Я снова пью, наверное я просто болен.
Тоска, съедающая плоть, бескрайняя, сулящая тоска.
Я нынче глуп и в глупости я волен
Быть робким как безвольная доска,

Что терпит бесконечные удары,
Что поглощает тучу гнущихся гвоздей;
Я не прощаю повороты тех путей,
Что преподносит мне судьба как дары.

Банально... и как я должен мыслить трезво,
Когда от трезвости лишь прихоть?
Я разве должен выше прыгать?,
Я разве должен прыгать резво?

Я не бе-бе, хотя бе-бе лишь можу.
Я глупый, с ритма сбившийся Пьеро.
Довольно четверти от культа Пуаро,
Чтоб различить синеющую кожу
Подмявшего в свой гнет творца.
В чем суть? В трухлявости дворца!

С безмерно непоседливой душою,
Тоскующей бессмысленно и лихо,
И в шуме погибающей так тихо,
От сути убегающей долой.

Но в ней есть боль и страсть лихого дня,
Гниющего, покрытого травою,
Забытой жизнью и точась иною,
Гниющей и трухлявой былью пня.

Задохся от своей же лживой песни,
Лишь сам себя простил, безликий режиссер,
Забился в темный угол, твержу я как актер:
"Нет воли, творец погряз в своей болезни".

Творец... бездарность пляшущих чернил!
Как смеешь ты так звать себя, гнусавый?
Ты лишь один, единственный, тот самый,
Кто жизнь свою чернухой похерил!

Быть может ты и вовсе не был умн?
Лишь изредка бросал лихие взоры
На суммы острые среди бездарных сумм
Что превращались в хитрые узоры.


П.С. расчехляйте минусаторы, бравые войны, стихи редко выстреливают здесь.

п.п.с. да и похер