Эй, толстый! Пятый сезон. 73 серия
Эй, толстый! 1 сезон в HD качестве
Что делает нормальный человек, которому в щеку упирается ствол «беретты»? Он воет, скулит, просит убрать оружие. В общем, играет по правилам того, кто держит пистолет. Но кавказский бандит, назвавшийся Васей, эти правила игнорировал. Он не стал шумно удивляться: как это заведомая жертва положила двух бойцов? Никакого удивления, никаких эмоций. Лишь хищная усмешка перекривила его опасное лицо.
– Поговорим? – теперь в речи «Васи» проявился акцент. – Но сначала покатаемся.
Маруся поняла, что он задумал, но она была фактически беспомощна перед ситуацией. Бандит завел не успевший остыть мотор «ренегата», и джип понесся к краю лужайки. Тронулся с места очень резко, и Марусю бросило назад. Пристрелить «Васю», но тогда машина останется без управления и они впишутся в де…
Бандит затормозил, и Маруся полетела вперед. И оказалась в западне. Ведь «беретту» она держала в левой, живой, руке. «Вася» сидел за рулем, а Маруся, получается, просунула руку с пистолетом между водительским и пассажирским креслами. И когда Марусю бросило вперед, рука с пистолетом практически вся оказалась впереди.
И «Вася» не мог этим не воспользоваться. Мышцы руки у самого локтевого сгиба обожгла резкая и странная боль. Словно… Словно бандит ее кусал.
Собственно так оно и было. Маруся видела его голову, хищно склонившуюся над добычей. А затем стало понятно, что «Вася не кусал Марусю. Он ее жрал.
«Что это? Зачем?» – шаром из арканоида носилась в голове паника.
Марусе казалось, что логичнее было бы сломать руку. Но кусать? Что это, блять?!
Самое плохое, что она не могла ничего предпринять. Хватка челюстей этого «Васи» обезоружила, обездвижила Марусю. Можно было, наплевав на боль, попытаться вырвать руку. В зубах противника останется кусок мяса. Ну, что ж.
Но за долю секунды до рывка «Вася» сам разжал зубы и выпустил руку Маруси.
Дикими глазами Маруся смотрела на руку, которую втягивала обратно. «Вася» прокусил куртку. Как такое могло быть? Из дыр в джинсовой ткани сочилась кровь. Прогрызть джинсу. Кто ты, парень?
– Ты теперь наша, нахуй, – сказал «Вася». – Слышь, пластмасска? Наша.
– Что такое «наша»? – постыдным, набрякшим слезами, шепотом спросила Маруся.
– Зомби, нахуй, – пояснил «Вася».
В этот момент ожил Абдурахман. Маруся считала его трупом, но он поднял окровавленную голову, уставился на Марусю провалами глазниц, из которых сочились какие-то бурые сопли и захихикал.
Раньше Маруся думала, что ее нельзя ничем испугать, но сейчас страх ударил по ней как боксер Валуев, опрокинул, заставил завизжать, тупоголовой блондинкой из кровавого слэшера.
Маруся бросилась направо. Туда, где была дверца. Но правая, пластмассовая ладонь не могла нащупать ручки. А слева надвигался гнусный Абдурахман, скалился, хихикал.
Маруся кричала отчаянно, отбивалась ногами, а слепой Абдурахман хватал за голени, скалился. Казалось, что это никогда не кончится, но Маруся умудрилась заехать Абдурахману пяткой в оскаленный рот. И тут же неведомо как, от какого усилия, открылась дверца и Маруся вывалилась на лужайку.
Держа перед собой укушенную, сочившуюся кровью руку Маруся вскочила на ноги и стала пятиться к лесу. Она и хотела бы, но не могла отвести взгляд от «ренегата». А из салона через правую дверь выползал слепой Абдурахман.
Убежать, скрыться в лесу Маруся не успела. Из «ренегата» вышел «Вася», в руках у него была та самая «беретта», которую уронила пластмассовая мать.
«Я вся подбитая! – думала Маруся. – Еще со вчерашнего дня, когда Виталю спасала».
Действительно, запас прочности в Марусе был велик, но не безграничен. И он, похоже, оказался исчерпан. Еще со вчерашнего дня, с момента штурма БДСМ-логова в элитном поселке, правая рука у Маруси расшаталась. Ослабли, разболтались шарниры из высокопрочного пластика. Рука, конечно, слушалась, но довольства ее функционалом Маруся не испытывала. Если бы рука была живая, она бы болела. А сейчас она стала словно чужой, для того, чтобы посылать ей команды, заставлять шевелиться, приходилось прикладывать гораздо большие усилия. Маруся не знала – вдвое, втрое, впятеро.
Теперь к проблемам с правой рукой добавилась травма с другой стороны. Укус истекал кровью – но это было не так страшно. Беспокоило другое – рука наливалась жаркой тяжестью, как от местного наркоза.
«Вася» обошел джип, поймал Марусю в прицел. Пластмассовая мать баюкала укушенную руку.
– Стой, нахуй, – скомандовал «Вася». – Иди сюда.
– Нет, – сказала Маруся.
– Иды. Не укушу!
Гулко, ухающе заржал Абдурахман. И не успел он досмеяться, как голова его взорвалась бело-красными комками, и бандит обмяк, как проглоттида в кислородной ванне.
«Вася» снова навел ствол на Марусю.
– Сюда пошла. Ну?
Маруся не двигалась.
– Я все равно тебя покусал, – сказал «Вася». – Все, пиздец! Зараза уже в тебе. Ты скоро станешь зомби. Как я, нахуй.
– Когда? – спросила Маруся.
– Скоро. У всех по-разному. Кто-то за час меняется. А так два-три.
– Что это за бред? – спросила Маруся. – Какие, нахуй, зомби? Их не бывает.
– Ха-ха! – заржал «Вася». – Скоро ты убедишься сама.
– Ты серьезно? – спросила Маруся. – Ты думаешь, я поверю в эту хуйню?
– Верить не надо, – сказал бандит. – Посмотри туда.
Он кивнул в сторону задней пассажирской дверцы. На ней шевелился Абдурахман. У него уже можно сказать не было головы, но руки его шевелились, хватали воздух.
– Что, блядь! – зашептала Маруся. – Да быть этого не…
И тут «Вася» выстрелил.
***
Новая боль обожгла левое, живое ухо Маруси.
– Я туда и целил, нахуй, – сказал бандит. – Не хотел тебя убивать.
Шевелились, жутко перебирали перед собой руки безголового Абдурахмана.
– Ты храбрая овца, нахуй, – продолжал бандит. – Двоих моих положила. Теперь вместо них будешь.
– Не буду, – сказала Маруся.
– Куда денешься, – хмыкнул «Вася». – Зомбачество – оно как стокгольмский синдром. Сначала отторжение, потом принятие. Эти двое, когда я их покусал, тоже не хотели зомбаками становиться. Съебаться пытались. А потом заебись им стало.
Только сейчас Маруся обратила внимание, что гангстер, который сидел на переднем пассажирском сиденье, «Коля», которому Маруся прострелила затылок – он сидел и дергал плечами. Словно голова мешала ему, словно взбунтовавшееся туловище хотело спихнуть ее, угнетательницу, с себя прочь.
– Вечную жизнь почувствовали, – продолжал бандит. – Видишь, трудно им умереть. Хотя бошек лишились.
– Тебе их совсем не жалко? – спросила Маруся. – Друзья ведь твои.
– Да пошли они нахуй, – сказал бандит. – Заебали. Ты теперь вместо них.
– Нет! – сказала Маруся. – Нет, нахуй!
– Да, – гаркнул бандит. – Стала быстро на колени, нахуй!
– А то что? – огрызнулась Маруся.
Бандит снова выстрелил. Пуля ударилась в пластмассовую половину тела, куда-то в шарнир и без того отяжелевшей правой руки. Удар был сильный, словно по воздуху пролетала кувалда и ударилась Марусе в плечо. Пластмассовая женщина упала.
– На колени, на хуй, – сказал бандит, подходя к Марусе. – Следующая пуля будет последней. Ты меня тоже начинаешь заебывать. Строптивый соськ.
«Я должна выжить, должна вернуть Даниилу паспорт», – понимала Маруся.
Она встала на колени.
– Руки назад!
– Ничего не попутал? Может, вверх? – огрызнулась Маруся.
– Назад!
Оказывается, у этого мерзавца были с собой наручники. Их он и защелкнул на запястьях Маруси – живом и пластмассовом. Потом повел к джипу. Но в саму машину они не стали заходить. «Вася» грубо усадил (практически швырнул) Марусю на землю, прислонив спиной к стволу дерева с бурым, грязным стволом. Названия этого дерева Маруся не знала.
– Вот теперь посидишь, превратишься, – сказал «Вася». – А то все до обращения бегают. Придурь такая, нахуй.
– А что будет, когда я обращусь? – спросила Маруся.
– Тебе все станет похуй, – сказал бандит. – Что у кого болит, родственники, знакомые – все будет похуй. Как мертвые листья с дерева. Боли не будешь чувствовать. Убить тебя будет сложно.
– И что? Все-все станет похуй? – спросила Маруся.
– Тебя будет заботить только, читобы у тебя все было хорошо, – сказал бандит. – Чтобы пожрать. Чтобы бабло-шмабло. Дурь-бухло.
– Еще этого не хватало мне на старости лет, – процедила Маруся.
– А я буду твой проводник, – продолжал «Вася». – Я буду над тобой власть иметь. Потому что это я тебе зомбачество подарил. Я для тебя богом стану. Скажу: «Хуй соси!» – будешь сосать.
«Вася» гнусно заржал.
– И задачи будем выполнять, – продолжал гангстер. – Проблемы решать. Все такое хуё-моё. Чтобы бабло у меня было. А я буду твой господин, нахуй. Ты только обо мне будешь думать, чтобы мне хорошо было, бга-га-га. Только я у тебя в голове останусь.
Маруся, хоть и в горле у нее пересохло, попыталась героически плюнуть в бандита. Но тот лишь расхохотался.
– Первым делом, как тебя перещелкнет, ты, наверное, хуй мне пососешь, – сказал бандит. – Вот мое первое желание. Запоминай, нахуй! Теперь для тебя в жизни не будет ничего важнее.
– Перещелкнет – это что такое? – спросила Маруся.
– Это неприятно, нахуй, – сказал «Вася». – Это тебя дергать будет вот так. Будет казаться, что тебя наизнанку выворачивает. Обсираются люди, несет верхом-низом. Но потом скоро заебись и похуй становится. И все, пиздец, я стану твой господин, нахуй.
– Чтоб ты сдох! – простонала Маруся.
– Все так говорят, – пожал плечами «Вася». – Эти двое тоже так говорили. Только сдохли они. А я – вот он, нахуй. Вечно живой. Как Ленин, нахуй.
***
Сейчас время приобрело особенную ценность. Его уже почти не осталось. А Маруся по-прежнему была далека от выполнения своей задачи. Ей надо было освободиться, вернуть детям паспорта, как-то нейтрализовать этого урода. А как? Как? Он ведь вернется в Кукуево, станет истязать ее сына. А вместе с этим уродом будет она – бессмысленная зомби. Позорный финал безответственной матери-беглянки.
Марусю передернуло. Что делать? Что же делать? Есть ли выход?
Надо было освободиться от наручников. А как это сделать? Тем более, если правая рука почти не слушается. Для того, чтобы ее поднять, нужно было, наверное, приложить вдесятеро больше усилий.
«Это пиздец! – подумала Маруся. – Кого я спасу, если у меня рука отваливается? Да еще и этот пидор ее отстрелил. Я беспомощна».
И вдруг Маруся поняла, что это – не пиздец, а спасение. Родился план – сумасшедший и отчаянный. Но он мог сработать.
Маруся принялась биться о дерево. Налетала на него правым плечом. Принялась орать – истошно и страшно, пускать изо рта пену.
– О! Началось, нахуй! – удовлетворенно закивал «Вася».
А Маруся не могла сказать – началось или нет. Она кричала и билась о дерево. Кричала и билась. И чувствовала, как хрустит, портится ее правая пластмассовая рука. Та, что била недругов с силой саперной лопатки.
– Давай, нахуй, тужься! – гоготал бандит. – Скоро все будет как надо, нахуй.
Продолжение следует...