Мое первое дежурство
Я никогда не буду врачом.
Я никогда не буду врачом: это слишком сложно. Это слишком большая ответственность. Я люблю халяву и прогуливать! Я ненавижу делать домашнее задание и боюсь вида крови! Думала я в 13, 14, 15 лет… И не помню, что произошло потом. Помню только, что 11 класс – и я уже почему-то готовлюсь к поступлению в медуниверситет.
Выпускные экзамены, выпускной вечер, обещание созваниваться и встречаться, централизованное тестирование вперемешку с нервотрепкой, подача документов, ежечасный мониторинг сайта с результатами, финальная дата, 18:00… Да! Я прошла! На бюджет! Ужасная, разом навалившаяся усталость, когда не хотелось ни-че-го.
А затем первый курс, и мы, такие перманентно офигевающие от осознания собственной крутости. Нахождение вет. академии через дорогу здорово способствовало поднятию самооценки. А объем обязательного к выучиванию – нет.
Первая сессия, ужасная дрожь, когда даже нормально имя свое назвать не можешь, первые успехи, празднование сдачи экзаменов с фееричным коллективным опозданием на поезд…
Студенты-врачи ничем не отличаются от собратьев, в общем-то. Не сказать, что у них повышенная ответственность, не сказать, что они много и страшно учат. Нет, все те же пьянки, прогулы, пересдачи и декольте поглубже, порой спасающее положение. Все как у людей. Разве что белые отутюженные халаты, ко второму курсу становящиеся просто белыми, а к третьему просто халатами. А на четвертом у большинства происходит перепрыгивание в хирургические костюмы всех форм и расцветок [но попробуй отыщи желтый!]. И да, фонендоскоп на плечах не мешает им бегать, прыгать и ходить колесом и не сваливается. В принципе, вот и все особенности.
Выходя на интернатуру, среднестатистический студент знает… знает, где сердце. Студент-раздолбай иногда путает право и лево. Студент-ботан, возможно, знает побольше, но зачастую любит кичиться этим, за что нелюбим старшими коллегами, которые быстро перестают делиться с ним полезным опытом. Но железные ягодицы данных экземпляров, впрочем, способствуют процессу самовыгрызания из науки трудноперевариваемых кусков.
Сабж относит себя к среднестатистическим выпускникам, так как зубрежки не было никогда, а самым большим антирекордом было отсутствие на лекционной неделе в течение всей недели.
Моим страшным кошмаром на 6 курсе было попасть в поликлинику. Но достаточно высокий балльный показатель спас меня, и Родина отправила служить и отрабатывать куда-то на район. Анестезиологом. Интернатуру я проходила дома, в областном центре, и эта история достойна отдельного романа о трудностях сильной независимой женщины в этом суровом патриархальном мире xD Но речь сейчас не об этом. Собрав нехитрый скарб, облобызав родителей и любимую собаку, я погрузилась в маршрутку и уехала в славный город N, центр Nского района с населением вокруг и около 20 тыщ человек.
Специфика районных больниц в том, что там часто работают очень и очень грамотные специалисты, видевшие в этой жизни все, а умеющие и того больше, но их уровень IQ компенсируется полным отсутствием необходимых медикаментов, поэтому по стране в целом уровень лечения одинаков.
У меня не было высокого IQ. Оцените масштаб трагедии!
Более того. В мире наблюдается тотальный дефицит анестезиологов, в Европе с руками отрывают, что уж говорить о райбольничке, где на пять ставок нас было… два.
В областных и в больницах крупных городов всегда дежурит несколько анестезиологов, и если ты молодой, зеленый и не слишком умный, то рядом с тобой всегда есть ходячие протезы мозга, можно их пользовать! В скромной больничке районного значения все несколько не так. Ты дежуришь один. Весь город твой, весь район твой на 24 часа, тебе следить, чтоб за сутки в нем никто не помер [и, пожалуйста, не родился!]. Мантра «не сегодня» произносится там чаще, чем в Игре Престолов.
Я помню как сейчас достаточно хорошо оснащенную реанимацию [даже по меркам крупного города], солнечный день, веселого коллегу, показавшего мне, где здесь что, похлопавшего по плечу и… ушедшего домой.
Я осталась одна.
Совсем.
Я никогда не умела принимать решения, «ответственность» - самое страшное слово и самое ужасное состояние души. Я до этого мастерски владела техникой спихивания обязанностей *зачеркнуто* делегирования полномочий. И вот я осталась одна. Время пошло. Продержаться до 8 утра.
И тут заходит медсестра: – Доктор, наркоз в гинекологии!
А у доктора душа в пятки. А что делать? Что вы делаете, когда вам хочется забиться в угол и зареветь? Я взяла чемодан и пошла. Мы дали этот пятиминутный внутривенный наркоз на безобидную манипуляцию, и я постарела лет на 10, наверное. Нет, с пациенткой все было хорошо, она не словила никакую аллергию, просто я осталась одна, и никто не подсказывал, что делать, и хотя я уже делала это много раз на интернатуре, это было – под присмотром, никакой ответственности, и когда пациент переставал дышать под действием препарата, другой доктор – большой, опытный, знающий – накладывал на лицо маску и продолжал вентиляцию в ручном режиме мешком Амбу. А тут я. Ну что я знаю? Я только косячить умею.
А потом аппендицит! Детский, мамочки! Что вы делаете, когда вам хочется забиться в угол и зареветь? Я взяла чемодан и пошла.
Ребенка подготовили, посмотрели, маму опросили, настало время встать к столу. Аппарат мне знаком, словно старый друг. Все проверить, все-все, вдруг что сломалось? Меня посадят. Набрать в шприцы это, это и это. И вот то. Нет, вводить не будем, пусть просто полежит. Вдруг что. И меня посадят. Наркоз пошел, хирурги принялись за работу. Доктор, сядьте! – Спасибо, я постою. Это медсестра принесла стул. Но какое сесть – а вдруг что? А я не успею? И меня посадят. И у нас проскакивают пара экстрасистол. Затем ритм нарушается, они чередуются с нормальными сокращениями, и у меня по спине течет ледяной пот. Говорю шепотом, что вводить, считаю в уме, так как пальцы трясутся и промахиваются по кнопкам калькулятора, боюсь ошибиться с дозой, боюсь не успеть, боюсь запаниковать… Пульс успокаивается, выравнивается. Монитор прекращает дико орать. Медсестра ежится от кондиционера, чересчур охладившего воздух в помещении, а мне жарко, словно вокруг 40 0С.
...А затем – спокойствие. Стабильные пациенты в палатах, день сменяет вечер, а затем ночь, и дневная операция забывается, сглаживается… Время спать. На районе, говорят, редко когда по ночам зовут. Пенсионеры в основном, на боковую рано идут.
Шаги в коридоре, стук в дверь:
- Доктор! Скорая позвонила, везут утопление в критическом состоянии!
Что вы делаете, когда хочется забиться в угол и зареветь? Я взяла чемодан…
***
Было много чего. Я интубировала ложкой, вентилировала пациента вручную, когда вырубилось электричество [аккумуляторы в аппаратах ИВЛ? Давно не работают!], ловила на операционном столе анафилактический шок и бронхоспазм, реанимировала, иногда безуспешно, иногда успешно, иногда наполовину, отключала пациентов от системы жизнеобеспечения, ставила временный кардиостимулятор по памяти [видела раньше один раз], по полтора часа искала подключичную вену, с вечера и до четырех утра стоя у постели пациента, подбирала оптимальную дозу препарата, ссорилась с начальством, отстаивая свое мнение, меняла лечение на то, которое я считаю более целесообразным, под свою ответственность назначала консилиумные препараты и училась, училась, училась… Всякое было, хорошее и плохое, иногда поддержка приходила с неожиданной стороны, иногда с той же неожиданной стороны летели оплеухи и подставы, было до ужаса страшно и до одурения весело, я даже не знаю, как вместить все происходившее в слова. Это было очень… осязаемое время, я чувствовала себя настолько живой! За год интернатуры и два года отработки я увидела и узнала больше, чем за шесть лет университета, отрастила дзен, подчернила юмор и откалибровала интуицию. Это краткий отчет о жизни за 9 лет, с 18 до 27.
И случилось самое главное: я научилась принимать решения. То, что не давало мне жить раньше – зависимость от окружающих – ушло. В реанимацию я попала случайно, внезапно для меня самой, ведь готовилась я к совершенно другой работе. Но есть мнение, что жизнь нам дает именно то, в чем мы нуждаемся, и если это так, то все объяснимо и не лишено смысла. Мне много хотелось бы рассказать о жизни врача изнутри со своей колокольни, хотя историй таких тьма. Но главная мысль – врачи тоже люди. Она банальна, но в ней тьма уровней: врачам тоже страшно, врачи тоже знают не все, очень часто их преследует мысль «меня посадят», они боятся ошибиться, они могут ошибиться, они не живут на работе: у каждого есть своя жизнь, и самое главное – они не желают зла. Берегите своих докторов, им часто нужна поддержка. Я не забуду женщину, которой на первом курсе делала укол. Первый укол в моей жизни. Она молодая улыбчивая блондинка, которая окинула трясущуюся меня взглядом, легко оголила требуемую часть тела и сказала быть смелее и попробовать уже.
И у меня перестали дрожать руки.