Rudenych

Интерес к происхождению славян и русских всегда был велик. И всегда всплеск интереса сопровождался спорами, но в последнее время эти споры достигли едва ли не предельного накала. Благо недостатка в версиях нет – от самых фантастических до строго научных. Но так или иначе все исследователи «танцуют» от истоков, пытаясь углубиться в прошлое насколько хватает ума фантазии и образования. Я же предлагаю проделать обратный путь, то есть от наших дней к той исходной позиции, которую можно взять в качестве точки отсчета собственно славяно-русской цивилизации. Если брать официальную версию, которую разделяют большинство ученых, то история славянства начинается в шестом веке усилиями, если так можно выразиться, византийского историка Прокопия Кесарийского и готского историка Иордана. Причем для обоих славяне не столько объект изучения, сколько досадная помеха, ради которого приходится отступать от главной интересующей их темы – византийско-готской войны.

Археологически славян привязывают к культуре Пражской керамики, распространяющейся на столь малой территории, что ее приходится рассматривать едва ли ни в микроскоп. Правда, сразу же возникает вопрос, а каким образом сосредоточенные на столь малом плацдарме славяне сумели отхватить половину Европы и распространить свой язык и культуру от Балтийского моря до Черного и от Эльбы до Волги. Сейчас количество славян колеблется от 300 до 350 миллионов, а русские составляют приблизительно половину от этого числа, а если добавить к русским белорусов и украинцев, то восточные славяне составят две трети от общего числа славянства. Объяснение такому феномену обычно дается простенькое как огурец. Вот типичный его образчик, взятый из книги Егорова:

«В культурно-археологическом смысле славяне ранее V века не просматриваются, и первоначальное ядро славянских древностей - культура пражского типа, занимает довольно узкий пояс на юго-западе первичного балто-славянского массива. Кроме языкового и территориального смыслов происхождения народов, есть ещё и другие, в том числе и генетический или его менее точный вариант - антропометрический. Прямых исследований генов и построения их генеалогического древа сейчас нет. Поэтому остаётся только с большой долей уверенности сказать, что раз славяне не вырезали под ноль всё прежнее население от Балтики до Эгейского моря, а их в этом никто не обвинял, значит, они его ассимилировали - сделали славянами по языку и культуре. В течение V и первой половины VI века, т.е. всего за 6-8 поколений славяне, выйдя из лесов севернее Карпат, пришли в долину Дуная и начали переселение на Балканы, славянизируя все встречаемые на своём пути народы.» («Образование Древней Руси»)

О генах мы еще поговорим, а пока я заостряю внимание читателей на том посыле господина Егорова ( который в данном случае высказывает официальную версию, подпираемую авторитетом научных светил), что довольно узкая группа лиц, культура которых ранее пятого века даже и не просматривается, нагло и беспардонно ассимилирует соседние племена, включая фракийцев, иллирийцев и прочих балтов. Правда, господин Егоров равно как и его ученые собратья забыл объяснить, каким образом им это удалось. Все-таки народы которые они ассимилировали имели свой язык, культуру и верования, развившиеся в течение уж по меньшей мере несколько столетий. При этом у славян нет государственности, нет властных структур и карающих органов, тем не менее, если исходить из результата, то проделанная ими работа по ассимилированию вполне сопоставима с работой богов и титанов. При этом следует учитывать, что ассимиляторская деятельность славян Балканами не ограничилась. Потренировавшись на фракийцах и иллирийцах они вплотную взялись за венедов, живших на южном побережье Балтийского моря, после чего дружно ринулись в Поднепровье и далее на Русскую равнину, то есть на берега реки Оки, ассимилируя теперь уже несчастных балтов и финно-угров, занимавших до прихода славян это территорию. Собственно, так якобы и возникла общность, давшая начало русскому народу. Но если с финно-уграми все более менее понятно, то кто же они эти таинственные балты, подвергшиеся ассимиляции в местах далеких, в общем-то от Балтийского моря. Ответ на этот вопрос дает кандидат исторических наук Лидия Грот:

«Следует напомнить, что сам термин «балты» — не название исторически сложившегося этноса, а сугубо книжный термин, вошедший в науку, согласно М. Гимбутас, с 1845 года и искусственно образованный от гидронима Балтийское море для обозначения носителей «балтийских» языков. К этому термину стали прибегать для этимологизации гидронимов и этнонимов Восточной Европы, не поддававшихся объяснению из славянских языков, но находивших истолкование через прусский или литовский языки. Хотя в XIX веке совпадения в русском языке и санскрите стали предметом интереса учёных (Д.Н. Овсянико-Куликовский, И.П. Минаев, Вс. Миллер). Но идея о полном отождествлении русского языка как славянского, т.е. пришлого в Восточную Европу языка, доминировала тогда в науке, соответственно, все сравнительные исследования подобного рода рано или поздно увязали как в песке. Так и сложилось убеждение, что именно предки литовцев заселяли в древности земли в районах Смоленска, Твери, Москвы и Чернигова.» («Венеды, славяне, русь – предковая история.)

А теперь обратимся собственно к генетике, о которой упоминалось выше. Оказывается, что среди населения Скандинавии и южного берега Балтийского моря преобладает набор гаплогрупп R1a, тогда как у современных немцев преобладающей является гаплогруппа R1b (почти 50%) характерная для потомков кельтов. Иными словами, генетически общих предков у скандинавов и немцев нет их объединяет принадлежность к одной германской языковой группе. Что касается славян, как западных так и восточных, то у них как раз преобладающей является группа R1a (до 55%) характерная также для населения Скандинавии и Южной Балтики. Южные славяне, кроме словенцев и македонцев, выделяются генотипом с преобладанием гаплогруппы I2a2, от 23% у болгар до 50% у боснийцев. I2а2 часто встречается на территории, примерно совпадающей с областью расселения фракийских племён в античное время (бассейн Дуная и Карпаты).E1b1b наиболее распространенная гаплогруппа у македонцев - 23% и вторая по распространению среди болгар - 22%, сербов - 21% и боснийцев - 15%. E1b1b распространена в бассейне Средиземного моря и характерна для берберов, греков и албанцев. Вторая по распространенности среди хорватов – 29% гаплогруппа R1a (Y-ДНК), характерная для восточных, западных славян и словенцев.

То, что сейчас на Балканах живут люди говорящие на славянских языках ни у кого сомнения не вызывает. Но остается открытым вопрос, когда и при каких обстоятельствах местное население перешло на славянский язык. То, что их ассимилировали носители археологической культуры пражской керамики, вызывает серьезные сомнения. Ассимиляция процесс сложный даже при современных носителях информации, а речь ведь идет о пятом-шестом веках. Причем эти самые носители(то есть собственно славяне) не превосходили тех же фракийцев ни в численном, ни в культурном отношении. От Прокопия с Иорданом можно, конечно, и отмахнуться, но против фактов, как говорится не попрешь, я имею в виду нынешнюю реальность. А следовательно хочешь не хочешь, а приходится признавать, что фракийцы, иллирийцы, берберы, греки и албанцы были ассимилированы.

Здесь, правда, всплывает интересный факт, Прокопий с Иорданом жили в эпоху, последовавшую как раз за Великим переселением народов, в котором наиболее видную роль сыграли готы и гунны . Собственно, они и возглавляли всю эту переселенческую свистопляску, похоронившую Западную (Римскую) часть империи, на развалинах которой и обосновались столь любезные сердцу Иордана готы. С готами, если верить господствующей точке зрения, все предельно ясно – германцы.

«Кроме Тацита и Плиния венетов, скорее всего тех же самых, упоминает и Клавдий Птолемей в своём «Географическом руководстве» «(II в.н.э.). …занимают же Сарматию большие племена: венеды вдоль всего венедского залива и севернее Дакии певкины и бастерны (бастарны), а вдоль всего побережья Меотиды языги и роксаланы, и глубже (=внутри, между) этих гамаксобии и аланы-скифы.» Птолемей, будучи более поздним автором, информативен гораздо меньше Тацита и к тому же ошибочно выводит венедов на побережье Балтики, которое в I-V веках занимали высаживающиеся волнами одно за другим германские племена.» (Егоров. «Образование Древней Руси»)

Создается впечатление, что Скандинавия - это рай земной, где стоит большая печь, выпекающая одно за другим германские племена. Так сказать, кузница кадров для высокомудрых историков. Вот и готов она то ли выковала, то ли выпекла исключительно для того, что разорить Рим. Однако возникает вопрос - готы были германцами по языку или по генетической принадлежности? И какой язык в то время можно назвать германским – кельтский или балтский? Правда мы уже успели выяснить, что ни племен, называющих себя балтами, ни тем более балтского языка в природе не существовало. Это сугубо кабинетная разработка, получившая, однако, широчайшее распространение в научном мире. Возникает вопрос – а как, собственно, называли себя балты? Ответ на него дает все та же Лидия Грот:

«Исследователи давно обращали внимание на обилие гидронимов в Восточной Европе, в образовании названий которых участвовал корневой компонент рас/рос/рус. В гимнах древнеиндийской «Ригведы» (конец II – начало I тыс. до н.э.) упоминается некая северная река Rasa, которую исследователи отождествляют с авестийской Rangha и с Волгой. В одном греческом трактате III или IV в. н.э., авторство которого приписывается Агафемеру есть упоминание Волги в форме Рос (’Р??).

На пространстве, начиная с Волги/Расы/Рос и до Немана/Рось (Руса), имелись: Рось или Руса, река в Новгородской губернии; Русь, приток Нарева; Рось, знаменитый приток Днепра на Украине; Руса, приток Семи; Рось – Эмбах; Рось – Оскол; Порусье, приток Полиста, и пр.

Итак, перед нами гигантская территория от Волги до Балтики, очерченная однокоренными гидронимами рас/рос/рус. Наличие на этой территории страны Русь и народа русы – факт безусловный и общеизвестный, а их нахождение на территории между реками с названием Раса/Руса/Рось/Русь говорит о том, что она должна была быть исконной территорией проживания народа с этим именем.» («Венеды, славяне, русь – предковая история.)

Таким образом средой обитания племен, называемых учеными «балтами», была Русская равнина, заселенная индо-европейцами приблизительно 4 тысячи лет назад. Именно в эту пору они частично смешались с финно-уграми и приобрели «уральскую компоненту», обнаруженную А. Кузьминым среди коренных племен южно-балтийского побережья. Таким образом берега, как южный так и северный, Балтийского моря заселялись именно «балтами»-русами, причем на протяжении довольно длительного времени. Смешивались «балты»-русы и с кельтами и с другими племенами, успевшими обосноваться на обетованных берегах. Таким образом мы можем констатировать, что готы были венедами, теми самыми венедами, язык которых, согласно Прокопию Кесарийскому, мало чем отличался от языка славян и антов. А следовательно носители Пражской культуры были близкими родственниками как венедов, так и обитателей Русской равнины, коих смело можно назвать автохтонами данных мест, поскольку жили они здесь к началу описываемой нами эпохи более двух тысяч лет. Ю. Д Петухов прямо называет готов славянами:

«Готы - активные участники европейского этногенеза - также славяне, это подтверждается все больше, с каждым новым исследованием истории готов. Вот несколько готских слов (мы их даем не латиницей, так как сами готы латиницу не употребляли, они использовали греческий алфавит): «давр» - дверь, «дайл» - доля, «ого» - око, «твадже» - дважды, «хлайб» - хлеб, «нав» - навь (мертвец), «гаст» - гость, «мейна» - меня, «мець» - меч, «сатжан» - сажать, «глаз» - янтарь, от слова «глаз» (отсюда в германские пошло «glas» - стекло, между тем как «стикл» по-готски есть именно стеклянный сосуд). Самоназвание готов «гутлиуда», что есть – «готы люди». Самоназвание вестготов «tervingi» (то есть «лесные»). Но по-готски (как и по-русски) «трева» - это «дерево, древо». Звонкие и красивые «-инги», столь ласкающие слух любителям всего западного и романтического, это всего лишь преобразованное славяно-русское «-инки». Лесные вестготы - есть «древинки», «деревенки». Или, если угодно, привычнее – «древляне». Лингвистика смотрит в корень и не признает красивостей: в основе напыщенно-литературного слова «трэвинги» лежит понятие простое, обыденное - дерево, древляне, деревенские (слово «деревня» так же от «дерева»). Книжные вестготы (читатель, разумеется, понимает, что это поздний научный термин), они же «трэвинги» - это жители лесных деревень, деревенки, или, как произнесли бы украинцы, дрэвинки.» («Страницы подлинной истории»)

Сложнее дело обстоит с гуннами, коих числят не то монголами, не то тюрками, ну в самом крайнем случае финно-уграми. Что касается последних, то, скорее всего, они действительно были участниками гунно-готской войны. На стороне гуннов, естественно. Дело в том, что гунны пришли вовсе не с востока, а с севера. Изначально они были соседями и союзниками готов по южно-балтийскому побережью. Вот что пишет по этому поводу историк Васильева:

«Этим движением были охвачены многие народы Центральной Европы(речь идет о продвижении готов в Причерноморье), и, похоже, гунны были самым западным из них. В самом деле, «гуннами» называлось в древности одно из племен Фрисландии; все имена вождей гуннов — европейские, кельтского типа. Историко-эпическая традиция Западной Европы всегда считала гуннов «своими», в отличие от славян. Так, памятник германского эпоса, «Сага о Тидреке Бернском», описывает гуннов вполне дружески, Аттила изображен положительным героем и назван выходцем из Фрисландии; в то же время русские в этой саге выступают как основные противники гуннов и «германцев». Такими же «положительными» гунны выступают и в «Песни о Нибелунгах»…» («Евразийская история скифов»)

В отличие от готов, занявших Причерноморье, фрисландские гунны обосновались севернее, скорее всего, в районе Оки. Дело в том, что одно из гуннских племен звалось акацирами или окичирами, то есть окичами. Именно акациры во главе с Аспарухом в 680 году завоевали Фракию, которая с того времени получила название Болгарии. Акациров ученые-историки считают либо тюрками, либо уграми. Тогда, может быть, они нам объяснят как так получилось, что тюрки вкупе с фракийцами породили нацию, говорящую на славянском языке. Причем этот язык весьма близок к русскому. Конечно, мне могут возразить, что Фракия ославянилась до прихода Аспаруха. Вот только кто ее ославянил? Готы, коих вы считаете германоязычными? Тюркоязычные, по вашему мнению, гунны? Конечно, можно сослаться на носителей Пражской культуры, заявившими о себе на Балканах в 6 –веке, но не слишком ли короткий срок для того, чтобы фракийцы, утратили и язык и культуру?

В самом начале первого тысячелетия на южном побережье Балтики вспыхнул конфликт, причины которого нам неизвестны. Зато нам известны первые жертвы этого конфликта – руги или русы. Именно они первыми появляются перед взорами ромейских хронистов и оседают частью на Дунае, образовав там так называемую Дунайскую Русь или Ругию, а частью, во главе с князем Кием, сначала поселяются на Днепре, а потом расширяют свои владения до Дона, где частично смешиваются с аланами . Речь идет о легендарной Русалании , образовавшейся где-то в средине 2 века н.э. и просуществовавшей около столетия как независимое образование. В средине 3 века Русалания была разгромлена готами и гуннами, и утратила самостоятельность, войдя в состав Готской империи. Именно русаланы Сар и Мамий нанесли готскому правителю Германареху роковой удар мечом, положивший начало событиям, позднее названными Великим переселением народов . Это было продолжением войны, вспыхнувшей на берегах Балтийского моря и в конечном итоге охватившей всю Европу. Однако вопреки распространенному мнению, вовсе не Ромейская империя была целью расходившихся варваров. Спор шел о господстве над Европой, а Рим смахнули мимоходом. Собственно, об этой грандиозной по масштабу войне мы знаем только из византийских источников, то есть от людей, находящихся на периферии этой грандиозной битвы за первенство. Самым известным эпизодом этой войны, растянувшейся на столетия, стала Каталунская битва. Историками эта битва трактуется как противостояние Западной (Римской) части Ромейской империи варварам Аттилы , однако даже беглый взгляд на состав ее участников напрочь опровергает это устоявшееся мнение. Во-первых, Аттила идет отнюдь не на Рим, а в Галлию, где в ту пору хозяйничают вестготы и франки , они-то наряду с аланами, тоже частично переселившимися в Галлию, и составляют «римскую» армию. Причем командует этой армией алан Аэций, фактический правитель западной части империи. Римский контингент этой армии тоже состоит из наемников-варваров. На стороне Аттилы сражаются кроме гуннов еще и остготы и прочие более мелкие, но естественно варварские племена, плюс часть франков, во главе со старшим братом Меровея, положившего начало знаменитой династии Меровингов . Собственно, причиной похода Аттилы в Галлию и стала распря среди франков, большинство из которых предпочло младшего брата старшему. А теперь подумайте сами, какое дело то ли угру, то ли тюрку(согласно официальной версии) Аттиле до спора между франкскими князьями, тем более, что под боком у него богатейшая Византия и разоренный, но еще функционирующий Рим.

Вся проблема в том, что Аттила не был ни угром, ни тюрком, он был потомком древних русов, заселявших побережье не только Балтийского, но и Северного морей. К этому же этносу принадлежали и салические франки, соседи гуннов по Фрисландии. Скорее всего, именно франки-русы вытеснили гуннов-русов из Фрисландии, после чего те вынуждены были вернуться на историческую родину, то есть на Русскую равнину, где обрели не только союзников, но и кровных братьев. Кстати, дружинники Меровингов именовались антрустионами, если отбросить латинское окончание, то мы получим антрусов. На санскрите «ант» означает «окраинный», что вполне соответствует географическому положению франков по отношению к русскому миру, то есть к миру русов, выходцев с Русской равнины. Судя по всему, именно роды русов вели между собой борьбу за первенство сначала на побережье Балтийского и Северного морей, а потом по всей Европе от Волги до Атлантического океана, используя в этой борьбе племена «нерусичей», если так можно выразиться. Именно роды и племена не принадлежавшие к русам, но исповедующих их религию и говорящие на их языке впоследствии стали называться славянами. Само слово «славяне» произошло от «солнца», поскольку русы были солнцепоклонниками. Отсюда и «Слово», как выражение божественной воли. Таким образом не русы произошли от славян, а славяне - в языковом, культурном и религиозном смысле от русов. Именно поэтому новгородские летописцы подчеркивают, что Рюрика пригласили из варягов-руси, а вовсе не из славян, англов и прочих норвегов.

На побережье Варяжского (Балтийского) моря во времена Рюрика жили представители разных этнических групп, которые к тому времени уже перешли на язык русов и исповедовали славянскую религию, центр которой размещался на острове Буян в Арконе. Естественно роды русов доминировали в этой среде. Как известно, Иван Грозный выводил свой род из Пруссии, понимая под Пруссией (Порусией) все побережье Балтийского моря, называя своего далекого предка братом Августа. Естественно современные историки жестоко высмеивают наивного царя, однако Иван Васильевич был прав, как не врала и Степенная книга, откуда он эти сведения почерпнул. Гот-рус Теодорих и франк-рус Хлодвиг официально получили титул Августов, то есть соправителей от византийского императора, сидевшего в Константинополе, как раз после смерти Аттилы и кровавой борьбы за его наследство. Жест был откровенно примиренческим и вполне соответствовал положению дел, сложившемуся к тому времени в Европе. Практически вся знать старой доброй Европы состояла из выходцев, довольно высокомерных надо признать, с Русской равнины. Поэтому когда дружинники Олега и Игоря гордо писали в договорах с Византией «мы от рода русского» они отлично понимали что пишут и кому.

Здесь, однако, следует оговориться, что современный русский и древний рус, это не совсем одно и то же. В этногенезе русского народа кроме русов-«балтов», составивших его ядро, участвовали и славяне с окраин русского мира и обитатели Причерноморья и Приазовья, впрочем родственные русам, и венеты-венеды-вятичи, вобравшие в себя гены не только русов, но и киммерийцев, иллирийцев и фракийцев. Причем последние пришли, а скорее все же вернулись вместе с радимичами на Русскую равнину уже во времена Аварского каганата . Кстати, этноним «великоросы» ( я настаиваю на одном «с» в этом слове) возник вовсе не относительно «малороссов» и «белорусов», а как раз относительно всей Европы, значительная часть которой заселена и сейчас потомками выходцев с Русской равнины. А русские, как и в стародавние времена являются самым большим по численности народом Европы, ибо, несмотря на рукотворные бури бушующие на ее просторах, пропорции этносов ее населяющих остаются практически неизменными на протяжении нескольких тысячелетий.

Наш мир стал заметно меньше. И дело вовсе не в транспорте, сократившем время путешествий. За последние пару тысячелетий с лица земли исчезли обширные площади суши, память о которых осталась лишь в народных преданиях да старинных летописях. Причем гибель забытых Атлантид была обусловлена не постепенным наступлением океана, а бешеным натиском стихий, уничтожавших все за считанные дни или даже минуты, превращая процветающие города в подводные руины. Благодаря современному оборудованию у археологов появился шанс найти утраченные территории...

Древние летописцы восторгались богатством и величием Винеты, славянского города, стоявшего на укрепленном острове в Балтийском море. В нем процветала торговля, швартовались корабли со всех концов света - славянские, саксонские, скандинавские и византийские. При входе в гавань впервые на севере Европы установили маяки. Немцы называли его Юмне (Город света).

У многих народов бытует легенда о своей Атлантиде. Чье внимание не привлечет красочный рассказ о таинственном, затопленном в древние века городе-призраке, который исчез, унеся с собой в пучину улицы, дома, храмы, людей, животных? Страшная для тех времен катастрофа для наших современников стала интереснейшей исторической загадкой, тайной, которую хочется расследовать и раскрыть.

Как правило, именно такие города-призраки в глазах всего человечества олицетворяли собой идеал радостной, счастливой и безмятежной жизни. Правда, этим городам всегда грозила гибель. Авторы поэтических сказаний не знали, как распорядиться их дальнейшей судьбой, поэтому чаще всего отправляли свои города-мифы на дно морей и океанов. Но нередко легенды об исчезнувших городах имели под собой довольно веские основания, чтобы ими заинтересовались и начали свои изыскания ученые. В этой связи достаточно вспомнить историю известных Содома и Гоморры, покоящихся, возможно, под толстым слоем ила и вулканического пепла на дне Мертвого моря. Или случайно отрытые Помпеи с Геркуланумом, засыпанные пеплом и лавой Везувия. А для России – это загадочный град Китеж.

Некоторые порты и процветавшие города древности были уничтожены не в результате их погружения на дно моря, а, наоборот, – в результате удаления от него. Такая судьба постигла, например, турецкий город Эфес, развалины которого находятся сегодня южнее Измира. Около двух с половиной тысяч лет назад река Мендерес, впадавшая в море, своими отложениями ила практически погребла под собой город. От него сохранилась только дорога, которая кончается в четырех километрах от моря.

Не отставали от итальянцев, греков, славян и северные немцы. Им тоже хотелось иметь свой сказочный город-призрак, некогда располагавшийся на берегу Балтийского моря. Но куда он исчез, если вообще когда-либо существовал? Насколько известно, в тех местностях в обозримом прошлом никогда не было вулканов, не происходили сколько-нибудь известные сильные землетрясения. Наводнения, правда, случались, но все города оставались на своих местах. Стихия после нескольких дней разгула, как правило, отступала.

И тем не менее, некоторые ученые из Берлина и сегодня вполне серьезно утверждают, что в средние века на побережье Балтийского моря (недалеко от острова Волин) на месте впадения реки Одер в море находился крупный город-порт Винета. Он занесен во все энциклопедии мира, но известно о нем крайне мало.Хроники кратко сообщают, что около семисот лет назад (до разорения в XII веке датчанами) Винета была крупнейшим торговым центром немецкого севера. В городе процветала торговля, в порту швартовались корабли со всех концов земли. Размахом своей деятельности Винета во многом напоминала средневековые Гамбург и Любек. Но эти два города живы и сегодня, с ними ничего не происходило, за исключением редких наводнений, а вот Винета полностью исчезла. Куда и как? Археологи из земли Мекленбург-Предпомерании уверены, что легендарный город – не выдумка, он действительно существовал. И лежит сегодня на дне Бартецкого залива, неподалеку от маленького старинного города Барт, упоминающегося в хрониках XIII века. Добраться до Винеты непросто, так как ее накрывает многометровый слой ила.

Еще его называют Северной Венецией, Атлантидой Балтики, славянским Амстердамом и даже немецким «Титаником». Около тысячи лет назад прекрасный славянский город Винету поглотило море. Веками трагическая участь Винеты вдохновляла не только поэтов и музыкантов, но прежде всего ученых – историков, географов. Потому что Винета не плод воображения, а реальный город, скрытый под толщей воды и ила. С колоколами, домами, рыночной площадью и сокровищами. Подводный клад в «особо крупных размерах». Найти его пока не удавалось никому

Дивной красоты дома блестели цветными стеклами. Беломраморные колонны украшали кирпичные фасады, сверкающие золотой оправой. Богатство горожан словно выставлялось напоказ. Мужчины носили отороченные мехом одежды, на беретах покачивались перья. Женщины кутались в шелка и бархат. Подобно новым русским, они любили толстые золотые цепи, крупные драгоценные камни, золотую посуду, даже пряли на золотых веретенах.

Вот что сообщалось о Винете в российском энциклопедическом словаре Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона: «Винета, иначе называлась Юлин или Юмна, в X и XI веках оживленный славянский город, находился на острове Волине в устье Одера. Адам Бременский (1067) рассказывает о Винете как об одном из самых больших приморских городов балтийского побережья. Недалеко от Винеты, на Серебряной горе, находилось укрепление скандинавских викингов Иомсбург.

В 1184 году в войне датского короля Кнута VI с герцогом померанским Богуславом Винета была сожжена и разрушена датчанами. Позже образовалось предание, что вследствие землетрясения город опустился в море, где будто бы можно видеть его развалины. Новейшие исследования (Вирхов и Фридель) не подтвердили этого и доказали, что Винета находилась на месте теперешнего города Воллина.А вот что писал о Винете сам немецкий географ Адам Бременский, который и назвал ее Юмна: «Город полон товарами всех народов Севера. Он больше и красивее любого другого города в Европе. Винета наводнена варварами, греками, славянами и саксами. Моряков, торговцев, ремесленников – всех ждет здесь гостеприимный прием. Но только если они не исповедывают христианство. Потому что все здесь в заблуждении и поклоняются языческим идолам».

Давно, очень уже давно, когда не только нас, но и наших дедов и прадедов не было еще на свете, стоял на морском берегу богатый и торговый славянский город Винета; а в этом городе жил богатый купец Уседом, корабли которого, нагруженные дорогими...

Так существовал или не существовал этот благословенный город? И если существовал, то куда исчез? Что предшествовало беде? Современный берлинский историк Понтер Вермуш считает, что Винета – это не город Волин. Речь идет именно о Винете, которая существовала и погибла в результате тех наводнений, которые периодически затопляют земли Голландии. «Жители Винеты перекрывали сегодняшний залив дамбами и шлюзами, предохранявшими их от разрушительных действий морских волн.

Они были первые, кто стали оберегаться от разгула морской стихии. Но пришедшие завоеватели, датские воины, разрушили все эти плотины. Они не пожелали сохранить красивый вольный город, который вместе с его жителями вызывал у них зависть. И чтобы скрыть деяние своих рук и досадить жителям, решили, что Винета должна погибнуть. Именно они разрушили шлюзы, дамбы. И вода хлынула на улицы города. Другими словами, поступили по принципу: "Карфаген должен быть разрушен" – и его разрушили. И спустя столетие после затопления Винеты торговые люди отмечали, что видели под водой крыши и шпили города».

Но взгляд летописцев подмечал и другое – высокомерие и спесь богатых горожан: щели в стенах домов затыкают хлебом, попки младенцам вытирают булками!

Начиная с VIII века Винета, которую населяли варвары, греки, славяне, саксы, считалась важнейшей торговой метрополией Балтийского моря. Здесь привечали мореплавателей, торговцев, ремесленников, но приезжие должны были скрывать свою христианскую (читай: католическую) веру, потому что, по словам Адама фон Бремена, Винета поклонялась языческим богам. По этой же причине сам ученый-католик так и не посетил чужестранный край, а сведения почерпнул у датского короля.

– В померанских сагах Винета упоминается довольно часто, – рассказывает доктор исторических наук Клаус Гольдман. – В самом названии чувствуется славянское происхождение. Легенды гласят, будто раз в сто лет город всплывает на поверхность и спасти его сможет даже ребенок, но родившийся в воскресенье (такие дети особенно угодны Богу), который войдет в Винету и заплатит копейку. Однажды юноша, который пас овец, увидел чудесный город, только у него не было ни копейки. По сей день натурам романтическим слышится неясный звон колоколов, доносящийся из морских глубин. В Винете действительно были колокола.

Буквально сто лет спустя после Адама фон Бремена другой ученый, автор истории славянских народов Хельмолд фон Бозау, посвятивший Винете целую главу, практически слово в слово повторив своего предшественника, добавил, что город был подвергнут нападению флота датского короля и полностью разрушен. Остались только полузатопленные руины. После 1170 года Винета в хрониках не упоминается, будто никогда и не существовала.

Доктор Клаус Гольдман

– Попытки найти затонувший город предпринимались неоднократно, начиная с ХVI – ХVII веков, – продолжает доктор Гольдман. – На сегодняшний день существуют две версии местонахождения немецкой Атлантиды, но они несостоятельны. Да, в тех местах – Волине и Узедоме – действительно были ранние славянские поселения, но только не Винета.

О местонахождении Винеты спорят и сейчас. По описанию Адама Бременского, город мог находиться и около острова Рюген в устье реки Пене. Историки могли и спутать названия городов, Винету назвать позднее Волином. Но как бы там ни было, исследователи планируют в ближайшее время проверить старые очертания и направление реки Пене, чтобы приступить к поискам исчезнувшего города. Если им удастся обнаружить хоть малейший след затопленного древнего города, то это будет поистине научной сенсацией. Еще ни один из городов-призраков не всплывал на поверхность. Возможно, пальма первенства в этом будет принадлежать Винете.

Адам фон Бремен не был бы географом, если бы не дал точного описания местонахождения Винеты. «Главный свидетель» четко указывал, что от Винеты до Деммина (этот город можно найти на современной карте) несколько часов пути на веслах по реке Пеене – притоку Одера. Вот только с той далекой поры многое на земле изменилось, в том числе устья и русла рек. Не сохранилось и четвертое устье Одера. Но в том, что оно было, нет никаких сомнений. По словам Клауса Гольдмана, об этом свидетельствуют фотографии, сделанные со спутника во время прошлогоднего паводка на Одере, – ученые окрестили его наводнением тысячелетия. Илистые воды реки устремились в Балтийское море по своему древнему пути. Теперь только оставалось записи Адама фон Бремена поставить с головы на ноги.

Река Пеене в XI веке текла не на восток, как сегодня, а на запад. И до Деммина – всего несколько часов на веслах. Гипотезу современных исследователей «подтвердил» и великий грек Клавдий Птолемей. Еще во II веке в своем труде о Германии античный географ дал точные координаты устья большой реки, протекавшей в поросших мхом землях, там, где позднее выросла Винета. К слову, Волга у Птолемея

Оставалось единственное несовпадение: в рукописи Адама Винета зовется Yumne, Iumne, Uimne. По гипотезе берлинских историков, речь идет о названии «imne». Готические буквы сплошь состоят из вертикальных палочек, и монахи-переписчики могли их легко спутать. Слово «imne» означало лесное пчеловодство, или бортничество. Самое интересное, что нынешний городок, вблизи которого и пойдут раскопки Винеты, называется Барт. В VIII–IХ веках мед был единственной сладостью и ценился столь же высоко, как соль. Из меда славяне варили хмельную медовуху – вино того времени.

Как погиб чудесный город? По единодушному мнению большинства ученых-климатологов, за последние пять тысяч лет никаких особенных катаклизмов в Балтийском море не случалось.

– Известно, что Винета уходила под воду в течение трех дней и ночей, – рассказывает доктор Гольдман. – Это могло произойти только по одной причине: город был затоплен. Но не стихией.

Доктор Клаус Гольдман

В германских и славянских прибрежных селениях умели строить плотины и шлюзы. В этом деле они преуспели не хуже римлян, возводивших виадуки. Страна, лежащая ниже уровня моря, защищенная искусными плотинами, была необыкновенно плодородной. Урожаи там собирались дважды в год. Хотя, согласно античным источникам и, в частности, отрывкам из путевых дневников путешественника-дипломата Ибрагима ибн Якоба (X век), земли Винеты – сплошь пастбища, леса и болота. То есть для земледелия они как будто были непригодны.

Но оказалось, в перевод вкралась неточность. Когда доктор Гольдман показал фразу про болота ученому-арабисту, выяснилось, что слово это означало – плодородные илистые низменности. Кстати, в латыни слово «болото» толкуется так же.

Катастрофа Винеты была вызвана искусственно: враги, скорее всего это были датчане, пробили плотину и затопили страну. Рукотворный прилив смел дамбы, и штормовые волны Балтики, не сдерживаемые ничем, хлынули на беззащитный город. Участь Винеты была решена.

Впрочем, Клаус Гольдман сомневается, что смертный приговор процветающему городу подписали именно датчане. Винета была как бельмо на глазу для рядом живущих народов, взиравших на богатства вольного края со смешанными чувствами. Экономическая система богатой страны могла кого угодно привести в изумление. В городе наряду с серебряными монетами ходили своеобразные чеки – лоскуты, которые, вероятно, в любой момент можно было обменять на золото. Правили им не князья и короли, а старейшины. Такой же была структура Венеции и ганзейских городов.

Свободу было очень трудно сохранить, находясь в окружении народов, исповедовавших другую религию, пусть даже христианскую. Жители же Винеты ощущали свою сопричастность с Киевом, Византией, Новгородом – об этом однозначно свидетельствуют документы. Возможно, Винета была православным городом и пала жертвой крестового похода 1147 года?

И еще. Города викингов, протянувшиеся до Новгорода, находились примерно в дне пути друг от друга, нанизанные, словно жемчужинки на цепочку. Но в этой цепи, по словам доктора Гольдмана, как раз не хватает одного звена. Винеты?

Чтобы проверить выдвинутую теорию, предстоит провести серьезные исследования и окончательно ответить на вопросы: тек ли Одер в тех краях, поддерживали ли дамбы уровень воды. В заросших мхом долинах рек проведут анализ пыльцы. Короче, все оружие современной археологии будет приведено в боевую готовность.

И наконец, самое интересное. Клаус Гольдман убежден, что в киевских и византийских летописях наверняка найдутся сведения (упоминания) о затонувшем городе. Поэтому наши историки, специалисты по Византии, имеют шанс внести свою лепту в открытие немецких коллег. Но как называли киевские монахи-летописцы Винету? На этот вопрос еще предстоит ответить

Китай хотел бы, чтобы Индия и другие страны БРИКС приняли его идею «кибер-суверенитета». Ее суть сводится к праву каждой страны управлять киберпространством так, как она считает нужным, не допуская вмешательства со стороны других государств. Пекин планирует выдвинуть предложение о подготовке межгосударственного соглашения по этой проблеме в ходе ближайшего саммита БРИКС, который планируется провести в Китае в конце этого года.

«В качестве страны-председателя БРИКС в этом году Китай готов взаимодействовать в этом направлении с Россией и другими партнерами», — заявил журналистам в ходе пресс-конференции координатор по вопросам киберпространства при МИД КНР Лун Чжоу 2 марта после публикации документа под названием «Стратегия международного сотрудничества в киберпространстве».

Идея «кибер-суверенитета» направлена против призывов к свободе интернета в Китае, где запрещены такие международные интернет-сайты как Goggle, социальные сети Facebook и Twitter, а также десятки других иностранных информационных сайтов. Она предусматривает содействие развитию китайских версий этих сайтов, таких как Baidu и Sina Weibo, учитывая, что Китай имеет самый высокий в мире показатель количества подключений к интернету.

Индия, по всей вероятности, не захочет принять китайскую модель, поскольку большая часть индийской индустрии информационных технологий связана с западными рынками, где в основном соблюдается принцип свободы интернета.

Соглашение, которое Китай пытается продвигать среди членов БРИКС и ШОС (Шанхайская организация сотрудничества), по мнению наблюдателей, попахивает сговором против существующей в понимании Пекина западной гегемонии в мире интернета. Китай, Россия и страны Центральной Азии являются членами ШОС. Индия и Пакистан, которые пока имеют статус наблюдателей в этой организации, как ожидается, в ближайшее время станут ее полноправными членами.

Китай пытается убедить мировые правительства и международные организации, включая ООН, принять принцип «кибер-суверенитета», который наделяет каждую страну правом управлять интернетом по своему усмотрению, не подвергаясь вмешательству со стороны других государств.

Лун Чжоу сказал, что Пекин уже давно стремится распространить действие существующего принципа территориального, воздушного и морского суверенитета, признанного ООН, на киберпространство, поскольку возникающие проблемы и ситуации являются схожими.

Китайские официальные лица утверждают, что в стране соблюдается принцип свободы интернета, и лишь небольшое число вебсайтов, «подрывающих» национальные интересы, находятся под запретом. Однако, они не объясняют, каким образом эти международные сайты наносят ущерб национальным интересам Китая.

«Китайский сегмент интернета полностью открыт», — заявил заместитель главы департамента по международному сотрудничеству администрации киберпространства КНР Ван Цзяньчао. «Все интернет-компании приветствуются в Китае до тех пор, пока они соблюдают наши законы и правила, а также воздерживаются от подрыва национальных интересов Китая и интересов китайских потребителей», — сказал он.

В ходе пресс-конференции МИД должностные лица подробно прокомментировали тесное сотрудничество между Китаем и Россией в продвижении принципа «кибер-суверенитета» в ООН и других международных организациях. Они заявили, что «Международная стратегия сотрудничества в киберпространстве», опубликованная в этот день, является первым политическим документом Китая, посвященным его интернет-стратегии, основанной, как было сказано, «на принципах мира, суверенитета, совместного управления и взаимной выгоды».

Этот документ определяет стратегические цели Китая, среди которых были названы «защита суверенитета, безопасности и интересов развития в киберпространстве; безопасный и упорядоченный информационный поток в интернете; улучшение качества глобальной связи; поддержание мира, безопасности и стабильности в киберпространстве».

Чиновнику задали вопрос по поводу утверждений о российском вмешательстве в президентские выборы в США. «Число инцидентов в сфере кибер-безопасности растет во всем мире, особенно в последние годы. Это бросает вызов усилиям всех стран по поддержанию политической стабильности, а также защите законных прав и интересов граждан», — ответил он.

«Кибер-атаки, компьютерный шпионаж и слежка стали крупными проблемами, с которыми сталкиваются сегодня все страны, — сказал он. – Растущая озабоченность в этом отношении наблюдается во всем мире. Киберпространство не должно оставаться вне правового поля. В то же время, международное сообщество также обсуждает вопрос о том, должны ли мы выработать новые международные инструменты для решения проблем безопасности в киберпространстве. Например, какими могут быть меры против кибер-терроризма и международной кибер-преступности».

Новая стратегия Пекина гласит: «План действий Китая включает пропаганду формирования в киберпространстве порядка, основанного на четких правилах, расширение партнерства с другими странами, продвижение институциональных реформ в системе управления интернетом, совместную борьбу против кибер-терроризма и кибер-преступности, а также защиту неприкосновенности частной жизни в киберпространстве».

Среди хронистов, излагающих историю, редко находятся такие, которые при описании деяний человеческих соблюдают полную их достоверность. Разумеется, неодинаковые знания, присущие людям и большей частью берущие начало из неточного источника, тотчас же могут быть распознаны по самому построению повествования. Между тем как вырастающая, подобие избытку влаги, в сердце человеческом необоснованная любовь или ненависть, покинув стезю истины, отклоняют движение повествования направо или налево. Ибо многие, стараясь снискать расположение к себе каких-либо людей, прикрываются притворным покровом дружбы и ради честолюбия или какой-нибудь выгоды говорят приятное людям, приписывая достоинства недостойным, воздавая хвалу тем, кому не должно ее воздавать, благославляя тех, кого благословлять не следует. В противоположность этому другие, подстрекаемые ненавистью, не жалеют порицаний, ищут удобного случая, чтобы оклеветать, а тех, кого не в состоянии [поразить] рукой, еще суровее языком преследуют. Поистине, существуют такие люди, которые почитают свет тьмой и ночь называют днем .

Но никогда не было недостатка в таких писателях, которые из стpaxa перед потерей состояния и телесными мучениями боялись предавать гласности нечестивые поступки государей.

Более простительно замалчивать истину по причине малодушия и требований времени, чем выдумывать ложь в надежде на суетные выгоды. При изображении деяний человеческих, так же как при вырезывании тончайших фигур, всегда необходимо, чтобы отношение смотрящего было беспристрастно и ни расположением, ни ненавистью, ни страхом не могло быть отклонено с пути истины.

И так как большая опытность и большая хитрость требуются, чтобы среди препятствий, создаваемых такими подводными камнями, можно было бы рулем речи без потрясений управлять, то тем более [теперь], когда я скорее с неожиданной смелостью, чем с безрассудством, уже вывел корабль описания в открытое море, следует мне молить о божественном милосердии, чтобы оно помогало мне и направляло попутные ветры и чтобы я удостоился довести корабль мой до берега надлежащего конца. В противном случае по причине становящихся все более трудными обстоятельств и развращения нравов у государей мне легко сбиться с толку из страха пред людьми. Большой поддержкой и утешением для опирающихся на истину является то, что истина, хотя иногда и вызывает ненависть у людей бессовестных, сама по себе, однако, остается неизменной и не может быть опровергнута. Так же, как если свет бывает ненавистен для больных глаз, то, как известно, в этом виноват не свет, а болезнь глаз. Так и каждый человек, рассматривая в зеркале лицо свое, которое дано ему от рождения, если увидит в нем что-нибудь безобразное или искаженное, то не зеркалу, а самому себе это припишет.

Последующее небольшое сочинение, подобно предыдущему, я посвящаю милости вашей, о достопочтенные отцы и братья, желая, чтобы живущие почет, будущие же пользу для себя из знакомства с историей извлекли, и я надеюсь, что и для меня какая-нибудь выгода произойдет от молитв великих мужей, которые случайно прочтут это сочинение и не откажут мне в просьбе поддержать меня своими молитвами.

1.

Устроив свои дела в Баварии, Генрих Лев, славный своим двойным герцогством , возвратился в Саксонию и, созвав духовенство Любека, поставил над ним в епископы Конрада, аббата из Ридегесгузен , родного брата епископа Герольда. Это не понравилось архиепископу Гартвигу и шло наперекор желаниям всех в Любеке, однако воля герцога, противоречить которой было страшно, восторжествовала. И Конрад получил посвящение из рук архиепископа Гартвига в городе Штадене. Он был человеком сведущим в науках, в красноречии, отличался учтивым обращением, щедростью и обладал, кроме того, многими внешними данными, какими достойной особе приличествует быть украшенной. Но красивую наружность этого мужа портил некий неизлечимый, как сказал бы я, лишай,—непостоянство духа и уступчивость в речах, неспособность стоять твердо на одном и том же. Противоречивый, не слушающий ничьих советов, ненадежный в обещаниях, уважающий чужеземцев и презирающий своих, он вначале с большой суровостью обращался с духовенством, которое застал в молодой церкви, начиная от самых главных лиц, которые пребывали в церкви в Любеке, и кончая последними, которые жили в деревне. Он объявил своими все владения священников, рассматривая их не как братьев своих, но как слуг. Если он собирался кого-нибудь из братьев наказать, то не прибегал к установленному законом вызову, не считался ни с тем, подходят ли для этого место и время, ни с решением капитула, а действовал, как ему было угодно, и тех, кого ему хотелось притеснить, он или отстранял от службы, или отлучал от церкви. Увещеваемый герцогом, он не отступил ни в чем, но отдалился от него и вступил в соглашение с архиепископом, чтобы соединенными усилиями можно было легче преодолевать всякое сопротивление.

Около этих дней, когда Конрад только что был выдвинут на высшую ступень священнослужения и пока еще находился у архиепископа в городе Гореборге, что на берегах Альбин, в феврале месяце, то есть в 14-е календы марта (1164, 16 февр.), разразилась страшная буря с ветром, сверканием молний, раскатами грома, от чего много домов в разных местах загорелось или было разрушено. Кроме того, началось такое наводнение, о каком не слышали с древних времен и которое залило всю приморскую землю Фризии, Гателен, и все болотистые земли по Альбии, Вирре 4 и всем рекам, которые впадают в океан, и утонуло много тысяч людей, а животных столько, что их и не счесть. Сколько богачей, сколько знатных сидело еще в тот вечер, утопая в наслаждениях, не испытывая страха перед несчастьем, но вот пришла неожиданная беда и унесла их в морскую пучину.

2.

В тот же день, когда такие бедствия обрушились на приморские страны по берегу океана, в славянском городе Микилинбурге произошло великое кровопролитие. Ибо Вартислав, младший сын Никлота, содержавшийся в оковах в Брунсвике, приказал, как рассказывают, через послов своему брату Прибиславу, говоря: «Вот меня держат заключенным в оковы вечные, а ты поступаешь так нерадиво! Старайся же неусыпно, приложи все силы, поступай, как подобает мужчине, и если не можешь миром, то посредством оружия вырви меня. Разве ты не помнишь, как отец наш, Никлот, когда его держали в темнице в Люнебурге, не мог выкупить себя ни просьбами, ни деньгами? После того же, как побуждаемые доблестью, мы взялись за оружие , подожгли ,и разрушили города, разве он :не был освобожден ?». Выслушав это, Прибислав собрал тайком войско и неожиданно пришел в Микилинбург. Генрих же из Скатен, правитель замка, тогда случайно отсутствовал, и народ, находившийся в замке, не имел начальника. Приблизившись, Прибислав сказал мужам, бывшим в крепости:

«Великое насилие, о мужи, причинено как мне, так и моему народу, ибо мы изгнаны из земли, где родились, и лишены наследства отцов наших. Вы увеличили эту обиду, ибо вторглись в пределы нашей страны и овладели городами я деревнями, которые должны принадлежать нам по праву наследования. И вот, мы предлагаем вам на выбор жизнь или смерть. Если вы откроете нам крепость и вернете принадлежащую нам землю, мы выведем вас мирно с женами и детьми вашими и всем имуществом. Если кто-нибудь из славян что-либо отберет у вас из того, что вам принадлежит, я возвращу вдвойне. Если вы не захотите уйти и, напротив, будете этот город упорно защищать, клянусь вам, что если будет к нам милостив господь и победа будет [нам] благоприятствовать, я всех вас перебью острием меча. В ответ на эти слова фламинги 5 начали посылать стрелы и наносить раны. Войско же славянское, более сильное и людьми и оружием, в жаркой битве вторглось в крепость и перебило всех мужчин, в ней находившихся. Ни одного человека не оставили славяне из этих пришельцев; жен же их и детей увели в плен, а замок сожгли. После этого они вернулись в замок Илово, чтобы разрушить и его.

Тогда Гунцелин, вассал герцога и правитель земли бодрицкой, узнав от лазутчиков, что славяне выступили, пришел с небольшим отрядом в Илово, чтобы оказать городу помощь. Опустошив Микилинбург, Прибислав с самыми храбрыми мужами пошел впереди войска своего, желая скорее начать осаду, чтобы кто-нибудь случайно не ускользнул. Услышав об этом, Гунцелин сказал своим: «Выйдем скорее и сразимся с ним раньше, чем придет остальное войско. Ибо они утомлены битвой и кровопролитием, которое сегодня совершили». И ответили ему верные его: «Неосторожно было бы нам выйти, ибо тотчас же, как мы выйдем, славяне, которые находятся внутри города этого и, кажется, стоят на нашей стороне, закроют за нами городские ворота и нас не впустят. А город окажется в руках славян». И не понравились слова такие Гунцелину и мужам его. И, созвав всех тевтонцев, какие были в городе, он сказал им в присутствии находящихся в городе славян, перехода которых на сторону неприятеля опасались: «Дошло до меня, что славяне, которые вместе с нами находятся внутри города, присягнули Прибиславу, что выдадут нас и город. Так слушайте же, о мужи-соотечественники, обреченные на смерть и уничтожение. Как только вы увидите вероломство, бросайтесь к воротам, подкиньте огонь под стены города и сожгите этих изменников с женами и детьми. Пусть умирают вместе с нами, пусть никто из них не останется в живых, чтобы не похвалялись нашей гибелью». Услышав это, ужаснулись славяне в душах своих и не осмеливались приступить к тому, что в душе замышляли. С наступлением вечера все славянское войско подошло к замку Илово, и сказал Прибислав славянам, которые там находились: «Всем вам известно, какие бедствия и гнет лежат на нашем народе из-за насильственной власти герцога, злоупотребляя которой он причинил нам много мучений и отобрал у нас наследственное владение отцов наших и поселил во всех землях пришельцев, то есть фламингов и голландцев, саксов и вест-фальцев и другие разные народы. От этой обиды страдал мой отец до самой смерти, а брат мой из-за этого содержится в заключении в вечных оковах, и никого, кроме меня одного, не осталось, кто бы думал о благе нашего народа или хотел бы поднять его из развалин. Вернитесь же к благоразумию, о мужи, оставшиеся от славянского народа, обретите вновь смелость и передайте мне этот город и мужей, которые несправедливо заняли его, чтобы я им отомстил, как отомстил тем, которые вторглись в Микилинбург».

И он начал увещевать их выполнить обещание. Но те, охваченные страхом, отказались. Тогда славяне отошли далеко от замка, потому что наступила ночь и надо было раскинуть лагерь. Они заметили, что Гунцелин и бывшие с ним — мужи храбрые и воинственные и что без большого кровопролития овладеть замком было бы нельзя, и поэтому на рассвете они сняли осаду и вернулись на свои места. Гунцелин же, как «исторгнутая из огня головня» 5а, покинул Илово, поставив в нем стражу от славян, и отправился в Зверин. И обрадовались жители города неожиданному его прибытию, ибо накануне распространился слух, что он сам, а равно и мужи его убиты.

Цезарь (100—44 гг. до н. э.) был человеком политики, однако прославился также как оратор и писатель. Он был родом из старинного, но небогатого патрицианского рода Юлиев, считавшего своим предком сына Энея, внука Венеры Юла. Противник Суллы знаменитый полководец Марий был его дядей. Когда Цезарь женился на дочери одного сторонника Мария, Сулла потребовал, чтобы он развелся. После отказа Цезаря диктатор конфисковал приданое жены. Несмотря на это, Цезарь пытался выдвинуть свою кандидатуру на должность понтифика. Сулла воспротивился и объявил его врагом отечества. В результате заступничества нескольких влиятельных людей Цезарю удается избегнуть гибели. После смерти Суллы он начинает карьеру политика и полководца. В 60 г. до н. э. заключает тайный договор с Помпеем и Крассом, названный первым триумвиратом. В 59 г. до н. э. Цезарь был консулом. В 58 г. до н. э. в качестве проконсула он получил в управление завоеванную римлянами ранее часть Галлии Галлию Цизальпинскую- уже романизированную территорию Северной Италии- и Галлию Трансальпийскую — земли, находящиеся вокруг Массилии (совр. Марсель). Став властителем этих краев, Цезарь решился захватить всю Галлию. Страну составляли отдельные княжества, единого государства не было. За семь лет Цезарь завоевал Галлию, дважды переправлялся через Рейн в Германию и, дважды высаживаясь в Британии, испытывал боеспособность ее жителей, их решительность, любовь к родине и свободе.

Когда закончился срок его полномочий, сенат хотел отправить в Галлию другого наместника. Цезарь не согласился распустить войско. Он намеревался заочно добиваться консулата и до выборов оставаться наместником. Переговоры продолжались почти два года. В 49 г. до н. э. Цезарь, произнеся знаменитые слова "Жребий брошен"- Alea iacta est, с войском перешел реку Рубикон, отделявшую Цизальпинскую Галлию от Италии. Красс уже давно погиб на Востоке, войско Помпея стояло в Испании. Поэтому он удалился из Рима. С ним сбежали оба тогдашних консула и множество сенаторов. В 48 г. до н. э. бывшие триумвиры сразились в Греции у города Фарсала. Цезарь разбил превосходившее его числом войско Помпея. Помпей бежал в Египет, где был убит египтянами. Прибыв в Египет через несколько дней, Цезарь вмешался в политические дела этой страны. Во время сражений произошло большое несчастье для культуры: в пожаре войны обгорела библиотека Александрийского Мусея. Из Египта Цезарь отправился еще на Восток воевать с Понтийским царем Фарнаком, после энергичной и быстрой победы над которым лаконично сообщил в письме сенату: "Пришел, увидел, победил"- Veni, vidi, vici. В 47 г. до н. э. он на несколько месяцев вернулся в Рим, потом отбыл в Африку для борьбы с остатками сторонников Помпея. Расправившись с ними, в 46 г. до н. э. Цезарь вернулся в Рим и около двух лет был единовластным правителем: на десять лет он стал диктатором, исполнял и другие важные обязанности, ему было присвоено имя pater patriae и право всегда называться императором1. После победы в Испании над последними сторонниками Помпея сенат позволил Цезарю всегда носить одежды триумфатора и лавровый венок, вынес решение установить его статую в святилище Квирина и на Капитолии. До этого времени в Риме ни один смертный не имел таких знаков славы и почета.

Возможно, Цезарь не намеревался быть монархом образца эллинистических государств, возможно, он понимал, что после получения римского гражданства всеми италиками государственное устройство полисного типа становится уже не подходящим для Рима, возможно, он искал новые формы, однако, так или иначе, он был единовластным правителем, и римляне таким его считали. Конечно, Цезарь старался внушить римлянам, что он не имеет тиранических замашек: не объявлял проскрипций и славился снисходительностью и милостью- clementia et beneficentia. После триумфа он щедро одарил всех жителей Рима, особенно своих воинов. Потом он энергично начал преобразования в Риме: объявил перепись жителей и всеобщий ценз, реформировал календарь, пытался упорядочить финансовый правопорядок, выпустил законы против роскоши, запрещающие пользоваться лектиками и надевать одежды из пурпурных тканей, ограничивающие даже потребление лакомств. Цезарь планировал осушить болота около Рима, построить в городе огромный театр, библиотеку греческой и римской литературы, святилище Марса, мечтал прорыть Коринфский канал и выполнить другие огромные работы во всей империи. Воплотить в жизнь свои планы и мечты ему не удалось, потому что в 44 г. до н. э., в мартовские Иды, перед заседанием сената он был убит заговорщиками.

Избрав путь политика и полководца, Цезарь имел немного времени для творческой работы, однако написал сочинения разных жанров: эпическую поэму "Геркулес", трагедию "Царь Эдип", поэму "Путешествие", "Записки о галльской войне" и "Записки о гражданской войне". Были изданы сборники его сентенций, речей, писем. Кроме того, великий полководец интересовался филологией. По словам ритора Фронтона (II в. н. э.), во время ожесточенной галльской войны, под свист копий и гудение военных труб и рогов, Цезарь, как какой-нибудь кабинетный кропотливый ученый, написал две необыкновенно исчерпывающие книги сочинения "Об аналогии". Трактат был посвящен Цицерону. Цезарь обсуждал в нем фонетические и морфологические вопросы, выдвигая предложения, как надо бы нормировать латинский язык. Он предлагал применять принцип аналогии, унификации, то есть отказаться от неправильных, аномальных форм, и старался обосновать свои предложения.

Сочинение не сохранилось, за исключением 31 его фрагмента. Некоторые мы можем поцитировать. "Избегай как подводного камня нового и непривычного слова" "Дело в том, что Цезарь, человек большого таланта, превзошедший современников чистотой языка, в книгах, которые он написал Марку Цицерону об аналогии, считает, что ошибочно говорить "пески", поскольку "песок" никогда не употребляется во множественном числе, как "небо" и "хлеб"

Цезарь рассуждал, как надо называть жителей города Альба: Albani или Albenses, предлагал греческие имена склонять как латинские (напр., Calypsonem как Iunonem-, призывал избегать двух форм одного слова или двух родовых форм одного и того же существительного, нормализовал местоимения и глаголы.

После самоубийства Марка Порция Катона, идейного вдохновителя беглецов войска Помпея, который после побед Цезаря покончил с собой в городе Утике в Африке, Цицерон написал панегирик "Катон". Цезарь ответил на него двумя политическими памфлетами "Антикатоны". Эти произведения, как и большая часть перечисленных выше, не сохранились. Мы имеем только два сочинения Цезаря: "Записки о галльской войне" (7 книг) и "Записки о гражданской войне" (3 книги). Последние сохранились не полностью, видимо, автор не успел их закончить.

Таким образом, остаются только "Записки о галльской войне". В них Цезарь последовательно рассказывает о том, как он завоевывал Галлию: какие дипломатические и тактические уловки он использовал, разделяя галлов, настраивая одно племя против другого, как безнадежно и ожесточенно галлы сопротивлялись и восставали, как умело и безжалостно он их укрощал. Цезарь подчеркивает стойкость, храбрость, умение своих офицеров и солдат. О себе он рассказывает в третьем лице, говоря "Цезарь", "он" и т. п. Этим он как бы приравнивается к другим действующим лицам, центурионам, легатам, рядовым воинам. Больше всего внимания уделяется битвам и сражениям, однако в сочинении мы можем найти и этнографические сведения: описываются образ жизни, быт, обычаи, обряды галлов и германцев. Единого композиционного плана "Записки" не имеют.

Хотя сочинение написано простым стилем и автор ясно излагает трудности и успехи в завоевании Галлии, у исследователей возникают и некоторые затруднения. Одни считают его пропагандистским сочинением, панегириком демагога самому себе, с помощью которого он всяческими способами оправдывает свои действия и стремится прославить завоевания

Другие возражают, утверждая, что Цезарю не из-за чего было оправдываться: галльская война соответствовала целям завоевателей-римлян, и ни в каких оправданиях нужды не было. По их мнению, Цезарь не мог сильно искажать действительность, преувеличивать свои заслуги, поскольку сочинение читали военные, знавшие истинное положение дел, а гражданские лица, которые поддерживали связи с принимавшими участие в походе родственниками и знакомыми, тоже были достаточно информированы. Наконец, сенат строго проверял донесения наместников.

Словом "Записки" назывались упоминания в виде дневниковых записей консулов, некоторых жреческих коллегий, событий, праздников и т. п., собранные материалы для написания какого-либо сочинения и вообще всяческие записи, предназначенные не для публикации, а для практического использования. Из отзывов современников видно, что "Записки" Цезаря приятно их удивили. "Они были изданы с целью сообщить будущим историкам достаточные сведения о столь важных деяниях; но они встретили такое единодушное одобрение, что, можно сказать, у историков предвосхищен материал для работы, а не сообщен им", — писал Гирций. Этого человека можно было бы подозревать в пристрастности: он был легатом Цезаря, продолжавшим его сочинения, подражавшим стилю императора. Однако подобным образом говорит и Цицерон, утверждая, что после Цезаря историк, будучи в здравом уме, не возьмется описывать войны с галлами. Знаменитый оратор признает, что это не материал для историков, а историческое сочинение, которое должно достигать, как полагали в античности, не только информационных, но и эстетических целей. Иначе говоря, "Записки" принадлежат римской художественной литературе.

В этом никто не сомневается. Только не ясно, к какому жанру их надо бы отнести. Они называются по-разному: мемуарами, монографией, хроникой и т. д.

Однако сочинение Цезаря можно было бы, наверное, считать образцом особого, своеобразного, нового жанра — жанра записок, блеснувшего в I в. до н. э. и быстро угасшего. Возможно, Цезарь не был единственным. Его современник философ Публий Нигидий Фигул издал несохранившееся сочинение из 29 книг "Грамматические записки", однако не ясно, имело ли оно художественные особенности. Авторы сочинений такого рода, видимо, могли не придерживаться строгой композиции, излагать материал коротко и ясно.

Современники восхищались стилем сочинения Цезаря. Цицерон так охарактеризовал "Записки": "Чистые, простые, пленительные" — Nudi, recti, venusti. Nudi — нагие, обнаженные, чистые, безо всяких украшений и прикрас. Цезарь был сторонником аттического стиля. Он не употреблял тропов, избегал слов в переносном значении. Его словарь строго очерчен, автор не любит новообразований, архаизмов, редких слов. Однако мы обязательно должны подчеркнуть, что, будучи простым, стиль Цезаря прост в самом лучшем смысле этого слова. Ему свойственна elegantia — способность к отбору, определяющая не внешнее, а глубинное обаяние. Повествование Цезаря сжато и лаконично, однако исполнено внутренней энергии. В нем преобладает не состояние, а действие. Замечено, что любимые времена автора — imperfectum и perfectum, другими словами, длительность и завершение. Длительность — движение, завершение — остановка по окончании действия и подготовка к новому действию. Ритмика "Записок" звучит эхом марша римского войска. Цезарь часто употребляет слова: "вскоре", "спешно", "быстро", "немедленно" и т. д. Его сочинение полно решимости и энергии:

"Когда Цезарь получил от Красса известие об этом, он был слишком далеко от него. Поэтому он приказал строить тем временем военные корабли на реке Лигере, впадающей в Океан, организовать в Провинции комплект гребцов и набирать матросов и кормчих. Все это было скоро исполнено, и он поспешил сам к войску, как только это оказалось возможным по времени года".

Это стиль полководца — sermo imperatorius. Порядок слов в латинском предложении свободный, и Цезарь изобретательно пользуется этой свободой: Pugnatum est ab utrisque acriter; Erant hae difficultates belli gerendi; Docet longe alia ratione esse bellum gerendum; Factum est opportunitate loci, ut terga verterent. Начиная предложение сказуемым, автор подчеркивает выполненное кем-либо или самопроизвольное действие. Действие для него очень важно.

Ядром динамического стиля Цезаря считается прямая речь. Такая речь показывает инициативу говорящего лица. Замечено, что в первых книгах речей меньше, в следующих их количество понемногу увеличивается, и в последней, седьмой, их больше всего. Таким образом, впечатление напора и решимости все нарастает, сочинение заканчивается кульминацией, звучащей crescendo.

Действие и движение в "Записках" происходят на огромном пространстве. Ощущение этого пространства создают экзотически звучащие названия рек, озер, гор, местностей незнакомых краев и излюбленные Цезарем краткие, но частые упоминания гор, склонов, далей

Впечатление простора придает сочинению некоторую эпическую приподнятость.

После Цицерона Цезарь был самым знаменитым оратором того времени. Его речи были изданы, но, как мы уже упоминали, не сохранились Однако и в "Записках" он показывает, как человек, говорящий по-аттически сжато и просто, может выражать мысли патетически:

"Со своей стороны, враги даже при ничтожной надежде на спасение проявили необыкновенную храбрость: как только падали их первые ряды, следующие шли по трупам павших и сражались, стоя на них; когда и эти падали и из трупов образовались целые груды, то уцелевшие метали с них, точно с горы, свои снаряды в наших, перехватывали их метательные копья и пускали назад в римлян. Таким образом, надо было признать, что недаром эти удивительно храбрые люди решились перейти через очень широкую реку, подняться на ее высокие берега и взобраться на позицию, для себя, безусловно, опасную: их необыкновенное геройство сделало все эти величайшие трудности легкими".

Образы Цезаря, его офицеров и солдат в "Записках" сливаются в один обобщенный образ римлянина — завоевателя огромного мира: это храбрый, энергичный муж в доспехах, опустошающий и грабящий чужой край. Хотя как воин он и способен оценить героизм защищающих свою свободу, на жителей захватываемой страны он смотрит свысока, цинично называя их врагами, подстрекает брата против брата, нагло утверждает, что он их освобождает, защищает от захватчиков, несет более высокую культуру. Такой образ римлянам казался привлекательным. Нам он не симпатичен, однако мы должны согласиться, что нарисован он мастерски.

Благодаря правильности языка и простоте изложения Цезарь считается школьным автором, с него начинают все, изучающие латинский язык. Нетрудно понять смысл мыслей Цезаря, однако очень нелегко увидеть красоту его сочинений. Читатель должен быть терпеливым, чутким, внимательным и любознательным. Только тогда "Записки" не покажутся ему монотонными и скучными, только тогда он согласится с Цицероном, утверждавшим, что они пленительны.

Гай Юлий Цезарь принадлежит к тем редким избранникам истории, чей образ не тускнеет от времени, чья слава переживает века. Выдающийся полководец, не менее выдающийся государственный деятель, разносторонний гений - таков как будто никем не оспариваемый приговор ряда поколений. В обрамлении таких эпитетов, в блеске таких оценок Цезарь вошел в историю. Но так ли это на самом деле? И всегда ли именно так считалось? Ответ на первый вопрос должна дать книга в целом, на второй попытаемся ответить в данной главе.

Как оценивали Цезаря его современники и его ближайшие потомки? Однако, прежде чем перейти к обзору их мнений и высказываний, не мешает, на наш взгляд, выяснить - если будет позволено так сказать - вопрос о ценности самих оценок, т. е. о степени их достоверности. Во-первых, объективная оценка исторического значения той или иной личности всегда дело более сложное, более тонкое и деликатное, чем оценка того или иного исторического события. Во-вторых, по разным причинам к свидетельствам, как современников, так и ближайших потомков следует в таких случаях относиться cum grano salis, т. е. с сугубой осторожностью.

Свидетельства современников, безусловно, очень ценны, ибо в них сохраняется непосредственность восприятия, знание таких подробностей и ощущение таких оттенков, которые почти всегда ускользают от тех, кто не был участником, или свидетелем событий. Наконец, никто в такой степени, как современник, не способен уловить и передать наиболее характерные черты обстановки, «аромат эпохи». Вместе с тем никто так часто не подвержен конъюнктурным влияниям, личным пристрастиям, а потому и не в состоянии нелицеприятно оценить значение какой-либо исторической личности в целом, том более что любой современник лишен тех объективных преимуществ, которые таит в себе ретроспекция.

С другой стороны, потомки, представители последующих поколений, всегда и в полном смысле слова - пленники ретроспекции. Они не в состоянии вырваться из-под ее власти, все их восприятие обусловлено ею, а потому они часто впадают в грех телеологических оценок, обманчиво правдоподобных выводов, опасных исторических аберраций.

И, тем не менее, свидетельства такого рода очень важны. В нашем же случае, если иметь в виду современников, то, очевидно, следует начинать с «самооценок» Цезаря, содержащихся в его собственных мемуарах. В составе так называемого «Цезарева корпуса» (Coгрus Caesarianum) до нас дошел ряд произведений: «Записки о галльской войне», «Записки о гражданской войне», затем «Александрийская война», «Африканская война» и, наконец, «Испанская война». Хотя все эти произведения включены в названный «Coгрus Caesariarum» и носят обычно имя Цезаря, но далеко не все о и им написаны. Безусловно, перу Цезаря принадлежат два первых мемуара (хотя последняя, т. е. восьмая, книга «Записок о галльской войне» написана Авлом Гиртием, одним из видных офицеров Цезаря), остальные произведения вышли из-под пера его соратников и приверженцев. Причем если об авторе «Александрийской войны» и «Африканской войны» высказывались различные предположения и догадки еще в самой древности (назывались имена Оппия, одного из ближайших друзей Цезаря, и того же Гиртия, то автор «Испанской войны» не может быть назван даже предположительно. Можно лишь отметить, что сочинение дошло до нас в крайне поврежденном виде и написано, вероятно, одним из младших офицеров Цезаря, а может быть, даже вовсе и не военным (хотя, несомненно, участником событий).

В «Галльской войне» уделено много внимания военным дарованиям самого автора: быстроте его действий, мобильности, большой предусмотрительности, умению предвидеть намерения врага. Ряд крупных сражений описан вполне профессионально. Создается образ отнюдь не любителя, дилетанта, но знатока военного дела, опытного и талантливого полководца.

Частично в этом же первом произведении Цезаря, а главным образом в «Записках о гражданской войне» подчеркиваются и другие черты «самохарактеристики»: мягкость и милосердие по отношению к врагам, популярность среди солдат, необычайная преданность воинов своему полководцу. Все это опять-таки подается без всякого «нажима», иногда как бы походя, и производит впечатление полной объективности. Однако эта «объективность» и эта «скромность», как и постоянное упоминание о себе лишь в третьем лице, приобретают несколько иную окраску, если учесть, что таким не бросающимся в глаза приемом имя Цезаря в обоих произведениях упоминается 775 раз!

Но и это еще не все: Цезарь оказывается - благодаря завоеванию Галлии, романизации западных народов - родоначальником всей современной европейской цивилизации. Он - идеальный монарх (надклассовые и демократические основы власти), он - и этим заканчивается характеристика в целом - так действовал и творил, как ни один смертный ни до, ни после него, «и как работник и творец живет еще после многих веков в памяти народов - первый и в то же время единственный император Цезарь».

В итоге можно сказать, что произведения как самого Цезаря, так и других авторов, входящие в «Coгрus Caesarianum», представляют собой образец своеобразного жанра, который занимал определенное место в истории античной литературы. Это жанр военных мемуаров, примечательный, между прочим, тем, что подобного рода произведениях причудливо сочетается использование документального материала с элементами «военного романа».

Из всего сказанного нетрудно убедиться, что в оценке исторического значения Цезаря существуют немалые расхождения. Это вполне естественно. Но зато почти во всех высказываниях, оценках, точках зрения встречаются и совпадающие моменты. Не будем сейчас стремиться к тому, чтобы их перечислить. Бесспорно одно- новую историографию самых различных толков и направлений интересует главным образом Цезарь-политик, Цезарь — государственный деятель. Это, конечно, не случайное явление. Вопросы военного искусства, стратегии и тактики времен Цезаря в значительной мере архаизировались, утратили живой интерес, тогда как политические проблемы, связанные с именем и деятельностью Цезаря, с его эпохой, т. е. крушением республики и становлением империи, не потускнели, не потеряли своих красок, своей жизненности и могут еще многое сказать уму и сердцу современного человека.

Интересна оценка Цезаря другими источниками. Так, например, Светоний переходит к характеристике Цезаря как оратора и писателя. Ограничимся лишь ссылкой на то, что в первом случае он приводит весьма высокий отзыв Цицерона, во втором - отзывы того же Цицерона, Гиртия, Асиния Поллиона (критический отзыв!) на мемуары Цезаря и затем перечисляет другие его литературные произведения: трактаты «Об аналогии», «Анти-Катон», поэму «Путь», а также юношеские сочинения «Похвала Геркулесу», трагедию «Эдип» и «Собрание изречений». Упоминаются и донесения Цезаря сенату, письма Цицерону и близким, причем известно, что Цезарь пользовался иногда тайнописью, т. е. неким шифром, изобретенным им самим.

Довольно подробно Цезарь характеризуется как полководец и знаток военного искусства. Светоний, как, кстати, и другие авторы, отмечает не только быстроту действий Цезаря, но и его личную храбрость, присутствие духа, презрение к разного рода суевериям и, наконец, его огромное влияние на солдат, его умение обращаться с ними, о чем уже достаточно подробно говорилось выше. Приводится много примеров выступлений Цезаря перед солдатами в случае их недовольства или даже возмущения, а также примеров мужества и преданности солдат во время сражений.

“Записки” Цезаря - основной источник по истории галльских воин и истории гражданской войны в Риме

Признанный факт, что основным источником по истории галльских войн были, есть и будут «Записки» Цезаря, т. е. «Commentarii de Bello Gallico». Вся параллельная традиция очень не богата и в конечном счете зависит от тех же «Записок». Они публиковались, так сказать, по горячим следам событий. Некоторые исследователи считают, что «Записки» были опубликованы Цезарем целиком, сразу (в 52- 51 гг.), но существует и другая точка зрения: Цезарь публиковал по одной книге в конце каждого года войны. Как это происходило на самом деле, решить теперь, пожалуй, невозможно, да и не представляет, на наш взгляд, существенного значения.

Гораздо важнее для историка вопрос о степени достоверности «Записок», о характере и значении их как исторического источника. Но и в этом случае не следует приписывать «Запискам» то значение, которое менее всего пытался придать этому труду сам автор или на которое вовсе не рассчитывали, да и не могли, конечно, рассчитывать первые его читатели.

С какой же целью были написаны и опубликованы Цезарем его «Записки» о галльских походах? Обычно считается, что все изложение Цезаря пронизывают две основные тенденции: а) оправдание своих действий и б) прославление своих успехов. Однако в данном случае едва ли следует на первое место ставить то соображение, которое полностью определяет объяснение и оценку событий гражданской войны, — стремление как-то оправдать не только свои действия, но и свою инициативу. Военные действия в Галлии в таком специальном оправдании не нуждались.

Едва ли, помимо этого, автор рассчитывал и на преимущественный интерес к своим «Запискам» грядущих, более отдаленных поколений, по крайней мере, по сравнению с современниками событий, которые могли быть - что, кстати, вполне естественно - в них заинтересованы и даже ими затронуты.

Из всех этих соображений вытекали вполне определенные и само собой разумеющиеся «установки» автора. Его «Записки»- отнюдь не скрупулезное исследование, не фундаментальный исторический труд, рассчитанный на века, но живой, яркий и по возможности правдивый рассказ непосредственного участника событий» т. е. живой комментарий к событиям. Но что значит по возможности правдивый рассказ? Это значит, что автор по горячим следам, еще полный непосредственных впечатлений, а главное, целиком во власти своего собственного отношения к событиям стремился дать общую картину, впечатляющую и убедительную, не слишком придавая значение второстепенным, сего точки зрения, и не меняющим общего впечатления деталям.

Но вместе с тем не вызывает сомнений то обстоятельство, что в основе «Записок о галльской войне» лежат донесения Цезаря сенату, а также его письма к своим легатам. Однако донесения наместников подвергались в сенате достаточно серьезной проверке, что исключало возможность слишком явных от них отступлений хотя бы даже и в литературном произведении. Кроме того, стоит подчеркнуть, что противники Цезаря не раз осуждали, критиковали его действия, но никогда достоверность его донесений. По существу известен лишь один случай - о нем речь ниже, — когда еще самими древними было высказано сомнение в достоверности сообщаемых Цезарем сведений, да и то, возможно, имеются в виду записки, посвященные не галльской, а гражданской войне.

До нас дошли отзывы современников о «Записках» Цезаря. О них довольно подробно говорит Светоний. Цицерон, например, прежде всего подчеркивал литературные достоинства произведения. Он отмечал «нагую простоту и прелесть, свободные от пышного ораторского облачения»; автор «Записок», по его мнению, претендовал лишь на то, чтобы дать материал будущему историку, хотя на самом деле значение труда более велико. Весьма положительно в этом смысле оценивал мемуары Цезаря и один из его соавторов- Гиртий. «Они встретили такое единодушное одобрение, — писал он, — что, можно сказать, у историков предвосхищен материал для работы, а не сообщен им». Гиртий отмечал также необычайную легкость и быстроту, с которой работал Цезарь над «Записками». Однако Светоний приводит и единственный известный нам критический отзыв современников. Он ссылается на мнение Азиния Поллиона, одного из видных цезарианцев, который считал, что «Записки» Цезаря написаны без должной тщательности и заботы об истине: многое, что делалось другими, Цезарь принимал на веру, а то, что делалось им самим, он иногда умышленно, а иногда по забывчивости изображал неточно, даже превратно.

Однако, как только что отмечалось, неясно, какие «Записки» Цезаря имеет в виду Азиний Поллион: то ли о галльской, то ли о гражданской войне. Но даже независимо от этих замечаний понятно, что книга, написанная Цезарем, не есть «правда, вся правда и ничего, кроме правды». Вместе с тем нельзя согласиться со сторонниками той крайней точки зрения, что в «Записках» все насквозь извращено в целях пропаганды. Это невозможно хотя бы уже потому, что читателями книги были и офицеры армии Цезаря и такие критически настроенные личности, как тот же Цицерон, поддерживавший разносторонние связи с родными или знакомыми, находившимися в армии. Поэтому крайнее искажение фактов было попросту немыслимым. С другой стороны, не следует, конечно, поддаваться соблазну «объективности изложения» в «Соmmentarii de Bello Gallico». Ибо, как мы уже могли убедиться, даже сознательно подчеркиваемая самим Цезарем «объективность» требует к себе подхода cum grano salis.

Описание военных действий в Галлии может быть изложено главным образом с точки зрения истории военного искусства. Подобные опыты хорошо известны. Однако в данном случае такой аспект едва ли закономерен: он, пожалуй, оказался бы слишком «узким» и «специальным», тем более что история завоевания Галлии должна быть отнесена, особенно в первые годы войны, скорее к области военно-дипломатической, а не просто военной истории.

Гражданская война, ее ход и основные этапы освещены в источниках значительно полнее и разностороннее, чем военные действия в Галлии. Конечно, речь идет, как правило, о более поздних авторах и свидетельствах: современны событиям лишь «Записки о гражда