Про лагерь⁠⁠

Была я в пионерском лагере один-разъединственный раз за всю свою до-о-олгую (пальцев на руках уже не хватает, а на ногах обувь) жизнь.

Тогда мне было 11 (это все пальцы на руках + еще 1). Лагерь назывался "Крылатый" и вместо отрядов там были эскадроны эскадрильи (2-ая поющая, ага). Я по возрасту была определена в 11-ый отряд, т.е. эскадрилью.

Несчастья начались еще в автобусе, когда автобус ТАК резко тормознул, что я соскользнула с сиденья и растянулась бы на полу, если б в советских автобусах не были бы так часто понапиханы сиденья. Поэтому я упала на колени сидящей напротив девочки, но все равно считала себя навеки опозоренной.

Нас подвезли к корпусам и стали распределять по палатам. Меня поселили в 13-ую палату. Кроме меня в палате было еще 5 девочек. Мальчишки из нашего отряда жили на первом этаже того же корпуса, и мы им страшно завидовали, потому что они могли через окна убегать купаться во время сончаса, а мы - нет. :-(

Несчастья продолжились. Мы всей палатой объявили одной девочке бойкот, потому что она ржала над другой девочкой, что у нее трусы в горошек, и сдергивала с нее одеяло, чтоб ВСЕ поржали. В один прекрасный солнечный день (когда был объявлен бойкот) мы пошли гулять без этой злой девочки и, когда вернулись в корпус, услышали страшный рев. Эта злюка сломала ногу: поскользнулась на траве и упала на бетонный бордюр. Нога хрусть! и пополам (копирайты лень ставить, но это Булгаков). На ее львиный рык плач прибежали вожатые, вызвали скорую, но та все не ехала. Девочку перенесли на её кровать и она всю ночь стонала, короче, никто из нас не спал в ту ночь. На следующее утро-таки приехала скорая, вколола ей чего-то обезболивающее (мы с ужасом перешептывались, что ей вкололи наркотик и теперь она станет наркоманкой) и увезла.

Жизнь в 13-ой палате с тех пор стала какой-то безрадостной (все думали, кто же следующий) и очень скоро большинство девчонок уехали, не дожив там даже до половины смены. Остались двое: я и одна злодейка. Она подговорила свою подругу, которая переселилась к нам из-за большого количества пустых койкомест, объявить мне бойкот (за что я абсолютно без понятия, отчего становилось вдвойне обиднее).

Я, конечно, ужасно расстроилась и однажды разревелась прямо в коридоре. Ко мне подошла девочка (та самая, на коленях которой я растянулась в автобусе) и, узнав в чем дело, предложила переселиться к ним в 17-ую.

Вожатые дали добро, и я переехала.

Юлька оказалась очень весёлой выдумщицей и страшной матершинницей, что увеличивало ее авторитет в моих глазах во стократ (я была тихой девочкой, в которой черти водятся, хотя почему была?). Мы устраивали матершинные спектакли с помощью кукол, изготовленных из подручных полотенец. А потом в меня влюбился один мальчик из нашего отряда (т.е. эскадрильи, мать ее) и мы перебрасывались любовными записочками. Он поселился в палате, которая была прямо под моей, и записочки мы спускали вниз на ниточке, он читал, писал ответы, привязывал и мы поднимали их обратно.

Однажды он зашел к нам в палату и стал играть с нами в бутылочку игру, не помню как она называлась, но была очень интеллектуальна. А кто-то из его друзей заглянул к нам и начал орать на весь корпус, что мы целуемся. Есессьно, отовсюду повалил любопытный народ. Юлька заняла оборону, плескалась в народ водой и страшно крыла всех матюками.

В общем было весело, ага.

Потом Миша мне подарил найденную где-то заколку пластмассовую с ромашками (ромашки потом еще долго были моими любимыми цветками). Из лагеря он уехал не на автобусе, как все нормальные пионеры, а на машине с родителями.

Больше я его не видела (фотографии не считаются).

На следующий день температура у меня была под 40, так что мама решила, что одного раза с меня вполне достаточно.

Такие дела!