Ольф. Обратный отсчет. 6…⁠⁠

Перечитанное послание ничего нового мозгам не сообщило. Света узнала о моих делах что-то новое? От Сусанны или еще откуда? Когда? Нужно вспомнить, в какой момент она отлучалась, чтоб подкинуть записку. До этого мы говорили о документах, еще раньше – о записях съемок с участием моей бывшей…

Может, Сусанна сообщила что-то до моего прихода? Или могла обмолвиться чем-то, что обрело смысл после выяснения отношений. А может вопрос совсем в другом, и проблема будет обсуждаться не моя, а какая-нибудь личная Светина, с которой не может обратиться к мужу. В таком случае почему не помочь, я же теперь заместитель всемогущего по части возмездия. «Нужно встретиться, касается тебя, важно до чертиков, дело жизни и смерти». Упомянуто, что касается меня. Каким боком?

Идти не хотелось и одновременно хотелось до вышеупомянутых чертиков. Все решила формулировка «дело жизни и смерти». Как назвать мужчину, который откажет женщине в подобной просьбе? И еще одно подталкивало к встрече: ощущение, что обидел девушку. Договор за ее спиной с последующей игрой на грани (если не сказать – за гранью) выглядел подло. Если не оправдаться, то хотя бы глаза в глаза признать ошибку и склонить повинну головушку.

По назначенному месту встречи у меня, как у местного жителя, вопросов не возникло, тремя поросятами горожане называли три отдельно стоящие шестнадцатиэтажки в строящемся районе. Барражирование вдоль прилегающей улочки закончилось строго в оговоренное время, но Света появилась не одна, ее сопровождал Руслан. Постоянное беспокойное оглядывание девушки нервировало парня, он крепко вел ее под руку. Света, в конце концов, смирилась. Через пару кварталов они прибыли к подъезду старой пятиэтажки. Я снизился до предела, чтоб долетали голоса.

– Спасибо, Русик, иди. Можно было не провожать.

– Ничего, мне не сложно. – Рыжий чертяка словно чувствовал что-то, интуиция заставляла поступать наперекор женским прихотям. – Может, с тобой остаться? Что мне дома одному делать?

– Здесь и спальное место единственное, и ночь будет бессонная, а тебе с утра на работу.

– Хотя бы на минутку зайду, здоровьем поинтересуюсь.

– Ты о чем, какое здоровье?! Не береди душу, ему и так плохо.

Руслан молча втолкал Свету в подъезд, дверь за ними захлопнулась. Правильно, если повод не найден, а душа не на месте, нужно поступать по велению сердца.

Корабль стал кружить около окон. Люди жили обычной жизнью: ужинали, смотрели телевизор, ругались, мирились. Многие уже спали. Ни в одном новом окне по этой стороне свет не зажегся, а там, где не зашторено, парочка не объявилась. Я перенесся на другую сторону дома.

Повезло почти под конец: Руслан со Светой обнаружились на пятом этаже крайнего подъезда. На кровати лежал больной, парочка перекинулась с ним несколькими словами. Пока девушка переодевалась в домашний халат, взгляд Руслана пробежался по пустым помещениям. Парень успокоился. Света занялась лекарствами на прикроватной тумбочке, и он отбыл, пожелав на прощание что-то приятное.

Теперь девушка засуетилась. Ее принесло в прихожую, сорванный с вешалки плащ напяливался прямо на халат, потом Света бросилась что-то сказать оставляемому в одиночестве больному. Корабль через крышу дома перелетел на другую сторону: отошедший на достаточное расстояние Руслан снизил скорость, в глаза бросилась пустая лавочка, и он уселся лицом к подъезду.

Ох, Света, и не хочется в таких делах помогать, а не помочь тоже будет не по-человечески. Она уже вделась в туфли, ручка квартирной двери уже проворачивалась…

Тук-тук. Можно даже сказать – дзинь-дзинь, поскольку под костяшками пальцев было стекло, а стучать пришлось громко.

– Света! – Я помахал рукой с узенького захламленного балкона.

В первый миг ее лицо прекрасно заменило бы «Крик» Эдварда Мунка на какой-нибудь выставке.

– Ты?!

Туфли и плащ полетели обратно, она бросилась отворять балкон. Стеклянная дверца выводила в единственную комнату, где находился больной.

– Входи. Ты это… Как?!

Мой палец показал на крышу:

– Оттуда. Проследил и спрыгнул. Хорошо, что успел. – Света состояла из одних вопросов, и я нанес упреждающий удар. – Всего рассказать не могу, но с некоторых пор я немного иллюзионист. Такие фокусы с элементами каскадерства нужно отрабатывать многократно, вот и тренируюсь при первой возможности.

Врать, конечно, нехорошо, но правда привела бы к сомнению во вменяемости. Либо потребует подтверждений. То и другое не есть хорошо в моей ситуации. Сказанное устроило девушку, она посторонилась. Тесная комната поражала убогостью, обстановка осталась еще с советских времен: кровать со стальными спинками и продавленной металлической сеткой, на стене ковер с оленями. Еще – кресло-кровать в углу, заваленный барахлом одежный шкаф и старенький телевизор. На полу протертый до серого основания ковролин.

– Все деньги уходят на лекарства. – Перехватив мой взгляд, Света опустила свой.

Укутанный одеялами больной спал. На вид – парень моего возраста, светлый, чем-то похож на Свету.

– Брат, – подтвердила девушка. – Я дала снотворное. У него полиартрит, суставы почти не двигаются и страшно болят. В свое время неправильно диагностировали болезнь и долго лечили не от того, а теперь уже поздно. До конца жизни будет на гормонах и обезболивающих. Двигаться он может с трудом и только на костылях, в основном лежит. На днях боли просто нестерпимые были, не вытерпел, наглотался таблеток, еле откачали. Теперь дежурим по очереди – большей частью мама, иногда тетя, а сегодня я.

С окружающим разобрались, перейдем к цели визита.

– Зачем вызывала? – спросил я. – Что-то случилось? Узнала что-то важное?

– Да. Что вы с Русиком меня развели и оставили в полных дурах.

Я вздохнул: ничего нового, продолжаем расхлебывать старую кашу. Устроенная Русланом проверка едва не стоила ему семейного счастья, теперь еще и мне приходится оправдываться.

– Мы с ним закрыли вопрос, тебе не надо ни о чем беспокоиться.

На меня вскинулся предельно откровенный взор:

– Ненавижу быть обязанной.

– Ты никому ничего… – начал я.

Меня перебили с непередаваемой горечью:

– Плевать на ваши договоренности с высокой колокольни. Это решили вы. За моей спиной.

Так и было. Я виновато разглядывал носки своей обуви.

– По-моему, – продолжила девушка, и бездонные колодцы грозно сверкнули, – вы оба поступили по-свински. Думая только о себе, вы ни на миг не представили, как в этой ситуации буду чувствовать себя я. А я тоже человек, как ни странно. Руслан мне заплатит за свои игры по-своему. С тебя другой спрос. Меня муж предложил в качестве компенсации или платы, не знаю, как вы это формулировали, и ты согласился. И победил. Теперь я чувствую себя подвешенной над пропастью с дерьмом, ниточка тоненькая, и пахнет все отвратительно. Чтобы снять меня оттуда, ты должен исполнить свою часть договора, и мы в расчете. Поэтому я тебя позвала.

То ли у женщин стыдливость по-другому работает, то ли это особенность вполне конкретной Светы, но вывалила она все, не опуская взгляда, так что смешаться пришлось мне. Проблема, с которой она пришла, вроде должна была меня порадовать, но перед глазами встало лицо Руслана. Света ждала, стоя напротив, глаза продолжали глядеть в упор.

– Ты же не хочешь…

Она перебила:

– Хочу, чтоб ты совершил поступок, достойный мужчины, который держит слово, а не меняет его по десять раз на дню. Для меня это важно.

Спрятанное за вырезом халата нервно вздымалось под действием мыслей.

– Дело жизни и смерти? – с легким сарказмом процитировал я.

– Конечно. – Света криво усмехнулась, когда мои глаза упорхнули в сторону. – Разве нет?

Как же хотелось ляпнуть противоположное. Последние приключения с Челестой выбили из колеи, организм требовал компенсации. Странный выверт судьбы предлагал мне отличный вариант возмещения, причем одновременно списывались некие убытки противной стороны. Одной гранатой всех зайцев, разве не мечта охотника? Симпатичной лампе срочно требуется джинн, лампа едва потертая, б\у, но в идеальном состоянии. Скрытых неисправностей не выявлено, пробег минимальный, один владелец.

Проблема в последнем слове. Блаженны неведающие, но не хотелось видеть в этой роли честного Руслана. Я справился со своим вторым обезьянньим «я».

– Нет.

Ответ Свету не удовлетворил, ей еще было, что сказать.

– То есть, со всей уверенностью утверждаешь, что не хочешь получить выигрыш в полной мере, а не так, как получилось согласно переговорам со стороной, не заинтересованной в твоем успехе?

Рядом во сне посапывал парень, было некомфортно вести подобный разговор в чужом присутствии, пусть даже нас не слышат. Свету это не волновало.

– Я привыкла отдавать долги, и пока это не произойдет, мне не по себе.

Пронзительность и бездонность жгли и топили одновременно, выплывать все труднее. Пришлось ткнуть в неприятное.

– И позабыв о муже, ты хочешь, чтоб я…

Напоминание озлило, Света перебила:

– Не хочу ничего невозможного: просто чтоб ты признал себя виноватым и согласился возместить нанесенный моральный ущерб. Давай по пунктам. Признаешь, что поступил как последняя сволочь?

– Не соглашусь с прозвучавшим определением, но доля правды…

– Короче, виноват?

– Да.

Света повеселела.

– Какой вид возмещения можешь предложить?

Взгляд буровил меня, сходясь где-то внутри черепа, где возникал маленький ядерный взрыв.

Кашель прочистил горло, я осторожно принялся формулировать ответ:

– Тот, который предполагался выигрышем, отменяется однозначно.

– Почему?

Прямой вопрос требовал ответа не только столь же прямого, но и неотразимого. В душе с переменным успехом шла борьба морали с практическим расчетом, и пока бубнящее «А действительно, почему?» сознание отвлеклось на подсчет результатов, губы вытолкнули:

– «Не возжелай жены ближнего своего». Как и «не убий», «не укради»… Выше этого не должно быть ничего.

– Удивлю, но проблемы нет. – Света указала мне на сложенное кресло-кровать. Когда я опустился, она бесцеремонно примостилась рядом на подлокотник. – Я специально нашла библию, чтоб из подлинника узнать, на что все так упорно ссылаются. Итак, Второзаконие, пять-двадцать один. Если можешь, процитируй злополучную заповедь целиком и дословно.

Злополучную? Возможно. Что-то в организме тоже так считает, и я постарался:

– Не возжелай жены ближнего твоего, и не желай дома ближнего твоего, ни поля его, ни раба его, ни рабы его, ни вола его, ни осла его, ни всего, что есть у ближнего твоего.

Перед глазами гладко блестели коленки, полы раздваивающегося халатика теперь не скрывали их. Собственно, разъехавшееся под поясом одеяние теперь мало что укрывало. Сидя полубоком, девушка еще больше развернулась – всем фронтом, почти лицом ко мне.

– Трудно увидеть новое в том, что давно знакомо и навязло на зубах. Никто и не видит, а ведь все до ужаса просто. Отбрось привычные шоры, читай не то, как понимаешь, а то, что написано. Ну?! Ни слова, ни буквы здесь не содержится о ближней твоей, ограничения касаются исключительно мужчин!

– Как же, – поспорил я, – кроме жены и рабы все остальное двуполо. Да и это в наши толерантные времена…

– Книга Левит, двадцать-тринадцать: «Если кто ляжет с мужчиною как с женщиною, то оба они сделали мерзость». И все, больше на эту тему нигде ничего. Заметил, ни слова про женщин, которые ложатся с женщиной, опять половина Земли выведена за скобки. Так и в упомянутой заповеди. Жена, вол, осел, раб, рабыня присутствуют, а мужа нет. Вывод: не нужно замужним женщинам блюсти эту заповедь, она лишь для сильного пола. Может, потому он и сильный, что даже заповедей ему больше полагается. Так и идет испокон веков: мужчины сильны, а женщины женственны. Женственны – значит сексуальны. Это факт, данный нам со времен творения. У иудеев, к примеру, сексуальность – не грех. Иудейка даже развод может получить, если муж не устраивает как мужчина. Вернемся к библии, которую ты любишь цитировать. С помощью первоисточника мы только что доказали, что согласно Писанию женские желания священны, и веками считавшееся для женщин запретным – будучи примерной супругой продолжать желать – на самом деле разрешено! Иными словами, как давно известно и тоже не подвергается сомнению, чего хочет женщина – того хочет Бог.

Лицо у Светы пошло пятнами, взгляд заметался, голос задрожал. Ведомый гравитацией халатик на плече сполз чуточку вниз и, кажется, собрался ползти дальше. Я перехватил его, руки старательно запахнули на девушке обе разошедшиеся половинки, наглухо спрятав другие половинки. У них уже был хозяин.

Света сжалась в комочек. Видимо, она не так представляла окончание богословской дискуссии. Тихо раздалось:

– Что же молчишь? Нечего сказать?

– Скажу, что все это неважно. Даже если ты вывела себя из-под удара, как наивно представляешь, то сказано: «Не возжелай жены ближнего своего». Жены! Значит, меня это касается. Умываю руки.

Света хмыкнула.

– Ближнего своего, – лукаво и как-то очень довольно повторила она. – Когда это Руслан, которого практически не знаешь, стал тебе ближним?

Резонно, черт побери. И кто сказал, что у женщин плохо с логикой?

– Может, когда отдал приведенную тобой девчонку всем желающим? – упорно продолжила Света давить в больное место.

– Ты что-то знаешь? – Меня всколыхнуло, в сердце снова закопошились ежи. – Кто еще?

– Успокойся, это я фигурально. Лаврик мне тоже не нравился, все время приставал, хотя знал, что с ним Русланчик сделает, если что. А сделал ты. Кстати, спасибо. Поделом ему.

– Живой хоть? – запоздало осведомился я.

Судьба мерзавца меня не трогала, он получил, что заслужил, но не хотелось быть виновным еще в одной смерти.

– Боишься нарушить слишком много заповедей? Успокойся, жив, паскуда. В полицию он не обращался, понимает, что в случае разбирательства светит себе любимому, но на глаза ему лучше не попадайся. Кстати, о заповедях. Вернемся к разговору. Относишь ли ты Руслана к ближним?

Вопрос был основополагающим – ответ предопределял дальнейшее развитие событий.

– Да, – выдохнул я, хотя что-то внутри могуче сопротивлялось. Зато как стало легко, когда слово вылетело! Гора с плеч. Под новое настроение я быстро сменил тему. – Когда вы остались в сауне, Сусанна больше ничего не сказала, что может мне помочь? Случайная обмолвка или незаконченная оборванная мысль… странный поворот разговора… Женщины – существа любопытные, и мне почему-то кажется, что ты не могла не поинтересоваться…

– Ты прав, есть кое-что – Света вздохнула. Она поднялась, халат запахнулся, лицо уставилось в уличную темень – прямо сквозь невидимый корабль. – Я насела на Сусанну с расспросами, отчего у вас искры сыплются при общении, и все узнала.

– Да ну?

И хотелось надеяться, но интуиция посмеялась в лицо и показала язык. Так не бывает. Хотя в жизни бывает все. Но так не бывает.

– Она, ты не поверишь, обижена на тебя. По-настоящему.

– Она?!

Нет слов. Интуиция снова язвительно хихикнула.

– Ты ей не поверил в главном, оттуда все и пошло, – довела Света мысль до конца.

Мозги проштудировали взаимоотношения и диалоги, главного не нашлось. Точнее, главное – обвинение в том, чего не было. Как поверить, что это неправда? Ведь свидетель произошедшего только она, других нет. Пропажа документов, которая дарит убийству мотив и не дает настаивать на самообороне, озвучена именно этими губами уточкой, так, оказывается, обиженных на меня, что, дескать, в чем-то не доверяю. Вот ведь я сволочь какая, оказывается.

– Она говорила тебе правду, ты не поверил. Тогда ей пришлось врать.

– Не только тогда, – сообщил я. – И в том, что рассказываешь сейчас, тоже. Потому что ее правда могла бы спасти меня, а она наоборот.

– Она говорит, что каждая вскрытая ложь вызывала следующую, а если бы ты поверил с самого начала…

– Ясно. Давай оставим эту тему.

– Я хотела помочь. Просто Сусанна очень просила донести до тебя эту мысль, если мы вдруг встретимся: что у тебя был ответ на все, но ты его откинул, начав позорные драчки и выяснение отношений.

– Достаточно про нее. Как дела у Руслана?

Света вздохнула. Кажется, она действительно хотела помочь, и моя реакция разочаровала.

– У него все нормально. Любит свое оружие и иногда меня.

Прихожая огласилась звонком. Свету подбросило:

– Поздно, никто не должен прийти. Странно. Сейчас посмотрю.

– Это наверняка Руслан. Переживает за тебя. Знаешь, иди домой, я посмотрю за братом. Не бойся, опыт сиделки имеется.

– А что скажу Русику?

– Что снотворного дала, что брату лучше, что тебя сейчас подменят. Иди.

– Если Русик тебя здесь увидит…

– Балконную дверь за мной не запирай, только прикрой. Я сейчас вылезу на крышу, затем вернусь.

– Хорошо. Хоть какой-то от тебя толк. Брать здесь нечего, но если с Митей что-то случится…

– Если случится, то только хорошее, уверяю.

Припаркованный к бортику корабль принял меня обратно в свое нутро, девушка в этот момент открывала.

– Здорово, что вернулся. – Она опять засуетилась, переодеваясь из халата в уличное. – До утра я свободна. Пойдем домой.

Света утащила ошалевшего Руслана, в захлопнувшейся двери провернулся замок.

Я вернулся к кровати. Для созревшего плана мог понадобиться димедрол, нужное как раз лежало рядом с больным, и карман вспух над одноразовым шприцом и ампулой.

– Митя, значит? Пойдем, Митя, тебя ждут невероятные приключения.

Под одеялом спящий парень оказался одет в длинную ночную рубаху на манер женских. Подхваченное на руки тело оказалось невероятно легким, словно кости у него, как у птиц, внутри пустые. Балконную дверь я притворил, чтоб казалась закрытой, свет везде выключил.

– Ну, Митя, попробуем. Ничего не гарантирую, но все в жизни бывает. Кораблик, помоги!

Нужное место на глобусе я знал весьма приблизительно, но примерно попал, а предельная точность не требовалась. Затем я лег рядом со спящим больным, медальон распространил объятия на две шеи. Через некоторое время под нами во тьме простерлись снега. Это район Оймякона, полюс холода. До местных рекордов далеко, но под минус пятьдесят сейчас должно быть. Корабль по моей просьбе стал полностью невидимым – проницаемым для света, звука и запаха… но не для мороза. Пока.

Кажется, я немного вздремнул. Недолго, если судить, что ночь еще продолжалась. Главное если могло свершиться, то уже свершилось, иначе корабль не дал бы мне проснуться, оберегая от опасности незаконченности. Он такой, уже знаю.

Медальон занял законное место, я поднялся. Несколько ударов по щекам привели парня в чувство.

Оказавшись подвешенным над землей вместе с незнакомцем, он не сильно удивился. Глаза обвели мрачные снега внизу и не менее угнетающую тьму вокруг.

– Встань! – с надеждой объявил мой торжественный голос.

Парень встал. Я почувствовал себя Иисусом, воскресившим Лазаря. Спасибо, кораблик, я верил, что это тебе по силам.

Мы стояли рядом будто на облаке, только без облака. Митя в белой хламиде-ночнушке, я в джинсах и рубашке – нормальный такой сюр для мозгов, выплывавших из бессознательного.

– Что это? – Голос парня был спокоен и отстранен. – Где я?

– В аду. – Мысленный приказ заставил корабль стать проницаемым для мороза.

Тела словно окунулись в ледяную прорубь, стало ломить и выкручивать конечности, Уши будто кусачками прищемили. Потекли слезы, но они сразу же примерзали к щекам и переносице, их вымораживало.

– Разве ад такой? – Митю происходящее не трогало, хотя он болезненно сжался. – Здесь хорошо, можно сразу замерзнуть и не мучиться.

– Откуда тебе знать, каков ад? Он для каждого свой. Но если нужны сера и огонь, нет проблем.

Я ликвидировал холод, и два висевших в воздухе человека бесшумно понеслись в ночь. Ни волосок не дрогнул, хотя вокруг все летело до смазывания в не успевавших реагировать глазах. Митя совершенно не волновался. Кажется, он еще не решил, как относиться к происходящему. Вскоре корабль висел над камчатскими вулканами.

– Хочешь туда?

Внизу клубилось нечто страшное, огненно-вонючее, отвратное.

– Не хочу. Я сплю?

– Да. Но все, что ты видишь, реально. Если ты поранишься, рана возникнет на теле в кровати. Если замерзнешь, задохнешься или обгоришь насмерть – никогда не проснешься.

– Хороший вариант. После такого не захочу просыпаться.

Пришлось мысленно выругать себя. Дальше я подбирал слова осторожнее:

– Ты слишком много на себя брал, решая за силы, о которых не имеешь понятия.

– Плевать мне на эти силы. Что я такого натворил в детстве, чтоб заслужить жизнь бревна? Или расплачиваюсь за чужие грехи? За что меня приговорили к аду наяву?

– Согласен, твоя жизнь была адом, но ты ничего не понял. Испытания даются, чтоб научить на будущее, а не наказать. Как сейчас себя чувствуешь?

– Как обычно во сне. Все чудесно, ничего не болит, ноги ходят. Если во сне я вдруг догадываюсь, что это сон, то взлетаю. – Его руки широко раскинулись, парень несколько мгновений прислушивался к внутренним ощущениям. – Нет, сейчас не так. Не взлетается. – Взгляд переместился на меня, впервые начав с интересом разглядывать. – Кто ты?

– Твой ангел хранитель. Ты очень нехорошо обошелся со мной, решив самостоятельно решить свою судьбу, которая в будущем должна была принести людям немало хорошего. Вынужден поставить тебя перед выбором: делать окружающих счастливыми или думать только о себе.

– Я даже ходить не могу, как делать что-то для других?

– Просто. Начни с тех, кто тебя любит. Они могли бы стать счастливыми сами и осчастливить кого-то еще, а тратят жизнь на ухаживание за тобой.

Теперь мне хотелось солнца. Здесь темно, значит, если вспомнить географию, светло… к примеру, в Южной Америке. Не вызывая глобуса, я отправил корабль в знакомое место, где были с Челестой. Одновременно раздался приказ сделать нас невидимыми снаружи, но внутри чтоб все осталось как есть.

Корабль завис над пирамидой Солнца в Теотиуакане. Сзади подпирала гора, по бокам располагались пирамида Луны и Цитадель.

– Это Дорога Мертвых. – Я указал вниз на окруженный пирамидками и храмами древний проспект, по которому сейчас топали сотни туристов. – Не смущает сочетание слов?

– Если живые иногда не могут ходить, почему у мертвых не может быть наоборот?

Я внутренне чертыхнулся. Сложно понять другого, в чьей шкуре никогда не был. А надо.

– Сейчас у тебя имеются ноги и выбор: дорога смерти или дорога жизни. Одно приведет в мороз и серу, другое через долгую жизнь к Солнцу. Понимаю, сейчас ты обижен на жизнь, но и она обижена на тебя за нытье и даже полное отрицание. Поэтому выбор сделаешь завтра, когда проснешься. А сейчас мы полетим к морю. Не за чем-то, просто. Был когда-нибудь на море?

– В далеком детстве.

– Плавать умеешь?

– Не знаю. Раньше умел.

Корабль уже несся к ближайшим курортам Мексиканского побережья, вскоре внизу появились отели и огромная лазурная лагуна. Невидимые окружающим, мы парили над их головами, выбирая место, где никто не помешает. Для Мити даже скромный пляжик оказался раем – после демонстрации ада, как я его хотел показать для устрашения, и ада его собственной жизни.

– Иди. – Мы приземлились у морской кромки, моя рука махнула на набегавшую пенившуюся массу, поражавшую мощью и жуткой красотой. – Рубаху сними, намочишь.

Парень послушался, песок взлетел от быстрых шагов, в воду с плеском ухнуло бледное тонкое тело. Хорошо, что у него мысли далеко, а то спросил бы, почему во сне одежду мочить нежелательно.

(продолжение следует, осталось пять постов)