Убежище (рассказ)⁠⁠

Три часа полета на Буханке и я на месте.

Полет на Буханке это когда машина ползет по бездорожью, а ты рандомно телепортируешься по салону. Сейчас ты держишься за скобу возле кабины, а в следующую секунду упираешься спиной в заднюю дверь и абсолютно не вдупляешь, как здесь оказался.

Но вот мы приехали. Ласково оттаскиваю с пути мешок картошки. За время проведенное вместе мы с ним стали очень близки. Невозможно сосчитать, сколько раз он пролетал мимо меня, пока я мчал на сверхсветовой в противоположную сторону. Сколько раз он мог раздавить меня, но не раздавил. Это почти любовь, если таковая вообще существует на свете.

Выпрыгиваю наружу, тяну за лямки рюкзак. Рюкзак большой, тяжелый, притороченным карематом цепляется за вещи в салоне Буханки. Видать ему так понравилась поездка, что он не хочет уходить.

Присаживаюсь, продеваю руки в лямки, щелкаю застежками на груди и поясе. Теперь мы с рюкзаком одно целое, мы с ним одной крови, он и я. Любуюсь отсутствием обычного степного горизонта, теперь скрытого горами.

Сорок килограмм за спиной при правильном распределении почти не ощущаются. По крайней мере сейчас. А идти тут всего ничего, пусть и в гору.

Машу рукой водителю Буханки. Он кивает в ответ и налегает на руль. Его путь лежит дальше, мой в другую сторону.

Кругом пустой лес. Густой? Да, немного густой, но пустой. Что-то здесь не так с почвой, или есть какая иная причина. Но деревья мрачные, неказистые, подлеска нет, вместо него пружинящая губка мха. Мох или какой иной паразит, обвивается и вокруг деревьев, этот, другой, твердый и узорчатый, серо-бирюзовый. Хоть сейчас и утро, и небо над дорогой безоблачно, лес мрачен. В лесу сумерки.

Нужная мне тропинка почти не видна. Угадываю ее не глазами, а чутьем. Надеюсь, что чутье меня не подводит. Топаю. Молчу. Тревожно.

«Земную жизнь пройдя до середины, я на Буханке в мрачненьком лесу», - возникает забавный стишок и я с него улыбаюсь.

Рюкзак с непривычки наливается тяжестью. Словно за мной по пятам следует кто-то невидимый и на каждом полуметре подкладывает в рюкзак камушек.По сторонам уже не смотрю. Тяжело видеть, что впереди все еще не финиш. Смотрю под ноги, вдавливаю шаги в мох.

«Надежда, мой компас земной, а пожрать мне награда за смелость», - с ритмичным, повторяющимся текстом ноги поднимать становится проще.

Мрачный лес заканчивается, переходит в курумник – нагромождение камней. Тропа на курумнике, естественно, не видна.

«Да ятишкино корытце!» - ругаюсь почти беззлобно. Осторожно наступаю на первый камень. Вроде держит. Прыгаю на второй, оттуда на третий. Камни большие, с ними надо быть осторожным.Как-то я слышал историю, что один турист вот так же прыгал-прыгал по курумнику, и один камень под ним перевернулся, словно крышка от кастрюли, и турист оказался под ним. Благо там впадина была, не раздавило. А потом товарищи вытащили.

На другой стороне курумника лес был чистым, светлым, сосновым. Без всяких видов мха, но с подлеском: кустами и травой. На опушке меня поджидали две маленькие красненькие бусинки земляники. Их я отправил в рот, сделал глоток воды из фляжки, и смело вошел под сень деревьев.На этот раз тропа читалась четко. Да и по ощущениям идти мне осталось всего ничего.

Вскоре путь привел меня к лесному ручью. Тот журча перекатывался по камушкам и совсем не заслонял дно прозрачными струями. Тропка в этом месте перескакивала через ручей, чтобы затем бежать вдоль него, но уже по другому берегу.

Посмотрел на свои кеды, прикинул вес рюкзака на плечах. И в итоге решил не разуваться, идти вброд. В конце-концов кеды я для такого случая и обул. Их намочить не жалко, как и штаны.

Перед тем как форсировать ручей, подыскал себе палку покрепче и опираясь на нее пошел. На середине ручья воды было почти по колено и быстрый поток давил так, что палка-упор подозрительно трещала. Но к счастью, обошлось без купания.Еще минут двадцать – тридцать под «Надежду» и тропа, следом за ручьем, припетляла к Дому.

Строение было большим, основательным, деревянным. Бревна стен потемнели от времени, но за счет этого выглядели еще надежнее и крепче. К дому пристроена то ли веранда, то ли летняя кукухня, такая же основательная, как и дом. Чуть дальше покосившаяся сараюшка, место для костра, обложенное крупными речными (или ручейнЫми) камнями и… баня!

Массивное и крепкое крыльцо даже не скрипнуло под нашим с рюкзаком немаленьким весом. Дергаю дверную ручку, вышлифованную из коряги. Разумеется открыто. Кто ж посреди гор и тайги будет двери запирать? От кого?

Внутри полумрачно. Свет еле-еле продирается внутрь, кое как минуя скопления пыли и грязи на окнах. Сеней как таковых нет. Открываешь дверь, сразу… столовая? Гостиная? Зала? Кают-компания? Короче большое такое помещение с длинным столом и лавками. Скидываю рюкзак на пол и потрошу его. Извлекаю на свет, на полумрак, кофе, сахар кубиками, ложку, подкопченую медную турку с ручкой как у бидончика, кружку и маленький походный шершавый треножник. Со всем этим богатством иду к костровищу. Организовать огонь в такую погоду и в таких условиях –дело плевое. Сухой хвои на низ, сверху шалашиком мелких смолистых веточек, а над всем этим сучья покрупнее. Достаю зажигалку, чиркаю, наклоняю, обжигаю пальцы. Достаю спички.

Смеюсь с пришедшего на ум древнего анекдота: Подстрелил чукча оленя – «Мясо!». Подстрелил туриста – «Спички!». Ширк. Пламешко легко цепляется за хвою, та мигом вспыхивает как порох. Вдыхаю легкий, чистый, пьянящий аромат костра. Дымок лениво ползет вверх. На треножнике, над огнем, покачивается колыбель турки с подрастающей пенкой кофе. Потрескивают смолистые ветки, задавая ритм пению птиц.Пара кубиков рафинада булькнуты в турку. Туда же чуть соли и красного перца.Со змеиным шорохом взвивается кофейная пена и падает в костерок.

Огонь шипит, отплевывается.«Не вкусное? Извини. А я такое люблю».Подкидываю кубик рафинада в костер, чтоб задружиться с духом огня. Я не знаю, есть ли такой дух на самом деле или его нет. Но ведь приятно верить, что за тобой кто-то приглядывает. Верно?

Пью ароматный кофе, любуюсь бахромистой от леса кромкой горизонта, слушаю красивое, вдыхаю чистый воздух, понимаю, что мне просто хо-ро-шо.

Но вот с ванильностями покончено. Впереди много работы.Ведро и ветошь нашлись в сарае. На ручье кто-то когда-то старательно возводил из камней запруду, но теперь в маленькой дамбе зияют бреши. Скидываю обувь, одежду, лезу в ледяную воду, поправляю конструкцию. Маленькая заводь быстро заполняется. Теперь там можно и с головой окунуться, если присесть.

Веток в костер, ведро сверху. Когда вода немного нагрелась, ползу отмывать окна. Снаружи, потом внутри. Выкидываю на улицу несколько шкур, служивших половиками. Это кажется, медведю принадлежало, а эти три волкам. Шерсть под пальцами ощущается твердой, немного колючей. Вешаю на заборчик, выбиваю их все от пыли и грязи.Веник, тряпка, вода, выкинуть мусор. На полати каремат, спальник, подушкой пока послужит рюкзак.В обед гречка с тушенкой на костре и опять за уборку. Огарки свечей, шелуха от кедровых орешков, какие-то соломинки, томик Хемингуэя. Книжку оставим, остальное вынесем.

К вечеру я вычистил все, до чего смог добраться. Не идеально, но терпимо. Жить можно. А еще поправил покосившиеся жерди, изображавшие забор, проинспектировал чердак и крышу, наносил воды из ручья в баню, затопил там печку, сползал на ближайший склон горы, пособирал сухих листьев бадана и желтых цветочков курильского чая, натаскал веток и валежника для костра.

Уже стемнело. Небо звездное-звездное. Млечный путь видно, спутники пролетающие мимо видно, и падающие звезды тоже видно.В котелке чаек, в душе гармония, в мышцах легкая усталость. Пострекочивают сверчки, где-то в лесной чаще ухает сова. Из трубы бани вырывается марево искаженного температурой воздуха. Ножом чищу палочку, хлеб огнем зарумянить хочу.

Мой друг пришел неслышно. Но я не удивился. Протянул ему прутик с хлебным мякишем и начал выстругивать новый.

- Почему так долго?
- Пробки, - пожал плечами я.
- Это сколько же лет прошло?
- Да кто их считает?

Чай настоялся. Разлили по кружкам. Полакомились тушенкой со сковородки и вымакали ее остатками подкопчённого хлеба. Друг сходил в дом и вернулся с фляжкой, которую я при уборке деликатно оставил на прежнем месте. Налил кедровой настойки мне, начислил и себе.

- Я гляжу ты немного прибрался.
- А я гляжу ты не особо следил за этим местом.
- Но ведь тебя не было.
- А ты был.
- Но теперь и ты здесь.

Мы помолчали каждый о своем.
Когда чай был допит, а костер без свежей пищи стал затухать, мой друг поднялся.

- Пойдем. Хочу тебе кое-что показать.
- Ночью? А баня?
- Пойдем.

Прицепив на пояс нож, подхватив с пенька фонарик и зажигалку, я встал следом за другом.

- Мы куда? В лес? Не видно ж ни зги. Ноги переломаем. Что там такого, что мы не увидим днем? Не понимаю.
- А ты не понимай. Время понимать прошло. Настало время чувствовать. Ощущай.

Осторожный шаг, еще один, и еще. Минутами позже исчез из виду свет костра. Призрак дома растворился за тенями деревьев. Мы шли. В какой-то момент я понял, что двигаюсь закрыв глаза. И мне это ничуть не мешает. Что я созерцаю мир не зрением, а воспринимаю его как-то еще. Иначе. Непривычно, необычно, до покалывания в пальцах волнующе.И мир, он не мир вовсе, а огромная река. И я в ней. В этой реке. И я ее часть. И тогда я расслабился, отпустил всё и перестал сопротивляться. И река понесла меня дальше. И я перестал запинаться о сучья и ветки, о неровности и камни тропинки. Я теперь знал, что ничего плохого не произойдет. Плохое просто не может случится.

- Постой.
Я замер.
- Сейчас я уйду. А ты останешься. Досчитаешь до десяти и откроешь глаза.
- Но ты вернешься?
- Нет. Я буду ждать, когда вернешься ты. Прощай. И до встречи.
- Эй? Что это значит? Ну? Ответь? Черт! Один, два, да к лешему! Десять!Я открыл глаза.

Знакомый белый потолок. За окном шум машин. Фонари, наплевав на шторы, заполняют комнату светом.

- Алиса, который час?
- Двадцать три часа, пятьдесят девять минут.

«Это был сон?» Вслепую потянулся за телефоном, но не нашарил его.

- Алиса, включи свет в спальне.
- Выключаю.
- Алиса, ять, включи свет в спальне.
- Включаю.

Проморгавшись, посмотрел на тумбочку. Там лежал телефон, а еще там откуда-то взялись свежеоструганная веточка и кубик рафинада. Повертел палочку, зачем-то лизнул сахар… сладкий, не соль.

Упражняюсь в буквосложении. В целом вся история - это история об обретении целостности и спокойствия. Что твой дом не снаружи, а внутри и путешествие к этому "убежищу" может стать самым главным путешествием в жизни.

Что мы интуитивно понимаем это. Что никакое внешнее не сможет дать тебе счастья, если внутри у тебя бардак.

Вообще, среди прочих, в тексте подразумевалась аллегория, что в «Убежище» ГГ добирался долго, а Друг показал ему более быстрый путь туда (пешком ночью через лес они шли недолго). Но даже мне эта аллегория, после перечитывания, показалась малозаметной. Так что на всякий случай уточняю. Скорее для себя. Для того, чтоб в следующих работах выделить это чётче.
----

Дайджест других моих работ, написанных в 2025 году.
https://vk.com/wall-230389936_378