Прекрасное далёко⁠⁠

Поездку в город детства Свят откладывал долго. Он бы даже сказал, что слишком долго. Но такая уж получилась жизнь — сколько лет только потратили, чтобы обжиться на новом месте. Чтобы в принципе как-то начать заново жить. Да и доехать — та ещё проблема. Сначала через Урал до последних КПП на границе с зонами отчуждения. Там машину найти понадёжнее. С ней, правда, оказалось проще всего. Свята дожидался китайский внедорожник. Старший брат отечественного уазика, который проберётся по любому бездорожью. Назывался этот зверь то ли менг, то ли монг. На китайском — “мечта”. Перевод Свят еле вспомнил. Не доучил он язык до свободного владения. Ему и так хватало. Да и не то слово, которое он в делах с китайцами использовал. Вспомнил только, когда в дорогу собрался. Его “мечта” стоила небольшой партейки “стволов”. С оружием на гражданке всё больше и больше был напряг. Формально на уровне страны оно по-прежнему было запрещено, но этот запрет канул в прошлое вместе со старыми границами и самой государственностью в былом виде. В регионах — где как. А по факту — у каждого десятого.

Те, кто работал на чудом уцелевших и переоборудованных под новые нужды военных заводах, жили лучше всех. Свят к таким не относился. Он торговал. Не всегда законно и не всегда честно. По молодости ещё в рейды гонял. Сначала в составе группы, потом сам водил, пока в этом был смысл. Где-то там он, наверное, и хватил свою долю облучения. А, может, так просто совпало. Мальчик с горящими глазами из прошлого тридцатилетней давности назвал бы такого человека сталкером, но у них не прижилось. Да и романтизации уходящего в закат добытчика — тоже. Они были всего лишь мародёрами, которые выгрызали немногое уцелевшее и представляющее ценность у других таких же мародёров. И ходили не в одиночку, а группами. В одну рожу можно разве что до того света добраться. Быстро и гарантированно.

Поэтому все, кто слышал про поездку, крутили пальцем у виска. Мало того, что один надумал ехать, так ещё и зимой. Его отговаривали. Зачем? Пока в такую даль едешь, сто раз сдохнуть можно. А Святу чего бояться… Ему врачи всё чётенько сказали — на чётвертой стадии уже ничего не поможет. В лучшем случае пару месяцев протянет. Поэтому какая разница, как уходить? Сдохнуть в мучениях на койке или получить пулю — финал одинаковый. Последнее виделось даже более привлекательным. За свою жизнь Свят насмотрелся, как умирали люди. Особенно в первые годы после переселения, когда общедоступная медицина откатилась на уровень бабкиных запасов из глухой деревни. Простой грипп мог стать билетом в один конец. Чего уж говорить о болячках посерьёзнее. Это уже спустя годы кое-как всё немного наладили, но всё равно вокруг оставалась лишь бледная тень прежней жизни. Тем, кто родился уже позже, было проще — им не с чем было сравнивать. Для них мир сразу предстал таким, каким его сделали чьи-то решения — грубым, жестоким и неприветливым.

Свят хотел напоследок посмотреть на останки своего детства, если получится разглядеть сквозь годы. До старого дома больше не доехать, даже если там что-то уцелело. Пару лет назад рванула плотина. Вовремя не подлатали, и Горе море подтопило нижнюю часть. До Свята тогда долетали слухи, что в мёртвом городе, несмотря ни на что, всегда оставались люди. Не в центре, конечно, и не рядом с очагами поражения. На окраинах, хотя те территории давно уж объявили зонами отчуждения. Мутантов в них не завелось, как предрекали фантасты. Только смерть. Памятники человеческому горю. Свят хорошо помнил, как в детстве смотрел записи с камер МКС. Центральная и европейская части всегда ярко светились. Он задумался, а как теперь всё выглядит сверху? Сейчас и не узнать. В космос никто не летает. Никто оттуда не смотрит. Бабушка у него была религиозной. Всегда говорила, что за всеми бог наблюдает и всё-всё видит. Свят и ребёнком ни во что особо не верил, а потом — тем более. Но если кто-то и правда приглядывал, то наверняка уже отвернулся. На что там смотреть? Вместо россыпи сверкающих огоньков — уродливые чёрные раны. Разрушенные города, растоптанные судьбы.

Друзья говорили, что если уж так приспичило, то подъезжать лучше с северо-востока. Он и сам так собирался. Сначала по трассе, по которой гоняли грузы на север, где остались люди. Вдоль неё была какая-никакая инфраструктура. Заправки, безопасные места для ночлега под присмотром военных. А потом съехать и двинуть на юго-запад. Мимо Бора по единственному уцелевшему мосту через Волгу. Стригинский вроде бы ещё держался, но Свят слышал, что у него несколько пролётов обвалилось, а восстанавливать некому. Да и незачем. Поэтому путь через М7 и Южный обход отпал. Может, и к лучшему. Из далёкого счастливого детства Свят помнил, как там по обе стороны трассы раскинулись необъятные поля колосьев. Перед глазами как сейчас стояли залитые августовским солнцем просторы. Дрожащий горячий воздух над асфальтом. Теперь такие осколки воспоминаний походили на старый альбом, какой был у бабушки — бумажный с приклеенными распечатанными фотографиями. А у Свята вся его крохотная жизнь помещалась в смартфон. Как того не стало, так и прошлое подчистую стёрло. Только память осталась, тускнеющая с каждым прожитым годом.

Одним из самых ярких фрагментов был Новый год. Он всегда ощущался особенным праздником. Для родителей его символом почему-то были мандарины. Не ёлка, не гирлянды и даже не предпраздничная суета, а именно ярко-оранжевые сетки с фруктами. Свят, тогда ещё ребёнок, не понимал. Ну какой это символ, когда их в любое время года можно купить? Ёлка — другое дело. Ему с младшим братом разрешали собирать её и на наряжать в двадцатых числах декабря, когда весь город уже светился огнями и сигналил о приближающемся празднике.

В детстве самой большой мечтой Свята был фейерверк. Не купленный накануне по бешеным ценам на пару секунд, а долгий, на пятьдесят залпов. А то и на сто. Свят копил весь год, старательно игнорируя все детские соблазны. На сто ему, конечно, всё равно не хватило, но он как сейчас помнил день, когда вместе с папой шёл из магазина и прижимал к груди заветную коробку с надписью “Чёрный порох”, чтобы через пару месяцев запустить огненные цветы. Никто тогда не знал, что совсем скоро небо разорвут другие салюты. С высоты прожитых лет он наконец-то понимал, почему люди говорили, что ему повезло. Момент атаки Свят застал за городом, в доме бабушки в Кремёнках. Даже сейчас, спустя тридцать лет, он с неохотой вспоминал первые часы после удара. Алое зарево на горизонте, горящее небо и где-то там пылающий город, сгорающий дотла вместе со всем привычным и дорогим. Часы складывались в дни ожидания и мучительного страха. В долгую дорогу. Один он бы сошёл с ума. Но рядом были такие же раздавленные, потерявшие всё и зачем-то выжившие люди. И всех их куда-то везли и везли… А Свят не понимал, зачем и куда. Потом пару лет воевали, пока всё окончательно не потеряло смысл не только для отдельно взятого мальчишки.

Теперь он возвращался домой. Позади километры дороги, рассыпанные по пути десятки КПП республик, новообразований на трупе почившей страны. На подъезде к родному городу Свят увидел информационный щит “Транспортный узел Новгодор, 15 км”. Усмехнулся про себя, а через пару километров пути вспомнил, откуда ему знакомо странное слово. Отец сто лет назад возмущался, что какие-то упорыши в Стригинском аэропорту неправильно собрали название города. Тогда была шутка, а теперь пригодилось. Кому только такая нелепая идея в голову пришла?

Перед мостом Свят остановился на КПП. К машине подошли двое мужчин с автоматами. Город хоть и считался покинутым, но местная власть всё-же приглядывала, чтобы разная шобла не совалась. За транзит им неплохие деньги отстёгивали. Как ни крути, Нижний всегда был удобным транспортным узлом.

— Куда едем? — хмуро спросил вооруженный охранник с закрытым балаклавой лицом.

— Домой, — коротко отозвался Свят.

— Чё-то я тебя тут раньше не видел ни разу.

— А меня тут тридцать лет не было. Вот решил старые края проведать, раз уж на этот Новый Год с погодкой повезло, и снегом не завалило.

— Аа-а, — понимающе протянул охранник и сплюнул на землю. — Ну тогда документы покажи. Машину к осмотру. А потом подумаем, куда тебя такого туриста отправить.

Свят молча вышел из внедорожника. Вытащил из внутреннего кармана заменивший паспорт заламинированный прямоугольник. Протянул его охраннику. Тот бегло глянул на место регистрации и хмыкнул.

— Далековато забрался. Ну и как там, в зауралье?

— Воздух почище, — ответил Свят, открывая багажник.

— Да ладно-ка, — ухмыльнулся охранник. — У нас тут благодать. Уже почти не фонит.

— Да уж я вижу, сплошной курорт, — криво улыбнулся Свят.

— Отож.

Охранник вернул документы и заглянул в открытый багажник. Его напарник стоял рядом молчаливой статуей, держа руку на автомате. Тоже в камуфляже. С наполовину закрытым лицом. Только глаза выдавали, что ему лет восемнадцать от силы. Значит, родился уже после удара. Глядя на новое поколение, Свят хотел верить, что они, видящие, во что могут превратиться целые мегаполисы, будут лучше понимать, что такое — цена ошибки.

— А это чё такое? — пробился сквозь мысли голос охранника.

Свят подошёл поближе и проследил его взгляд на ящик с пёстрой коробкой.

— Фейерверк. Новый Год же.

— А, может, там внутри что-то поинтереснее салютов?

— Да брось.

Охранник сделал знак молчаливому напарнику. Тот без лишних слов отошёл обратно к помещению КПП и открыл дверь. Оттуда выскочил лохматый чёрный пес. На сторожевого он походил меньше всего. Радостно подбежал к Святу. Тот едва успел отдёрнуть руку, когда собака попыталась ткнуться носом ему в ладонь.

— Не ссы, не тяпнет, — произнёс старший охранник. — Он у нас добрый дурак, никакая дрессировка не помогает. Но взрывчатку везде найдёт.

Свят пожал плечами и перевёл взгляд на пса. Тот старательно обнюхал коробку с фейерверком и отскочил обратно.

— Проезжай, — обронил охранник и после короткой паузы добавил. — Но не дури.

Уже в машине Свят увидел, как тот что-то говорит в рацию. Он тронулся с места и поехал на мост. Сердце непривычно щемило. Нижний изменился. Он словно надел маску, чтобы скрыть шрамы. Превратился в нелюдимого отшельника. Ощетинился заборами в погрузочных зонах. Разбух огромным портом на берегу реки. Свят ехал по Борскому мосту, а внизу по воде толкач медленно тащил гружёную баржу. Пока не восстановили железную дорогу, большинство грузов только по рекам и ходило. Свят проехал мимо очередного КПП у съезда с моста. Его никто не тормозил, он остановился сам. Рука сама собой нажала рычаг поворотника, и внедорожник встал на обочине. Сколько раз Свят представлял себе момент, когда он вернётся в Нижний? Не сосчитать. Он гадал, что сохранилось, а что навсегда сгинуло. В его мыслях город был другим — разрушенным, суровым. С пустыми улицами и почерневшими остовами машин. Свят понимал, что такие фантазии справедливы для первых лет после удара. Но он даже в самых смелых полётах мысли не мог представить, что всё окажется настолько иначе.

Свят попал в совершенно другой город. Чужой и незнакомый. Там, где раньше переливалась огнями громадина стадиона, за высокой бетонной стеной с кольцами колючей проволоки вышками охраны, виднелся склад возле нового порта. Справа за виадуком железной дороги такие же склады и силуэты мостовых кранов. Верхняя часть пряталась в кромешной черноте. Не осталось ни расцвеченных мостов, ни усыпанной огнями набережной, словно за рекой больше не было ничего. Свят нервно улыбнулся и неверяще потряс головой. А это он только въехал в город. Дальше каждый километр будет перетряхивать память и заполнять её свежими оттисками. В зеркале Свят заметил движение — к нему шёл охранник. Решил, видимо, проверить, кто тут пристроился без явных причин. Свят опустил боковое стекло.

— Чего застыл, турист? — поравнявшись с внедорожником, хрипло спросил охранник.

Турист. Значит, ему уже передали, кто едет. Свят медленно повернулся к местному.

— Да вот думаю, куда дальше ехать.

— Тебе ж сказали, что здесь нет нихрена. Чё, карту не судьба глянуть, прежде чем тащиться из своего зауралья?

На лице Свята промелькнула усмешка. Иронично получилось. Вроде бы вернулся домой, но для местных он очередной “зауральский”. Раньше с такой интонацией про москвичей говорили.

— А там дальше что? — спросил Свят, показывая рукой на виадук. — За складами.

— Ничего. Разбрали, сколько смогли. Потом вода пришла. Тебе куда надо-то?

— Да уже и сам не знаю. Куда-нибудь, где можно постоять, покурить. Новый Год встретить и пулю в башку не получить от ваших же.

Охранник коротко хохотнул.

— Пулю не получить… С этим у нас сложно.

Намёк Свят понял. Медленно, чтобы ненароком не спровоцировать, дотянулся до заднего сиденья и вытащил из походной сумки бутылку виски.

— А ты подсоби, — с добродушной улыбкой сказал он, протягивая через открытое окно. — Как бывшему земляку.

— Как бывшему земляку я тебе так скажу. Здесь кроме складов и обслуживающих зданий нет ничего. Наверх не проехать, но это ты, наверное, и сам понял. Внизу вода. Здесь что могли, расчистили, чтобы не фонило. Тут всё население тысяч пять, а то и меньше. Ну не считая диких на окраинах.

Свят невольно вздрогнул. Прожекторы на бетонном заборе на мгновение вдруг погрузились в темноту. Или это только показалось? Пока он тщетно пытался уложить в сознании новую реальность.

— Ты если хочешь поностальгировать, езжай вон направо до конца складов. Там разворотная площадка есть. Дальше вода и дикие попадаются. Я передам ребятам, чтобы не дёргались, но и ты близко не подходи. А утром вали обратно.

— Спасибо, — только и смог ответить Свят.

Внедорожник медленно тронулся с места. Память безбожно сбоила. Жалила, как искры разворошённого костра. Светлые дни в парке. Колесо обозрения, с которого видно весь город. Канатка с раскачивающимися кабинками, куда так боялся заходить младший брат Костик. Лето в Кремёнках. Школьные друзья. Зенненхунд Томас. Свят даже не заметил, как доехал до площадки, о которой ему говорили. Метрах в трехстах позади остался забор. Рядом с машиной разок скользнул луч прожектора — как пощупал. И бросил Свята в темноте. Наедине с городом. Они смотрели друг на друга и не узнавали. Мальчишка из прошлого и цветущий Нижний. Умирающий человек и искалеченный дом.

Свят медленно выбрался из машины. Глянул на часы. С запасом выехал, чтобы наверняка успеть, а получилось впритык. Он смотрел на чёрную, похожую на нефть воду, но видел другое. Ёлку в огнях и игрушках, младшего брата на табуретке, пытающегося водрузить на верхушку звездочку. В темноте выл ветер, поскрипывала то ли старая цепь, то ли отошедший лист железа, а сквозь них звучали голоса родителей. Они в это время, как обычно, уже включили бы телевизор и ждали положенной речи и боя курантов. Никаких речей давно не звучало. Да и куранты навсегда остановились вместе с часами судного дня. Свят на негнущихся ногах подошёл к багажнику. Вытащил коробку с фейерверком. Он думал, что ему станет легче. Думал, что проще будет уходить. Что он почувствует частицу былого тепла, счастья. Напоследок — прежде, чем болезнь уведёт его в могилу. Приложит старые чувства анестетиком к душе. Но Свят ощущал только тупую боль и оглушающую пустоту. Возвращение в родной город не подарило покой, оно сожгло остатки трепетно хранимых воспоминаний.

Сначала Свят достал вторую бутылку виски и залпом сделал пару больших глотков. Руки слишком дрожали, а душа кричала в агонии. Он похлопал по нагрудным карманам. Спички отозвались в правом. Свят присел возле салюта, вытащил его из коробки и чиркнул спичкой. Фитиль послушно зашипел, и Свят быстро отошёл назад. Руки дрожали ещё сильнее. Глаза застилало слезами. Горькими, непрошенными. Не приносящими облегчения.

Со свистом в воздух сорвался первый залп. Грохотнул в черноте и рассыпался алыми искрами. А следом ещё и ещё. Высоко в небе вспыхивали яркие фонтаны. Китайцы и здесь не подвели — добротный оказался салют, как и обещали. Светил похлеще прожектора. В разноцветных отсветах залпов Свят видел выступающие из воды руины. Тридцать лет назад он с родителями доехал бы отсюда до дома минут за десять. Где-то там они все и остались, погребённые под слоем радиоактивного пепла. Мама, папа, Костик. Детство. Счастье. Жизни. Будущее. Когда вместо салютов небо разорвало пламя ядерных ударов.

Свят ещё долго бездумно смотрел в темноту после того, как погас погасли последние искры. Потом сел в машину, оставив дверцу открытой. Вкуса алкоголя он больше не чувствовал, как не ощущал вообще ничего. Только в глубине души надеялся, что холод сделает своё дело. Когда бутылка почти опустела, Свят прикрыл глаза. Сквозь неплотно сомкнутые веки пробивался несуществующий свет. Удушающая боль немного притихла. Уже проваливаясь в сон, Свят увидел, как на несколько мгновений сквозь темноту проступили знакомые очертания и родные лица. Он слабо улыбнулся. Значит, не зря всё-таки вернулся.

В своё прекрасное далёко.