Питомец⁠⁠

Глава первая.

Часто я слышала выражение: "Благими намерениями вымощена дорога в ад", но никогда не вдумывалась в смысл этих слов, а зря...

Путь до детского дома, который расположился в одном из отдаленных уголков области моего города, предстоял не близкий. Собрав небольшую дорожную сумку, я направилась к автовокзалу. Подходя к своей машине, я сильно пожалела, что забыла перчатки на комоде, у выхода из квартиры. Тонкий слой льда покрывал стекла и кузов моего автомобиля. "Лишь бы аккумулятор не сдох", - подумала я, ежась от утреннего ноябрьского холода. Мой старенький "гольф", на мою радость, завелся и мне осталось только очистить стекла ото льда. Всю дорогу до автовокзала я перебирала подробности, которые произошли в детском доме. Я понимала, что разговаривать придется не только с воспитателями, но и с детьми. Отчет, который я предоставлю в ПДН о психологическом состоянии этих детей, необходимо уже сформировать через три дня, по возвращению из учреждения. С такой просьбой ко мне обратилась Лена, мы с ней учились в одной группе на юридическом факультете. Только я занялась девиантным поведением детей, а в последствии пошла в магистратуру по изучению детской психологии, а Лена пошла следаком, а позже перевелась в подразделение по делам несовершеннолетних. Обратившись ко мне вчера утром с просьбой съездить в детский дом, в котором погиб мальчик, я поколебавшись, дала свое согласие. Подробности уточнять она не стала, а вечером после своего дежурства приехала ко мне с толстым делом и отдала мне его в руки, с огромной просьбой вернуть через три дня. Я забыла дело в своей машине, пока вела беседу с Леной.

Трасса до поселка, в котором находится детский дом, достаточно опасная с большим количеством крутых поворотов. Скользкий асфальт, покрытый первой утренней наледью, отбил у меня желание ехать на своей старенькой машине, тем более еще не переобутой. Поездка на автобусе показалась более безопасной.

Оставив свой автомобиль на парковке возле автовокзала, я отправилась искать свой автобус, успешно найдя не только его, но и свое место в нем, я решила взглянуть на отчет о деле, который мне отдала Лена. Интересный факт, что «пднщики» редко обращаются к детским психологам - они предпочитают самостоятельно заниматься делами несовершеннолетних, а тут не просто проконсультировались, но и попросили поработать с детьми в течении трех дней. Расположившись в кресле, я достала набитую отчетами, рапортами и фотографиями папку, на которой было написано "Дело № 331". Суть того, что случилось, я уже знала - нашли труп ребенка на территории детского дома, подозревают, что ребенка убили.

Дорога до поселка, где находится детский дом составляла около 260 км, так что времени изучить дело у меня было достаточно. Первые страницы отчета отображали картину места преступления и травмы нанесенные ребенку. Ребенок являлся воспитанником этого детского дома, ему на момент убийства исполнилось шесть лет. "Труп обнаружила работница столовой, когда ранним утром 05 ноября 2018 года в 5:30 пришла на работу в учреждение для детей, оставшихся без попечения родителей", - прочла я в рапорте МВД, который предоставили полиция в ПДН. Из описания в этом рапорте было понятно, что ребенка обнаружила работница столовой детского дома, возле корпуса, в котором находится столовая. В деле присутствовали фотографии тела и места преступления. Рядом со мной сидели люди в автобусе, и рассматривать такие фотографии было не комильфо. "Надо было вчера вечером посмотреть, и не лениться пойти забрать дело из машины", - ругала я себя. Но тем не менее, я подглядела фотографию размером А4. На ней был изображен ребенок, лежащий на земле. Лежал он на животе, голова была повернута так, что было видно половину лица, а вторая половина была прижата к земле. Вокруг тела мальчика была грязь, покрытая инеем и тонким слоем снега. Глаза ребенка широко раскрыты, рот открыт. Клетчатая рубашка залита кровью, а на спине зияет дыра, из который вытянут позвоночник, несколько позвонков белеют так, что можно рассмотреть отходящие от них ребра. Спина явно имеет глубокие порезы или, можно сказать, царапины. "Кем же они нанесены? Животным? И почему мальчик так одет?" - задумалась я. Ребенок лежал босой, на запорошенной земле снегом.

В моей практике работы с детьми были различные случаи. Но со смертельным исходом я еще не сталкивалась. Даже криминалисты обращались ко мне за заключениями, правда, всего пару раз. И оба раза касались сексуального насилия над детьми. Первый случай - это было расследование изнасилования родным дядей своей племянницы. Ей было всего пять лет, и моя задача была поговорить с девочкой, задать ей вопросы, и представить отчет о том, подвергался ли ребенок принуждениям сексуального характера. Я помню тот день, это было семь лет назад. Я тогда только закончила свою кандидатскую работу на тему: "Детская психология, в стрессовых ситуациях, вызванных насилием". Только началась моя преподавательская деятельность на юридическом факультете нашего местного ВУЗа, как ко мне, по рекомендации декана обратились правоохранительные органы с просьбой поговорить с ребенком. Я отлично помню, что девочка напоминала мне Дюймовочку из сказки Г.Х. Андерсена. Она сидела в большом кресле кабинета работников ПДН. Ее ножки не доставали до пола, а голубое платьице с воланами, подчеркивало ее глаза. Крошечные ручки были сложены на коленях, а узенькие плечики опущены, что говорило о напряжении и подавленности ребенка. Разговор был коротким, чтобы не нагружать девочку, но из него следовало, что девочку принуждали к действиям сексуального характера. Передав отчет работникам ПДН, я еще долго не могла отделаться от всплывающих мыслей - фрагментов орального изнасилования этой пятилетней девочки. Для меня это было огромным разочарованием – узнать, что этого дядю, которому на тот момент исполнилось двадцать три года посадили на семь лет, а значит выйдет он на свободу в свои тридцать, а может быть и раньше.

Второй случай был - это был случай изнасилование мальчика, но тут не требовалось установить сам факт изнасилования, так как он был установлен медиками. Моя задача была максимально постараться облегчить ребенку последствия травмы в психологическом плане. Мальчик в возрасте восьми лет был изнасилован неоднократно, всего было пять совершенных актов, а доказать смогли только два эпизода. Священнослужитель истязал ребенка, которого ему приводила собственная бабушка. История получила широкую огласку, поэтому педофила отлучили от церкви и дали двенадцать лет строго режима. Что касается мальчика, психически он был здоров, но психологическая травма была очень серьезной, усугублял момент того, что именно родной человек отводил его к чудовищу, и не только в церковь, но и даже домой к служителю культа. Реабилитация мальчика была очень долгой, и особо не принесла результатов. Попытки суицида он предпринимал несколько раз на протяжении двух лет. Всего четыре года я пыталась ему помочь, но в итоге после последней попытки суицида, родители мальчика отказались от моих услуг, и перестали водить ребенка ко мне на сеансы. Приняли решение отправить его в психиатрическую клинику, а бабушка так и до самой своей смерти считала, что ее внук оговорил служителя церкви, так как ребенок «не правильно что-то понял». Хотя судмедэксперт точно описал повреждения ребенка, которые были вызваны проникновением в задний проход мальчика.

Мой выбор профессии сделан не случайно. Совсем ребенком меня изъяли из семьи соцработники. Тогда мне было всего шесть лет. Воспоминания мои скомканы, но достаточно четки. Я помню, что всего у матери нас было трое детей, я и еще двое младших братьев. Так же в моей памяти остался дом, хотя это больше напоминало сарай. В этом доме была одна большая комната, вдоль стен лежали матрацы. Из мебели был только кухонный стол и две табуретки, я практически не помню кухню. Но зато в самой середине комнаты висели большие веревочные качели - это была деревянная доска подвязанная к крюку толстыми веревками на потолке. В день, когда нас забрали, мы втроем качались на этих качелях, а в углу на матраце, в одном ситцевом халате лежала мать и спала. Я помню, как внезапно распахнулась дверь и в нее вошли люди в форме, они ласково меня позвали и угостили булочкой с кефиром в стеклянной бутылке с крышкой из фольги. Я видела, как берут моих младших братьев и закутывают в одеяла, пытаются будить мать, но тщетно. С моими братьями меня разлучили, я попала в замечательную приемную семью в моем, теперь уже, городе, а их увезли за границу, может быть даже куда-то в Европу.

Чем меньше мне оставалось ехать до пункта назначения, тем сильнее я волновалась. Пока мне не была ясна причина смерти ребенка, мне необходимо прочитать весь отчет, который был у меня в руках.

За окном автобуса я видела деревья, с облетевшими листьями, поля, на которых лежал снег, темное небо нагнетало тоску, и мысли о теле найденного мальчика страшили меня. "Может надо было отказаться? Что они хотят, чтобы я поняла, расспросив воспитанников?" - меня гложели сомнения. Населенные пункты за окном мелькали все реже, а значит мы уже далеко от города, ехать уже меньше половины. "Ладно, возвращаться назад бессмысленно, всего три дня опрашивать детей, и я вернусь домой преподавать своим студентам", - успокаивала я себя. Мне не хотелось ехать не только из-за жестокой картины смерти, которую я увидела на фотографии только в автобусе. Но и из-за внезапно нахлынувших воспоминаний о месте, подобном этому, в которое я сейчас еду. В детском доме я прожила целых шесть месяцев и моя память предпочитала выбросить из головы эти воспоминания. Но дорога к детскому дому возродила забытое. Вспомнились жестокие воспитательницы, которые не гнушались и руку поднять на детей, периодические голодные ночи в карцере, который являлся обычным чуланом. Детские стоны и всхлипы по ночами. Ожидание каждый день, что тебя заберут из этого места и такое же каждодневное чувство разочарования и безнадежности, когда за тобой никто не приходит.

Немного себя встряхнув, я посмотрела на часы: ехать осталось еще полтора часа. Глубокий вздох меня успокоил, и я настроилась на предстоящую работу.

Конец первой главы. Продолжение следует...

Спасибо, что прочли. Пишите мне ваши комментарии.