Пир Монрога. Часть 4⁠⁠

Пир Монрога. Часть 1

Пир Монрога. Часть 2

Пир Монрога. Часть 3

Воспоминания Макарыча.

Первый снег - всегда праздник! Поэтому когда деревенские улочки замело тонким слоем мокрого снега, детвора извалялась в нём и накувыркалась вдоволь. Тем более взрослые говорили, что скоро все растает, потому что до зимы ещё долго.

Славик мокрый от пота, с раскрасневшимися щеками, уплетал жареную картошку, выбирая из неё лук. Мама вешала уличные вещи на печку, а плотные комья быстро плавились и стекали каплями на пол.

-Ну надо же столько снега домой притащить! Да его там и не выпало столько! - ругалась мать.

Вдруг в окно постучали, и Зинаида Петровна бросилась смотреть, кого ещё принесло, на ночь глядя. Когда она вышла в сени, чтобы впустить непрошенного гостя, Славик, которого называли Шило в заднице, из-за своего любопытства и непоседливости, подорвался и кинулся вслед за матушкой. Ведь ни одно событие в этом мире не должно происходить без его ведома.

-Зинка, там тетя Клава преставилась! - говорил кто-то из темноты улицы.

-Как преставилась? Не могла она! - отвечала мама какому то мужику, кутаясь в шерстяную шаль.

-Ну, она на улице лежит, не дышит. Ее бы в дом занести, можно через вас? А то мы ее ключ найти не можем.

Славик не понимал, что происходит, и что означает слово «преставилась», но зато понял, что речь шла об их соседке, которая делила вместе с ними дом. В их части была дверца, ведущая в часть тети Клавы, но она всегда была заперта на ключ, и мама строго настрого запрещала ее отпирать, чтобы не беспокоить их старенькую соседку.

-Заносите. А я за батюшкой сбегаю, - бросила через плечо мама Славика, а потом подошла к сыну, обхватила его лицо ладонями и произнесла, - А ты сейчас идешь в комнату, закрываешься там и сидишь тихо, как мышка, понял? Только высунься, жопа гореть ещё неделю будет.

Славик слышал, как матушка ураганом носится по дому, одеваясь на ходу. Мальчик прильнул лицом к окну и наблюдал, как двое затаскивают тетю Клаву к ним, а потом, судя по топоту и вздохам, скрылись за дверью в соседнюю половину дома.

Мальчик старался не дышать, прислушиваясь к тому, что происходит, но все было тихо. Вскоре ему это наскучило, и он достал свой журнал «Весёлые картинки», который пролистывал бессчетное количество раз. Наконец услышав мамин голос и шаги в сенях, он решился высунуться из их спальни. Его мать вместе со священником, даже не взглянув на мальчика, быстро скрылись за дверью, ведущей к соседке. Славик осторожно направился туда же. Ступить за порог своей половины он все же не решился, боясь своей матушки, но попытался расслышать, что там происходит.

-Как же так, батюшка? Как она могла помереть-то? Ты же обещал… - жалобно вопрошала мама.

-Ты что же, дочь моя, во мне усомнилась? Веру потеряла? - прорычал на женщину священник, а спустя пару секунд спокойным голосом произнес, - Жива Клавдия, вот, посмотри!

Славка, сам сгорая от любопытства, прошел в комнату соседки, где двое мужиков и мама со священником окружили кровать, на которой поверх покрывала лежала баба Клава в фуфайке и с непонимающим видом водила глазами по лицам гостей.

-Попить бы, - слабым голосом попросила она.

-Конечно-конечно! - Зинаида засуетилась, причитая, - Чудо! Настоящее чудо!

Завидев вездесущего сына, она строго отправила его спать, потому что уже было поздно, а сама помогла тете Клаве раздеться и улечься в постель, потому что та была ещё очень слаба.

Слава, лежа в кровати, слышал из кухни чоканье стопок, взрослые отмечали какое-то «чудо», а потом он провалился в сон.

****

В коридоре что-то скрипнуло, а потом хлопнуло. Мальчик открыл глаза и осмотрелся. Мама спала на соседней кровати у противоположной стены, дверь в кухню открыта нараспашку, вроде никого не видно. Только кто-то ногами шаркает, еле волочась, проминая под собой половицы. На фоне кухонного окошка, подсвеченного полумесяцем, появилась фигура. Тело, облаченное в длинную сорочку, слабо покачивалось в дверях. Короткие, редкие пряди волос небрежно торчали пучками из головы. И две мерцающие точки на месте глаз светились флуоресцентным, зеленым светом. Фигура застыла в проходе и смотрела на Славика. Мальчик взялся за край одеяла и медленно натянул его себе по самые глаза, намереваясь с головой спрятаться под ним.

-Бабушка-Клавушка пить хочет…. - зашептала фигура, - Налей бабушке водички.

Славик не сдвинулся с места. Он со страхом наблюдал, как та уселась на табуретку возле кухонного стола, а потом протянула руку и щелкнула выключателем. Загорелся настенный светильник,  и мальчик увидел бабу Клаву. Самую обыкновенную, живую и не страшную. Только бледную слегка и с небольшими темными подглазинами.

-Налей бабушке водички. Старшим надо помогать, а то в октябрята не возьмут.

Славик покорно прошел на кухню, зачерпнул ковшом воду из бака и протянул посудину неуклюжими, дрожащими ручонками бабе Клаве. Бабушка одной рукой приняла ковшик, а второй - ласковой, но холодной обхватила запястье мальчика. Он терпеливо наблюдал, как старушка жадно пьет воду, громко причмокивая и глотая.

Поставив опустевший ковш на стол, баба Клава жалобно вскинула брови и, чуть не плача, прошептала:

-Не может бабушка напиться.

-Так давайте я ещё налью, - предложил Славик. Развернувшись, он хотел было подойти к баку, но старушка сжала его руку покрепче, и притянула к себе поближе.

-Какой хороший мальчик, воспитанный, - она погладила маленькую руку и, поднеся ее к холодным губам, поцеловала. А потом ещё раз, - Какие сладенькие пальчики.

Баба Клава сунула руку Славика к себе в рот и принялась жевать, сначала слабо, а потом сильнее. Славик пытался вырваться, но старая карга крепко держала запястье. Потом, когда старческие зубы до боли и хруста впивались в его пальцы, он стал плакать и звать маму.

Старуха уже прогрызла кожу и сосала кровь, пока в кухню не вбежала Зинаида, наконец разбуженная воплями сына и не набросилась на сбрендившую соседку с кулаками. Та отпустила мальчишку и убежала прочь в свою половину дома.

Остаток ночи, перепуганный до смерти Славик, провел у мамы на руках, которая тогда больше не сомкнула глаз.

****

Семён поежился, а по его спине забегали мурашки. От рассказа Макарыча кровь стыла в жилах, и мужчина яростнее заозирался по сторонам, светя фонариком. Ему вспомнился старый хрыч, что пытался влезть к нему в дом, и его до смерти пугала мысль, что он сейчас рыщет где-то рядом. Семён, следуя за товарищем, пробирался через темный прогон на главную улицу. Он укорил про себя Славика, что тот повел его в обход церкви, где хотя бы было освещение, но предпочел помалкивать, стараясь не выдавать свой страх.

А затем Семену вспомнилась фраза какой-то из соседок, которая тогда, в его детстве влетела в их дом и сказала, что Клава Пинегиных загрызла. Да, именно так она и сказала, а спустя время, когда он спрашивал об этом у матушки, та все отрицала, и сказала, что Пинегиных убил маньяк. То есть Яков.

-Тогда-то священник и пропал, помнишь? - спросил Макарыч, повернувшись к отстающему Семену, - Как и баба Клава.

-Священник пропал, когда его хибару сожгли, - внезапно для самого себя сказал Семён. Слишком сложно было ему признать, что все-таки это было в реальности, а не являлось лихорадочным бредом. Интересно, матушка и про менингит выдумала? Но нет, он прекрасно помнил, как они с Витькой на пару валялись на софе и стонали от ломоты в теле.

Погруженный в собственные мысли Семён не заметил, как Макарыч остановился, и он врезался в своего товарища.

-Точно! Кто-то поджег его храм, - Макарыч застыл напротив Никонова, вспоминая, - И вот тогда нам все рты-то позакрывали. Тема священника стала закрыта, и не дай бог хоть слово кто-то скажет насчёт него.

-У тебя есть какие-то мысли?

-Есть. И я хочу знать твое мнение, но сначала мы доберемся до одного дома.

Семён думал, что Макарыч ведет его к себе, но когда они прошли мимо и остановились чуть поодаль, товарищ указал пальцем на совершенно другой дом. Фонарь освещал редкий, зеленый, слегка облупившийся заборчик, фасад из крашеных бордовых досок и традиционные три резные окошка. В общем, дом, как дом.

-Теть Зой! - громко и слишком неожиданно крикнул Славик в одно из окон, а Семён вздрогнул.

Он прищурился, стараясь разглядеть хоть что-нибудь внутри, но пыльные, темные окна лишь слабо отражали улицу. Макарыч рыскал глазами по земле в поисках чего-то, затем набрал горсть песка с мелкими каменьями и кинул в окно. Семён уже собрался возмутиться, но вдруг занавеска дернулась и в окне начала появляться…

-Голова что-ли? - спрашивал он сам у себя.

Она неуверенно покачивалась, даже дергалась, и мужчина посветил своим фонарем в ее сторону. От увиденного скрутило живот, подталкивая содержимое вверх и вниз одновременно. Смесь страха и омерзения овладевали Никоновым. Почти черная голова слепо смотрела темными глазницами, высохшее лицо, испещренное глубокими морщинами, казалось, улыбается рядом зубов, потому что губ почти не было, нос весь высох и превратился в маленький клюв с двумя дырами.

Никонов машинально отпрянул от дома, зажимая рот ладонью:

-Господи, да что же это?

-Ты тоже ее видишь?

Семён ответил кивком головы, губы отказывались шевелиться.

-Слава Богу, я не сумасшедший! Я ее вчера увидел и сразу вспомнил бабу Клаву. А потом попа этого…

-Я тоже видел кое-что, Славик…

Семён рассказал о своей встрече с Аркадием из сто пятнадцатого, пока они оба стояли напротив окна, в котором беззвучно щелкала челюстями тетя Зоя.

-Можешь считать меня безумцем, но я хочу зайти туда, - Славик по кличке Шило в заднице показал пальцем в сторону дома, под ошеломленный взгляд Семена, - Мне все равно помирать скоро, и я хочу разгадать эту загадку. Можешь остаться и подождать меня здесь. Я пойму.

Макарыч открыл калитку, потом выбил плечом хлипкую входную дверь и скрылся внутри дома. Семена била крупная дрожь от страха, а потом захлестнула злоба. Ну что вот не сидится вечно этому Славику! Надо ведь в каждую дыру нос свой сунуть! Сейчас бы сидели себе спокойно, самогончик попивали. Нет же… И вот всегда он таким был. Он ведь тогда всем растрепал, как его баба Клава укусила, болячки свои показывал. А потом Семён стал замечать, что Славик может и приврать. Как он хвастался, что девки ему глазки строят, что с близняшками Чижовыми зажимался по очереди. А такого быть не могло! Или могло?

-Или могло… - пробубнил себе под нос Семён.

Потому что Славик никогда ничего не боялся, не пугали его неудачи и риск. Вот поэтому у него деньги, свой бизнес и тачка. А у Семена Никонова…

-Я, наверное, идиот, - Семён открыл калитку к тете Зое.

Не успела его нога ступить за порог дома, как наткнулся на выходящего Макарыча. В свете фонаря он выглядел бледным и взволнованным. Он взял Семена за рукав и выволок за пределы двора, обратно на дорогу. Потом Макарыч уселся прямо на траву, потер свой морщинистый лоб и посмотрел в окно. Оно уже было пустым.

-Что случилось? - Семён положил свою огромную ладонь другу на плечо.

Славик, глубоко вдыхал воздух, видимо, сдерживая рвотные позывы.

-Она ноги свои сожрала.

****

Какое-то время они провели в полном безмолвии. Вокруг стрекотали кузнечики. Семён подумал, что если бы не дорожка из фонарей, он бы сейчас точно навалил от страха. Благодаря ей, было светло, и тихая улица спящей деревни хорошо просматривалась. Голова Макарыча повернулась в сторону церкви, что высилась в начале главной улицы:

-Это какая-то чертовщина… Поп этот - дявольское отродье, понятное дело, он тогда исчез, и все стало нормально. Нам сразу же священника приставили настоящего, церковь начали строить на месте пожарища. С нормальными иконами и крестами…

При слове «нормальными иконами» в голове Семена снова зашевелились воспоминания, в которых мать водружала мрачные изображения в красный угол. Они так пугали их с Витькой, что те предпочитали на них не смотреть. Кто же на них был? Он вскользь взглянул на такие, когда был в сто пятнадцатом, но тогда рассматривать не было времени. А потом вспомнил нового священника, который смотрел на них как на дикарей, когда понял, что никто из детей креститься не умеет… Потому что сын Божий не крестился.

-Мы ведь выросли в этой деревне, и мертвяки у нас по улицам не бродили, - продолжал Макарыч, - Мать я свою похоронил, в лоб целовал, и она… была мертва. А твоя мама, Семён?

-В больнице умерла, - просипел Семён. Он не любил об этом вспоминать, потому что его матушка тяжело отходила, корчилась несколько дней в агонии и умоляла отвезти домой.

-Извини, что спрашиваю, а отец?

-Он повесился. Не помнишь разве? Сначала пить опять начал, а потом…

-Да, прости, я забыл об этом. Это ведь было после того, как храм сожгли?

-Да, через какое-то время.

Рука Семена непроизвольно сжалась в кулак, а в глазах зажгло. Он не понимал, как его отец мог бросить двоих детей и жену. Он думал, что отца погубила водка, точнее, матушка внушила это своим сыновьям. А, оказалось, нечто иное. Скорее всего, стыд и раскаяние. Семён попытался по-новому почувствовать то, что чувствовал его отец перед тем, как совершить ещё один страшный грех - отказаться от жизни, лишь бы не мучили муки совести. Семену стало так грустно и так тоскливо от этого, что он постарался отогнать эти мысли прочь.

-А Витька? Как у него дела?

-Да все хорошо у Витьки. Жив, здоров. И Вознесенку ненавидит. Не приехал сюда ни разу после того, как в город перебрался.

Макарыч поднялся с земли на ноги, это далось ему нелегко:

-Я думаю, оно вернулось. Снова.

-Думаешь, этот поп опять пришел сюда?

-Не думаю, что он. Ты видел матушку при церкви? Она тут частенько околачивается. Причём по ночам.

-Ее зовут Лукерья, и она покойников отпевает.

-Это она тебе сказала?

-Да, она приходила ко мне знакомиться.

-То есть вот так она их отпевает? - палец Макарыча указывал на дом тети Зои.

В груди Семена что-то больно кольнуло. Нет, Луша вовсе не злодейка и не нечисть. Обычная баба. Только странная…

Меж тем, глаза Макарыча азартно сверкнули, он подошел поближе к товарищу и заговорщическим тоном произнес:

-Я как-то прогуливался ночью, бессонница одолела, и увидел, как эта якобы матушка в подвал под церковью спускается. Ну, я спрятался, подождал, а она поднос какой-то вынесла и в церковь с ним зашла. И вот вопрос: что можно делать в церкви по ночам? Я потом поглядел, подвал заперт, само собой. Но, думаю, что там мы найдем ответы. Только как бы туда попасть? Дверь там добротная, металлическая, выбить не получится.

-Вообще-то я замки вскрывать умею.

****

Отмычки начинали скользить в потных руках, Семён пыхтел, стоя на коленях перед дверью, а приятель светил ему фонариком. Если откинуть предысторию, ситуация казалась ему комичной: двое стариков напились самогонки и пошли искать приключения себе на задницы. Руки Семена и без спиртосодержащей составляющей были слишком неуклюжими для этой профессии, а сейчас, когда он находился в приличном подпитии, вообще отказывались слушаться. Он еле умудрился подцепить третий пин цилиндрового замка, а оставалось ещё два или три. Хорошо, хоть им не попался какой-нибудь сувальдный четвертого класса защиты, тогда мастеру по вскрытию пришлось бы самому вызывать мастера по вскрытию.

Ещё немного повозившись, Семёну наконец удалось подцепить пятый пин, оказавшийся последним, и ригель начал отодвигаться.

Бережно сунув отмычки обратно в кожаный пенал, в котором хранился весь набор, он положил его к себе в карман. Не дай Бог потерять, ведь это ему сын подарил. Так же как и курсы по вскрытию, чтобы его папка на старости лет не особо напрягался опасной работой.

Семена обуял азарт, он совершенно не ожидал, что на старости лет переживет настоящее приключение. Сейчас, стоя под папертью, возле таинственной двери, он чувствовал себя таким молодым, появился интерес к жизни. Наверное, в нём откликалась и дополнительная порция свойского виски, который мужчины выпили, когда шли за отмычками. Он отчего-то усмехнулся себе под нос и посмотрел на товарища. Славик, казалось, не разделял его веселья, он заметно нервничал и постоянно оглядывался, не идёт ли кто.

Семён открыл металлическую, серую дверь и профессионально отметил, что та не скрипит. Значит, ее постоянно смазывают. Проем зиял черной пустотой и неизвестностью. Теперь уже и на него самого накатывала тревога. Он машинально сгруппировался, напрягая мышцы, на случай, если на него кто-то нападет оттуда или попытается затащить внутрь. Его голова повернулась в сторону лестницы, по которой они спускались, чтобы оценить все препятствия на пути к побегу в случае, если… Про «если» думать не хотелось. Воображение рисовало страшные картины: мертвые глаза, гниющая кожа, острые щелкающие зубы. Вдруг там кто-то есть? Семён и сам не заметил, как его охватила паника и он попятился назад, но врезался в кирпичную стену. Славик, держащий их единственный источник света, скорее всего, подумал, что Семён освобождает ему дорогу. Луч выхватывал такие же кирпичные стены и залитый бетоном пол. То был небольшой коридор, в конце которого белела дешевая дверь, больше походившая на межкомнатную. Мужчины подошли поближе, и Семён принюхался, пытаясь определить, не тянет ли мертвечиной, но пахло лишь пылью.

С обратной стороны, если судить по выбоинам и вмятинам, полотно подвергалось ударам. Мужчина замер на месте, наблюдая за отважным Славиком, который ступил за порог темного помещения. Фонарик осветил толстые металические прутья. Да, это была клетка. Чертова клетка с приоткрытой дверью прямо под полом деревенской церкви. К огромному облегчению, она была пуста.

Мужчины осторожно, стараясь не шуметь, ступали вглубь. Никто из них не произнес ни слова, боясь выдать себя. Они приближались к высокому стеллажу с открытыми полками, на одной из них стояла катушка с бечевкой, а рядом коробка.

-Скотч, - шепнул Славик, заглянув внутрь.

На нижних полках они также нашли две коробки, и Макарыч, обхватив одну из них руками, вытащил с полки. Она грохнула об пол, а внутри что-то лязгнуло. Семён замер, прислушиваясь к звукам, он обернулся чтобы на всякий случай проверить, не зашел ли кто, но позади была только кромешная тьма. Рядом что-то зашуршало, и это заставило его дернуться, но то был всего лишь Макарыч, открывающий края коробки.

Изнутри белесыми, мертвыми глазами исподлобья на них злобно пялился кто-то похожий на мужчину. Слишком тощий, слишком длинный и непропорциональный, слишком бледный. С черными волосами по пояс и бородой. В темных одеждах. А под ним лежали его копии. Эти чертовы иконы пугали Семена даже сейчас.

Славик молча закрыл коробку и поставил обратно. Собственно, смотреть было больше не на что. Хотя… вот его фонарик наткнулся на что-то в дальнем углу, и сердце Семена ушло в пятки. Там кто-то стоял. Да, без сомнения. Вот голова, вот плечи, только они накрыты старой, пыльной тканью в мелкий цветок. Круг света, сконцентрированный на фигуре под простыней, дрожал. Потому что дрожала рука Макарыча. Они оба замерли, скованные страхом, и просто тупо пялились в угол, ожидая что нечто шевельнется или нападет. Но нет, не происходило ровным счетом ничего. Тогда Семён легонько коснулся плеча товарища и дал знак уходить. К сожалению для них, угол, в котором находилась неподвижная фигура, располагался недалеко от выхода. Поэтому с каждым шагом к выходу они приближались и к фигуре.

Когда до спасения оставалась пара шагов, Семён понял, что Макарыч шагал вовсе не к двери, он перся в этот чертов угол. Его руки резким движением скинули простынь, и то, что было под ней упало вниз. По пространству подземной комнаты гулко разнесся звук падения и шелест… соломы? Семён пригляделся. Просто чучело. Или нет? Это была человеческая кожа, старая и высохшая, сшитая черными нитками. Лицо было обезображено, из глазниц и рта торчала сухая трава.

****

Семён сам не помнил, как оказался в своем Дастере. Он задыхался от того, что бежал так, как никогда раньше. К черту эту Вознесенку со своими загадками, к черту этого Макарыча, которому вечно на месте не сидится. К черту этот дом, эту картошку.

Он вдавил поглубже педаль газа и рванул на скорости подальше отсюда. Столько ещё он не успел сделать! Вот возьмет, и рванет с Наташкой на Алтай или на Байкал, а, может, и в Карелию! Перестанет быть арбузером, и будут они снова жить вместе.

В очередной поворот он вписаться не успел, и машина на всей скорости влетела в столб. Семён Никонов головой впечатался в лобовое стекло. Нужно было пристегнуться.

****

Пир Монрога. ФИНАЛ