Забор Европейского Центра Ядерных Исследований (он же ЦЕРН) весной пестрит всеми цветами радуги: от красного и розового до фиолетового: сквозь металлическую сетку с внутренней стороны пробиваются ветви «зеленой» ограды. Особенно удивляют кусты с огненно-желтыми молодыми листочками, через неделю-другую они зеленеют. Вдоль забора идет прямая дорога из Франции от горного массива Юра, что дал название Юрскому периоду, в Женеву и Альпы. Ближе к забору есть еще велосипедная и пешеходная дорожки, отделенные от шоссе высоким бордюром.

Граница между Францией и Швейцарией делит этот международный Институт посередине, соответственно, на той дороге расположены пограничные посты и таможни обеих стран. Впрочем, понятие границы здесь всегда было достаточно условным, даже еще до Шенгенских соглашений. Многие живут во Франции - цены ниже - а работают в Швейцарии - зарплаты выше. Чтобы ездить через «зеленый коридор» на автомобиле нужно на тех же постах просто взять бумажный квадратик с зеленой стрелкой и приладить его на лобовом стекле. Потом, проезжая через границу, не забыть сделать три вещи: опустить стекло в дверце водителя, снять темные очки и снизить скорость до 30 километров в час. Ну, а на велосипеде, понятное дело, и того проще.

То весеннее утро было действительно прекрасным, и ехал я на работу вдоль этого чудо-забора на велосипеде в Швейцарию из Франции, поскольку, имея право выбора страны проживания, руководствовался соображениями, выше уже изложенными. К таможенным постам приличный спуск – только тормози – все-таки нужно проявить уважение к пограничникам из двух стран, а не пролетать мимо них на полной скорости. На «нейтральной полосе» есть небольшой газончик. Его можно объехать по асфальту, а можно, все-таки, прямо - там предусмотрительно постелена зеленая, под цвет травы, пластмассовая дорожка-сетка. И травка сквозь неё растет, и проехать можно. У них там много подобных выдумок.

Несколько секунд – и уже в другой стране я снова немного на педали поднажал, да только вдруг, как током ударило в подсознание: «В этом прекрасном мире что-то не так» - это боковым зрением увидел ЕЁ – серенькую пичужку. Она стояла посередине автомобильного шоссе, вытянувшись в струнку так, что кончик носа торчал вверх и навстречу движению. И было в ней всего-то, наверное, сантиметров 10 вместе с ее сравнительно длинными ножками. Позади нее лежала такая же. Мертвая.

И вот уже огромный грузовик, о четырнадцати колесах, набирая скорость от пограничного поста, принял чуть левее и, обдавая жаром хорошо организованного металла, прошел над ними. Следующим летел от поста черный БМВ. Но к этому моменту я уже затормозил, бросил велосипед и, делая останавливающий жест левой рукой, выбежал на дорогу и подхватил пичугу. Водитель БМВ, я уверен, все понял и не был в претензии ко мне за задержку. Они там правила дорожного движения воспринимают творчески. Если надо, то можно и сплошную пересечь на светофоре, но жестом дать понять: «Извини, приятель, у меня под колесами на асфальте “LOZANNA” написано, а мне туда не надо». Ошибку простят без ругани, а вот нахальства на дороге не любят.

Птичка у меня в руке. В каком застывшем состоянии я подхватил ее под брюшко, в таком и осталась, ни малейшего движения, только сердце стучит моторчиком. Ножки, толщиной не более чем спица велосипеда, но длинные, наверное, половина из этих десяти сантиметров – между моих расставленных пальцев. Так ее и поставил, как неживую, в цветущих кустах зеленой ограды. Уверен, положи я ее на бок, она бы в таком положении и осталась.

Весь день было как-то не по себе. Возвращаясь с работы, оставленную птичку на месте не обнаружил. Понятно, что произошло: влюбленные пары этих птичек, как шальные, носятся весной, закладывая немыслимые пируэты. Одну сбила машина, другая стала ее охранять – второе понять уже нельзя. Сколько машин над ними прошло до моего появления? Спас я или не спас птичку, а главное, нужно ли ей это было? Кто из них Ромео, а кто Джульетта? Вышла ли она из этого застывшего состояния? Какой такой инстинкт или логика двигали ею? Где Вы, академик И.П.Павлов, загубивший столько собачек, чтобы доказать, что при виде пищи у них выделяется желудочный сок? Да и Вас, «Красный академик», наверное, мучила совесть за загубленные собачьи жизни, если Вы увольняли своих сотрудников из Вашего Института за одну только фразу типа: «Собака думает, что…».

И все-таки они думают! Но об этом в другой раз, а вот насчет выхода птиц из ступора у меня был уже большой личный опыт еще с детства, когда я рыбачил на реке Сухона. Приходя на реку рано утром, мы частенько находили стрижей, неподвижно лежащих на плотах. Почему это с ними происходило, я так и не пойму до сих пор. Либо они, летая низко над водой, ударялись, например, о проволоки, связывающие плоты, либо просто от усталости: говорят, что ласточки и стрижи могут проводить целую ночь в полете. Приносишь такого бедолагу домой, кладешь на веранде на подоконник, а потом смотришь, он уже стоит – как раз такой - «застывший». Ставишь его на палец, при этом он ужасно больно впивается коготками, и в таком положении выносишь на улицу. Он еще долго не верит в свою свободу, а только все сильнее вдавливает коготки. Что такое свобода для тех, кому подвластно третье измерение, нам понять не дано. А потом, все-таки, взмывает вертикально вверх, и даже, минуя своих собратьев, что носятся стаей, уходит в поднебесье, превращаясь в точку.

Нечто подобное происходило, когда я работал в Протвино. Под застрехой нашего вычислительного центра практически по всей длине были ласточкины гнезда. Однажды во время сильной ночной грозы часть гнезд была разрушена, и множество птенцов лежали на пандусе около стены и в траве газона. Тех, что были живы, мы принесли в рабочую комнату, устроили им два гнезда из ваты в коробках из-под сахара. Основным кормом были сухие мухи из плафонов ртутных ламп (заодно и плафоны почистили). Сухой корм полагается запивать – это делалось из пипетки. Четырех из шести выходили. Потом они стали пробовать летать, но в помещении, казалось, как-то неуверенно. Иногда ударялись о стекло и падали. Но когда попробовал, как обычно: поставить на палец, а руку – в форточку – взмывают в поднебесье выше всех. А по умению летать (откуда взялось?!) не отличишь от старших.

И потом еще множество раз приходилось выпускать стрижей все таким же способом – это уже когда последние годы работал в ИФВЭ, и дело было все в том же вычислительном центре. Сидел я тогда один в угловой комнате на верхнем этаже. Комната эта имела специфическую особенность, хорошо видимую с улицы: над всеми окнами было по две бетонные балки, а над окном этой комнаты – одна, а вместо второй просто дыра. Видимо, строители очень спешили сдать объект к 100-летию со дня рождения В.И.Ленина. Над входом в тот ИВЦ (измерительно-вычислительный центр) из кирпичей красного цвета выложено «1870-1970». Дыра эта имела (да и сейчас, уверен, она никуда не делась) прямой выход на чердак здания. Так что зимой через нее залетали погреться воробьи, возились надо мной, чирикали. Летом стрижи вили гнезда. Но поскольку и навесной потолок тоже сдавался к тому дню рождения, то и у него были огрехи, т.е. дыры, достаточные для того, чтобы через них проваливались птицы. Почему-то это были только молодые стрижи, но уже умеющие летать. Так что в определенный период года практически каждый день было одно и то же: только начнешь утром работать, слышишь – шуршит за батареей центрального отопления. Иногда и не один. И опять та же последовательность: коготки впиваются в указательный палец левой руки, рука в форточке, а потом видишь черную точку в зените. Счастливого вам полета, да впредь избегайте подобных ловушек!