Сосед. Часть первая⁠⁠

Смерть отца не стала для меня потрясением. Когда незнакомый голос в трубке сообщил о его кончине, я принял это спокойно. Сделал глубокий вдох. Прикрыл глаза. Выдохнул. Этот звонок — весточка из другого мира, того, который я так старательно пытался забыть. Даже думал, что получилось.

Когда тело отца извлекли из ячейки в морге и расстегнули чёрный мешок, я не сразу его узнал. На мгновенье даже пожалел, что в последний раз вижу его именно таким — с раздутым, испещрённым морщинами, синюшно-бледным лицом. Но сильнее бросалось в глаза не это — а толстая фиолетовая линия, наискосок пересекающая шею.
— Повесился на дверной ручке, — равнодушно сказал человек в белом халате.
Я кивнул, не отводя взгляда от холодного тела. Как-то так я и представлял себе его смерть.

***

После похорон прошло несколько дней, и я наконец решился переступить порог отцовской квартиры. Из-за проблем с деньгами ему пришлось продать двушку в центре и переехать в однокомнатную в захолустье. Облезлая пятиэтажка на краю заросшего молодыми клёнами и крапивой оврага встретила меня почти мёртвой тишиной. Я поднялся по грязной плохо освещённой лестнице и повернул ключ в старом замке. Тот жалобно пискнул, дверь с тихим скрипом отворилась. Стоило ступить внутрь, как половицы застонали, проседая под ногами. В нос ударил затхлый запах.

Я щёлкнул выключателем, взгляд упёрся в тёмное пятно на полу. С ручки двери свисал галстук. Галстук, в котором отец проходил всю жизнь — в нём он женился на матери, в нём же встречал её из роддома, в нём ходил к друзьям на свадьбы и в нём засветился на обложке своего журнала. Теперь этот галстук проводил его в последний путь. С кухни тянуло тухлятиной — мусор не выносили больше недели. На голом столе стояла наполовину выпитая бутылка и открытый пузырёк с таблетками. Очередные проводники в загробный мир. Упав на стул, я свинтил крышку поллитровки и сделал хороший глоток. Горло обожгло. Я откашлялся и, приложив рукав к носу, глубоко вдохнул.

Странно, но за последние дни я ни разу не задавался вопросом о причинах его поступка. Считал такой исход само собой разумеющимся. Да и пытаться понять творческих людей — бесполезное занятие. Я не прочитал ни одной статьи отца, хотя они периодически попадались мне в интернете. Если он однажды не захотел ничего знать о нашей с мамой жизни, то и я ничего не хочу знать о его. Катился бы он к чёрту. К тому чёрту, в которого никогда не верил.

Я прошёл в длинную, словно пенал, малюсенькую комнату с выходом на незастеклённый балкон, и сделал вялую попытку начать разбирать вещи отца. Открыл шкаф, оглядев несколько вешалок с одеждой, решил, что этот хлам отправится прямиком в мусор. Отвернулся. На письменном столе посреди вороха неоплаченных квитанций торчал старенький монитор. Я покопался в бумажках и отыскал мышь, дотронулся. Экран ожил, предлагая ввести пароль, но на ум ничего не приходило, я даже не помнил, когда у него день рождения. Один за другим я выдвинул все три ящика стола, словно пытаясь там найти подсказку. Два были девственно пусты, в последнем обнаружился пыльный ежедневник. Бегло пролистал — исписана примерно половина. Неизданный шедевр? Вдруг, журнал заплатит мне за черновики? Но с другой стороны — это просто могли быть записки сумасшедшего. Не знаю, что сыграло большую роль — любопытство или выпитый глоток, но, упав на жёсткий пружинный диван, я открыл случайную страницу и начал читать.

***

1 октября

Ветхие трухлявые стены так тонки, так проницаемы, но это и бетон бы не удержал, для этого нет преград, оно вламывается прямо в голову, в сознание, в самую суть меня.
Ещё пару недель назад я сам бы не поверил своим словам, но… чёрт побери… здесь творится какая-то херня. Эти грёбаные звуки из квартиры сверху. Словно кто-то специально пытается свести меня с ума, стуча с определенной периодичностью в одном и том же ритме. И крики. Такие, словно кого-то режут.
Приступы давно меня не беспокоили. Дело не в них. НЕ В НИХ. Я не сумасшедший. Это происходит на самом деле. И можно бы было всё свалить на идиотов-соседей, но я несколько раз поднимался наверх. Дверь всегда открывает старик. Немощный, дряхлый. Невозможно, чтобы он сделал из квартиры пыточную — он ходит-то еле-еле, сжимая трясущимися руками ходунки.
Таблетки помогают уснуть, не вспоминать прошлое, прогоняют кошмары. Но я всё равно вскакиваю на кровати каждую ночь и не могу понять — был ли крик частью моего сна или реальностью. Чёрт, как иронично. Всю жизнь посвятить разоблачению экстрасенсов, магов, тарологов и прочей швали и в итоге слететь с катушек в собственной квартире. Моя рациональность, которой я пользовался при написании статей, покинула меня. Я остался один на один со своими страхами, и, кажется, готов поверить, что потустороннее существует. Я пишу эти слова и смеюсь в голос. Твою мать, услышь себя! Тебе надо ко врачу. Вылечить голову. А не представлять дедов-убийц, прихвостней Ада, не дающих спать. Я же сам всегда говорил и убеждал в этом тысячи читателей — проблема в вас и в окружающих вас людях. Не надейтесь на высшие силы. Не верьте картам. Не верьте в магию. Проблема в головах. Всё остальное — фокусы для идиотов. Выходит, теперь я и сам — идиот.

***

И что это? Роман, основанный на реальных событиях? Ширпотребная мистика? Я кинул ежедневник на диван и вышел на балкон. Дико хотелось курить. Сделав несколько затяжек, я, повинуясь странному порыву, посмотрел наверх. Что я пытался разглядеть на балконе выше? Кровь, стекающую с потолка? Я ухмыльнулся. Веду себя как ребенок, пытающийся стрелять воображаемой паутиной после комиксов про человека-паука. Это всё хрень собачья. Заметки сошедшего с ума посредственного журналиста. Но любопытство уже поселилось во мне и, докуривая сигарету, я знал, что обязательно прочту дневник от начала до конца. Вернувшись в комнату, я открыл первую страницу.

***

25 сентября

Был у Ф., скорректировали дозу. Мозгоправ настоятельно советовал вести дневник. Записывать всё, что в голову придёт, но главное — причины каждой лишней выпитой таблетки.
Он никак не поймёт: сама квартира вызывает смертельную тоску, не говоря уже о виде из окна — на разбитый асфальт пустой дороги и заводские трубы, дымящие в мрачное небо. Старая развалюха на отшибе, воняющая тленом и кислыми щами. Этот запах, кажется, годами впитывался в стены, словно здесь ничего не готовили, кроме капусты: варили и жарили, квасили, а потом снова варили. Я не был голоден, но сделал мясное рагу, насыпал чëртову прорву лука, чтобы только перебить этот смрад. Не помогло.
А виски помогает. Я не пил кветиапин сверх нормы. Нет, я даже вечернюю пропустил, чтобы можно было нарезаться. До винно-водочного три квартала по ублюдочному захолустью. С моей-то подагрой. И не виски это ни хрена, отечественная подделка, отдающая жжëным сахаром. Зато работает.

Около полуночи проснулся от стука сверху. Было похоже на то, что кто-то забивает гвозди прямо в пол.  По одному удару каждые несколько секунд. Бум. Бум. Бум. Схватил швабру, забарабанил по батарее, потом с силой ткнул несколько раз в потолок. Затихло. Выпил таблетку. Ту, что не принял вечером. Не превысил дозу. Снилось что-то тревожное, мерзкое. Не помню, что именно, но ощущение противное.

Уже неделю как разослал статью по издательствам. Молчат. Зато соседи как сговорились: крики, ругань, мат. Наверху опять словно мебель двигают. Принял утром таблетку. Сейчас — ещё одну. И последняя — на вечер. Дозу не превышать. Попробую не пить, хоть и очень тянет.

***

Мне стало скучно. Заметки точно не были рукописью фантастического романа. Я быстро пролистал пару страниц однотипных записей, где взгляд постоянно натыкался на подчёркнутое «не превысил дозу». В одном месте фраза была хаотично заштрихована, но я с трудом её разобрал: «мучительные воспоминания о прошлом».

Я сам себе удивился, но захотелось выяснить, что произошло с моим отцом. Что так мучало его? Я вновь запустил успевший уснуть компьютер: возможно, найду ответы там. Наверное, с полминуты вспоминал дату рождения отца, вбил в строку пароля: по нулям. Дату свадьбы с мамой, свою днюху — с тем же результатом. Конечно: мы были ему до лампочки. Истину искал, её проповедовал. Ещё полчаса я потратил вводя различные вариации с этим словом на русском, потом на английском. В сознании всплыл слоган из «Секретных материалов»: истина где-то рядом. «Truth is out there» набрал я, добавил артикль, убрал заглавную, уже совершенно отчаявшись, стёр пробелы. И изумился, когда комп отреагировал.

Рабочий стол оказался практически пустым. Помимо стандартных иконок была только одна папка. Внутри — электронные копии документов: паспорт, доходы, резюме. Неужели его попёрли из журнала?.. Как он там назывался, «НЛО: Необходимое Логическое Обоснование»? Боже, кто у них отвечал за креатив?

Я вбил название в строку поиска. Вышли ссылки на статьи, где говорилось о том, что несколько месяцев назад журнал выкупили. Будто кто-то решил сыграть с ними злую шутку. Журнал, где авторы с пеной у рта доказывали отсутствие сверхъестественного, теперь публикует гороскопы, рассказывает про карты таро и влияние расположения планет на судьбу. А на последних страницах — астрологический прогноз и совместимость знаков зодиака. Как же, должно быть, отец ненавидел новую работу! Я полистал дневник и нашёл соответствующую запись.

***

27 сентября

…Пиздец. Звонил Иваныч. Елейным голосом просил вернуться, снова уговаривал сменить направленность. Мол, правда уже никому не нужна. Людям хочется во что-то верить. Пусть не в призраков — в звёзды. Но если у этого шакала нет совести, то у меня есть. Совесть и принципы. Не стану захламлять читателям мозги, плевать на деньги. Хотелось перевернуть стол, плюнуть в его холёную морду! Но я этого не сделал. Даже после того, как хлопнул на стол заявление. Блядство! Сегодня, пожалуй, напьюсь...

***

Так вот почему он переехал в эту глушь. Не выкинули, сам уволился. Держался за принципы. Искать работу в сети, видимо, так и не научился. Опять же дурацкие убеждения: один хрен, все опубликованные в журнале статьи дублировались в интернете. На миг мне стало его жаль.

Я снова вышел покурить, поймав себя на том, что делаю это исключительно по привычке. Дымил бы в квартире: папаше уже всё равно, сосед сверху, судя по описанию в дневнике, вряд ли спустится поскандалить, разве что постучит по полу ходунками. Я усмехнулся своей дурацкой шутке. Щелчком отправив бычок в сырой осенний воздух, я подёргал перила балкона — крепкие, опëрся на них спиной и насколько смог выгнулся наружу.

Этажом выше осталась только площадка. Сгнившее ограждение практически обвалилось. Бедный дед! Каково ему там, запертому в четырёх стенах, если даже моего отца свело с ума это место? За продуктами, может, ему сходить?

Я вернулся в комнату и тут же отмёл в сторону эту мысль. Глупости. Наверняка к нему наведываются внуки или волонтёры, не иначе. Папашина смерть, похоже, сделала меня сентиментальным. Я ведь почти ничего о нём не знал. Несколько пожелтевших фоток, где мы вместе гуляем: я совсем малой, а он уже тогда казался старым. И мамин пространный, ничего не объясняющий рассказ, что однажды он просто ушёл, не захотел быть с нами. А эти зачёркнутые, замазанные строки про мучительное прошлое. Что произошло? Когда это случилось — до или после его короткого брака? Или во время... В последнее не хотелось верить.

Я открыл каждую ссылку в истории браузера. Одна из них вела на сайт местного дома престарелых. Отец с его скудными доходами точно не занимался благотворительностью и вряд ли подыскивал место, где проведёт остаток дней. Либо он писал об этом учреждении, либо… Осенённый внезапной догадкой, я набрал номер стационарного телефона, указанный на сайте. Как звали бабушку, я не имел ни малейшего представления, но, разумеется, знал отчество отца. Фамилия должна совпадать. Шанс небольшой, но вдруг?..

— Геронтологический центр «Достойная старость», — ответил бодрый женский голос, когда мой палец уже завис над кнопкой отбоя.
— Здравствуйте, Нестеров Пётр — ваш пациент? — спросил я без особой надежды.
— Секунду… — на минуту в трубке повисла тишина, нарушаемая только шелестом бумаги, — Пётр Васильевич?
— Да.
— Да, наш. Но мы не говорим «пациент», — хмыкнула девушка, — только гость.
— Можно мне с ним поговорить? — я забарабанил пальцами по столу. А если услышу деда, что я ему скажу?
— Боюсь, что нет. Он сейчас отдыхает. Приезжайте в часы посещения, с двенадцати до шестнадцати. Пожилые всегда рады гостям.
— Послушайте, это срочно! Пётр Васильевич — мой дед. И неизвестно, знает ли он о моём существовании.
— Тем более, ему ни к чему такой стресс. Давайте я запишу ваш номер. И аккуратно подготовлю Петра Васильевича к этому разговору. Уверена, он перезвонит.

Поблагодарив девушку, я продиктовал номер мобильного и попрощался. Невероятно. Дед всё это время был жив, но я никогда о нём не слышал. Что ещё так старательно скрывали от меня родители? Я вновь взялся за дневник. По диагонали пробегал глазами записи о приёме таблеток, останавливаясь на кусках побольше.

***

28 сентября

Не успел открыть бутылку, как сверху кто-то снова начал размеренно забивать гвозди. Спасибо, блядь, хоть не в полночь! Иногда у меня складывается впечатление, что эта квартира — мой гроб. А прямо сейчас его медленно и монотонно заколачивают. Стопку осушил уже под громкий женский визг. Кричали явно из квартиры выше. От воплей стало не по себе. Хлопнул ещё для храбрости и решил подняться и выяснить, кто мешает мне жить. Надеюсь, полицию вызывать не придётся.

29 сентября

Думаю, стоит записать вчерашнее. Барабанил в дверь довольно долго.  Наконец открыл улыбающийся седой старик, трясущимися руками опирающийся на ходунки. Я спросил, всё ли в порядке, потому что мне послышалось, что кто-то кричал. Он только с третьего раза расслышал вопрос. Замотал головой, всё повторяя: «Показалось, показалось».  Пришлось извиниться и уйти. Я мельком заглянул в его квартиру: ремонт там отродясь не делали. Кроме деда — ни души. Хотя, может, в кухне кто был… Как только вернулся к себе, стук возобновился. Нет. Нет, я не спился и не схожу с ума. Вчера, услышав визг, я сразу включил диктофон, старая привычка. Сейчас несколько раз переслушал запись. Да, стук действительно был. Но не крики.

***

Дед перезвонил достаточно быстро. Глубокий голос в трубке звучал уверенно, деменцией там даже не пахло.

— Саш? Это ты?
— П… Пётр Васильевич?
— Какой же я для тебя «Васильевич»? — в голосе слышалась улыбка. — Ты ж родной мне.
— Простите, что никогда не звонил. Я, по правде, только сейчас узнал, что вы живы.
— Ну что ты, что ты? Это ты меня извини. Уж за все эти годы стоило с тобой хоть раз встретиться. Зря я слушал твою мать. Она на пушечный выстрел не разрешала мне подходить к тебе.
— Отец был не лучше. Он…
— С ним что-то случилось? — тон деда резко изменился. Стал более серьёзным.
Все эти дни я считал, что мне безразлична смерть отца. Но сейчас в горле встал ком, а к глазам подкатили слёзы. Дед понял всё по моей долгой паузе и тихому шмыганью носом.
— Самоубийство. Я прав?
— Он… он повесился. А я узнаю о его жизни из дневника. Отец бросил нас, когда…
— Он не бросал вас с Марией, — перебил меня дед. — Это твоя мать выкинула его из дома. Не смогла смириться с тем, что он медленно сходил с ума. Но её тоже можно понять — она переживала за тебя.
— А что… что с ним случилось? Я имею в виду, в его детстве. Он столько пишет о прошлом…
— Как же много тебе предстоит узнать, Саш… Но пообещай, что после услышанного обязательно заглянешь ко мне, — он засмеялся, но в голосе слышалась грусть, — пожалуйста.
— Конечно, загляну. Обещаю.

Последовавший рассказ деда колючим комом царапал череп изнутри. Воображение неумолимо дорисовывало недостающие фрагменты. Я словно прожил всю боль вместе с дедом, которого к концу разговора тоже пробило на слезу. Придя на кухню, я сделал большой глоток из горла и попытался осознать услышанное.