"Дурка". Часть восьмая
- Я людям помогать хочу, Вань, - улыбнулась Рая. На бледных щеках неожиданно расцвел румянец.
© Гектор Шульц
Часть первая.
Часть вторая.
Часть третья.
Часть четвертая.
Часть пятая.
Часть шестая.
Часть седьмая.
Часть восьмая.
- Артур покурить пошел, - глухо сказала Рая, когда я отвел её в кабинет, усадил на стул и налил в большую чашку крепкий чай. Руки девушки еще дрожали, как и голос, но по крайней мере она начала говорить. И это радовало. – А я проверить больных… После того случая… ну, Арина Андреевна сказала, что надо их чаще проверять. Я и пошла…
- Рай. Твоей вины тут нет, - вздохнул я. Губы Раи затряслись, но она собралась с силами и дёргано кивнула.
- Они сказали, что хотят посмотреть, что у меня под халатиком. Сказали, что если буду орать, убьют, - сдавленно ответила она. Глаза покраснели, в них блестят слезы и боль. – Опять.
- В смысле, «опять»? Они уже приставали к тебе? – нахмурился я. Затем, достав пачку сигарет, закурил.
- Не они. Другой больной. Сильный, огромный. Он меня в туалете ночью подкараулил. В служебном туалете.
- Я слышал об этом случае, - ответил я. – Но без подробностей.
- В общем… ну, ему почти удалось, - скривилась она. – А я… я ничего не могла сделать. Второй месяц работала, смущалась всего. Еще и санитаров не хватало. Жора на вязку пошел, а я… в туалет. Там меня и… ну, сам понимаешь.
- Ты сказала, что почти удалось.
- Да. Я его за руку укусила, а потом закричала. На крик Жора прибежал и Саша, еще один санитар. Работал тут до тебя, пока не уволился. Я сидела на полу возле унитаза, пыталась туалетной бумагой сперму с халата вытереть, а ребята его… ну, били, в общем. Сильно били. Он на утро бурый весь был. Арина Андреевна никого наказывать не стала. Утащила меня в свой кабинет и водки налила. А я водку не люблю, Вань.
- Да, я тоже, - кисло улыбнулся я и взял её за руку. Правда Рая тут же побледнела и руку отдернула, словно до горячей плиты дотронулась. – Прости.
- Ничего, - нервно рассмеялась она. – До сих пор не могу в реальность вернуться. Любое прикосновение истерику вызывает.
- Понимаю, - вздохнул я и сделал глоток чая. Но чай не согрел. Лишь усилил дурное послевкусие от рассказа. – Не понимаю другого. Почему ты еще здесь? Почему не любая другая больница, где на тебя не будут прыгать психбольные?
- Я людям помогать хочу, Вань, - улыбнулась Рая. На бледных щеках неожиданно расцвел румянец. Словно в мутную серую воду макнули кисточку с красной краской. – Всегда об этом мечтала.
- Тут людей нет. Только дураки, - мрачно ответил я.
- Это не так. Ты увидишь. Потом. Как и я, - пожала плечами Рая. – Здесь есть люди. Есть и звери, которым нельзя помочь. Но людей больше.
- Хотелось бы верить.
- Ты сам увидишь. Поверь, - тихо ответила она. Затем пригубила чая и слабо улыбнулась. – Можно я одна побуду?
- Конечно. Я на смену в женское на ночь заступаю, - кивнул я. – Но если что, приходи.
- Спасибо, Вань, - обронила Рая, смотря пустым взглядом в стену. Вздохнув, я поднялся со стула и, взяв со стола пачку сигарет, направился к выходу. – А можешь одну сигарету оставить? Пожалуйста.
- Конечно, - повторил я. Положил сигарету на стол и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Естественно, Витя разворчался, что я заменил Степу только спустя час. Его не смутили мои стеклянные глаза и общая заторможенность. Витя просто не мог не ворчать, словно в этом он находил долгожданное успокоение от работы, которую ненавидел.
- Ты должен был прийти час назад, - пробасил он, когда я вошел в отделение. – Водяру опять глушили втихаря?
- Нет, буйных вязали, - коротко ответил я, доставая пачку сигарет. – Покурю пойду в туалет.
- Потом покуришь. Присмотри за отделением, я пока в столовку метнусь.
Проводив его взглядом, я вытащил сигареты и направился в туалет. Плевать, кто там и что сказал. Сейчас мне просто хотелось покурить и успокоить захлебывающееся от ненависти сердце. То, что Витя проторчит в столовке ближайший час, сомнений не было. А значит, не было смысла его ждать. За пять минут перекура точно ничего не случится.
Я проигнорировал жадный взгляд Копытца, прошел мимо Бяши, продолжавшей бодать стену, и завернул в туалет. Две женщины, замершие над дырами в полу, возмущенно что-то воскликнули, но тут же заткнулись, увидев санитара. Но мне было плевать на их заросли между ног и запах говна. Просто хотелось покурить.
- Селиванов! Вот ты где! Почему в коридоре санитара нет? – я поморщился, услышав злой голос Арины Андреевны, но сигарету тушить не стал. Повернулся к ней и, кисло улыбнувшись, кивнул.
- Тихо там, Арина Андреевна. У Марины Владимировны другие порядки. Бяша только стену бодает и все. Покурю быстро и вернусь.
- Ты эту парочку уработал? – тихо спросила она, подходя ближе. Женщины на унитазах навострили было уши, но одного взгляда заведующей было достаточно, чтобы они через секунду исчезли. Арина Андреевна бесцеремонно взяла мою руку и осмотрела сбитые костяшки. – Ну, да. Ты. Кто ж еще.
- Они на Раю полезли, - глухо ответил я, одергивая руку. Толстое лицо заведующей налилось кровью, но орать она не стала. К моему удивлению, лишь понимающе кивнула и вытащила из своего кармана пачку сигарет.
- Перемкнуло. Понятно. На будущее, Селиванов. Руки заматывай, когда захочешь кому-нибудь пизды дать. Сейчас эти гаврики отойдут и папаш своих сюда вызовут. Думаешь, комиссия сомневаться будет, что это не ты сделал?
- Похуй, - мрачно буркнул я. Арина Андреевна снова удивила. Тем, что не стала орать, а понимающе улыбнулась.
- Это сейчас. А на деле… увольнение или увеличение срока отработки. А может и административка с уголовкой. Что? Не так уже похуй?
- Они вдвоем на неё, Арина Андреевна. Угрожали, лапали, - заведующая вздохнула и покачала головой. На танцующую у входа Настю она внимания не обращала, как и остальные санитары.
- Ладно. Забудь. Я все понимаю. Тут разный сброд обитает, а ты нормальный парень. Идейный, как Райка. В общем, наказывать не буду. Но на будущее…
- Понял, Арина Андреевна. Понял, - улыбнулся я. Но улыбка вышла неживой.
- Молодец. Быстро схватываешь, - проворчала она. – На всякий… Три следующих смены в женском проведешь. С заведующей договорюсь. От греха подальше.
- Понял, - кивнул я.
- Раз понял, так дуй на дежурство. В отделении всегда хотя бы один санитар должен быть. Перфильева! Чего тебе неймется?
- В туалет хочу, Арина Андреевна, - жалобно улыбнулась девушка, держась за живот.
- Так вперед! – рявкнула заведующая. – Очко свободное есть. Налетай, пока не заняли.
Настя в ответ покраснела, мышкой проскочила к дальней дыре в полу и, стянув штаны, скрючилась в неудобной позе. Я дожидаться окончания процесса не стал. Только мотнул головой и вышел в коридор. И когда закончится эта ебаная смена…
В два часа ночи в отделении стало шумно. Обитатели палаты, где лежала Настя, заметно оживились. Копытце принялась наводить порядок на растрепанной голове, остальные женщины тоже пытались прихорашиваться. Только Настя задумчиво сидела на своей кровати, закутавшаяся в одеяло и подтянувшая худые ноги к груди.
Я уже знал, почему палата оживилась. Больные ждали санитаров, чтобы выклянчить сигареты или сладости, которые в обычное время выдавались в скудных количествах. Это зрелище было настолько противным, что я всегда старался уйти до того, как в палату явятся санитары. Но сегодня решил остаться в коридоре. Сил практически не осталось, настроение на нуле, еще и сбитые костяшки начали гореть так, словно в раны спиртом плеснули. Но я пересилил себя. Взял швабру, тряпку и ведро с теплой водой, после чего отправился наводить чистоту в отделении. В отличие от остальных санитаров, свои обязанности я предпочитал делать сам, а не пользоваться услугами дешевой рабочей силы, готовой ради сигареты на все.
- Да чо ты кривляешься?! Бери! Ты же хочешь.
Я остановился около входа в палату и нахмурился. Голос был незнакомым, его я раньше точно не слышал.
- Нет. Я Сашу жду. Саша придет и принесет мне сигарет. Я знаю.
- Да хуй твой Саша на тебя положил, бесноватая ты блядь, - рассмеялся незнакомец. – Бери давай и пошли. В кладовку.
Вздохнув, я скинул мокрую тряпку в ведро и, перехватив швабру поудобнее, вошел в палату. В глаза сразу бросился незнакомец: крупный, как и все санитары, мужик. С широкими залысинами, большим пивным животом и оплывшей красной рожей, он мне почему-то напомнил бегемота. Только с человеческим лицом. Санитар стоял у кровати Насти и протягивал девушке пачку сигарет. Неслыханное богатство, по меркам больных. Бледная Настя мотала головой и вжималась спиной в стену, будто надеялась раствориться в холодном бетоне. Рядом с мужиком стоял Витя и Артур. В воздухе ощутимо пахло спиртом. Не иначе отпраздновали очередную порцию сворованного металла из подвала.
- Не хочет она. Отстань, - равнодушно буркнул я, делая шаг вперед. Мужик поперхнулся и, повернувшись ко мне, удивленно приподнял плешивую бровь.
- А ты чо за хуй? – ругнулся он, сжимая кулак. Но тут же расслабился, когда ему на плечо легла тяжелая ладонь Артура.
- Ванька. Санитар наш. Альтернативку проходит в больничке, - ответил он. Язык у Артура заплетался, а глаза блестели непривычно ярко. Но Артур меня не интересовал. Вместо этого я повернулся к Вите и злобно спросил.
- Сам же говорил, что без принуждения.
- Не лезь, малец, куда не просят, - с угрозой протянул Витя. Я кивнул и переломил об колено швабру.
- А я полезу. Заебало, - прошипел я. Рожа Вити покраснела сильнее обычного, но он испуганно вздрогнул, когда услышал пьяный смех Артура.
- Хорош, Вано. Хорош. Но ты тут инвентарь не ломай, да? Пойди, погуляй, покури, чай попей. Вздрочни в сортире.
- Я никуда не пойду, - мотнул я головой и сжал побелевшими руками обломки швабры, когда незнакомый мужик сделал шаг в мою сторону. – Давай. Дай мне повод.
- Расслабься, Вано, - добродушно проворчал Артур, заставив меня удивиться. Обычно вечно хмурый санитар предпочитал сначала ударить, а потом говорить. – Это Лясик. Внизу работает.
- Да мне похуй, где он работает, - широко улыбнулся я. Лясик должно быть что-то увидел в моих глазах или услышал в голосе, но все-таки остановился. Повернувшись к Вите, я добавил. – Ты сам говорил, что без принуждения. Выходит, слово твое нихуя не стоит?
- Не, Вано, ты язык-то придержи, - в голосе Артура послышалась угроза. – Ты кого тут на понт взять пытаешься?
- Никого, - вздохнул я. – Но если тронете Перфильеву, я вас…
- Ладно, - буркнул Артур и почесал яйца. – Жалко, что Панкову папашка домой забрал…
- Да я тебе за пачку, родной… - жарко прошептала Копытце, хватая за руку Лясика. Тот отмахнулся от женщины и со злостью на меня посмотрел. Но в драку лезть не стал. Плюнул на пол, усмехнулся и, швырнув белобрысой девчонке, которая попала в больницу из-за голоса, велевшего ей убить отчима, пачку сигарет, направился к выходу из палаты. Артур, качнув головой, тоже ушел, а Настя, глотая слезы, смотрела на меня. И от этого взгляда сердце пробрал мороз, столько боли в нем было.
Ближе к утру, когда санитары разошлись по своим отделениям, я отправился в очередной обход вместе с зевающей медсестрой Машей. Она благополучно проспала и ссору с санитарами, и еблю в кладовой через стенку от её кабинета. А может ей попросту было насрать, как и остальным.
В каждой палате, куда она заходила, мы задерживались на десять или пятнадцать минут. Не для того, чтобы Маша что-нибудь узнала у больных. Обычно она занималась тем, что шмонала шкафчики на предмет запрещенки. О каждой такой вещи потом докладывалось заведующей отделением и больную, в зависимости от тяжести проступка, ждал либо серьезный разговор, либо более сложное лечение. Но я не винил медсестер за это. Маша, как и остальные, просто делала свою работу. Да и каждый понимал, что в шкафчике может быть не только какая-нибудь зажигалка, но и осколок стекла, заточка или что-то посерьезнее. Поэтому я молча шел за медсестрой, изредка поддакивая, если та задавала вопрос или грубо шутила о содержимом шкафчиков.
- Так, Орлова… - пробормотала она, запуская руку. Правда руку она тут же отдернула и разразилась руганью, перебудив половину отделения. – Сука тупая!
- Маш, - устало буркнул я. – Не шуми.
- А то чо?
- Да ничо, - передразнил я. – Голова болит дико, а тут ты еще орешь. Что там?
- Что, что… Бумага туалетная. В говне, - злобно обронила медсестра, выкидывая из шкафчика личные вещи. – Сука! В ведро надо выбрасывать, а не ныкать… Бестолочь.
- Хы-хы, - рассмеялась Олеся Орлова, заставив улыбнуться и меня. На вид ей было лет двадцать, но большую часть жизни она провела в больнице. Все благодаря приемной матери, которая решила удочерить девочку с синдромом Дауна, чтобы получать пособие по уходу. Спустя пятнадцать лет она привела ребенка в больницу и отдала её в руки врачей, после чего исчезла из жизни Олеси. Рая рассказала мне, что когда Леся поступила в отделение, то она знала только три слова и была совершенно неприспособленна к жизни. Приемная мать девочкой совсем не занималась и держала дома взаперти, выпуская гулять только на балкон. За три года в больнице Лесин словарный запас расширился до сорока слов, но половину из них она выговаривала неправильно, как и имена врачей и санитаров.
- Леся, - строго сказал я, отодвигая Машу в сторону. – О чем мы договаривались?
- Ы? – состроила обиженную мордашку девушка. – Туволет?
- Туалет, да. Покакала, попу вытерла и бумагу выкинула в мусорное ведро. Да?
- Да? – рассмеялась она. Затем закуталась в одеяло и засопела. Вздохнув, я подобрал с пола туалетную бумагу и сунул её в целлофановый пакет, который всегда носил в левом кармане штанов.
- Да ей что? Хоть кол на голове теши, - буркнула Маша. – Ладно. Тут закончили. Пошли дальше.
- Пошли, - кивнул я и, улыбнувшись, подмигнул Лесе, которая, как обычно, высунулась из-под одеяла и показала мне язык.
В результате обхода карманы Маши пополнились запрещенкой различного формата и парой тетрадок, которые больные женщины не успели спрятать. Кто-то писал в тетради стихи, а кто-то пытался вести дневник, надеясь с его помощью поскорее покинуть больницу. Тетради, конечно же, возвращали потом, но все их содержимое тщательным образом изучалось медсестрами и врачами. Ветерка однажды за одно стихотворение отправили на курс электросудорожной терапии, углядев в безобидном стишке намеки на суицид.
Закончив обход, Маша отпустила меня и дополнительно прошлась по всей родословной дремлющего на стуле у входа в отделение Вити. Но санитара поток её воплей не разбудил, из-за чего медсестра отправилась в кабинет в скверном настроении. Я же, взглянув на часы, вздохнул. Еще три часа и домой. Наконец-то…
- Иван Алексеевич. Можно? – я повернулся в сторону Насти, которая привычно топталась у входа в туалет, и кивнул.
- Да, конечно, - вздохнул я и, затушив сигарету, вышел в коридор. Настя вышла через пару минут и виновато улыбнулась. – Чего улыбаешься? Сигарету дать?
- Если можно, - помялась она. – Саша придет, принесет мне много сигарет хороших, и я вам все отдам. Он хорошие курит. «Парламент».
- Договорились, - снова кивнул я. Затем вытащил сигарету, оторвал фильтр и протянул Насте. Она прижала сигарету к груди, как величайшее сокровище, а потом неловко закурила, когда я чиркнул зажигалкой.
- Я Сашу жду, - нарушила она молчание. – А он не приходит, Иван Алексеевич. Он же придет? Да?
- Не знаю, Насть, - устало ответил я, пропустив мимо ушей очередного «Ивана Алексеевича».
- Знаете, мне кажется, что Саша меня больше не любит, - глухо сказала Настя и жадно затянулась дымом.
- Почему? – я задал вопрос вежливости ради, но ответ застал меня врасплох.
- Если бы любил, он давно бы забрал меня из этого Ада, - тихо ответила она. – Я жду его каждый день. Жду маму и папу. Но приходят только они…
Настю передернуло от отвращения. Да и я поморщился, поняв, о ком она говорит. В ушах снова зазвучал противный голос Лясика и его шакалий смех.
- Их было трое, - чуть подумав, добавила она. – Петя, Макс и Толя. Сашины друзья. Лучшие друзья. Они смеялись, налили мне вина, а потом… больно, Иван Алексеевич. Но Саша ругался. Страшно ругался. Бил меня по щекам, а я не понимала, за что. Он кричал, а мой папа совал мне в лицо простыню. Красную…
- Насть, если тебе плохо…
- Нет. Не надо говорить. Не надо говорить никому, - нервно улыбнулась она и взъерошила густые волосы. – Они тоже будут ругаться. Как Саша. Как мама и папа. А я плакала. Плакала, когда Саша швырнул мне в лицо цветы и содрал с пальца кольцо.
Я промолчал, когда Настя вытянула вперед палец, показывая шрамы.
- А потом я голос услышала. Красивый такой голос. Мягкий, нежный. Он сказал, что я не сделала ничего плохого. Что Саша это поймет и вернется. Он сказал, что его надо просто подтолкнуть к этому.
- Тогда ты с балкона прыгнуть захотела? – тихо спросил я. Настя кивнула.
- Но это понарошку, Иван Алексеевич. Понимаете? Тот голос, он так и сказал, что это все понарошку. Мне никто не верит… Чтобы Саша понял, что поступил плохо, и вернулся за мной. Спас меня и защитил. От всего. Но меня папа схватил за шею и затащил в квартиру. А я плакала и кричала, что это ради Саши. А папа ударил меня. Сюда, - она ткнула пальцем в щеку, заставив меня снова вздохнуть. На бледной коже слабо розовел еще один шрам. Тонкий полумесяц. – Но красивый голос сказал, что я сделала все правильно. Саша оценит. Саша придет и заберет меня. Только…
- Что? – уточнил я, когда Настя замялась.
- Он ушел.
- Голос?
- Да. Я давно его уже не слышу. И мне так тоскливо от этого. Вдруг он ушел навсегда, и Саша тоже не придет за мной больше. А я сгнию здесь. Среди зеленых стен, криков и белых людей, которые суют мне шоколадки и сигареты. Саша же придет?
- Нет, Настя. Саша не придет.
- Вы же шутите?! – воскликнула она и, сморщив лицо, заплакала. – Шутите, да? Жестоко, но шутите!
- Нет, Насть. Не шучу. Ты сама все понимаешь, - устало ответил я. В голове шумело, а в груди неровно билось сердце, отдаваясь похоронным звоном в ушах. – Саша – редкостный ублюдок. Как и его друзья. Как и твои родители. Они бросили тебя. И только от тебя и твоей воли зависит, выберешься ты отсюда или нет. Но я верю, что ты справишься.
- Правда? – вымученно улыбнулась она и осторожно прикоснулась к моей руке, но тут же отдернула пальцы, словно коснулась горячего.
- Все хорошо. Иди в палату и поспи, пока есть возможность, - кивнул я, доставая пачку сигарет. Затем, чуть подумав, взял парочку, оторвал фильтр и протянул Насте. – А это тебе. Только никому не давай.
- Спасибо. Но они все равно придут. Завтра или в другой раз, - вздрогнула она. Я понял, о ком шла речь, и мотнул головой.
- Если они снова начнут тебя доставать, то скажи, что Иван Алексеевич запретил. Не Саша, не голос, а я. Поняла?
- Да, Иван Алексеевич… То есть, Ваня. Да, поняла. Спасибо вам. Большое, - отрывисто ответила Настя и, спрятав сигареты в кармане, побрела к выходу из туалета.
- Пиздец, - буркнул я и снова посмотрел на часы. Смена тянулась непривычно долго. И как же мне хотелось послать все в жопу и сбежать отсюда подальше. Но я не мог. Выбор сделан. Выбора больше нет.
После летучки у старшей медсестры острого женского я отмахнулся от приглашения Жоры пойти покурить на улицу и сразу пошел в раздевалку. Быстро переодевшись, включил музыку и поднялся по ступеням из подвала. К счастью, на крыльце не было ни Жоры, ни Гали, ни Артура, ни тем более Лясика, которому мне до сих пор хотелось дать по морде, несмотря на собственную бесконфликтность. Зато за воротами меня ждала Никки.
Она рассмеялась, увидев мое удивленное лицо, потом вытащила наушники из ушей и чмокнула в щечку. Правда Никки на миг изогнула бровь, когда её взгляд упал на сбитые кулаки, но тут же на её лицо вернулось привычное ехидно-веселое выражение.
- Ты чего тут забыла? – устало улыбнулся я. Никки в ответ хитро прищурила глаза и пожала плечами.
- Может, соскучилась, - пропела она. Затем шмыгнула носом и склонила голову, наблюдая за моей реакцией. – Ладно, шучу. Мы с ребятами с универа кровь приехали сдавать. Один из однокурсников на мотоцикле в стену влетел. Живой, но мы решили поддержать.
- Понятно. Но версия про «соскучилась» мне понравилась больше, - хмыкнул я, заставив Никки улыбнуться. Правда улыбка исчезла, когда она взяла меня за руку и вопросительно кивнула на разбитые костяшки.
- А это что? Отжимался во время смены?
- Нет. Да и неважно, - кисло ответил я, вспомнив события прошедшего дня и ночи.
- Ванька, ты сам не свой последнее время. Бледный, как смерть, хотя корпспейнтом не балуешься, - серьезно ответила Никки. – Быстро говори, что случилось!
- Давай, потом расскажу? – вздохнул я, обнимая её за плечи. – Ты сдала кровь?
- Конечно! Теперь домой, нам отгул дали.
- Вот и славно. Пошли, тебе надо чая крепкого выпить и съесть чего-нибудь. Да и я не отказался бы от кофе.
- А насчет кулаков сбитых?
- Наташ, давай потом, - скупо бросил я. – Смена тяжелой была. Лучше просто поговорим о какой-нибудь ерунде, перемоем кости Энжи или Кэт, а потом прогуляемся, пока погода хорошая. Я все расскажу, правда. Но не сейчас.
- Ладно, - улыбнулась Никки, прижавшись к моему плечу. – Судя по всему вести тебя придется мне.
- Придется. Куда пойдем?
- На трамвай и в центр. Здесь приличных кафешек хер найдешь.
- Это точно, - кивнул я и, обернувшись, посмотрел на грязно-желтое здание больницы. Через три дня я вернусь в эти стены и все пойдет, как раньше. Дежурства, больные и сутки без сна. Грязь, говно и много боли. Выбор сделан. Выбора больше нет.
Глава седьмая. Разбитое сердце.
Со временем я привык к графику сутки через трое. Смена пролетала быстро, а выходные обычно проходили в компаниях друзей и многочисленных квартирниках, которые бледные собратья предпочитали улице. Конечно, бригады бритоголовых в последнее время серьезно почистили улицы, но ночью все равно мало кто решался на прогулки или посиделки во дворах. Ночь – это время хищников. Животных, которым в сладость уничтожить того, кто слабее. Поэтому у меня вошло в привычку, что два выходных я стабильно проводил на вписках у друзей. У Энжи, у Лаки, у Эрика или у Никки. Без разницы. Главное хоть немного убрать из головы мысли о предстоящей смене.
- Не знаю, Никки, - вздохнул я. Мы шли с ней на тусовку к Эрику, который жил в Окурке, но немного задержались в кафе, где договорились встретиться, и сейчас медленно брели вперед по мокрому тротуару. На район опустился вечер, зажглись редкие фонари и до нас то и дело доносился шакалий смех местных животных, прячущихся где-то в темноте. Никки давно подметила, что я веду себя странно, и никогда не оставляла попыток выяснить, что же творится в моей голове. Я её не винил. Мне была приятна её забота. – Ощущение будто я тону на работе. Поначалу все казалось легким, понятным и простым. Но когда видишь, как ночью в женское отделение заходят санитары, хочется схватить швабру и устроить крестовый поход. Пугает другое.
- Что ты отстраняешься от этого, - понимающе кивнула Никки. Она держала меня под руку и изредка чертыхалась, если нога попадала в очередную ямку.
- Ага, - ответил я. – Если раньше мне было не плевать на то, что Жора отвешивает поджопник больному, то теперь все по-другому. Равнодушие.
- На такую работу идут или идейные, или ебанутые, - усмехнулась она, но я улыбку не поддержал. Только согласно кивнул.
- Проблема в том, что идейных там нет. Есть Рая, конечно, но она застряла в своих страхах и тоже закрывает на многое глаза. Из неё получится хорошая главная медсестра, если она избавится от страхов. Но сейчас она тонет в них, как я тону в равнодушии.
- Ты хороший, Ванька. Я-то знаю, - снова улыбнулась Никки и прижалась ко мне. От неё слабо пахло её любимыми духами, а ладонь, которой она держала мою руку, была теплой и нежной. – Помнишь, как ты меня от двух уродов отбил?
- Сложно забыть, - скупо улыбнулся я. Два года назад в центре у музыкального магазина я увидел бледную девушку в черном, которую прессовали два ублюдка в спортивных костюмах. Один из них держал её за руки, а второй без стеснения лапал. Первого я осушил цепью, которую носил на левом бедре, а второй улетел в сугроб, когда попытался ударить меня ногой в живот.
- У тебя лицо такое напуганное было, - рассмеялась Никки. – А потом ты цепь отстегнул и ка-ак попер на них.
- Я не осознавал, что делаю, - виновато пожал я плечами. Никки в ответ прижалась ко мне и вздохнула.
- За меня никто и никогда не заступался. А тут ты. В черной майке с Лакримозой, подтянутый такой и… напуганный, не меньше моего. Это потом Гоблинс выскочил с ребятами, а тогда…
- Поэтому тебя ко мне тянет? – лукаво спросил я. Никки не ответила. Лишь нахмурилась, когда из кустов к нам шагнули три рослых парня, лиц которых я не видел.
- А чо мы тут гуляем, а? – визгливо спросил один из них. Смех больно резанул по ушам. Остальные заржали, словно по команде. Намечалось очередное развлечение. Да еще с кем? С двумя нефорами, забредшими не в свой район.
- Откуда будете? – с угрозой спросил один из них. Короткостриженный, в синем спортивном костюме и кедах-манежках. От него пахло пивом и злобой. Каким бы ни был ответ, драки не избежать. Я понял это сразу. – А чо баба твоя белая такая? Боится? Или замерзла? Так мы согреем. Да, парни?
- Базара болт, Дрон. Каждый согреет. Да не раз, - заржали его дружки. Вздохнув, я оттеснил Никки рукой за спину и отстегнул цепь. Это не укрылось от внимания уродов. Но их это не испугало. Наоборот. Раззадорило.
- Ля, какой дерзкий! – хохотнул Дрон. Я понял, что он у них за главного, поэтому попытался воззвать к совести.
- Зашквар до пары доебываться, пацаны, - буркнул я. Ответ вновь вызвал смех, причем Дрон согнулся так, словно услышал шутку века. – Разойдемся и забудем.
- Не зашквар, если перед тобой нифер ебаный, - тихо ответил он. В голосе больше не было улыбки. Только злость и похоть.
- Тогда чего бы вам нахуй не пойти? – спросил я. Дрон поперхнулся и сжал кулаки.
- Ты попутал, ебать? Ты знаешь, на кого ты залупнулся? Ты кого нахуй послал, черт, блядь?
- Тебя. Сунешься и я тебе рожу в кровь разрисую, - Никки за моей спиной удивленно вздохнула. Да, такого она точно от меня не ожидала. Но я был готов.
Первый, рискнувший сунуться, заскулил, получив цепью по роже. Второй отскочил в сторону и вытащил из кармана нож. Дешевую «бабочку», которыми промышляли китайцы на рынках. Каждый гопарь носил с собой такую, поэтому для меня это не стало сюрпризом. Против цепи эти бабочки не выстоят. Но за мной стояла Никки и это увеличивало риск.
Дрон, пригнув голову, рассек воздух лезвием. Правда сделал это показательно, чтобы напугать. Он напугал Никки, которая сделала два шага назад и тоненько всхлипнула. Но не меня. Злость, давно бурлившая в груди, отчаянно просилась наружу и я не стал отказывать зову. Цепь секанула Дрона по предплечью и нож, лязгнув, упал на асфальт. Второй, бросившийся ко мне, схватился за лицо и откатился в сторону. Цепь рассекла ему кожу на щеке, но уроды все еще пытались бороться. Для них неформалы всегда были кормом. Кормом, над которым можно сначала поглумиться, а потом сожрать и выплюнуть искалеченное существо, бывшее когда-то человеком. Но не все нефоры в нашем городе были ссыклом. Были и те, кто давали отпор оборзевшим животным.