В гараже есть маленькое зеркальце. Когда спрашивали, зачем оно мне, врал, что осматриваю с его помощью труднодоступные места на байке. На самом деле, зеркал два. Перед каждым выездом я педантично сканирую себя со всех сторон. Рыжие крокодиловые сапоги сочетаются с плетеным ремнем в тон и рыжим жилетом, или, когда у меня "черное" настроение, я надеваю ботинки с пламенем, клепаный ремень и черный жилет. Даже меняю перчатки и подсумки - все должно соответствовать.
В любви к сигарам я так же большой педант. Проведя много времени на мастер-классах сигарных клубов, просмотрев десятки роликов в сети, идеально освоил науку сигарного сомелье, и гордился этим.
Массивные перстни и грамотные татуировки, стильный прикид по размеру и классный байк подчеркивали стиль, косвенно указывая на достаток, а тренированные трижды в неделю мускулы позволяли чувствовать себя уверенно в любой тусовке.
Подъезжая к месту сбора, я делал каменное лицо и, не замечая взглядов, искал парковку "по-жирнее", из топовых моделей японцев или харлеев. Здоровался со всеми, но с ребятами по-беднее делал это снисходительно, как старший брат, а с парнями по-солиднее наравных, развлекая свежим анекдотом или угощая сигарами (для таких случаев заранее покупая дешевые неизвестные бренды без бантов, сам же курил хорошие).
Конечно, раздражали "босяки" и "лохота", как я их называл. Лохи ездили, как правило, первые свои сезоны. Они одевали вперемешку синтетику и кожу, носили дешевую бижутерию с черепками или крестиками, и были упакованы в уродливую бюджетную защиту. Дурацкий вид завершал сам, как правило, уставший мотоцикл с нелепой наклейкой на баке и идиотскими хромированными накладками. Из босяков выделял "халявщиков", вечно стреляющих сигареты и мелочь, и никогда не платящих за себя за общим столом, и "гордых".
Подмосковный пансионат был больше похож на захваченный рейдерами пионерский лагерь, наотвали отремонтированный, судя по качеству отделки, силами самих пионеров. Именно здесь ,по мнению устроителей фестиваля, лучше всего проводить байкерские мероприятия.
Я понял - люкса не будет. А значит, не будет богатых дядек на харлеях, точеных телочек на дорогих иномарках, стаек девиц на бушных фокусах и маздахтри, приехавших замутить с байкерами, и не будет хорошего стриптиза...
А что будет? Как всегда: пловы и чаи, на которых узбеки за уикенд заработают на очередную нексию, будет галимая сувенирка, которую купят бухие колхозники на переделанных уралах и прицепят на свои убитые жилетки, будут дешевые футболки с советскими мультяшками и баянистыми подписями под ними, будут проститутки, возомнившие себя стриптизершами, жирные и плоские тела которых отобьют у меня охоту к любви на неделю...
Будет лохота, будут босяки. Остается молиться, что в моей ситуации окажется еще кто-то, с кем можно распечатать вкусную сигару и поболтать у костра, ругая родину и продажность баб.
Мне не повезло. Сидя у костра, слушая ненавистный панк-рок со сцены с отвратительным звуком, я жалел, что не остался дома. Сидел бы сейчас в кабаке в центре, любовался байком и зарабатывал рак губы...
- Можно?
- Падай...
Я уже сто лет не видел джинсовых жилеток "монтана" с дурацким желтым орлом. Погибшие чопперы с кольцом и пластмасска дешевого пойла отлично записали парня в "босяки".
- Саня Газелист...
- Вова Ирландец. Хочешь сигару? - неожиданно для себя спросил я.
- Никогда не пробовал. Не угощали, а покупать - жаба душит, - признался он.
Передернуло. Я обрезал сигару, раскурил и передал Газелисту. Приняв сигару, как самурайский меч, байкер затянулся. В свете костра лицо его казалось жидким, то старым, то молодым. Детские голубые глаза странно сочетались с с четырьмя золотыми зубами. На пальце я заметил рыжую обручалку и кольцо с черепом, купленное, видимо, на таком же "байк-шоу" за сто рублей. Добило святотатство в виде "ролекса" желтого цвета.
- Ты откуда?
- Ой, на карте не найдешь. Деревня Котлы.
- Женат?
- Конечно, как же... (затяг) Двадцать лет. Детей... (затяг) четверо...
- Потухла, прикури. А тебе сколько лет-то?
- Сорок три с половиной, - я улыбнулся шутке, и еще раз посмотрел на него. Умные глаза засели в морщинах, под глазами мешки с недосыпом, борода добавила лет. Из жилета торчали два каната худых, но мускулистых рук. Синяя татуировка называла войска и место службы. Перехватив мой взгляд, он посмотрел на мои бицепсы.
- У меня каждый день физкультура. Пашу с утра до вечера. "Газели" эти снятся уже.
- На чем приехал? На Газели?
- Почти, - он улыбнулся так обезоруживающе, что я выдохнул, и понял, как напрягался все это время, - на старом харламове семьдесят-бог-знает-какого года. Друзья одолжили на слет смотать, а ты?
- Роад Глайд. Вон, черная...
- Красивый... - он сказал это так, как говорят усатые мужчины-пассажиры метро про красивых женщин на люксовых тачках, как про что-то прекрасное и недостижимое, мысли о чем заставляют болеть и седеть раньше времени.
- Опять потухла. А дети? Взрослые?
- Девятнадцать, четырнадцать, тринадцать и годик. Девочка, а потом мальчики.
"Годик. Такой разрыв. Значит любовь. Через полгода я уже не знал, о чем говорить с подружками. Частые расставания сделали черствым к слезам. Стал вспоминать подруг. Вспомнил, как сокурсница Ниночка Лаввина, лежа подо мной с широко раздвинутыми ногами, страстно прошептала мокрыми губами мне в шею, что хочет рожать мне детей, и жить для меня только. Вспомнил, как высмеял ее. Были и другие. Какими бы они были женами? А матерьми?"
- У среднего ДЦП. Возили по больницам.
- А теперь? - спросил я рассеянно, неохотно вылезая из грота воспоминаний.
- Перестали. Дорогу плохо переносит. Да и врачи... Только витамины прописывают или физкультуру. Ну... - прослезился, в сердцах махнул рукой, и я увидел человека. Впервые увидел человека в заморыше со ста рублями в кармане и на чужом мотоцикле.
Четверо ртов в сорок три. Свой дом...
У меня двухъярусная квартира в центре, обставленная максимально комфортно для... Для чего? Чтобы удивить клубных пташек? Или богатых друзей, гаражи которых ломятся от дорогих тачек и харлеев с пробегом в тысячу миль, на которых они выбираются, дай бог, на смотру по субботам или до соседнего кабака. Вспомнил состоятельную супружескую пару знакомых, которые отказались, по совету врачей, от больного новорожденного. Посмотрел на Газелиста.
Кто-то подкинул дров. Поздоровались, "кого не видели"...
Слет должен был продлиться еще два дня. Но уже ранним утром я выдвинулся в сторону столицы. Домой. Природа, изуродованная подмосковной пародией на цивилизацию, еще спала. Машин почти не было, и монотонная езда стала убаюкивать.
Я чувствовал себя червем, бесполезно существующем на земле. Мне было стыдно и одиноко. Стыдно за время, потраченное на глупые понты, на создание никому не нужного имиджа, на пыль. В то время, как люди жили настоящей, имеющей смысл жизнью, я, как идиот, бегал по Москве в поисках редкого ништяка, или сидел в неоправданно дорогих кабаках уничтожая пятидесятидолларовые сигары, тайно радуясь надменному восхищению красивых спутниц олигархов, печальной симпатии унылых жен коммерсантов и, наконец, птушным заигрываниям по*уисток-официанток, глупо хихикающих над каждой шуткой ради хорошего чая.
В попытке убежать от скучной и стереотипной жизни, убегал от своей сущности. Я привык глумиться над семейными походами в гипермаркеты по субботам, над подбором занавесок и ковриков в прихожую. Меня нервировали идиотские рисунки детей моих приятелей, зачем-то развешанные на холодильниках и стенах, разбросанные по квартире игрушки, испорченные фломастерами сидения в авто.
Как-то приезжала пятилетняя племянница на неделю. Через пару дней меня посетило странное чувство. Я захотел охранять и учить это глупое существо, захотел радовать, прислушиваясь к странному детскому смеху на пустом месте, захотел... детей. Все это улетучилось с ее отъездом и больше не посещало меня. Теперь воспоминание вызвало желание этого чувства вновь...
Заваливая на заправку, машинально сделал кирпичное лицо. Девочка в розовом платье до трусов кормила кабриолет. Встал рядом, картинно кивнув передней вилкой. Содрав половинку отправился в супермаркет. Боковое зрение удовлетворило тщеславие - в меня влюблены.
Прекрасно зная, что меня не видно, стал разглядывать девушку. Лет двадцать, тело выдавало фитнес и хорошую генетику, спортивный бмв и туфли - хорошую жизнь.
Я быстро обрезал сигару и стянул термалку, оставшись в майке и жилете. Нашел отражение в витрине и убедился, что все хорошо. Красотка, наоборот, не спешила, отъехав и выпустив на травку что-то маленькое и трясущееся.
Напустив вальяжности, я сделал все, что надо у колонки, и "случайно" остановился рядом с ней. Зажигалка не подвела, и тщетно пощелкав несколько раз, я честно спросил огня.
- Конечно, сейчас!.. - такой скорости перемещения на шпильках я не ожидал, она чуть не упала. Ее рука тряслась, улыбнувшись, нежно взял ее кисть, и прикуривая, обратил внимание на бархат кожи. Она покраснела.
На следующий день мы сидели в летнем ресторане на пешеходном Камергергском, куда я безапеляционно въехал на мотоцикле, впитывая восхищение сексуально активной части населения. Маленький кусочек европы в москве встретил меня одобрительной завистью. Марину - оцепенением.
- Привет! - вместо того, чтобы едва окинуть взглядом и сказать "падай", я, как школьник, вскочил навстречу, пролив кофе и уронив сигару. Она была сногсшибательна. Короткое платье горело пламенем зависти лучшей половины людей. Тело купалось в рентгеновских лучах худшей.
Обратив внимание на двух коршунов с юга, разочарованно прекративших преследование и оценивающих байк конкурента, отодвинул стул для богини. Она неловко плюхнулась и тут же сбросила туфли. Длиннющие ноги сбивали с толку, но я взял себя в руки.
- Еле дошла. Все на вас смотрят. Ударилась. Мама забрала Барбосю с собой в Грецию. А что вы едите? Фу, какая вонючая, как их только курят. А сколько вам лет?
Я с
