Sergey778

На Пикабу
поставил 490 плюсов и 41 минус
Награды:
10 лет на Пикабу За космическую внимательность
502 рейтинг 0 подписчиков 23 подписки 7 постов 0 в горячем

И все-таки он сделал, что обещал!)

Аплодисменты моему другу и просто хорошему человеку, который не кинул пикабу:)
И все-таки он сделал, что обещал!) Аплодисменты моему другу и просто хорошему человеку, который не кинул пикабу:)

Google Nose

Google представил новую технологию передачи запахов - Google Nose, теперь любой человек сможет понюхать любой запах у себя дома. Обычные запахи будут бесплатными, а экзотические, например, кокаин - платными. Ссылка на Google Nose - https://www.google.ru/intl/ru/landing/nose/

Пикабу, пожалуйста, поздравьте моего друга с днем рождения!!!

Повторюсь:)
Пожалуйста, поздравьте моего друга с днем рождения)
Его телефон +79214098275, напишите ему пару приятных слов, ему будет очень приятно:)
Всем спасибо)

Короткие рассказы(Часть вторая)

Автор - Д.Ю.Лебединский. Первая часть - http://pikabu.ru/story/_937608


“БЕРЕНДЕЙ”
Густой ельник - перестарок с широким лапником, свисающим едва не до земли, выглядит угрюмо. Влажный от недалёкого болота воздух тяжел, и даже солнечным днём сумеречен, а висящие на стволах и лапах елей длинные зеленовато-серые пряди лишайника, ещё более добавляют жути; сказочной жути, отчего, внезапное появление лешего или бабы-яги не стало бы казаться явлением столь уж неожиданным, и непредсказуемым. Сегодняшний день с утра был не по-весеннему жарким и душным, но с обеда, солнце, скрывшееся сначала в серой мгле, вскоре вообще перестало просвечивать сквозь неё, а на лес, из низко надвинутой на него шапки облаков; всё таких же серых, и беспросветно плотных, густо посеяло мелкой осыпью влаги, едва ощутимой кожей лица. Лес окончательно почернел, насторожился, и полностью затих. Только чуть слышный шелест стекающей по еловому лапнику воды, нарушал его тишину. Намокшая, и потому потемневшая тропа, и так едва заметная, - стала совсем неразличимой, и я, в конце – концов, заблудился. Аукать некому, и, скорее, из предостережения окончательной потери ориентации, - я остановился, а затем, нырнул под ближайшую огромную ель, у основания которой и сел на сухую хвойную подстилку меж её корней. На ней я и провёл остаток дня, весь вечер и ночь, большую часть которой я уже не спал, а вглядывался в её черноту. Дождь, с приходом ночи, стих окончательно, а высыпавшие на небе звезды, заглядывающие сквозь прорехи в еловом шатре, накрывшем моё убежище, замерцали чистым искрящимся блеском осколков хрусталя. Недалёкий от моего убежища гниющий ствол дерева, у которого я сделал свою окончательную остановку при поисках потерянной мною тропы, сейчас светился голубоватым светом: таинственным свидетельством смерти, и напоминанием о ней. В эту ночь, мои представления о границах Ойкумены имели именно такое оформление: жутковатое и холодное. Утренние получасовые поиски потерянной мною накануне тропы, - ни к чему хорошему не привели. Ранний рассвет, ночью обещавший солнечное утро, - состоялся, но - без солнца. Собственно говоря, и облаков видно не было, а над верхушками елей серело нечто, напоминающее застиранную простынь: грязноватое полотно, не то, поднявшегося над лесом тумана, не то, - низкой облачности. Удача отвернулась от меня окончательно, покинув в тот самый момент, когда я сошел с попутки ”подбросившей” меня по старой, и, как я полагал, малопользуемой грунтовке, до приметного знака с названием нужного мне лесничества, где в паре километров от дороги я должен был встретиться со своим приятелем, обещавшим мне увлекательную охоту на тетеревином току. Тропа, должная привести меня к месту оговоренной встречи – потеряна, места, в которых я очутился, - мне совсем не знакомы, а с картой этих мест, пожалуй, только у лешего и можно ознакомиться. Знал я только, что в двух – трёх километрах от дороги должно быть болото, которое нужно будет обходить его краем, ориентируясь по протоптанной тропе, да, кое-где, по затёсам на стволах деревьев. Каков он - этот лесной массив, и сколь велик он по протяженности, - для меня, тоже неразрешимая загадка. В густом ельнике, в котором я в тот момент находился, и горизонта не видать, чтобы можно было, по более светлому его краю определиться, хотя бы приблизительно, с частями света. Кругом незадача! Ещё час блужданий вывел меня наконец-то к краю болота; не знаю, - того ли. Однако следуя указаниям своего приятеля, пошел я краем этого болота, дважды пересекая тропы уходящие в само болото (видимо, звериные), но так и не находя торной тропы идущей его краем, и затёсов на деревьях - не находя. Дважды начинался, снова достаточно быстро прекращаясь, скучный, моросящий, и достаточно холодный дождь, но на небе уже стали появляться голубоватые окна просветов. Часам к десяти утра небо очистилось от облаков полностью, сверкнув в просветах деревьев чистыми лучами солнца, отчего моё блуждание по лесу уже не казалось мне слишком драматичным, и я, скорее, находил его едва ли не сродни приятной прогулке. Ещё час спустя, край болота повернул к северу. И без того толстая моховая подушка, стала ещё толще, но суше, и более упругой; приятно пружинящей под ногами. Болото закончилось на краю просторной и чистой берёзовой рощи, крайние деревья которой почти вплотную касались своими кронами развесистых лап соседствующих с ними старых елей. И, наконец, находка, обрадовавшая меня: хорошо прослеживающаяся тропа, уходящая в сторону невысокого всхолмка поросшего прозрачным, чуть тронутым зеленью едва проклюнувшихся почек, березняком. Тебя-то мне и нужно!
Плотная тропа набита в чистом, пахнущим прелым листом березняке. Она прихотливо вьётся по длинному пологому увалу, спускающемуся восточным своим краем к самому краю болота, и почти граничит с ним. Но ещё раньше, на самом верху всхолмка, тропа внезапно раздваивается, давая от себя тонкую, едва заметную ниточку, петляющую в жухлой прошлогодней траве, забитой палым берёзовым листом. Она-то и уходит к самому краю болота, где почти теряется в глубоком мху, в котором, если приглядеться, кое- где вмятины от следов всё-таки прослеживаются, и, судя по всему, не столь давних следов. Не знаю, чем я руководствовался, сойдя на эту - едва заметную тропу, оставив торную, хорошо видимую её сестричку, которая явно могла вывести меня если не к какому-нибудь жилью, то к проезжей дороге, наверное, но я, следуя, скорее всего, за своей интуицией, упорно продолжал двигаться по чьим-то следам. Награду за свою настырность я получил метров через 300 – 400, у сломанного на высоте около двух метров ствола старой берёзы, стоявшей как бы особняком от купы деревьев, дружно сгрудившейся на пригорке, образовав светлую берёзовую рощу. У этой отшельницы была своя судьба. Её возвышающийся над землёй обломок, чьими-то досужими, но, явно умелыми руками, был превращен в фигуру весьма забавного лесного жителя, однако, похоже, совсем не лешего. Больно комично смотрелся этот деревянный прототип человеческой глупости. Место слома, с торчащими в разные стороны щепками, было похоже на непричесанные волосы, для большей достоверности, дополненные прилаженными вокруг них прядями мочала, служащими обрамлением уродливому лицу, изобразившему удивление. Рот этого урода был приоткрыт, и слегка перекошен, а в прорезях глаз, вставленные вместо зрачков угольки были сведены к переносице. Слегка приплюснутый, с проваленной седловинкой нос с вывернутыми ноздрями, и выпяченный подбородок с редкой бородёнкой, всё из того же мочала, создавали объединяющую характеристику этому типу, а ресницы, обрамлявшие глаза, сделанные из половинок поперечно рассечённых сосновых шишек, добавляли ему комичности, столь неожиданной, что невольно вызывало смех. Над фигурой ваятель трудился явно с меньшим энтузиазмом, и, вполне вероятно, был нарочито небрежен во всём остальном, кроме кисти правой руки, в кулаке которой была зажата поганка на длинной ножке, с тщательно и осторожно обработанной её “юбочкой” под широкой шляпкой гриба. Очень характерный штрих дополнивший характер скульптуры. Всё завершила надпись на рукаве этой скульптуры. “Проша” – значилось на нём. Человек изваявший Прошу, явно не жалел времени на него, и, потому, не мог жить слишком далеко от этого места. Тропа от подножия “Проши” - пошла вверх, удаляясь от болота, и стала вполне отчётливо видна. Ещё через 50-70 метров – новая скульптура: торчком поставленный обрубок ствола липы, - что уже удивительно, т.к. ни одной местной липы я, за всё время своих блужданий, - не видел. На этот раз, скульптура была обработана более тщательно, с соблюдением деталей не только облика, но и одежды, и была явно наделена характером созданного персонажа. Детальная проработка глаз и морщин вокруг них, вызывали ощущение чьего-то портрета, возможно, реально существующего человека, разглядывающего подходящего к нему путника с грустным интересом: “кто ты?” Я ненадолго остановился около этой скульптуры, разглядывая её, и, одновременно отдыхая. Вдалеке, где-то за болотом, в нескольких километрах от меня глухо прозвучали дуплетом сделанные выстрелы, подтвердив, что я, заблудившись, ушел далеко в другую сторону от ожидавшего меня приятеля. Моя охота, что я понял ещё накануне - не состоялась, но, по какой-то причине, это меня ни сколько не расстроило. Проходя каждую сотню – другую метров, я находил всё новые деревянные фигуры, часто, - весьма забавные, и не всегда изображавшие людей, но, уже животных. На срезе широкого берёзового пня я обнаружил забавного ёжика из капа, стоящего вертикально, и опирающегося на посох, а на соседнем пне, в позе “лотоса” восседал, по всей вероятности, медитирующий заяц, с грустной, но сосредоточенной мордой. Пройдя, таким образом, ещё около километра, я подошел к узкому ложку, через который было переброшено два бревна. Переходя по ним, услышал невдалеке от себя сдвоенный мелодичный звон, ритмично повторяющийся каждые 5-6 секунд. Заинтересовавшись природой слышимых мною звуков, вдоль борта этого ложка я пошел к их источнику. Под невысоким, но крутым изломом плоского берегового возвышения, которое было рассечено мелким узким овражком, я увидел сооружение, слегка удивившее меня своей затейливостью. Небольшой, бивший из земли родничок, был пущен по деревянному лотку, нависающему над краем обрыва, и вода из него падала в деревянный сруб, в который попадала она не прямо из лотка, а из приличных размеров ковша на длинной ручке, служившей ему противовесом. Что-то вроде оконной рамы было сооружено над этим ковшом, ручка которого была свободно закреплена на поперечине этой рамы, служившей ковшу осью. На верхней перекладине этой рамы была подвешена снарядная гильза, с длинным металлическим стержнем, свободно болтающимся в ней. Наполняемая водой чаша ковша опрокидывалась, сливая воду в сруб, и задевала при этом своей ручкой стержень торчащий из гильзы, делая это дважды: второй раз, при возврате ковша в исходное положение. Досужие руки какого-то умельца, не поскупились на затраченное время, получая
Показать полностью

Короткие рассказы(Часть первая)

Автор - Д.Ю. Лебединский. Друг моего отца, которому не удалось издать эти рассказы. Он попросил меня опубликовать эти рассказы в интернете, надеясь услышать мнения о своем творчестве, так что, если вы прочитаете, пожалуйста, напишите свое мнение.

ТЕМ, У КОГО НЕ ВСЕ ДОМА
Никогда, никакие другие обстоятельства, кроме быстро надвигающейся старости, не могли заставить меня заглянуть в своё нутро, перетряхнуть его словно старое бельё в случайно забытом чемодане, который, как-то вдруг обнаруживаешь при переезде на новое место жительства. Перетряхивая его, - размышляешь: а всё ли нужно брать с собой? Нет ли тут чего лишнего? Большая часть моей жизни уже прошла, а сакраментальный вопрос: кто я? – всё так же беспокоит меня своей неизвестностью. Беда вся в том, что я любопытен, и большую часть жизни провёл (кроме работы, естественно) в попытках увидеть то, что увидеть дано далеко не каждому, ощутить – не всякому, почувствовать – только мне одному. Беда ещё и в том, что перенести на бумагу испытанное десятки лет назад чувство, очень сложно, т.к. оно частью - забыто, частью - трансформировалось, и приобрело другое качество. Для пояснения – пример. Я только что, ещё в ребячьем возрасте, изрядно нашкодил, и за мною по улице несётся жаждущий мщения некий гражданин (что бывало, и не раз). Несусь по тротуару вдоль проезжей части улицы, и перед самой идущей машиной перебегаю улицу, в надежде, что мой преследователь: либо отстанет, либо - попадёт под машину. В осознанной надежде! Удрав, и полностью успокоившись, я перестаю думать об этом своём противнике. Он мне уже безразличен. Прошли годы, и я уже с удовлетворением думаю о том, какое это всё-таки счастье, что тот самый гражданин не попал под машину, и я не явился виновником его гибели. Я ему уже сочувствую, и он у меня вызывает нечто вроде симпатии. Это он подарил мне мгновения очень острых ощущений, которые запомнились на всю жизнь. Вот так: от любви, - до ненависти… Нет, - не один шаг. Должно было пройти множество лет, прочувствована масса личных переживаний, получена изрядная толика собственного, не всегда позитивного опыта, чтобы изменить своё отношение к той давней ситуации, доведя её до полностью противоположной оценки её самой. Бумага терпит всё, но только в правдивом изложении далёких событий может быть вскрыта первопричина непонимания нашим поколением событий нынешних, собственных детей, а теперь уже, и внуков. Они живут в другом мире, и, как бы, в другом измерении. У них больше сомнений, но меньше комплексов. Они - свободнее нас.
Мы были прямолинейней. Жизненные установки наши менялись только под воздействием случайностей, или замысловатого сложения каких-либо обстоятельств. В головах нашего поколения крепко засело родительское наставление: от сумы, да от тюрьмы – не зарекайся! На этот счёт мы не обманывались: жили от получки до получки – чем Бог послал, да не очень осуждали внезапно “севших” чьих-то родителей, или - одного из нас. Мало ли, кто, и за что сел? Был бы человек хороший, а статья для него всегда сыщется. Это сентенция тех - давних лет, которую дополняет другое мудрое изречение: не суди, - да, не судим будешь! Нам же, - тем давним – уже только Бог судья. Мы жили, как могли. Хорошо ли, плохо ли – судить не нам.
В моей жизни было всякое такое, что, - собери всё в кучу, и получится нечто, которое меня будет характеризовать как человека, которому смерть в постели не грозит. Но я везучий! Тьфу, тьфу, тьфу! Меня жалили пчёлы, осы, и, даже шершень, на которого я сел, получив незабываемое впечатление на всю жизнь. Кусали: крыса, колонок, кошки, собаки, рыбы, и, даже обезьяна (увы, в Ленинградской квартире, но пребольно). Пытался утонуть многократно, причём, дважды зимой, и один раз в болоте. Пришлось блуждать в тайге, переохлаждаться до состояния полного окоченения, и дважды получать тепловой удар. Бывал в автоавариях, пробивал себе бедро насквозь стрелой из самострела, и попадал в переделки с миной в послевоенном Питерском пригороде. Всего не упомнить. Мне доставалось бритвой и нагайкой, со свинчаткой на её конце. Бог хранил меня в упражнениях с детонаторами мин, гранатами, и прочей взрывающейся военной премудростью. Я сплавлялся по сибирским рекам, жил среди эвенков, охотясь вместе с ними, рыбачил и охотился зимами, по нескольку месяцев подряд при температурах за –50 градусов, добывая от белки до медведя. В полутора метрах от себя видел глаза рыси, и чуть в большем удалении – медведя. Это ли не удовольствие: пережить и прочувствовать всё вновь, вернувшись на десятилетия назад! Не всегда, правда, и воспоминания в удовольствие. Случай, когда я по чужой глупости на краю крыши (над пятым этажом) исполнял “танец с саблями” на оголённом, находящимся под напряжением проводе, меня до сих пор раздражает нелепостью происшествия, и абсолютной, в тот момент, своей беспомощностью. Были в моей жизни и травмы с переломами костей, и травмы с потерей сознания, и отравления, и операции, но это – последнее, - как у всех. Я кубарем летал с кузова идущей машины, и с избы - ночью впотьмах, не получив при этом даже лёгкого ушиба. Точно сказано: кому суждено сгореть, тот, - не утонет!
Я совершал, и продолжаю совершать массу глупостей, от которых мне самому иной раз становится не по себе. Каково-то со мной было моей маме, а впоследствии, - и моей жене! Я последовательно занимался гимнастикой, боксом, греблей, и стрельбой. Последним; уже на подходе к сорокалетнему рубежу. Работал: радиомонтёром, слесарем, кочегаром, грузчиком, разнорабочим, санитаром, фельдшером и врачом – хирургом, чему отдал большую часть своей жизни. Случилось, так, что меня даже посадили в тюрьму, из которой выпустили для того чтобы я ”честным” трудом заслужил прощение общества. Я получил это “прощение”, и через несколько лет стал депутатом районного и областного Советов, куда меня выбрало подавляющее большинство избирателей моего округа, не понуждаемое ни кем. В партиях не состоял, и горжусь этим. За свою жизнь я принципиально не взял в руки, не заработанной мною копейки, - и это тоже предмет моей гордости. Судьба меня “полоскала”, что называется, в семи водах, разрешая подниматься по лестнице именуемой престижем, на достаточно большую высоту, а затем, - сбрасывая почти до самого низу, с тем, чтобы короткое время спустя, вновь поднять до прежнего уровня. Мало, видимо, сказать, что я человек неуютный. Тут, что-то не так. Разобраться бы самому.
Нельзя сказать, что я не чувствовал за собою вины за какие-то деяния, не всегда благовидные, которые мне пришлось совершить в своей жизни. Были и такие. Несколько таких случаев, ещё из детства, заставляют меня краснеть и поныне. Раз в жизни, и я использовал принцип невмешательства в чужие дела: стадом, вместе со всеми, ощутив силу этого молчащего стада, - его броню, ограждающую каждого из его составляющих, от личной ответственности, что, вроде бы, защищало от обвинения в индивидуальном предательстве. Но, оно – это предательство, – состоялось. Единожды в жизни я плюнул себе в лицо. Лицо же, и, даже имя того человека, которого я предал, за давностью лет забыто, но не забыто чувство стыда испытанного мною при встрече с ним, последовавшей вскоре после моего предательства. На моё маловразумительное объяснение, и оттого ещё более усугубляющее изначальное понимание мною неприглядности своего поступка, этот человек ответил: “Да, брось ты мучиться! У нас ведь на миру: не только смерть, но и предательство красно! Утешься!” Он ушел от меня: не прощаясь, и не оглядываясь, оставив на моём лице мой собственный плевок в него - не вытертым. Позднее, памятуя этот случай, я всегда встревал в чужие передряги, пытаясь защитить обижаемого несправедливо, но встречал большей частью недоуменные гримасы, да пожимание плечами большинства окружающих: а оно ему нужно?
В своей жизни, как, наверное, всякому человеку, мне удавалось любить самому, и быть любимым. Жизнь одарила меня дружбой людей, казалось бы, далёких от каких-либо проявлений чувств, одновременно, давая возможность познакомиться с проявлением равнодушия и полнейшего непонимания теми, кто причислен к гуманитариям, коими они себя считали. Я находил, и принимал помощь от тех, с кем меня до случившейся со мною беды, кроме “шапочного знакомства”, почти ничто не связывало, и, подчас, не мог найти этой помощи у тех, кто был в моём благополучии рядом со мной. Меня, в моей жизни: не раз предавали, обманывали, использовали в своих корыстных целях. Всегда, правда, находились и те: кто, поддерживая меня, вселял надежду в изменение неблагоприятных обстоятельств, во временность всего сущего, - даже, плохого. Этим я и живу! Спасибо, верящим в меня! Вот для них: верящих, и веривших в меня, - я и пишу эти рассказы, в которых, некоторые из них могут встретить и самих себя.
Всякий праздник, теми, кто находится по делам экспедиционным далеко от своего дома, поддерживается обычай: произнести третий тост за тех, у кого “не все дома”, - за своих домашних: свои семьи, родственников и друзей, оставшихся вдалеке.
Поддерживая эту давнюю традицию, я присоединяюсь к тосту своих товарищей; пишу свои рассказы для тех, У КОГО НЕ ВСЕ ДОМА, а также, для тех, КТО САМ ВНЕ СВОЕГО ДОМА.
Ст. Новолазаревская, 2008год, Антарктида


ХОРОШЕЕ БЫЛО ВРЕМЯ!
Олёкминск 1970 года. В хирургический кабинет поликлиники средних лет женщина вводит высокого худого старика, глаза которого бездумно плавают по кабинетным углам, не останавливаясь ни на одном предмете. Они, - его глаза: две мутноватые бледно-голубые пуговички, тусклы, и принадлежат вроде уже не живому существу, а ожившей мумии, от которой пробуждения каких-либо эмоций ждать - смысла нет. Женщина, приведшая старика, протягивая мне его медицинскую карточку, подтверждает это. Усаживая деда на стул стоящий перед моим столом, она вздыхает, и говорит громко, совсем не стесняясь его.
Продолжение в комментариях
Показать полностью

Письмо Евгения к декану

Сочинили с другом пока ехали в автобусе. Строго не судите.

Предвижу все: вас оскорбит
Печального билета объяснение.
Какое горькое презрение
Ваш гордый взгляд изобразит
Чего хочу? С какою целью
Открыть зачетку я хочу?
Какому злобному декану
Я сотку баксов положу?

Случайно вас когда-то встретя,
И в вас коррупцию заметя,
Я ей поверить не посмел,
Деньгам зеленым не дал ходу,
Свою постылую свободу
Я потерять не захотел.
Еще одно нас разлучило:
Несчастной жертвой Сашка пал-
От пива, девочек, текилы
Тогда я сердце оторвал.
Чужой для всех, ничем не связан,
Подумал я: Учеба и покой!
Замена счастью. Боже мой!
Как я ошибся!
Без пива я прожить не смог!
За что и был наказан.
Билеты выучить не смог
И скоро в армию пойду!

P.S. Всем студентам сдать сессию без долгов!

Политех такой Политех

Привет, Пикабу, учусь в Политехе(СПБГПУ) и вот заметил у себя в корпусе такую замечательную дверь, ведущую в никуда:)
Политех такой Политех Привет, Пикабу, учусь в Политехе(СПБГПУ) и вот заметил у себя в корпусе такую замечательную дверь, ведущую в никуда:)
Отличная работа, все прочитано!