Преображённая Земля (9)⁠⁠

Продолжаем знакомиться с книгой Питера Франкопана "Преображённая Земля".

С развитием науки росла и озабоченность людей климатом. Дэвид Юм задумывался, врал ли Овидий, когда писал о замерзающем каждый год Чёрном море. Если не врал, значит планета нагрелась. А не человек ли помог этому? Должно быть, после вырубки лесов солнечные лучи падают прямо на землю, и та разогревается. Похожие соображения высказывал и Бенджамин Франклин. Были и противоположные гипотезы о том, что наша планета охлаждается. И то немногое, что привносит человек, не переломит эту тенденцию. Томас Мальтус имел заботы другого рода. Он пророчил гигантский неизбежный голод вследствие перенаселения.

Это было время перемен, научных открытий и распространения информации, эра созидания и прогресса. А также это была эпоха крупномасштабного государственного строительства и прежде всего массовых армий. Однако, требовать от гражданина самопожертвования и не предложить ничего взамен – так не пойдёт. Гражданин стал требовать в ответ на патриотические призывы элит право голоса. 1819 год стал годом Манчестерской бойни, когда полиция открыла огонь против безоружной толпы. Кровавое воскресение было не первым в череде подобных злодеяний власти против своих граждан.

Манчестерская бойня

Требования реформ были вызваны многими факторами. После Наполеоновских войн в Британии отменили налог на доход, а ввозимое зерно обложили пошлинами. Отечественный производитель в лице крупных землевладельцев получил поддержку, а вот простой люд – дорогой хлеб. А тут ещё извержение Тамборы 1815 года с годом без лета как следствием. Непрестанные дожди, наводнения, неурожаи. Кто знает, быть может, то мрачное лето и подвигнуло группу известных английских писателей с Байроном во главе собраться в Женеве, чтобы нафантазировать там про Франкенштейна, вампиров и прочую нечисть и положить начало целому жанру. Неурожаи случились и на Индостане, где они усугубились эпидемией холеры. Возбудитель размножился вместе со своим основным носителем – водным зоопланктоном, которому помог в этом климат. Виной тому было то самое извержение Тамборы, изменившее ход муссонов. Изменилась температура и солёность воды, а необычные по силе и времени наводнения привнесли дополнительные питательные вещества.

Кальдера Тамборы.

Не от хорошей жизни начались очередные волны миграции в Новый Свет, главным образом, в США. Те, кто впервые ступил на континент, поражались отсутствию нищих, низким налогам и даже обращению президента, начинавшемуся с простого, но значимого слова «соотечественники». К последним, правда, вряд ли относились индейцы, негры, цыгане и прочая подобная публика. США, Канада, Австралия, Новая Зеландия – способ действия был всюду одинаков: согнать аборигенов с лучших земель в никуда, чтобы на новом месте заняться укрощением природы. Наполнялись людьми не только прерии Среднего Запада, но и российские степи. За XVIII век население их увеличилось в восемь раз. К середине XIX века ещё утроилось, а к 1914 году снова утроилось. Из 380 тысяч стало 25 миллионов. В то же время Китай не мог похвастаться подобным. Подданные императора не спешили переселяться в монгольские степи.

Чемпионом развития стала, конечно, Британия. На начальном этапе ей повезло с залежами угля. Связка из капитала, новых идей и технологий катапультировала развитие городов и страны в целом. Как уже говорилось выше, колониальные товары обеспечили своими калориями рост потребления. К последним с чистой совестью стало можно относить лес, которого на просторах Европы стало всё больше не хватать. Озабоченность дефорестацией стали высказывать ведущие учёные. Уже в 1802 году в России выходит Устав о лесах. И всё же процесс шёл дальше, подогреваемый растущим спросом. В течение семидесяти лет, начиная с 1850 года, 152 миллиона гектаров тропических лесов были превращены в луга. Оправдывалось это словами о том, что местное население колоний не умеет как следует обращаться с землёй. И потому развитие новых масштабов эксплуатации природы должно послужить для их же блага. В некоторых случаях вся неокультуренная земля автоматически делалась собственностью государства. Британцы видели себя защитниками природы, с которой аборигены за тысячи лет обитания так и не научились как следует обходиться. Защита подразумевала в том числе и очистку заповедных мест вроде Йеллоустоуна от местного населения.

Защищать нужно было не только леса, но и их обитателей. Погоня за мехами поставила на грань исчезновения многие пушные животные Северной Америки. Южная Африка снова и снова прореживалась на предмет слонов: надо же было из чего-то делать клавиши для фортепьяно и бильярдные шары. И на то, и на другое имелся устойчивый спрос в метрополиях. Другим животным вряд ли помогла романтизация африканских сафари.

Открывшиеся просторы были быстро заполнены потоком новых людей. Чемпионом размножения были англичане. Количество англоговорящих за 140 лет, начиная с 1790 года, выросло в 16 раз и достигло двухсот миллионов человек. Инфраструктура перекачки ресурсов и товаров в одну сторону, а людей – в другую, работала безотказно. Население колоний чувствовало свою второсортность под британским правлением. Это чувство было одной из причин войны за независимость США. Новая страна, однако, оказалась не менее агрессивной и милитаристской, чем её бывшая метрополия. За покупкой Луизианы в 1803 году последовали оккупация Флориды в 1810 и захват почти половины Мексики в в сороковых годах.

Развитие транспорта открыло для современной жизни провинциальные города, которые расцвели, включившись в сети товарного и культурного обмена. Подскочила грамотность. Изобретение консервации мяса улучшило рацион рабочего класса Европы и (местами) Азии. Чемпионом глобализации была опять-таки Британия, потреблявшая 60% мяса и 40% пшеницы, что торговались на глобальных рынках. Непрестанно росла производительность агрохозяйств. Плодами этого роста воспользовались в первую очередь инвесторы и те, кто мог развернуть массовое производство: фермеры США, скотоводы Австралии и Южной Америки и акционеры железнодорожных компаний. Индийскому же крестьянину было нечего ловить. Между 1875 годом и Первой мировой в колонии, снабжавшей зерном процветающую метрополию, умерло от голода 16 миллионов человек.

Гражданская война в США привела к острому недостатку хлопка. Европу же трясло, начиная с 1848 года. Рост радикальных настроений был тесно связан с социально-экономическими проблемами. Являясь свидетелями тех событий, Маркс и Энгельс описывали происходящее как классовую борьбу. На самом же деле незадолго до тех событий в Ирландии, Фландрии и Силезии случились голодные бунты. В результате правительства сократили свои промышленные заказы, что вызвало уже настоящую революцию.

В таких условиях в несколько раз выросла цена на индийский хлопок. К этому же времени относится и взлёт культивации хлопка в российской Средней Азии, а также в Египте. Когда США вернулись на мировой рынок, это резко уронило цены, и в первых рядах проигравших были египтяне с индусами. Снова голод, снова смерти.

Промышленная революция собирала свою дань. Вырубались леса, чтобы дать место монокультуре, истреблялась дичь, чтобы удовлетворить амбиции элит, доставались из недр полезные ископаемые. История повторялась снова и снова: хлопок, каучук, олово, китовый жир, гуано, селитра... Гудьир придумал вулканизацию резины, Данлоп сделал из получившегося продукта шины. Нобель изобрёл динамит. Новые виды сырья были столь популярны, что в погоне за ними США, например, приняли Закон о гуано, который давал право любом американцу завладевать любыми «бесхозными» залежами на тихоокеанских островах. Шёл прогресс в медицине. Открытие хинина позволило европейцу проникнуть в смертоносные джунгли. С помощью цитрусовых была побеждена цинга. Лимонное дерево трансформировало сицилийские ландшафты и способствовало становлению тамошней мафии.

Степень зависимости человека от монокультур, а также уязвимость его перед лицом глобализации наглядно открылись после того, как в сороковых годах в Европу из Америки прибыла фитофтора, уничтожившая урожай картофеля в Ирландии, где от голода и болезней умерло до миллиона человек. В целом страна потеряла почти 40% своего населения. Огромные толпы ирландцев садились на суда, идущие в США. Сегодня почти 40 миллионов американцев считают своими предками тех переселенцев.

Это был лишь один штрих в глобальном процессе миграций, охватившем тогда планету. В поисках заработка родину покинуло 30 миллионов индусов и 50 миллионов китайцев. Кули находили трудоустройство на колониальных плантациях, в шахтах, портах и на стройках. Условия мало отличались от рабских, а труд был адский. В этом смысле отмена рабства в Европе и Северной Америке мало помогла. Каждый десяток килограммов экспортируемого каучука стоил человеческой жизни. Но за этот труд платили, так что сегодня миллионы жителей Африки, Северной и Южной Америк являются потомками тех гастарбайтеров.

Строительство первой трансконтинентальной дороги китайскими рабочими в США

В самой Индии колонизаторы стали заниматься крупномасштабной ирригацией, признав существующую систему неэффективной. За три десятка лет было построено свыше 65 тысяч километров каналов. Субконтинент связала воедино крупнейшая в Азии железнодорожная сеть. Конечно, британцы не столько заботились о местном населении, сколько укрепляли имперское правление. По тем железным дорогам катались колониальные корпуса. Но глупо отрицать благотворный эффект строительства: население одной только дельты Иравади, получив новую житницу, выросло с полутора до четырёх миллионов человек, а Пенджаб стал «двигателем аграрного роста Индии». Однако новые практики приносили новые проблемы. В каналах размножался малярийный комар, а качество почв быстро ухудшалось. К сороковым годам двадцатого века урожайность во многих местах того же Пенджаба упала на 75%.

Как уже говорилось выше, филантропией в колониях и не пахло. Колонизаторы устраивали всё под себя. Американский президент Теодор Рузвельт называл Восточную Африку «страной белого человека, которая должна заполниться белыми поселенцами», а народам Бенина было сказано, что «белый человек – единственный господин в этой стране». Нью-Йорк Геральд назвала успех в Первой опиумной войне «не победой британского империализма, а триумфом англо-саксов». Эдвард Эверетт не стеснялся в выражениях:

Англо-саксонская раса, из которой мы, американцы, выводим своё происхождение, является никем доселе непревзойдённой.

Вся эта оргия не могла не вызвать обратной реакции. Махатма Ганди призывал Индию в 1909 году забыть всё то, что было выучено за прошлые полвека. Современность, по его словам, приносит лишь несчастья и угнетение.

Железные дороги, телеграф, больницы, адвокаты, доктора и прочие должны уйти. Техника – главный символ современной цивилизации. Она представляет собой большой грех.

Ганди начитался в своё время Толстого, который тоже призывал быть ближе к природе, бросил пить и есть мясо и перестал иметь дело с деньгами. Он отчитывался Льву Николаевичу о своих успехах и благодарил за наставничество. Свою обитель он назвал «фермой Толстого».

Такие настроения не являлись чем-то из ряда вон выходящим в эпоху, когда извлечение ресурсов в колониях происходило в беспрецедентных масштабах. Особенно ясно это было продемонстрировано туземцам Северной Америки, которых вытеснили со своих земель когда силой, когда обманом. Перемены затронули сами общества. Кто-то хватал фортуну за хвост, а кто-то уже не сводил концы с концами, о чём наглядно повествовал Антон Павлович Чехов в своём «Вишнёвом саде».

Развитие транспорта и рост городов дали дорогу инфекциям, поражавшим людей и скот. По словам одного из историков, появился «общий рынок бацилл». Каждые три года в Мекку приходила холера. Не щадила она и сторонников других религий. Особенно вспышкам болезни были подвержены места паломничеств индуистов. Радовало, однако, то, что Роберт Кох обнаружил холерный вибрион, в то время как идея гражданской ответственности завоёвывала умы. В 1889 году мир охватила пандемия русского гриппа, лихо скакавшего между странами по новым быстрым путям сообщения. Есть исследования, доказывающие, что это был таки не грипп, а коронавирус. Год 1918 стал годом испанки, унёсшей многие миллионы жизней и поставившей рекорд абсолютной смертности. Предполагают, что холодная дождливая осень послужила тогда идеальной средой для распространения вируса. Недоедание в условиях военных лишений подготовило внушительную смертельную жатву.

Первая мировая война заставила напрячься не только европейцев, но и создала давление на колонии. Это послужило катализатором для революционных движений на местах. Сам же белый человек не собирался уступать захваченное. Вудро Вильсон обосновывал первоначальное невмешательство США в войну желанием сохранить доминирование белой цивилизации в мире. Остаться в стороне у Штатов не получилось. Как не получилось и у белой цивилизации сохранить колонии.