Про рост цен, он неизбежен . .
Российский потребительский рынок в последние годы перегрет, и с высокой вероятностью нас ждёт болезненная коррекция — тот самый «биг-бада-бум». Пузырь действительно есть, и ключевая проблема в том, что его раздували не только бизнес и потребительский спрос, но и системные перекосы регулирования. Регуляторы — ЦБ, антимонопольные и профильные ведомства — либо недооценили скорость изменений, либо опоздали с реакцией.
1) До 2020: рынок ещё держался на “нормальной” экономике
Если говорить в целом, до 2020 года (даже с учётом кризисов) рынок был относительно предсказуем:
сохранялась конкуренция;
работали классические цепочки поставок;
существовало производство и импортеры с понятной экономикой;
капитал “крутился” в реальном секторе, а не сжигался в бесконечном субсидировании доли рынка.
2) 2020+: маркетплейсы как ускоритель демпинга и разрушения маржи
С 2020 начался взрывной рост маркетплейсов. Они сыграли на жадности бизнеса и обещании “лёгких продаж”, используя крайне низкие комиссии в отдельных категориях (например, электрони). Для продавца это выглядело как подарок: комиссии на уровне около 1% при том, что средняя доля рекламных расходов уже тогда могла быть выше.
Но реальная цена быстро проявилась:
акции, скидки и давление на цену стали постоянной нормой;
конкурентная борьба превратилась в демпинг;
рынок электроники — логично — пострадал одним из первых (высокие обороты, большой средний чек, чувствительность к цене).
Отдельный поворотный момент — трансформация Яндекс.Маркета из “сравнения цен” в маркетплейс. Как сервис сравнения он зарабатывал на кликах, фактически имея позицию “над рынком”. Переход в тяжелую операционную модель (склады, персонал, логистика) резко увеличивает издержки и втягивает компанию в ту же гонку “покупки роста”, где победа часто покупается деньгами, а не эффективностью.
3) 2022+: государству не до тонкой настройки, рынок заполняют “челноки 2.0”
С началом СВО фокус государства сместился, и регулирование торговли объективно стало менее приоритетным. На этом фоне:
резко выросло число регистраций ИП и самозанятых;
обороты маркетплейсов многократно увеличились относительно 2019 года;
при этом у крупных площадок росли и чистые убытки (важно: чистая прибыль ≠ EBITDA, “операционно” можно выглядеть неплохо, но по факту оставаться убыточным).
Критический эффект — масса новых продавцов не создаёт “реальную” экономику в классическом смысле:
мало рабочих мест в штате;
минимальная инфраструктурная нагрузка (помещения, коммуналка, локальная занятость);
сниженная налоговая нагрузка и отчисления;
параллельно — серые или полулегальные схемы ввоза (карго), которые плохо регулируются.
В результате традиционный средний и малый бизнес оказывается в неравных условиях: его себестоимость выше из-за “белых” расходов, штата, аренды, налогов, логистики — а конкурировать приходится с продавцами, которые живут на минимальных обязательствах и на искусственно дешёвой “витрине” маркетплейса.
И здесь важный тезис: текущая модель многих маркетплейсов критически зависит от капитала инвесторов. В варианте “как сейчас” резкое прекращение внешнего финансирования способно быстро обнажить слабые места экономики площадок и продавцов.
4) ВПК как главный потребитель и подпорка макроэкономики
После 2022 мощным драйвером спроса стал ВПК и всё, что вокруг него:
рост госзаказа;
загрузка предприятий;
деньги в регионах, доходы семей, цепочки поставщиков из смежных отраслей.
На уровне ВВП это выглядит как рост, но качество роста отличается: он во многом держится на государственном спросе и перераспределении ресурсов, а не на устойчивом расширении “гражданской” экономики, экспорта, инвестиций в производительность и конкуренции.
5) Регуляторы “проснулись”, но поздно — и теперь действуют через костыли
Сейчас видно, что государство постепенно пытается выправлять перекосы: “Честный знак”, пошлины, утилизационные сборы, изменения в НДС и налоговом контуре, давление на серый импорт. Это попытка вернуть мотивацию к “белому” бизнесу и заставить рынок снова генерировать налогооблагаемую базу.
Но маркетплейсы тоже адаптируются: создаются модели занятости через подряд, самозанятость и агрегаторов (условно “job”-механики), где занятость есть, а социальные отчисления и налоговая нагрузка заметно ниже, чем при классическом найме. Формально люди работают — но бюджет и социальные фонды получают меньше, чем могли бы в “штатной” модели.
6) В чём пузырь и где риск “бумеранга”
Пузырь — это ситуация, когда:
значимая часть “рынка” фактически живёт на субсидировании, демпинге и серых схемах;
гражданский сектор не успевает нарастить устойчивую прибыльность и налоговую отдачу;
занятость частично уходит в квазистатусы с низкими отчислениями;
макростабильность подпирается госспросом (в том числе ВПК).
Главный риск — момент, когда потребности ВПК начнут снижаться. Тогда:
уменьшится объём госзаказа и денежный поток в смежные отрасли;
высвободятся люди и мощности;
а гражданский рынок может оказаться слишком ослабленным, чтобы быстро их “переварить”.
Если к этому моменту экономика не будет достаточно “белой”, прибыльной и капиталоёмкой (то есть не начнёт снова генерировать устойчивые налоги и инвестиции), возникнет стресс: что делать с высвобождающейся занятостью и падением спроса, чем компенсировать бюджетные и социальные обязательства.
Отсюда вывод: рост цен в ближайшие 1–2 года выглядит не случайностью, а почти неизбежной платой за перекосы последних лет — и попыткой государства собрать ресурс для будущей стабилизации.
Итог
Регуляторы действительно пытаются развернуть ситуацию, но окно для “мягкой” коррекции уже упущено. Чем дольше рынок будет жить на демпинге, серых цепочках и квазизанятости, тем резче может быть восстановление баланса. И именно в этом смысл “пузыря”: внешне всё работает и даже растёт, но внутренняя устойчивость ниже, чем кажется по витринным метрикам.
