Meeoow

Робкий, мягкий снежок засыпал площадь перед железнодорожным вокзалом Екатеринбурга, кружился, бился о колонны у входа и погибал перемешанный колесами микроавтобусов, превращаясь в светло-коричневую кашу. Обычное уральское утро уже во всю вступило в свои права, шел пятый день нового года и люди, еще боящиеся признаться себе, что самая ожидаемая, последняя секунда года канула в лету, бродили по улицам посленовогодне угрюмые, не зная куда деть себя в эти бесконечные выходные. Солнышко упорно пробивалось через жиденькие и высокие серые облака, что больше походили на дым из труб гигантских заводов. Может кто-то так и подумал бы, не знай он, что в Екатеринбурге не осталось источников дыма такого размаха.

В комнату ожидания железнодорожного вокзала вошел молодой человек среднего роста, среднего телосложения, среднего достатка, ведь мы же продвинутые люди и по форме ботинок и бренду легко отличим достойного представителя современного общества от молодого аспиранта, кем, собственно, и являлся наш новый знакомый. Черная кожаная куртка, джинсы и ботинки с каплями талого грязного снега вдоль подошвы не должны бы были привлечь наше внимание к нему, но тем не менее речь пойдет именно о Михаиле Ивановиче Серове, а именно так звали этого человека. Он катил за собой чемодан на колесиках и устало осматривал редких гостей вокзала. Пара обреченных вздохов в сторону электронного табло, еще пара неуверенных взглядов по сторонам с плохо скрываемой надеждой на лучшее продолжение дня и Михаил опустился на обычное вокзальное металлическое сиденье. Он извлек из чемодана книгу страниц эдак в 800 и увлеченно уткнулся носом почти в самую бумагу, обличая свою прогрессирующую близорукость.
Вдруг почувствовав легкие хлопки по плечу Миша поднял голову, хотя и чуть быстрее чем хотел, но все же стараясь выглядеть достаточно серьезно, чтобы не рисковать получить в свой адрес глупых вопросов от нежелательных собеседников, которые уловив даже небольшой интерес или хотя бы безразличие, с удовольствием могут рассказать от скуки всю свою биографию. Уже приготовившись давать отталкивающе-холодные ответы на вопросы какого-нибудь заскучавшего в ожидании пассажира, он вдруг с удивлением увидел перед собой молодую девушку.
-Здравствуйте, вы не до Новосибирска едете? Не знаете на долго поезд задержали?- с виноватой и слегка натянутой улыбкой, с которой всегда обращаются к незнакомцам, сказала она, глядя прямо в глаза.
-Не до Новосибирска, но знаю, что надолго, или у вас интернета нет?- сказал Михаил, стараясь сделать улыбку как можно более благодушной. - Часов на 10, там авария серьезная, разве не читали? Так что расслабьтесь, железная дорога не асфальт в переулке, быстрее чем отремонтируют не поедем.
В целом он не ошибся, это был как раз один из тех вопросов которыми начинают длинные разговоры, но симпатичная девушка все-таки не полупьяный нефтяник, которые попадаются обычно, тут Михаил и сам был не против скрасить ожидание за разговорами, хотя если бы он знал чем это обернется, то может быть и не отрывал бы глаз от книги.

- Да вы присаживайтесь. - в очередной раз улыбаясь сказал Михаил и показал на соседнее кресло- Я не кусаюсь.
Девушка довольно грациозно присела. Выглядела она весьма опрятно, ухоженно и пахла какими-то духами, но в духах Миша не разбирался, в отличие от все тех же достойных представителей современного общества. Лицо её было необычным и носило отпечаток интеллекта. Обычно это выглядит так, будто какая-то резкая черта вдруг портит всю смазливость остальных правильных изгибов. Горбинка носа, излишне широкие скулы или еще что-то, но могу сказать точно, что умные и интересные люди редко бывают смазливо-симпатичны.
- Надеюсь. - Дежурно отшутилась девушка и закинув ногу на ногу смелым и прямым взглядом изучающе впилась в собеседника. - Я — Настя.
Руки она не подала, хотя Михаилу показалось, что это должно произойти. Тем лучше, значит она все-таки довольно проста, или просто традиционна.
- Очень приятно, Миша. - тут уже он сам протянул её руку и галантно качнул вверх и вниз.
И полилась беседа, как речная вода на колесо мельницы, что вращает жернова, перетирающие в пыль все что было в твоей голове твердо и нерушимо как Рим. Часы летели как секунды и снег за окном аккуратно складывался в сугробы, такие же молодые и чистые как первая встреча двух созданных друг для друга людей. Помните, как проснувшись зимним утром в своей квартире по звонку будильника, что неумолимо настаивает чтобы вы все-таки вышли в мир, вы ставите на плиту чайник и первый сполох синего пламени газовой горелки обдает вас и всю вашу кухню таким непередаваемым теплом и уютом, что по телу разбегаются мурашки? Вы, конечно, должны помнить, помнил и Михаил и не понимал что за безумие происходит вокруг него и будто бы и не с ним.
Он никогда не был обделен женским вниманием и пару раз даже собирался жениться, но все упиралось в жилплощадь, отсутствие постоянного заработка или просто своевременное осознание всей глупости этой затеи. Никогда Михаил не считал себя сентиментальным или романтичным мужчиной, он давно посвятил свою жизнь достижению поставленных целей, на остальное просто не было времени. Ну вы же понимаете, к чему я клоню? Конечно к тому, что теперь все было совсем не так. Голова отказывалась работать так, как 23 года до этого.
В голове у Михаила вертелось несколько вопросов: почему она вообще спрашивает про мое детство? Когда я вообще с кем-то говорил о себе в последний раз ? И откуда она знает кто такой Саша Башлачев и Сергей Довлатов?
К вечеру прежнего Михаила Ивановича Серова уже не существовало, был новый, только уже веривший, что можно говорить о чем угодно, не боясь быть неправильно понятым, не боясь показаться навязчивым или занудным, что можно быть собой вне своего карманного мирка, который раскрывается лишь на 10 минут перед сном. Этот человек, лишь внешне похожий на Михаила уже верил, что можно вслух читать стихи на вокзале и при этом не ощущать себя сумасшедшим, что можно просить о чем-то ни капли не унижаясь, смотреть в глаза не отводя взгляда, и чувствовать себя хорошо. Он во многое поверил.
-Слушай, а бросай свой дурацкий Новосиб, поехали со мной, чем черт не шутит? - Михаил улыбался самой откровенной в мире улыбкой, глядя собеседнице прямо в душу, такой улыбки, дорогой читатель, ты наверно и не видел.- Я ведь все могу, главное чтобы было ради чего, ты сама говорила.
- Я подумаю, до поезда еще целых 4 часа. - С такой же искренностью улыбаясь отвечала ему спутница.
- Насть, а сколько лет-то тебе? - весело спросил Михаил. - Лет 70 наверно, а то слишком все хорошо, так не бывает. Это вроде как найти бриллиант в грязной луже.
- Нет, 22. - Она засмеялась. Ну он может быть подделкой, или кто-то потерял. - На её лице сияла все та же обворожительная улыбка.
И они говорили, говорили, говорили... Ни о чем и обо всем, они не обсудили ничего, ни опоздание поезда, ни жесткие вокзальные сиденья, ни политический курс родного правительства. Они пили друг друга и не могли оторваться, пытаясь залить все нарастающее жжение в груди.
-Закончила школу, в университет вот поступила. - Говорила Настя, заканчивая длинный рассказ о своей жизни. - Замуж вышла, родила дочку, ей вот уже два года скоро. - её лицо не выражало ничего, она просто смотрела на собеседника, просто смотрела.
Чувство сродни удару молотком по пальцу пронзило Михаила, ты чувствуешь, что через мгновение будет больно, но ты уже готов и с ледяным смирением принимаешь эту боль, и в этот короткий миг когда еще не больно, ты понимаешь свою ошибку: зря ты так неудобно схватился за гвоздь.
- Так вот в чем подвох. - С холодным спокойствием произнес Миша, на той самой волне ожидания боли. - А раньше нельзя было сказать?- Буркнул он с плохо скрываемой злостью, уже ощутив всю силу удара.
- Нельзя, ты бы ушел, а так у нас был целый день, прости меня.
Из динамиков выпадали гнусавые фразы, приглашавшие на посадку на поезд до Новосибирска.
-Это был лучший день в моей жизни, я навсегда его запомню, и тебя. Просто уже ничего не изменить. - Решительно развернувшись она пошла в сторону нужной платформы поминутно оглядываясь, а он стоял около своего чемодана на колесиках, да вот только был ли это он?
И хотя это всего лишь одна из многих историй, она имеет право на собственную жизнь. Жизнь на этих страницах и в душах смотревших на них и увидевших.