Легенды западной Сибири⁠⁠

Как я с волком подралась

Две верхних строчки можно смело вычёркивать, ведь обе они неправда. Действие происходило не в Сибири, и никакой приличной драки у нас не вышло, но как человек, собирающий истории и рассказывающий их на публику, я, конечно, не смогла отказаться от столь звучного заголовка.

Крохотного, слепого ещё волчонка мы подобрали перед самым отъездом на большую землю. Я возилась с ним, отогревала, кормила из бутылочки, приспособив вместо соски старую Аськину пустышку. Спал он рядом с моей кроватью в большой фанерной коробке, в которой бабушка прислала конфеты к Новому году. Волченок ничем особо от лайки не отличался, щенок, как щенок, может, только шерсть темновата и без белых пятен. Точно так же ел, спал, точно так же начал играть и трепать тапок, как только встал на толстые, разъезжающиеся лапки. Назвали так, как испокон веков кличут найденышей, то есть Найдой.

Мои родители, сами никакой особой страсти к зверью не питавшие, тем не менее, со смирением принимали всю живность, которую я притаскивала в дом, как в Мурюке, так и позже, в многочисленных городах, которые мы часто меняли из-за папиной работы. Кого я только не приносила. Много лет у нас жил самостоятельный во всех отношениях болотный кот, в бане гостила сова со сломанным крылом, змеи, ящерицы, ежи и белки, эти без счету, про собак и кошек я уж и молчу. Чего только стоит мой теперешний зверинец: кошка по кличке Кот, в младенчестве найденная на стройке, две старые черепахи, большой говорящий попугай, алабай Рада, малинуа Рам, взятый из приюта, самовлюблённый кроха такс и отрада очей моих йорк Тиберий. Это я ещё кур по именам перечислять не начала. Естественно, о том, чтобы оставить выкормыша в Мурюке речь не шла.

Как мы летели до Москвы отдельная история. Найда проспала всю дорогу до Кемерова, куда мы добирались на попутном лесовозе. Прямых до Москвы не было, и мы полетели в Мариинск. Полет был недолгим, Найда относительно легко его перенесла. В Аэропорте вела себя хорошо, ангел, а не собака. Да, чтобы не эпатировать окружающих, мы раз и навсегда решили, Найда — собака.

Объявили посадку и мы расселись по своим местам. Условия перевоза животных в те времена не отличались теперешней строгостью, особенно на сибирских рейсах, и Найда просто лежала на моих коленях. Мы взлетели, и началось. Погода была отвратная. Окна затянуло белесой мутью, самолёт швыряло как игрушку. Ревели уставшие двигатели, на пути то и дело встречались воздушные ямы. Уши закладывало. Найду рвало. Она то сворачивалась маленьким шерстяным клубочком на моих коленях, то тихонько подавала в тон буре за иллюминатором, то закатывала крохотные глазенки. Я беспрестанно гладила ее по шерстке и мечтала лишь об одном, довести Найду живой до Москвы. Стоило нам выйти на твердую землю, волченок тут же взбодрился и стал с интересом принюхиваться к непонятным для него запахам.

Для Найды соорудили вольер в бабушкином доме и каждый день на несколько часов выпускали бегать по двору. Росла она ласковой, общительной и смышленной. Чужих не любила, но и собаки не все подпускают к себе незнакомцев, а что не лаяла, так это разве беда?

Не знаю, как прознали, что у нас живёт настоящий волк из тайги, но к бабушке потянулась вереница страждущих с предложениями выкупить волка. Стращали, сулили большие деньги, но разве можно продать друга?

Прошло девять месяцев. Выпал первый снег. Прибежав из школы, я забросила портфель, натянула стеганные штаны, дедов ватник и побежала на улицу. Выпустила Найду, ошалевшую от побелевшего двора. Мы бегали, кувыркались, Найда зарывалась мордой в снег и не могла поверить в то, что он настоящий. Возможно, она вспомнила тайгу и первые дни своей жизни. Я лепила снежки и бросала в стену сарая, а Найда пыталась ловить их на лету. Я промахнулась, и один из снежков попал в морду волчице. Видимо, ей было очень больно, ничем другим я не могу объяснить превращение домашней послушной Найды, Найды, которую я выкормила из соски, в дикого и свирепого зверя. Бросилась она бесшумно. Уронив меня в снег, стала молча рвать. Каким-то чудом я перевернулась на живот, прикрыв лицо и горло и закричала. От боли я не могла соображать, по ноге и спине текло что-то горячее. На крик выбежала бабушка и одной рукой, откуда только силы взялись, отбросила от меня беснуюшуюся Найду. На моем бедре до сих пор четыре белых круглых отметины от клыков, а на спине тонкие полосы, оставшиеся от зубов моей волчицы. И если бы не ватник и не теплые штаны, все могло бы окончиться гораздо хуже для нас обеих.

Заперев Найду, бабушка повезла меня в травмпункт, где мне наложили швы и на всякий случай выписали те самые знаменитые сорок уколов в живот.

Закончилось все довольно благополучно. У меня были адекватные родители, и когда я всё объяснила, Найду не стали наказывать. Она прожила долгую счастливую жизнь, умерла от старости и больше никогда никого не укусила. Ее как и прежде ежедневно выпускали гулять во двор, и как только у меня перестал болеть живот от уколов, я стала гулять вместе с ней.

Никакой морали у этой истории нет. Я не считаю, что дикий зверь всегда останется диким зверем. Не скажу я и того, что любую свирепость можно укротить и смирить любовью. Всякое бывает. Дерьмо случается, и лишь от тебя зависит перешагнешь ты и станешь жить дальше, или озлобишься и будешь винить кого угодно, но не себя. Вот так я подралась с волком, друзья.