Глава 2. Магдведь⁠⁠

В моем внутреннем мире вновь вспыхнул свет — не тот, что озарял пространства раскаленными струями солнца. Вначале это было светлое теплое пятно, пробивающееся сквозь туман стихий моего абстрактного существования, холодной каменной глыбы.

Ощущения пришли нежданно, окутывающими волнами, каждая из которых несла в себе новый оттенок чего-то невероятно отдаленного, но бесконечно драгоценного – чувств зверя. "Слышу," - прошепталось в моем сознании, когда каждый шелест листвы, каждый треск ветки становились яркими нотами в полотне тишины.

Зрение далось тяжелее всего. Сперва я лишь уловил разницу между тьмой и светом, потом мир вокруг меня начал обретать формы и цвета. Мягкий зеленый мох под мощными лапами; коричневатая кора деревьев, обвитая лозой, искорки света, что пробивались сквозь плотную крону над головой.

Затем пришло обоняние. Каждый запах рисовал свою историю, сложную окутанную ветрами, несущими аромат свежести, влажной земли и запахи других созданий этого леса. Их присутствие оставалось незримо мимолетным, но бесконечно реальным: дикий чеснок, пряный и острый, кисло-сладкий запах падали, начинающей гнить земляники,.

Тактильные ощущения внезапно окутали меня новым спектром впечатлений. Между мной и магдведем был прочный барьер из кости и плоти, но тем не менее, я мог ощутить каждую вибрацию в его теле, словно дрожь передавалась напрямую в мою суть. Было искушение погрузиться в эти ощущения, предаться им полностью, но я сдержался, почувствовав по-настоящему нечто новое, поразительное. Возникло странное, новое чувство... вкуса. Оно было волшебным обогащением моего сознания, и я, наконец, отдался ему полностью, позволяя проникновению каждой нотки в мое ядро быть.

Прислушиваясь к шепоту листьев и скрытому шороху мелких обитателей леса, я следил за ежедневными обрядами магдведя. Его уверенные шаги, почти незаметные для того живого ковра под ногами, придавали мне странное ощущение единения с окружением. Магдведь шел, не торопясь сквозь столбы старых деревьев, и каждому из них, казалось, было известно его приближение, как и он замечал их. Они общались без слов — мощными взглядами и незримым касанием аур присутствия.

В определенные моменты времени, он останавливался, принижав голову к земле, и начинал что-то неспешно рыть, иногда находя коренья или же просто переворачивая папоротник в поиске кого-то или чего-то. Во время этих мгновений, когда его лапы проходили сквозь слой опавшей листвы, я мог словно "видеть" бледные вспышки яркого света — следы магии, скрытой в земле.

Ритуалы медведя были странными и манящими. Он поднимал лапы к светлым лучам солнца, пробившимся сквозь плотную крону, и его шерсть играла всеми оттенками золота и меди. В эти моменты мне возвращались фрагменты отголосков прежнего существа, когда я, будучи камнем, напрямую улавливал редкие струи света на своей холодной поверхности. Сейчас я ощущал их теплую энергию через тело магдведя, и разница была едва уловима.

Другие образы воспоминаний ещё более прошлого «меня» посещали меня в те промежутки, когда магдведь спал или молчал и созерцал глубины своего владычества. Я вспоминал, как ветер колыхал мои волосы, как я видел размытое отражение своего прежнего лица в лужах дождя. Также вспомнился шум битвы, вспышки огня и моё затихающее дыхание, угасание света и попытка перенести остатки себя в камень, лежавший под рукой…

Магдведь знал каждый уголок своего королевства, каждую травинку и куст. Его магические взаимодействия с лесом были тихими и неприметными, но важными. Обращаясь к старым дубам, он порою подпитывал их своей магией, укреплял их корни, а они в свою очередь отдавали ему свои сокрытые знания. Это состояние гармонии между силами природы и его существом было неизмеримо, и моё новое восприятие позволяло мне стать свидетелем этой невидимой взаимосвязи.

Проникновение в эти тайны незнакомых мне эмоций дали понять, насколько глубоко сущность магдведя уходила в землю, и как прочно он был связан с каждым элементом леса. Так же, как моё новообретенное сознание теперь связывало меня с магдведем, давая мне возможность ощутить его чувства как мои собственные.

***

Мои дни, сколь ни странно это звучит для камня, наполнялись набором чувственных впечатлений, воплотившись в поток информации, они омывали меня, словно ручьи омывают гладкие валуны. Несясь по этим потокам, я доходил до самых глубин лабиринтов ума магдведя и, вслушиваясь, начинал различать тонкие узоры и текстуры его раздумий.

Сначала было беспорядочное исследование, без конца и края. Я пытался понять смысл каждого мгновения, каждого импульса, переносившего впечатления куда-то вдаль в недра сложной сети его ума. Затем я начал замечать закономерности: яркие всплески при виде пищи, низкие и глухие удары ожидания, мельчайшие зигзаги страха или осторожности. Изучая эти взаимосвязи, я начал выстраивать собственную карту понимания его действий.

После пришло время первых осторожных опытов. Обоняние магдведя было мощным орудием, его способностью чувствовать и распознавать слои и нюансы окружения. Я начал с того, что вызывал простые запахи в его сознании: аромат меда, влаги после ливня, запах свежесорванной травы. Каждый раз подобное "вмешательство" приводило к мгновенной реакции: остановке, обнюхиванию воздуха, поиску источника несуществующих ароматов.

Эти эксперименты открыли мне более тонкие механизмы его мышления. Я обнаружил, что магдведь инстинктивно реагировал на меняющуюся среду — изменения, хоть и иллюзорные, заставляли его адаптироваться, переоценивать окружение. В его мозгу каждый запах ассоциировался со своей картиной, событием, ощущением, и я обучался управлять этими воспоминаниями, создавая их искусственно.

Во время ночных расслаблений, когда магдведь укладывался в своё логово и закрывал глаза, я мог наблюдать его сны, представляющие собой буйство красок и форм без видимого смысла. В такие моменты я понимал, что ум зверя продолжает работать даже в покое, перебирая дневные впечатления, конструируя чудачества и мечты. Теперь же, в ожидании, когда сны сменятся явью, я готовился к следующему этапу моего великого эксперимента — не просто наблюдать или манипулировать, но взять бразды управления в свои "руки", что пробудились в этом теле магдведя.

***

Сначала я осмелился заставить магдведя повернуть голову в стороны с оттенком моего намерения — влево, вправо, следом за шорохом, который я сам создал в его восприятии. Беспечно он поддался, реагируя едва заметно на мой тайный приказ. Затем я попытался управлять более незначительными движениями: медленным разжатием лап или, наоборот, их сковыванием. Малые перемены в поступи, точно подсказанные шаги, которыми можно было гордиться где угодно, кроме загадочных глубин царства обманчивой самоизоляции.

С каждым успехом моя уверенность росла, как и кругозор новообретенных возможностей. Я заставлял магдведя подбирать и разбрасывать скомканные листья, бессмысленно наблюдая за их падением; иногда я вдыхал ароматы северного ветра и тотчас же открывал пасть, чтобы попробовать их на вкус. Мои эксперименты становились все более смелыми и изощренными.

Наконец, после множества витков солнца и луны в моем внутреннем календаре, я достиг точки перелома — полного контроля. Координация движений магдведя легла в мои неосязаемые руки. Сознание животного было как открытая книга, где я мог читать и переписывать по своему усмотрению. Прокладывая свой путь через невидимые пути нервной сети, я научил его тому, что и сам не знал до этого — свободе быть управляемым.

Когда магдведь двигался теперь, это было искусство на моих строчках, танец по нотам моей воли. Объедание медом из улья, посреди ночной тишины, гудение пчел и даже леденящий внезапностью укус — все было подконтрольно мне. Затем, под моим руководством, он рыл землю в поисках определенных корней и ягод, исполняя ритуалы сбора — магические и обыденные одновременно.

Процесс был изнурительным, требовал усмирения моих желаний и терпеливости, упражнения в мелком управлении внезапно обретенного биологического сосуда. Но все мои стремления окупились, когда я полностью овладел им и начал ощущать единым целым как когда-то с грибом.

***

Тьма леса, становилась все гуще с наступлением сумерек. Магдведь, по привычке рассекая своими массивными лапами живительную прохладу воздуха, неспешно передвигался по своей территории. Я вселял его действиями, моё могущество уже не ограничивалось одним лишь созерцанием — я наслаждался каждым мгновением, когда зверь подчинялся моим скрытым командам.

Но та ночь предначертала иной сценарий. Сначала обоняние магдведя уловило легкую дымку чужого аромата. От внезапно обрушившегося на меня испытания я остолбенел, потерял иллюзорную нить управления. В следующий миг среди теней деревьев появилась неизвестная мне ранее фигура — орк, его лоснящаяся зелёная кожа, сливаясь с окружающей листвой не позволила мне заметить его раньше.

Возникший конфликт заставил мои вновь обретенные нити управления вибрировать от усилившегося давления. Магдведь напрягся в ожидании нападения, а я попытался удержать контроль, приказывая ему оставаться на месте и избегать схватки. Однако встроенный в глубины ума зверя инстинкт самосохранения проявил себя мгновенно — мгновенная реакция, что отодвинула мои усилия на задний план.

Орк быстро шагнул вперед, тяжелый меч в его руках отразил тусклый свет. Меч взмахнул, сверкая серебром смерти. Зверь рыкнул не от страха, а от готовности к последней, роковой дуэли. Я, окруженный тьмой внутри собственного тела-сосуда, осознал, что сейчас мне уготована лишь роль бессильного свидетеля. В этот критический момент магдведь объявил себя хозяином собственной плоти и двинулся наперерез орку, вскидывая грозные лапы.

Шоковые волны боли и злобы, страха и ярости бушевали вокруг меня, словно неистовый шторм, который я лишь изредка мог подстрекать или успокаивать своим волевым напряжением, но не управлять им.

Схватка началась скачком магдведя, осуществляемым с той поразительной быстротой и легкостью, какую не ждал бы ни один враг, особенно когда противник превосходил его в габаритах вдвое. Орк, объятый желанием победить, привстал на ноги, занося свое губительное оружие. Меч свистнул в воздухе, оставляя за собой серебристую дугу под лунным светом, однако нашел лишь пустоту. Магдведь изогнулся, уклоняясь от лезвия. Своими лапами он выдал несколько увесистых ударов, нацеленных на незащищенные места орка.

Манёвры воинов были неистовыми, зверь и орк сшивали пространство вокруг себя в спектакле из брызжущей злобы, ударов и контрударов. Медведь, невзирая на размеры, двигался с агрессивной грациозностью, его мощные лапы то и дело нарушали оборону орка, нанося неглубокие рассечения, заставляя его уклонятся и искать укрытие.

Однако судьба распорядилась иначе. Орк смог сделать нырок под очередными ударами и выставил небольшой кинжал второй рукой — леденящий сквозь шерсть укол стали коснулся сердца зверя, и я почувствовал, как жизнь зверя ускользает, унося моё восприятие магдведя вместе с ней. Рёв, пронзительный и полный отчаяния, отозвался в темных глубинах моего сознания с стал последним что я воспринял ушами медведя.

Громоздкая масса магдведя, обрушилась на орка, сокрушая его под собой. Лежащий под неподъемной тушей, орк старался избавиться от тяжести, что угнетала его. Я слышал его повизгивающие попытки высвободиться, обреченные звуки борьбы с судьбой. Ни оружие, ни сила не могли оказать ему помощь. Моё сознание все еще разделяло болезненное осознание медведя о уходе из жизни. Мы были вдвоем, пойманные в ловушку уходящего существования, и я ощущал, как последние волны тепла покидают массивное тело.

Орк перестал двигаться. Ужасающая тишина, стала моим новым убежищем.

***

Я, обретши себя вновь в форме камня, ощущал тяжесть момента и безмятежное падение в бездонную пропасть собственного сознания. Моё существование, лишь недавно наполняемое мощными потоками жизненной силы магдведя, теперь было преисполнено неподвижной, уже позабытой мрачной тишиной.

Но в глубинах этого безмолвия я обнаружил нити энергии, потускневшие, но не погасшие совсем. Собирая остатки магии магдведя, я стал подготавливать узор единственного известного мне заклинания «проникновения». Перемещение моего сознания вниз тела магдведя осуществлялось медленно, как поток весенней воды, проникающий в землю от таяния снега. Скользя по волнам остывшей жизненной энергии в плоти зверя, я начал путь к новому хозяину — орку, что все еще лежал в беспомощных попытках выбраться.

Оглушительная боль обрушилась на орка, когда я, вошёл в его истощённое тело. Грузное дыхание сотрясалось от внутренней борьбы, рвалось на немые всплески, каждый из которых предшествовал новому приступу мучительных спазмов. Сквозь пучины боли и мрака, я пронзал скованный страхом кокон мышечного корсета и внедрился в позвоночник орка, врастая в кость и становясь частью его. Сдавленный крик уходящей свободы эхом разнёсся в мёртвом лесу, а затем обернулся хриплым стоном моего нового жилища.

***

Орк смог выбраться, благодаря странной смеси отчаяния и инстинктивной силы воли. Понимая, что его время на этом свете истекает, он начал медленно, согнув одну руку в локте, толкать тело медведя вверх. Это была изнурительная борьба, каждое движение требовало от него огромных усилий, тело отзывалось болью на каждый толчок, каждое напряжение мышц. Однако упорство победило: после долгих часов изнурительной борьбы, медведь наконец сдвинулся, и орк, высвободившись, извлек себя из-под тяжести прошлой жизни.

Мое успешное соединение с позвоночником нового носителя открывало передо мной новые горизонты. Я был полон решимости исследовать эти бесконечно новые возможности, незнакомый мир ощущений, того, кто привык к битвам и жестокости, а не к мирному блуждания по лесам. Я начал понимать, как эта сила и дикая решимость могут быть использованы для достижения моих целей.

Будучи теперь частью орка, я видел перед собой мир, полный вызовов, и новых путей для развития. А возможно и обретение способа наконец-то узнать кто же я такой.