела-то были всё ещё свежи, секреты актуальны. Потому на последних страницах книги мы видим всё больше впечатления от стран, людей и настроений или рассуждения об отсутствии некоей духовной столицы. Автор отметил, что с такой безалаберностью победить в войне - во многом везение, что им не противостоял автократический гений типа Наполеона.

В преддверии Квебекской конференции Зомари встретился с Отто Габсбургом и попросил его повлиять на Рузвельта, чтобы не принимали план Моргентау, который бы уничтожил германскую промышленность и сделал бы из Германии врага надолго. Всё напрасно: больной Рузвельт подмахнул меморандум, не глядя. И в таком же никаком состоянии он поехал через два месяца в Ялту.

Перед высадкой в Нормандии встал вопрос о денежном обращении в Западной Европе. Вместо того, чтобы наметить приблизительные курсы обмена валют, Зомари предложил ввести обращение доллара, что сняло бы проблемы и с деньгами, и с национальной враждой. Его не послушали. Прошло полвека с лишним, пока идея общеевропейской валюты нашла своё воплощение. В преддверие Бреттон-Вудской конференции стало известно о двух планах устройства мировых финансов после войны. Англичане с Кейнсом во главе предлагали Международный Клиринговый Союз, позволивший бы дефицитным странам "залезать в карманы американцам". Американцы же просекли фишку и сказали твёрдое "нет", создав взамен этого всем известный дуумвират МВФ-Мировой Банк. Зомари предостерёг президента банковского совета Швейцарии от преждевременного вступления в эти организации: трудно полагаться на них, если там будут иметь весомое представительство СССР и Китай. Но впоследствии эти опасения не оправдались: в Китае случилась революция, а СССР отошёл от сотрудничества с США.

Вопрос начала холодной войны, к сожалению, не нашёл подробного освещения в мемуарах, и потому мне трудно судить, кто "отошёл" первым. Вопрос спорный. В любом случае в американском обществе до войны царили симпатии по отношению к СССР. Можно было бесконечно ругать Англию с Францией, но критика СССР или Сталина - это было табу. От Гитлера из Европы сбежало множество людей левой политической ориентации, которые быстро сблизились с детьми многочисленных русских эмигрантов. Они занимали много важных постов, влияние их было немаленькое. Американская и европейская же общественности проникались взаимной антипатией. На господствующих демократов Зомари смотрел с отвращением, поскольку знал на примере Европы, к какой разрухе и бедности может привести их левацкая политика. Декаденство, эротика, псевдонауки, псевдорелигии - всё это тогда уже цвело буйным цветом, и наш автор только качал головой.

Летом 1945 года Зомари вернулся на время в Швейцарию. Ехал он через Францию, повидал послевоенный Париж, пообщался с людьми. В глаза бросилась отчуждённость французов по отношению к американцам. На них смотрели чуть ли не как на новых оккупантов. Членами Сопротивления было не более 80 тысяч человек, и при этом большой процент из них были коммунисты. Нежирно для такой прославленной нации.

Завершается книга первыми послевоенными годами. Наш герой был вынужден жить в эти годы на два дома: в Старом Свете он работал, а в Новом прижилась его семья. В Швейцарии банки были "поставлены на паузу" из-за послевоенной разрухи. Зато бум переживала часовая индустрия: и американские, и советские солдаты продемонстрировали склонность к коллекционированию. Результатами Потсдамской конференции Зомари остался недоволен: слишком много стран позволили контролировать русским. Что они эти земли своей кровью поливали - это его, очевидно, не волнует. Далее его заботило, что немцев и японцев разоружают: он был убеждён, что скоро начнётся новая война между СССР и США. Потому и убеждал своих соотечественников-швейцарцев продолжать хранить продовольствие. Французам он советовал не оттаптываться на немцах, подобно как в 1918 году, чтобы не провоцировать реваншизм. Де Голль был убеждён в скорой Третьей мировой с решающим поражением американцев. Офицеры из его окружения не любили ни англичан, ни американцев, а русских вообще ненавидели. Зомари говорил им, что отстраивать Европу заново должны немцы месте с французами, но защищать их, кроме американцев, больше некому. И длиться это будет долго. Удивительно: вот уже восьмой десяток лет прошло, но в этом смысле, я думаю, ничего не изменилось до сих пор.

В Штатах после войны много изменилось. Способнейшие, проведшие страну через войну, оказались на заднем плане, а вперёд вышла посредственность из провинции. Но таки Трумэну автор ставит в заслугу, что он с задачей президента в целом справился, сохранив Америку в её положении. Шумпетер высказывал Зомари свои сомнения по поводу послевоенной ситуации, когда Советы хотели объединить европейцев под своим началом, а США уговаривали их объединиться после того, как они взращивали национализм. Он опасался, что через десяток лет дядя Джо будет владеть миром. Первые послевоенные годы продемонстрировали всему миру, что СССР относился к странам Европы лучше, чем США. Московская конференция министров иностранных дел в 1947 году раскрыла глаза на это самим американцам. Вот тогда-то в величайшей спешке и появился на свет план Маршалла. Этот план преследовал как политические (вооружение Европы), так и экономические (устранение дефицита доллара) цели. Зомари предупреждал: без снятия торговых ограничений плану суждено потерпеть неудачу. Ведь разрушенной Европе надо было куда-то сбывать продукцию отстраиваемых заново предприятий, чтобы иметь возможность вернуть кредиты. Мы знаем, что впоследствии Западная Европа получила доступ на американский рынок, и план увенчался успехом.

Заканчивается книга предупреждением Америке о грядущем кризисе, написанным в ноябре 1954 года. В буме пятидесятых Зомари виделись параллели с двадцатыми, и он опасался за стабильность доллара. Он с болью смотрел, как ФРС, созданная для того, чтобы отцепить создание денег от государственных долгов, не выполняет своего назначения и безоглядно печатает доллары. Опасность упадка доллара - на пороге, предупреждал банкир. В 1955 году необыкновенный наш герой, чувствовавший перемены и кризисы "своими костями", ушёл из жизни.

-----------

Пройдёт ещё больше десятка лет, прежде чем в долларе станут сомневаться и начнут требовать за него золото, пригоняя военные корабли в нью-йоркскую гавань. Лишь в семидесятых Бреттон-Вудская система потерпит крах. Но США, да и мир в целом, от этого не шибко пострадают. Прошло ещё полвека - и доллар жив, хотя по-прежнему ему нездоровится. По-прежнему ФРС печатает миллиарды зелени, не боясь инфляции. Даже старается её разогнать.

Зомари был продуктом своей эпохи, закоренелым либералом, сторонником твёрдой валюты, антикоммунистом и где-то даже поджигателем войны. Словом, типичным буржуазным банкиром. Оценки его были хоть и с аналитической стороны блестящи, но порой предвзяты. Он "топил" за старую Европу, за монархов и банкиров, за позапрошлый век. Его время ушло, но кто знает, быть может, когда-нибудь оно вернётся...

Продолжение рассказа о воспоминаниях "Цюрихского ворона"

Ссылка на предыдущую часть

Практически сразу после начала Первой мировой немцы попросили Зомари возглавить филиал Рейхсбанка в свежезавоёванной Бельгии. Но для этого надо было принять немецкое гражданство, и Феликс отказался. Немцы подумали и сделали снисхождение, разрешив австрийцу заниматься этим щекотливым делом. Столкнувшись с генералитетом, Зомари обнаружил, что эта публика рассматривает захваченные страны не иначе, как предмет эксплуатации. В то время, как он сам старался в первую очередь восстановить в стране денежное обращение. А это требовало расхода немецких марок. Да, оккупация стоит денег. После капитуляции Антверпена Зомари вошёл в этот город раньше военных, чтобы убедиться, что запас франков был эвакуирован в Британию. Нужно было организовать новый эмиссионный банк, и это удалось сделать. И даже удалось получить согласие короля Леопольда, съездив для этого в Гавр! И только это получилось, как на город Антверпен наложили контрибуцию аж в миллиард франков... Несмотря на активное противодействие кайзера Вильгельма, сумму контрибуции удалось снизить до 30 миллионов. Этим Зомари нажил себе врагов среди немецких бюрократов.

Войну страны начали по-джентльменски, с уважения чужой собственности. Первыми, кто решил не отягощать себя этим "излишеством", были англичане. Они вспомнили о своих давних пиратских традициях. Другие, убедившись в успехе такой политики, не заставили себя долго ждать. Как результат мир получил современную, тотальную войну. Германия, поверив уверениям своих военных о скором конце войны, не озаботилась созданием значительных резервов. А в условиях морской блокады это было смерти подобно. В верхних эшелонах власти даже не задумывались, что придётся экономить на всём. "Неужели даже потребление хлеба придётся сократить?" - спросил на совещании один из тайных советников. "Хлеб - в первую очередь," - громко ответил Зомари. Но сам он, как австриец, отказался руководить этим процессом, желая остаться в роли советника. Вдобавок он умудрился ляпнуть перед лицом военных о проигранной битве на Марне (официальная пропаганда трубила о "запланированном отходе"). Такая прямота и стремление договариваться с бельгийцами (вместо того, чтобы требовать) не пришлась ко двору. После того, как его попытались заставить заняться вывозом бельгийских рабочих в Германию, Феликс подал на увольнение.

Поскольку финансирование военных расходов можно было обеспечить только через печатание денег, Зомари сознательно решил пока не заниматься банковской деятельностью. Он отдал в печать ещё перед войну написанную книгу "Банковская политика" (последний раз издана в 2018 году). До самой смерти он отрицательно относился к манипуляциями центробанков с деньгами страны, видя в инфляции одно лишь зло, инструмент ограбления вкладчиков. В этом он, вообще-то, целиком прав. Но всё же сам факт экспроприации - не столь плох. Если в благих целях, то есть для более перспективных и выгодных вложений - почему бы и нет? Главная претензия автора на этот счёт - что решения об инвестициях были "конфискованы" у банков государством. Он указывал, что государство способно легко проесть средства, вместо того, чтобы инвестировать, тогда как "свободная экономика обеспечивает эффективное вложение средств". Замечу, что государство способно работать на перспективу, в отличие от частника, зачастую вынужденного полагаться на краткосрочный доход.

Впрочем, я отвлекаюсь. В 1916 году Зомари вошёл в контакт с Фридрихом Науманном. Он организовал с ним вместе рабочую группу по Центральной Европе. В рамках которой они с многими соратниками из различных политических кругов разрабатывали первые принципы европейской интеграции. И делали они это за свои деньги, а вернее - за деньги Зомари.

Война шла своим чередом. Английская морская блокада давала о себе знать, и в германской элите долго шли разговоры о необходимости развязать подводную войну. Феликс яростно выступал против этой идеи, видя в этом путь к вступлению в войну США на стороне Антанты. Его меморандум был так здорово написан, что сам Франц-Иосиф впечатлился и  пригласил его на беседу. Когда это его предсказание сбылось, все кинулись к нему с дальнейшими вопросами, в том числе насчёт России, где как раз случилась Февральская революция. Он ответил, что рубль "кончится". Его точка зрения стала известна Людендорфу. Тот вызвал нашего автора к себе на ковёр. Последовал примечательный разговор, где Зомари досталось и за проект союза с Польшей из науманновской рабочей группы, и за то, что он смеет высказывать свое мнение публично по поводу и без. Оказалось, Людендорф не знал, что Россия так быстро падёт и всё равно рискнул начать подводную войну: совершенно очевидно он недооценивал Штаты. А теперь собирался хорошенько поживиться за счёт российской нефти и выиграть таки войну. И готов был "обменять" Польшу на всю Германию южнее Майна. Да-да, поляков на немцев. Зомари разъяснил ему, что с России в её положении много не вытрясешь, и вообще война проиграна. В конце генерал попросил Зомари послужить ему, сначала по-хорошему, потом по-плохому. Феликс спокойно ответил, что он не гражданин Германии и попрощался. Независимость, которую он так ценил, была сохранена.

Весной 1918 года после возвращения из Бухареста, где он представлял интересы Ротшильдов при заключении мира с проигравшими румынами, Зомари стал свидетелем исторического разговора. Макс Вебер беседовал с Йозефом Шумпетером, который потирал руки в предвкушении коммунистического эксперимента в России. Вебер, хорошо знакомый с Россией, предчувствовал беду с горами трупов. "Как и в любом анатомическом театре", -  ответил его собеседник. Двое великих, получивших всемирное признание за рубежом, где они оба чувствовали себя ссыльными, разругались в том кафе вдрызг.

Война окончилась. Побеждённая Австрия, ещё вчера снаряжавшая десятки дивизий на фронт, оказалась перед угрозой голода. Зомари пришлось вести унизительные переговоры с победителями о продовольственной помощи. Несмотря на желание европейцев как следует оттоптаться, американцы вошли в положение и помогли. Хозяйство бывших Центральных держав было разрушено. Финансы страдали от инфляции. Зомари активно выступал за объявление банкротства. Оно, подобно хирургическому вмешательству, болезненным, но коротким действием устранило бы проблему и позволило бы с нуля начать финансирование. Но вместо этого было продолжено "кровопускание", деньги продолжали терять свой вес. Мировые финансы начали перетекать в Швейцарию, где и Зомари начал новую деловую жизнь в качестве управляющего небольшого цюрихского банка Blankart & Cie.

Именно к нему пришёл за деньгами Вальтер Ратенау, друг и знаток России, когда Германия получила концессию у большевиков на вырубку лесов вдоль Октябрьской железной дороги. Гешефт получился, но не шибко прибыльный из-за многочисленных комиссионных. Зомари ругается на централизацию управления, я же подозреваю, что большевики просто отожрали больший кусок прибыли.

Инфляционные годы в Австрии и Германии подтвердили Зомари в его уверенности в том, что инфляция - безусловное зло. Его плодами пользуются сомнительные типы, оставляя в массах на долгие годы чувство неуверенности. Это чувство заставляет при любом политическом потрясении заниматься накопительством. После восстановления нормального денежного обращения дела в экономике пошли в гору. Двадцатые годы ознаменовались расцветом спекулянтов всех мастей, включая знаменитого Кейнса, зашедшего в гости к Зомари. Этот перехваленный всеми финансовый гуру  на новое предсказание цюрихского ворона о грядущем новом кризисе ответил: "В наше время не будет больше кризиса". Рынок он считал "интересным" и искренне удивлялся, откуда может прийти новый кризис. Прошли годы, и биографы Кейнса написали о его удивительной способности предвидеть кризис. Реальность выглядела по-иному. Лишь Зомари резонно указывал на сужение рынков сбыта вследствие ограничений свободы торговли и выпадения России из международной торговли. Он призывал к восстановлению свободы рынков -  с призрачным успехом. Наступивший на рубеже десятилетий кризис похоронил все надежды на это.

Ещё в 1926 году в докладе в Венском университете он говорил, что экономика Европы зависит от краткосрочных американских кредитов, и нет гарантии, что их поток не может прекратиться. Сохранение золотого стандарта и вывод французских денег способствовали возникновению бума на фондовых рынках Америки и сделали катастрофу неотвратимой.

В 1927 году в Кёльне Зомари указал в качестве трёх главных следствий прошедшей войны большевизм, стремление Азии к независимости и господство США. В результате платёжное сальдо между США и Европой осталось неуравновешено, и торговые ограничения делают ситуацию неразрешимой.

В 1928 году в Цюрихе он указал на разницу между ставками краткосрочных займов и дивидендами по акциям как сильнейший симптом кризиса. Увы, его никто не слушал, все только отмахивались. И занимали у Зомари под 8%, чтобы вложиться в акции, приносящие 2%.

И уже в 1929 году, когда по просьбе барона Луиса Ротшильда его спросили, стоит ли спасать Bodencreditanstalt, он ответил, что это будет самым верным способом разрушить самого спасателя - Creditanstalt. Его не послушали, и через пару лет "бахнул" сам ротшильдовский банк, пойдя на поводу у государства. Осенью Феликс отправился в Нью-Йорк. Перед отъездом он сказал, что станет свидетелем начала кризиса. И даже когда там "началось", имелось достаточно людей, надеющихся на продолжение банкета и продолжавших спекулировать.

В январе 1930 года Зомари предупредил, что кризис этот - международный. Но промышленные вожди оставались глухи, считая, что это всё проблемы американцев. В декабре того же года он, выступая в Лондоне, сказал, что опасаться того, что кризис приведёт к власти коммунистов не стоит: придут не они, а Гитлер. Он ответил:

Если Англия не найдёт воли или силы тотчас же объединить Германию и Францию, то кризис станет преддверием тёмного периода, который будущие историки будут называть "между мировыми войнами".

Предупреждение осталось хоть и услышанным (и напечатанным), но увы, не принятым к сведению. В Депрессию каждый был сам за себя.

Весной 1931 года нашего героя уже с нетерпением спрашивали, сколько это всё продлится. Он ответил, что должны случиться три события: банки в Вене и Берлине пройдут через кризис, английский фунт отцепят от золота, а также должен рухнуть шведский спичечный концерн Ивара Крюгера. В начале лета полетели банки, в конце - девальвирован фунт. Весной следующего года у Зомари спросили, стоит ли всё ещё ждать третьего события, он подтвердил. Через четыре недели Крюгер застрелился.

Тот самый ротшильдский банк в Вене таки рухнул. И сам Ротшильд, и австрийский министр финансов, и Монтегю Норман стали уговаривать Зомари возглавить то, что после него осталось. На что он ясно ответил, что будет кризис в Германии, кризис в Англии, придёт Гитлер и Вторая мировая война. Посему лучше бы такого пессимиста на эту должность не назначать.

В июне 1932 года Феликс издал небольшой памфлет, где высказал осторожную надежду, что экономика пойдёт на поправку. То ли биржевые дельцы оказались под его влиянием, то ли независимо от того американцы стали снисходить до прощения европейских долгов (что Зомари как раз и видел предпосылкой конца кризиса), но уже через две недели курсы акций пошли вверх. Европейский и американский истеблишмент, несмотря на Депрессию, устоял везде.

Везде, кроме Германии.