Волчий сон⁠⁠

Когда мне впервые приснился этот сон, я испугался. Я шёл по ночному лесу, как наяву ощущая запахи, блики лунного света в листве, слыша шуршание невидимых полуночных зверей в кустах. Я шёл всё быстрее, пока не сорвался на бег. Двигаясь всё стремительнее, я опустился на четвереньки. Так бежать было легче. Этот простой факт не вызывал сомнений. Картина сна, и без того безупречно ясная, заиграла симфонией звуков, запахов и оттенков. Я ощущал беспредельную свободу, для меня здесь не было преград. Я перепрыгивал поваленные деревья, весенним ручьём огибал стволы тысячелетних дубов. Встречный ветер струился в моей шерсти. Я взял след и шёл по нему, наслаждаясь охотой.

Удовольствие, которое я испытал, вонзая клыки в не ожидавшего встретить хищника оленя, было несравнимо с теми серыми эмоциями, что были доступны мне по ту сторону сна. Горячая кровь хлынула в моё горло, утоляя бешеную жажду: солоноватая, насыщающая лавиной вкуса. Это была не просто пища. Она была мне наградой и манной небесной.

Тем утром я проснулся невероятно бодрым и отдохнувшим. Я впервые за долгие годы умылся холодной водой, не прячась от ледяных, обжигающих капель, расцветающих на моей коже красными пятнами. Мне не хотелось есть. Еда моего мира пахла и была на вкус как картон.

Единственное, чего я хотел - это вернуться в свой сон. Я боялся ложиться в постель и безумно желал этого. А что, если это всего лишь одно из вереницы сновидений, что стираются из памяти, оставляют только сладкое послевкусие и тоску по однажды испытанному блаженству?

Но сон вернулся. Лес был всё тем же, только луна пряталась за облаками и деревья кутались в беспроглядную тьму. Беспроглядную для моего человеческого глаза, но прозрачную, будто океанская вода, для янтарных глаз волка.

Я не бежал - летел, едва приминая траву, разбрызгивая ночную росу, а из горла рвался счастливый щенячий визг, перемежаясь рыком большого и сильного зверя. Только я и бесконечный лес. Только ночь и моя охота.

Время в том мире шло по-другому. Пока в яви я проживал бесконечно длинный офисный день, наполненный пустотой до краёв, там проходили десятки лет. Я видел, как вырастают и умирают, поваленные ураганом, вековые сосны. Диковинные животные приходили в лес, обзаводились стаями и уходили прочь, уступая место новым, ещё более удивительным. Ветер приносил семена странных цветов, которые распускались в ночи моих визитов, салютуя мне залпами чудесных ароматов.

Я даже стал свидетелем того, как в лесу появились люди. Они были смешны и неумелы. Проносясь стрелой по лесу, я замечал следы их пребывания. Они не умели охотиться, поэтому копали корешки, как дикие свиньи, объедали с кустов ягоды, обдирали кору с деревьев. Никто не боялся меня так, как они. А я не трогал их. Уж слишком резкой и неприятной была их вонь, резкий запах страха. Я охотился на могучих кабанов, быстрых косуль, неповоротливых глухарей, ловких зайцев, не брезговал и лягушками, мышами, ящерицами. Лес отдавал мне свою кровь, а я дарил ему протяжный мелодичный вой, звенящий от земли до звёзд.

В своём мире будни текли всё медленнее. При свете дня я чувствовал себя мухой, попавшей в смолу, стекающую по древесному стволу. Отчёты, графики, совещания. Усталость, нервные срывы и последовавшая за ними бессонница грозили превратить меня в одну из тех несчастных букашек, которых смола рутины поглотила, навечно превратив в пленников янтаря. В часы редкой беспокойной дрёмы я не видел снов, отчего просыпался разбитым и серым от усталости.

Пусть это и грозило мне увольнением, но я оставил на работе недоработанный квартальный отчёт, купил в аптеке снотворного и вернулся домой с чётким желанием уснуть и снова очутиться в шкуре волка, бегущего сквозь свой родной лес.

Но ощущение радости и свободы было омрачено. Лес пах страхом и железом. Он будто провонялся смрадом, идущим от тех верещащих людишек, что, бывало, встречались мне на моём пути. Моё чутьё предупредило меня об опасности. В траве на одной из троп стоял капкан. Как же долго меня не было, если за это время полуголые дикари научились переплавлять слитки сырого железа в подлые ловушки...

От этого запаха шерсть на загривке вставала дыбом. Я разрядил столько капканов, сколько смог. Единственной пищей для меня в эту ночь стала пара кроликов - слабое утешение для хищного зверя так долго не выходившего на охоту. Я видел человека и он стрелял в меня из лука. Стрела, пущенная дрожащей рукой, ушла высоко, сбив листву над моей головой. Озадаченный и сбитый с толку, я ушёл прочь. Мне ещё никто не противостоял в моём лесу.

Наутро, приняв твёрдое решение вернуться в лес следующей же ночью, я забыл о нём в круговерти навалившихся дел, потерял счёт времени. Сколько недель прошло? Две? Три?

Когда я, вытащив очередной билет в свои сновидения из шуршащего блистера со снотворным, вернулся в свой лес, в воздухе витал пороховой дым. Даже самые неугомонные обитатели здешних мест сидели по своим норам не шевелясь. Животные предпочитали голодную смерть гибели от бьющего без промаха свинца.

В эту ночь я впервые убил человека. Он встал на моём пути, нахально вскинув ружьё. Заряд картечи оторвал мне кончик уха. Второй залп ушёл в небо, когда владелец оружия, хрипя, повалился под массой моего тела. Его кровь, мерзкая и смрадная, не утоляла голод, а только распаляла жажду мести. За первым последовал второй, а за ним третий. Это уже не было охотой. Я казнил захватчиков моего леса одного за другим.

Мир яви не желал отпускать меня так просто. Он боролся с моей ночной жизнью, бросая в авангард войны весь свой офисный потенциал, бил в меня зарядами бытовых неурядиц, вис на мне грузом бесполезной ответственности. Уйти в сон становилось всё труднее. На ужин у меня было всё то же снотворное, только теперь более мощное.

В глазах тех, кому не повезло встретить меня на ночных тропинках, я видел суеверный страх. Я стал демоном этих мест. А они придумывали всё новые и новые методы борьбы со мной. Мне всё чаще встречались просеки в бывшем когда-то бесконечным зелёным океаном лесу. Ловушки становились всё изощрённее. На моей шкуре каждую ночь появлялся новый шрам.

В один из дней, сидя в своей клетке из пластика, бетона и стекла, я вдруг осознал, что даже своим человеческим обонянием я чую знакомый мне смрад. Я чуял его здесь, наяву. Я встал, боясь, что если я не сделаю это прямо сейчас, то не решусь ещё долго. Кто знает, как изменится мой лес за это время. И, самое главное, останется ли в нём место для меня.

Отключив телефон, разрывающийся от звонков с работы, я лёг в свою кровать. Знакомое чувство свободы нахлынуло как всегда неожиданно, сметающей все условности этого мира волной. И я снова бежал по своему лесу, уворачиваясь от свистящих мимо широкого лба пуль, сминая закованные в армированную броню тела охотников, вычищая смрадную мразь из своего дома.

Я валился с лап. Никогда я ещё не проводил во сне столько времени. Меня неумолимо тянуло проснуться, но я как мог боролся с этим. Я не останавливался ни на секунду. Скольких осквернителей леса я убил за эту ночь? Я сбился со счёт, да и какой смысл был считать их...

Небо над вершинами деревьев окрасилось в нежно-розовый цвет. Вставало солнце. Я никогда не видел рассвета над своим лесом. Я остановил свой бег, встал посреди широкой поляны, вслушиваясь в просыпающийся мир. Робко начинали петь птицы. Выходили из своих убежищ животные. Вонь крови убиенных, смешанная со смрадом оружейной смазки, уносилась лёгким утренним ветром. Я видел рассвет, а это могло значить только одно: я стал не просто гостем в этом мире, я стал его частью.

Выбрав ель поразвесистее, я устроился на мягкой подушке хвои, положил тяжёлую голову на лапы. Сон, по-волчьему чуткий, смежил веки. Может быть, мне приснится, как я, в шкуре уставшего человека с тёмными кругами под глазами, разбираю бесполезные бумаги. Но это будет лишь сон.