Спутник⁠⁠

Начало истории Юлиана

Крушение

Последние километры до Палезо дались Юлиану тяжелее, чем весь предыдущий путь. Каждый шаг отзывался в висках глухой болью, а стёртые в кровь пятки жгли огнём, проступая сквозь тонкую ткань носков. Чем ближе к Парижу, тем меньше было кругом человеческого присутствия. Он рассматривал это с позитивной стороны и представлял, как его коллеги запустили аварийный генератор, совершают вылазки за топливом и едой и дружной коммуной продолжают проект. Он шёл, почти не глядя по сторонам. Просто дойти.

Когда он наконец увидел знакомые контуры кампуса Париж-Сакле, его охватило не волнение, а леденящая апатия. Место, бывшее символом будущего, теперь напоминало дорогую, бессмысленную руину. Стеклянные фасады зияли чёрными провалами, на идеально подстриженных газонах, теперь заросших одуванчиком и подорожником, валялось тряпьё. Воздух, некогда напоённый запахом свежей краски и стерильности, теперь был тяжёл и сладковат — пахло дымом, разложением и чужими испражнениями. Он почти бежал к своему зданию. Последний огонёк надежды, тлевший где-то глубоко внутри, гнал его вперёд. Дверь в Pasqal была выбита. Внутри царил полумрак и стояла та же гнетущая тишина, что и снаружи. И тогда его аналитический ум начал фиксировать детали.

Первая волна. В главной лаборатории, где совсем недавно стояли криостаты и лазерные массивы, на полу остались идеальные прямоугольники — пыльные призраки унесённого оборудования. Силовые кабели, толщиной в руку, были не отключены, а срезаны болторезом, их медные жилы торчали, как разорванные артерии. Оптоволоконные линии были перекушены, словно проволока. Кто-то торопился. Кто-то действовал по чёткому плану, но времени на аккуратность не было. Он стоял, пытаясь перевести дух, и его взгляд, оторвавшись от этой системной порчи, скользнул по остальному пространству. И тогда он увидел вторую волну. Следы варваров. Тех, кто пришёл после. Разбитые мониторы, исписанные матерными граффити стены, перевёрнутые столы. В углу валялись обложки научных журналов, их страницы были вырваны и, судя по чёрному пеплу, использовались для розжига костров. Кто-то испражнился на груду отчётов. Большого смысла заглядывать в их серверную не было, но он заглянул. Покореженные стойки и куча проводов, но ни одного сервера. Он побрёл в свою квартиру, чувствуя, как апатия сменяется тошнотворным подступающим отчаянием.

Дверь была выломана. Внутри царил тот же хаос, но здесь он был направлен лично против него. Кто-то пронзил ножом экран его телевизора, книги с полок были сметены на пол и затоптаны грязными ботинками. На стене в гостиной, прямо над диваном, кто-то вывел баллончиком похабный рисунок. В спальне матрас был разодран, и из него клочьями торчала белая вата. Его дорогая походная куртка валялась в углу в луже чего-то тёмного и липкого, с отпечатком подошвы на спине.

Он обыскал всё. Перевернул ящик письменного стола, поднял обрывки бумаг. Ни намёка, ни клочка с надписью «Ушли в...». Тишина. Та же мёртвая, всепоглощающая тишина. Он проверил квартиры соседей — та же картина. Взлом, разгром, пустота. На двери математика Пьера он заметил тёмное, почти чёрное пятно, похожее на засохшую кровь, и не стал заходить внутрь. Его вынесло на улицу. Он стоял, прислонившись к стене, и смотрел в серое небо. Всё, к чему он стремился, ради чего шёл через треть Европы — оказалось призраком. Он достиг цели и нашёл лишь подтверждение тому, что его мир мёртв. Он сел на корточки возле стены и закрыл глаза.
Он не знал, сколько просидел так — минуту или час.
Мир вокруг остался неподвижным. Только холод стены и собственное дыхание

Появление

Когда он открыл глаза, то увидел парня, сидевшего в такой же позе как и он. Все волосы человека, в том числе борода и свисающие усы были заплетены в косички.

— Зачем пришёл? — неожиданно спросил то ли мародёр, то ли сквоттер, при этом он с неожиданной резкостью сократил дистанцию, чуть ли не вжав Юлиана в стену. Тот почувствовал запах немытого тела, дыма и чего-то травяного.

— Что ищешь, а? — прошипел человек с косичками, его глаза внезапно стали жёсткими.

Паника, копившаяся неделями, вырвалась наружу единым, отчаянным спазмом. Юлиан оттолкнул его, отскочил на шаг и, дрожащими руками, запустил руку в рюкзак. Он нащупал холодный металл и выхватил пистолет, держа его перед собой неумело, как щит.

— Отойди! У меня пистолет! — его голос сорвался на визгливую, испуганную ноту, прозвучавшую жалко и неубедительно даже в его собственных ушах.

Человек с косичками театрально отпрянул. Он рассмеялся — коротким, хриплым, по-кошачьи довольным звуком. Его тело было расслаблено, он покачивался на носках, будто слушая музыку, которую не слышал никто другой.

— Пистолет! — пропел он, растягивая слово. — Прекрасный предмет для бартера, но мне нечего предложить за него. Я не коллекционирую хлам.

— У меня есть пистолет! — повторил Юлиан, и его собственный голос показался ему убогим и плоским. Он пытался целится в сквоттера, но тот неторопливо перемещался вокруг Юлиана.

— Факт. Самый скучный вид информации. Так что ты ищешь?

— Я работал здесь...

— Значит, ищешь коллег. А они ушли. В иной, куда более интересный мир, - сквоттер сделал изящный пируэт, разводя руками. - Вознеслись можно сказать!

— Они мертвы? — голос Юлиана предательски дрогнул.

Собеседник остановился, приложил руку к сердцу с комичной серьезностью.
— «Разве я сторож брату моему?» — процитировал он, и в его глазах вспыхнули веселые огоньки. — Я просто наблюдаю. А ты ведь тоже многое видел?

— Где ВСЕ? — закричал Юлиан, и его крик безнадежно затерялся в бетонных стенах. — Люди! Тысячи людей!

— Все только тут, — сквоттер указательными пальцами показал в землю прямо между ним и Юлианом. — Больше никого нет. Ты что, брат ослеп?

Ярость, внезапная и животная, поднялась в горле.
— Учти смысл, а не семантику вопроса! — прошипел он. — И прекрати ходить кругами!

- Семантика... — выдохнул сквоттер с таким блаженством, словно пробовал на язык редкий фрукт. Он закрыл глаза, улыбаясь. — Боже, как давно я не слышал этого. Ржавый гвоздь, на котором когда-то висел целый мир. А ходить кругами... — Он открыл глаза, и в них плескалась веселая искорка. — Я перестану, когда ты перестанешь водить за мной этим стволом. Зачем он вообще тебе? У тебя же нет решимости его применить.

И тут ярость Юлиана иссякла. Её смыла волна абсолютной, всепоглощающей усталости. Что он делает? Он стоит в руинах своего мира и целится в единственное разумное существо в радиусе километра. Рука с пистолетом, которую он всё ещё напряженно вытягивал вперед, вдруг стала невыносимо тяжелой, будто её отлили из свинца. Это был вес бессмысленности этого жеста, всего его пути, всей его прежней жизни. Что я делаю? — пронеслось в голове. Я пытаюсь угрожать призраку в царстве мёртвых. Мышцы плеча дёрнулись от спазма, и он позволил руке упасть. Пистолет бессильно болтался в его пальцах.

Он больше не был учёным, идущим на работу. Он был просто измученным, голодным человеком, стоящим на коленях посреди тотального краха.

Он поднял на сквоттера взгляд, в котором не осталось ничего, кроме вопроса, более важного, чем все «почему» и «как» прежнего мира.

— Чего... — его голос сорвался, и он начал снова, тихо и сдавленно. — Чего ты хочешь?

— Утолить голод, — сквоттер потер ладонью о грудь, как бы чеша под ложечкой.

В сознании Юлиана всплыло единственное, что у него было. Единственная ценность.
— У меня есть чечевица, — он механически потянулся к рюкзаку.

Лицо сквоттера исказилось комической гримасой брезгливости, и он отшатнулся, как от чего-то мерзкого.

— О, какой ты прямолинейный! Мозг твой зашорен, как у почтовой лошади. Не тот голод. - Медленно, как гипнотизер, он поднес палец к виску, но не дотронулся, лишь описал им маленький круг в миллиметре от кожи. — Вот этот. Голод, что сидит здесь. Ты ведь тоже пришел сюда не за едой. Ты пришел, потому что он тебя сожрал изнутри. И теперь ты ищешь, чем бы его накормить. Я прав?

Он отшагнул назад, расправил плечи и улыбнулся во весь рот, сверкнув зубами.
— Так чего на самом деле хочешь ты?

Юлиан молчал. Вопрос повис в воздухе, смешиваясь с пылью и запахом тления. Он не знал ответа. Вместо этого из глотки вырвалось другое, старое, навязчивое:

— Где учёные? Настоящий ответ.

Парень с косичками вздохнул, как уставший учитель перед тупым, но любимым учеником. Он указал в направлении здания где была штаб-квартира Pasqal.

— Ты же был там и видел. Ты смотрел на это пять минут назад. Никто не громил тут в истерике. Работали грузчики, а не вандалы. Ученых, вместе с ихними игрушками, аккуратно упаковали и вывезли. За пределы Европы. Кто? — Он пожал плечами. — Не знаю. Кто-то, кто знает цену не металлолому, а тому, что внутри этих ящиков. Ты ведь сам догадался. Просто не хотел верить.

Эта мысль, как осколок стекла, засевшая в мозгу с момента, когда он увидел «работу грузчиков», наконец пронзила его насквозь. Он не успел. Теперь его оставили гнить вместе с тем, что признали ненужным.

— А люди? — прошептал он. — Весь кампус куда пропал?

Сквоттер фыркнул и жестом показал на юг.

— Юг, глупыш. Все устремились на юг. Это простой инстинкт. Лето пролетит быстро, а зиму лучше переждать в Марселе, чем в Париже. Самые умные потянулись сразу, а потом как лавина, все поспешили занять место под теплым Солнцем и на берегу моря. Они не «пропали». Они — убегали. Толпами, по дорогам, которые ты сам только что прошел. Ты что, не видел сколько жителей осталось в деревнях? Не слышал разговоры на блокпостах? Все знали. Значит, и ты знал. Ты просто шел сюда, потому что твой компас был сломан и показывал только на эту точку.

Он повернулся к Юлиану, и в его глазах не было ни капли сочувствия, лишь холодное, почти научное любопытство.

— Теперь-то ты понял? Ответы были в тебе самом. Всё, что ты видел по дороге. Вся эта... информация. Ты просто не хотел её обрабатывать. Тебе нужна была надежда. А надежда — это роскошь. Как твой пистолет. Как твоя чечевица. Как семантика.

Он замолчал, давая словам осесть, вонзиться, как следует.

— Я, кстати, Луи, а ты "Боль и отчаяние"?

— Юлиан.

— Почти угадал.

Луи вызывал двойственные ощущения, с одной стороны он пугал, с другой - Юлиан был чертовски рад встретить человека, которому апокалипсис был нипочем.

— Ну так что, ученый? Будем восстанавливать Политехническую школу, зажжем светоч знаний в сумраке нового бытия, - не унимался Луи.

— Я возвращаюсь. В Германию. В Баварию. Там был порядок — произнес Юлиан, и слова прозвучали как приговор самому себе.

Луи расплылся в ухмылке.
— Разумный выбор. Логичный. Красивый. Тогда учти: один ты — легкая добыча. А двое... — он повел плечом, — уже отряд. Я пойду с тобой.

— Зачем?
— Ты — мой билет на новое шоу. А еще так у меня появится кое-что для обмена на твой пистолет.
Юлиан понял, что до сих пор держит пистолет в руке. Он посмотрел на него, как на чужой предмет.

— Например, что?
— Например информацию, о том как добраться до Германии.

— Я приехал на машине, но из-за заторов оставил ее примерно в сотне километров отсюда, в ней есть бензин.

— А геометку ты поставил? - вопрос прозвучал издевательски. - Найдешь ее теперь? Или может быть ее найдет кто то другой? Ну давай, спроси меня о плане? Что ты цепляешься за эту железку? Ты же не военный. Повторяю - у тебя нет решимости. Ты держишь его как профессор — линейку. — Луи понесло и он не думал останавливаться.

Юлиан сжимал пистолет. Он колебался. Довериться этому странному человеку с косичками? Отдать оружие?

Луи наблюдал за ним, и его глаза вдруг смягчились.
— Может, он мне и не нужен, — сказал он неожиданно задумчивым тоном. — Ведь знаешь, кем я был раньше? Танцором.

И прежде чем Юлиан успел что-то понять, Луи сделал шаг назад, и его тело изменилось. Сжатая поза выживающего распрямилась в стремительной, отточенной линии. Он совершил несколько легких, почти невесомых шагов, небольшой прыжок с поворотом — и в следующее мгновение приземлился вплотную к Юлиану, как тень.

Юлиан инстинктивно вздрогнул, и на мгновение ему показалось, что рука пуста. Пистолет исчез. Он не почувствовал, как это случилось — просто тяжесть пропала, словно растворилась вместе с хриплым смехом Луи. Мелькание фигуры, и вот уже Луи стоит перед ним. Пальцы Юлиана снова холодит сталь.

— Тяжёлый, — произнёс Луи. — Тащи сам. Если понадобится мне — я возьму. Так вот, мой план — найти лодку.

Отражение

Они склонились над картой Юлиана.

— Вот отсюда, из северных пригородов Парижа, мы поплывем вверх по течению Уазы, на северо-восток.

Юлиан пальцем на карте следил за полетом мысли Луи.

— Все бегут на юг, а мы - на север... Города будут целиком в нашем распоряжении... Ближе к Бельгии там куча каналов, выберем который поудобнее... А там и до Германии недалеко.
— Где мы найдем лодку? - спросил Юлиан.
— Ты всерьез считаешь, что кто-то потащил с собой на юг лодку? - взгляд на Юлиана как на слабоумного - мы найдем ее на реке. Возражения?
Юлиану захотелось спать, никаких сил больше не оставалось. Он не хотел думать, не хотел анализировать, не хотел сравнивать — он просто хотел в Баварию. И если Луи предложит ехать на нем верхом, то так тому и быть.
— Значит возражений нет, отлично. Будем собираться. Начнем с тебя. Где ты тут жил?
Он повернулся и зашагал обратно к дверям выбитой квартиры Юлиана. Тот, ошеломлённый, поплёлся следом, но, не доходя пары метров до порога, остановился, будто упершись в невидимую стену.

— Я не пойду туда, — тихо сказал он.

Луи обернулся, брови взлетели вверх.
— Сантименты?

— Нет, Просто… там уже всё случилось, — Юлиан покачал головой, его взгляд был пустым и обращенным внутрь себя. — Там нет еды. Я уезжал в командировку... потом был отпуск. Перед отъездом я всё выбросил, чтобы ничего не испортилось. В холодильнике была пустота. Там нечего искать.

Он говорил это с такой лишенной эмоций уверенностью, что это звучало не как оправдание, а как констатация факта, выжженного в его памяти вместе с другими рутинами мёртвого мира.

Луи несколько секунд изучал его, затем пожал плечами.
— Ладно. Значит, проведу инвентаризацию без тебя.

Он растворился в чёрном провале двери. Юлиан остался снаружи, прислонившись лбом к прохладной бетонной стене. Он слышал, как внутри гремели ящики, скрипели дверцы. Через пару минут Луи вышел, размахивая его походной курткой, испачканной в чём-то тёмном и липком, с грязным отпечатком подошвы на спине.

— Ну, насчёт еды ты не соврал. Одна пыль да тоска, — констатировал он. — Но одежда — тоже ресурс. Держи.
Он ткнул куртку в грудь Юлиану.

Тот отшатнулся, будто от раскалённого железа.
— Я не надену эту грязь. Это... это осквернение.

Луи несколько секунд молча смотрел на него, и в его взгляде было столько немого вопрошания, будто он пытался понять инопланетянина. Потом он громко рассмеялся, выхватил куртку и поволок её за собой.

Юлиан, ведомый жгучим любопытством и обидой, последовал за ним. Луи дошёл до газона, заросшего одуванчиками, в центре которого стоял неработающий бетонный фонтан, наполненный мутной дождевой водой и прошлогодними листьями. Он засучил рукава, с силой опустил куртку в чёрную воду и принялся тереть её о бетонный край, сдирая основную грязь.

— Вот, — он швырнул её обратно Юлиану. — Теперь это не «грязь». Это «функциональная одежда». Выбирай, что для тебя важнее — твоё эго или твоя спина, когда ночью похолодает. Юлиан, стиснув зубы, взял мокрую, тяжёлую куртку. Она отдавала затхлостью, но внешне стала гораздо чище.

— Ладно, — сдавленно сказал он. — А где твои припасы?

Луи задумался на секунду, затем развёл руками с театральным недоумением.

— Честно? Не помню. Я их... распределил. По принципу «положил и забыл». Надо пройтись.

Он повёл Юлиана по опустевшему кампусу, бессистемно заглядывая в разгромленные кафе и столовые. Их добыча была скудной: несколько пакетиков соли и сахара, найденных в разбитой сахарнице, пачка засохших сухарей, жестянка с молотым кофе, который Луи тут же лизнул с пальца, поморщившись, и две банки коктейльных вишен. Юлиан с тоской смотрел на это жалкое собрание, умещавшееся в одном рюкзаке.

— И сколько ты думал продержаться на таких скудных запасах? — не удержался он.

Луи повернулся к нему. В его глазах не было ни иронии, ни насмешки. Лишь плоская, как поверхность озера в безветренный день, уверенность.

— Ровно до момента, когда встречу тебя.