Первый мой серьезный стих, оцените по существу.
«Жертва»
Парень тяжело дышит,
Напряжены нервы и мышцы,
По его телу шмыгают тени,
Иногда пробегают серые мыши,
Вокруг темнота, пустота,
Страх пробирает до дрожи
Тянет в кровать, он сутки не спал,
Холод сводит шрамы на коже.
Его дом далеко - нелегко,
Его голос охрип, он простужен.
Уже осень – холодно, дождь
На дорогах огромные лужи.
Он одет налегке и промок –
Не было время на сборы,
Его предки мертвы не во время войны,
Они умерли от алкоголя.
Мальчуган не вернется домой,
Да и не куда уж возвращаться,
А детдом разве дом,
Если жил там как раб в чужом царстве…
Коварная жизнь пред судьбой
Поставила вниз на колени
И парень пред ней, решив не мешать,
Поддался чужому мученью…
Призренье других, признанье своих,
У Бога не просит прощенья,
Он делит свой мир на добро и на зло,
К другому и нет стремленья!
В это «мирное время» вошел,
Как нога войдет в узкое стремя,
Здесь найдутся и те, кто уздечкой,
Погонит гнедого на время…
Сомненья подвергли мгновеньям…
Раскаянья или смиренья?
Вся его жизнь, как плотный туман,
Настройка на самозабвенье.
Парень тяжело дышит,
Напряжены нервы и мышцы,
По его телу шмыгают тени,
Иногда пробегают серые мыши,
Вокруг темнота, пустота,
Страх пробирает до дрожи
Тянет в кровать, он сутки не спал,
Холод сводит шрамы на коже.
Его дом далеко - нелегко,
Его голос охрип, он простужен.
Уже осень – холодно, дождь
На дорогах огромные лужи.
Он одет налегке и промок –
Не было время на сборы,
Его предки мертвы не во время войны,
Они умерли от алкоголя.
Мальчуган не вернется домой,
Да и не куда уж возвращаться,
А детдом разве дом,
Если жил там как раб в чужом царстве…
Коварная жизнь пред судьбой
Поставила вниз на колени
И парень пред ней, решив не мешать,
Поддался чужому мученью…
Призренье других, признанье своих,
У Бога не просит прощенья,
Он делит свой мир на добро и на зло,
К другому и нет стремленья!
В это «мирное время» вошел,
Как нога войдет в узкое стремя,
Здесь найдутся и те, кто уздечкой,
Погонит гнедого на время…
Сомненья подвергли мгновеньям…
Раскаянья или смиренья?
Вся его жизнь, как плотный туман,
Настройка на самозабвенье.