«Приглашение»⁠⁠1

UPD:

Глава 1: Письмо

Письмо лежало на моем столе третий день. Плотный кремовый конверт с витиеватым почерком и старомодной сургучной печатью казался чужеродным среди счетов и рекламных проспектов. Я снова взял его в руки, провел пальцами по шершавой бумаге.

"Дорогой Алексей,

Надеюсь, это письмо найдет тебя в добром здравии. Прошло почти пять лет с тех пор, как ты защитил диссертацию под моим руководством, и я с интересом следила за твоими публикациями о древнерусских манускриптах.

Мне необходима твоя помощь. Я приобрела старинную усадьбу Чернолесье, и в библиотеке обнаружились документы, которые могут перевернуть наше понимание некоторых исторических событий. Мне нужен человек с твоей квалификацией и, что важнее, с твоим особым взглядом на вещи.

Предлагаю тебе провести здесь месяц. Все расходы будут оплачены, плюс достойный гонорар. Уверена, материал заинтересует тебя не меньше, чем меня.

Если ты согласен, приезжай в следующую пятницу. Водитель будет ждать тебя на станции Черный Лог в 17:00.

С наилучшими пожеланиями,

Профессор Елена Сергеевна Воронова"

Что-то в письме беспокоило меня. Возможно, непривычно эмоциональный тон Елены Сергеевны, всегда славившейся своей сдержанностью. Или, может быть, то, как она подчеркнула мой "особый взгляд на вещи" – фраза, которую она использовала лишь однажды, когда я представил ей свою теорию о скрытых значениях древних церковных рукописей.

Я открыл ноутбук и ввел в поисковик "усадьба Чернолесье". Результатов было удивительно мало: несколько старых фотографий особняка в стиле модерн, окруженного вековыми соснами, и пара заметок о его продаже после смерти последней представительницы рода Черновых. Ничего необычного, если не считать того, что все статьи были датированы прошлым годом, а более ранних упоминаний я не нашел вообще.

Снова взглянув на письмо, я заметил постскриптум, написанный более мелким почерком:

"P.S. Алексей, захвати с собой тот старообрядческий требник, о котором ты говорил на защите. Он может пригодиться."

Я похолодел. Требник, о котором она писала, сгорел при пожаре в моей старой квартире три года назад. Об этом я рассказывал Елене Сергеевне в нашем последнем разговоре.

Глава 2: Прибытие

Поезд остановился на станции Черный Лог ровно в пять вечера. Я оказался единственным пассажиром, вышедшим на этой полузаброшенной платформе. Моросил мелкий дождь, и в сгущающихся сумерках здание станции, построенное еще при Николае II, выглядело особенно мрачно.

Старый перрон зарос травой, пробивавшейся между растрескавшимися плитами. Вдалеке виднелась водонапорная башня, её силуэт напоминал гигантский гриб. Стук колёс затих, и тишина навалилась внезапно и тяжело, нарушаемая только шорохом дождя и карканьем ворон.

"Водитель будет ждать", – вспомнил я слова из письма. Обернувшись, я увидел старый черный "Мерседес", припаркованный у станции. Рядом с машиной стоял высокий худой мужчина в строгом костюме и кепке. Он держал зонт, но почему-то не раскрывал его.

– Алексей Дмитриевич? – голос у него был неожиданно глубокий. – Я от Елены Сергеевны. Прошу вас.

Он забрал мой чемодан и открыл заднюю дверь. В салоне пахло кожей и почему-то полынью. Я устроился на заднем сиденье, водитель занял своё место, и машина тронулась. Молча мы выехали на разбитую дорогу, которая вела в лес.

– Далеко ещё? – спросил я, когда молчание стало совсем невыносимым.

– Двадцать минут, – ответил водитель и больше не проронил ни слова.

Дорога петляла между высокими соснами. Их кроны смыкались над нами тёмным сводом, и казалось, что мы движемся по бесконечному тоннелю. Несколько раз я пытался достать телефон, чтобы проверить сообщения, но связи не было.

Неожиданно лес расступился, и я увидел усадьбу. Она стояла на небольшом холме, величественная и какая-то неуместная здесь, словно вырезанная из старой фотографии и вклеенная в современный пейзаж. Трёхэтажное здание в стиле модерн, с башенками и витражными окнами, окружённое старыми деревьями. В одном из окон верхнего этажа горел свет.

Машина остановилась у парадного входа. Водитель открыл мне дверь и достал чемодан.

– Проходите, вас ждут, – сказал он, указывая на массивную дубовую дверь.

Я поднялся по влажным от дождя ступеням. Дверь открылась прежде, чем я успел постучать. В проёме стояла пожилая женщина в строгом тёмном платье.

– Добро пожаловать в Чернолесье, Алексей Дмитриевич, – улыбнулась она. – Елена Сергеевна сейчас спустится. Позвольте, я провожу вас в вашу комнату.

Я обернулся – водитель и машина уже исчезли, словно их и не было. Только мокрые следы шин на гравии подтверждали, что поездка мне не привиделась.

Холл усадьбы поражал своими размерами. Винтовая лестница уходила вверх, теряясь в полумраке. Стены были увешаны картинами в тяжёлых рамах, но в тусклом свете я не мог разглядеть, что на них изображено. Пока мы поднимались на второй этаж, я заметил, что некоторые полотна закрыты тёмной тканью.

– Простите, – обратился я к женщине, – а как вас зовут?

– Анна Павловна, – ответила она, не оборачиваясь. – Я веду хозяйство в усадьбе.

– А картины... почему они закрыты?

– Реставрация, – коротко ответила она и остановилась перед одной из дверей. – Ваша комната. Ужин через час в малой столовой. Я пришлю за вами.

Она удалилась, её шаги быстро стихли в глубине коридора. Я открыл дверь и вошёл в просторную комнату с высокими окнами. Старинная мебель, тяжёлые портьеры, массивная кровать с балдахином – всё выглядело так, словно я перенёсся на столетие назад.

Только подойдя к окну, я заметил странную деталь: стекла были установлены не снаружи внутрь, как обычно, а наоборот. Словно кого-то больше беспокоило, чтобы что-то не попало в дом снаружи, чем чтобы кто-то не выпал изнутри.

Глава 3: Первый вечер

Ровно через час в дверь тихо постучали. На пороге стоял мальчик лет двенадцати, бледный, с неестественно прямой осанкой.

– Прошу за мной, – произнёс он совершенно взрослым голосом.

Мы спустились по другой лестнице – более узкой, явно предназначенной для прислуги. Шаги мальчика не издавали ни звука, и только поскрипывание ступеней под моими ногами нарушало тишину.

Малая столовая оказалась на удивление просторной. В камине горел огонь, отбрасывая причудливые тени на стены, обитые темно-бордовыми обоями. Массивный дубовый стол был сервирован на троих.

Елена Сергеевна уже ждала там. Она стояла у окна, глядя на темнеющий сад. Услышав наши шаги, она обернулась, и я едва сдержал удивленный возглас. За пять лет, прошедших с нашей последней встречи, она изменилась до неузнаваемости. Некогда статная женщина теперь казалась почти прозрачной, будто высушенной изнутри. Только глаза остались прежними – яркими, пронзительными.

– Алексей! – она улыбнулась, протягивая руки. – Как я рада, что ты приехал.

Её пальцы были ледяными.

– Присаживайся. Ты, наверное, проголодался с дороги. Павлик, позови Анну Павловну.

Мальчик беззвучно удалился. Я только сейчас понял, что не слышал, как он ушёл.

– Вы здесь давно? – спросил я, пытаясь начать разговор.

– Год и три месяца, – ответила она, занимая место во главе стола. – Представляешь, совершенно случайно наткнулась на объявление о продаже. Когда приехала посмотреть, сразу поняла – это судьба. Столько интересных материалов в библиотеке... Ты даже не представляешь!

В этот момент вошла Анна Павловна с подносом. За ней следовал Павлик, неся графин с чем-то тёмным.

– Это местное вино, – пояснила Елена Сергеевна, заметив мой взгляд. – Здесь раньше был винный погреб. Представь себе, несколько бутылок сохранились ещё с прошлого века.

Суп был превосходным, но что-то мешало мне насладиться ужином. Может быть, пристальный взгляд Павлика, который замер у стены как статуя. Или странное поведение Елены Сергеевны – она почти не притрагивалась к еде, но постоянно подливала мне вина.

– Расскажи о своих исследованиях, – попросила она. – Я читала твою статью о символике в древнерусских текстах. Особенно заинтересовал раздел о скрытых посланиях в житиях святых.

– Да, это довольно необычная тема, – я отпил вина. Оно оказалось неожиданно терпким. – Знаете, есть предположение, что некоторые жития использовались как...

Внезапно где-то наверху раздался грохот, словно упало что-то тяжелое. Елена Сергеевна вздрогнула. Павлик даже не шелохнулся.

– Простите, – Анна Павловна появилась словно из ниоткуда. – Это, должно быть, кошка в библиотеке. У нас их много развелось.

– Кошек? – переспросил я. – А я не заметил ни одной.

– О, они редко показываются гостям, – улыбнулась Елена Сергеевна, но улыбка вышла какой-то напряженной. – Продолжай, пожалуйста. Ты говорил о житиях.

Я хотел продолжить, но почувствовал внезапную усталость. Веки отяжелели, голова слегка кружилась.

– Знаешь, – Елена Сергеевна подалась вперед, – у меня есть теория. Я думаю, что некоторые тексты способны... изменять реальность. Менять того, кто их читает. Ты ведь тоже это чувствовал, правда? Когда работал над диссертацией?

Её глаза лихорадочно блестели в свете камина. Я попытался сфокусировать взгляд, но комната начала плыть перед глазами.

– Простите, – пробормотал я, поднимаясь из-за стола. – Мне нужно... я, кажется, слишком устал.

– Конечно, дорогой, – она кивнула. – Павлик, проводи нашего гостя.

Поднимаясь по лестнице, я держался за перила. Мальчик шел впереди, его фигура двоилась в моих глазах. Оказавшись в своей комнате, я рухнул на кровать, даже не раздеваясь.

Последнее, что я помню перед тем, как провалиться в сон – тихий голос Павлика:

– Спокойной ночи. Завтра начнётся самое интересное.

И едва уловимый запах полыни, становившийся всё сильнее.

Глава 4: Сон

Сон накатывал волнами, вязкий и тяжёлый. В нём я снова и снова поднимался по бесконечной лестнице усадьбы. Ступени множились под ногами, коридоры изгибались немыслимым образом. За закрытыми картинами слышалось дыхание, а может быть – шёпот.

Внезапно я оказался в огромной библиотеке. Высокие стеллажи терялись в темноте где-то под потолком. Елена Сергеевна сидела за столом, склонившись над раскрытой книгой. Её пальцы скользили по странице, и там, где она касалась бумаги, проступали тёмные пятна, похожие на кровь.

– А вот и ты, – сказала она, не поднимая головы. – Мне как раз нужен свидетель.

Я хотел отступить, но позади стоял Павлик. Его лицо было белым, как бумага, а глаза полностью чёрными.

– Нельзя уходить посреди чтения, – произнёс он. – Это невежливо.

Елена Сергеевна начала читать. Её голос звучал как-то странно, словно говорила не она одна, а несколько человек одновременно. Я не понимал слов, но чувствовал, как они проникают под кожу, заставляя кровь стынуть в жилах.

Книга на столе начала меняться. Страницы шевелились, будто живые, чернила перетекали, образуя новые буквы и символы. И вдруг я понял, что это не чернила...

Проснулся я резко, словно от толчка. В комнате было темно, только лунный свет проникал через высокие окна. Часы на прикроватной тумбочке показывали три часа ночи.

Голова всё ещё кружилась, во рту пересохло. Я с трудом поднялся и побрёл к графину с водой, стоявшему на столике у окна. И тут я услышал это.

Сверху доносилось пение. Тихий, мелодичный голос выводил какой-то странный мотив. Слов было не разобрать, но мелодия казалась смутно знакомой, будто что-то из детства, полузабытое.

Пение становилось громче. Теперь я мог различить слова, хотя язык был незнакомым. Что-то древнее, может церковнославянский? Нет, ещё старше...

В коридоре послышались шаги. Медленные, тяжёлые. Они приближались к моей двери. Я замер, не в силах пошевелиться. Шаги остановились прямо за дверью. В щели под ней мелькнула тень.

Ручка двери медленно начала поворачиваться.

Я хотел крикнуть, но голос не слушался. Хотел броситься к двери, запереть её – но тут вспомнил, что замка на ней нет.

Дверь приоткрылась на пару сантиметров. В образовавшуюся щель пробивался тусклый свет, и в этом свете я увидел руку. Белую, почти светящуюся в темноте руку с длинными пальцами, державшую что-то... книгу?

– Пора читать, – прошептал знакомый голос Павлика. – Она ждёт.

Я отшатнулся, запнулся о ковёр и упал. Графин разбился, осколки разлетелись по полу. В тишине звон стекла прозвучал оглушительно громко.

Дверь захлопнулась. Шаги быстро удалились по коридору, а вместе с ними стихло и пение.

Когда я наконец решился подойти к двери, в коридоре было пусто. Только на полу, прямо у порога, лежал маленький клочок пожелтевшей бумаги. Я поднял его. В лунном свете можно было различить несколько строк, написанных выцветшими чернилами:

"Кто прочтёт от начала до конца,

Тот не увидит своего лица.

Кто дочитает до последней строки,

Тот не избежит мёртвой реки."

Почерк был мой.

Глава 5: Утро

Я проснулся от звона колокола. Старинные напольные часы в углу комнаты показывали девять утра, хотя за окном было пасмурно и темно, словно перед грозой. Осколки графина исчезли, а на столике появился новый, наполненный водой. Клочок бумаги с жутким четверостишием лежал там, где я его оставил – значит, ночные события мне не приснились.

В дверь постучали.

– Доброе утро, – голос Анны Павловны звучал приглушённо. – Завтрак через полчаса. Елена Сергеевна просила передать, что ждёт вас после в библиотеке.

Я подошёл к окну. Сад за ним выглядел иначе, чем вчера – деревья стояли ближе к дому, словно за ночь придвинулись на несколько метров. У дальней ограды виднелась полуразрушенная часовня, которую я почему-то не заметил накануне.

В ванной комнате зеркало оказалось завешено плотной тканью. Я потянулся, чтобы снять её, но что-то остановило меня. Вспомнилась строчка из ночного стихотворения: "Тот не увидит своего лица".

За завтраком Елена Сергеевна выглядела бодрой и оживлённой, словно помолодев за ночь.

– Как спалось? – спросила она, внимательно наблюдая за мной.

– Хорошо, – соврал я. – Только... странные сны снились.

– О, это нормально, – она улыбнулась. – Дом старый, у него особая атмосфера. Знаешь, говорят, что здесь раньше собирались члены какого-то тайного общества. Что-то вроде книжного клуба, только... необычного.

– Необычного?

– Они верили, что некоторые тексты обладают особой силой. Что правильное прочтение может изменить реальность. Глупости, конечно, – она махнула рукой, но глаза её блестели странным возбуждением. – Хотя... некоторые их записи весьма любопытны. Я покажу тебе.

Павлик, неподвижно стоявший у стены, едва заметно усмехнулся.

После завтрака мы поднялись на третий этаж. Коридор здесь был уже, а стены увешаны старинными фотографиями. На них повторялся один и тот же сюжет – группа людей, сидящих за столом с раскрытыми книгами. С каждой следующей фотографией людей становилось всё меньше, пока на последней не остался один человек, сидящий спиной к камере.

Библиотека оказалась точно такой, как в моём сне. Те же бесконечные стеллажи, уходящие под потолок, та же тяжёлая мебель красного дерева. Только стол был другим – меньше и без тёмных пятен.

– Вот, – Елена Сергеевна подвела меня к массивному шкафу. – Здесь самое интересное.

Она достала ключ и открыла стеклянные дверцы. Внутри стояли старые книги в кожаных переплётах без названий.

– Это рукописи того самого общества, – пояснила она. – Они собирались здесь почти сто лет назад. Представляешь, я нашла их случайно, за фальшивой стеной.

Она взяла одну из книг и раскрыла её. Страницы были исписаны убористым почерком, местами текст прерывался странными символами.

– Видишь эти знаки? Похоже на те, что ты исследовал в своей диссертации, правда?

Я наклонился ближе. Действительно, некоторые символы казались знакомыми. Но было в них что-то неправильное, будто их начертали дрожащей рукой или...

– Они написаны кровью, – прошептал я.

– Что? – Елена Сергеевна удивлённо посмотрела на меня. – Нет, конечно. Это просто красные чернила. Они использовали их для особых пассажей. Смотри...

Она начала читать вслух. Её голос снова изменился, став глубже и звучнее. В ту же секунду свет в библиотеке начал меркнуть, хотя за окном не было туч.

– Подождите, – перебил я её. – Простите, но... мне нужно на воздух.

Я почти выбежал из библиотеки. В коридоре у лестницы стоял Павлик.

– Вы забыли кое-что, – сказал он, протягивая мне сложенный лист бумаги.

Это было моё вчерашнее четверостишие, только теперь под ним появились новые строки:

"Круг сужается, страницы ждут,

Час настанет – все придут.

Первым был, последним станешь,

От страниц живых не встанешь."

Почерк был уже не мой. Он принадлежал Елене Сергеевне.

Глава 6: Исследование

Я не вернулся в библиотеку. Вместо этого решил осмотреть усадьбу – если уж мне предстоит провести здесь месяц, стоило изучить территорию. По крайней мере, так я себя убеждал, игнорируя настойчивое желание просто сбежать.

Первый этаж казался нормальным, почти обыденным. Гостиная с роялем, столовая, зимний сад. Всё как положено в старинной усадьбе. Только в зимнем саду растения выглядели странно – бледные, почти белые листья, несмотря на большие окна. И запах... горьковатый аромат полыни преследовал меня повсюду.

В одной из комнат я обнаружил старый телефон. Он работал, но в трубке слышался только белый шум и какой-то монотонный голос, повторяющий одно и то же слово. Я не мог разобрать его, но от этого звука по спине бежали мурашки.

Выйдя в сад, я направился к часовне. Вблизи она выглядела старше самой усадьбы – камни почернели от времени, а над входом виднелась полустёртая надпись на латыни: "Verbum caro factum est" – "Слово стало плотью".

Дверь часовни была приоткрыта. Внутри пахло сыростью и... чернилами? Я сделал шаг внутрь. Свет падал через узкие окна, освещая странный алтарь. Вместо обычных церковных атрибутов там лежала огромная раскрытая книга. Её страницы были девственно чисты.

– Красивая, правда? – голос Павлика за спиной заставил меня вздрогнуть. – Она ждёт новых слов. Новых историй.

– Что это за место? – спросил я, стараясь скрыть дрожь в голосе.

– Место силы. Здесь тексты обретают жизнь. А люди... – он улыбнулся своей жуткой взрослой улыбкой, – люди обретают новые истории.

Я попятился к выходу, но Павлик преградил путь.

– Елена Сергеевна просила передать – ужин в семь. А пока... – он протянул мне книгу в потёртом кожаном переплёте. – Она хочет, чтобы вы это прочитали. Это дневник основателя общества.

Я взял книгу. Она была тёплой, словно живой.

– И ещё, – добавил Павлик уже у выхода. – Не пытайтесь уехать. Поезда здесь больше не ходят. С вчерашнего дня пути разобраны.

Вернувшись в комнату, я раскрыл дневник. Почерк был чётким, уверенным:

"20 октября 1924 года.

Наконец-то мы нашли способ. Слова имеют силу – этому учат все религии. Но мы пошли дальше. Мы научились превращать читателя в текст, а текст – в реальность. Каждый новый член общества – новая глава в нашей Книге. Каждая прочитанная страница – шаг к бессмертию.

Говорят, за это придётся платить страшную цену. Что ж, я готов заплатить. В конце концов, что может быть прекраснее, чем стать частью вечной истории?

P.S. Тому, кто читает эти строки: ты уже начал меняться. Просто ещё не заметил этого."

Я захлопнул дневник. На пальцах остались чернильные пятна, хотя страницы были совершенно сухими. В коридоре зазвонил колокол, созывая к ужину.

За окном начало темнеть, хотя часы показывали только четыре часа дня.

Глава 7: Ужин

К ужину я спустился с дневником в руках – не решился оставить его в комнате. Елена Сергеевна уже сидела за столом, но что-то в её облике изменилось. Кожа стала светлее, волосы темнее, а глаза... они словно впитали в себя все тени комнаты.

– А, вижу, ты познакомился с дневником Николая Вершинина, – она кивнула на книгу. – Занятное чтение, правда?

– Кто он? – спросил я, садясь за стол. – И что здесь происходит на самом деле?

– Терпение, – она улыбнулась. – Всё по порядку. Николай Александрович был... особенным человеком. Филолог, лингвист, оккультист. В двадцатые годы он создал общество "Живое слово". Они верили, что текст может быть не просто записью мыслей, а живой сущностью. Что правильно составленные слова могут менять реальность.

Анна Павловна подала суп. От него поднимался странный пар, складывающийся в узоры, похожие на буквы.

– Вершинин собрал уникальную библиотеку, – продолжала Елена Сергеевна. – Древние манускрипты, запрещённые книги, утерянные тексты. Но главное – он создал свою собственную книгу. Живую книгу.

– Тот пустой фолиант в часовне? – я отодвинул тарелку. Есть почему-то расхотелось.

– О нет, – она рассмеялась. – Тот всего лишь... заготовка. Настоящая Книга хранится в другом месте. И она совсем не пустая.

Внезапно свет в столовой мигнул. За окном пронеслась тень, слишком большая для птицы.

– Но вот что интересно, – Елена Сергеевна подалась вперёд. – Знаешь, что случилось с членами общества? Они исчезли. Все до единого. Остались только их дневники и фотографии. А в усадьбе нашли пустые комнаты с раскрытыми книгами.

– И что с ними стало?

– Они стали частью Книги, – прошептала она. – Их жизни превратились в истории. Вечные, неизменные... идеальные.

В этот момент Павлик, стоявший у стены, шагнул в полосу света. Я едва сдержал крик – его тело было полупрозрачным, сквозь него просвечивали узоры обоев.

– Павлик был здесь, когда я купила усадьбу, – сказала Елена Сергеевна. – Точнее, то, что от него осталось. Он уже почти стал историей. Правда, красиво?

– Вы сумасшедшая, – я вскочил из-за стола. – Это какой-то бред!

– Правда? – она достала из кармана сложенный лист бумаги. – А это тогда что?

Это была страница из моей диссертации. Но текст был другим – он описывал мой приезд в усадьбу. Каждую деталь, каждую мысль. События сегодняшнего дня уже появлялись на бумаге, буквы проступали сами собой, складываясь в новые строки.

– Видишь? – в её голосе звучало торжество. – Ты уже начал превращаться. Твоя жизнь становится текстом. И скоро...

Договорить она не успела. В столовой погас свет, а когда через несколько секунд зажёгся снова, на столе лежала записка, написанная почерком Вершинина:

"Беги. Пока ещё можешь читать свою историю, а не быть её частью."

Глава 8: Побег

Я бросился к выходу из столовой, но остановился в дверях. За спиной раздался смех Елены Сергеевны:

– Некуда бежать, Алексей. Ты же сам это знаешь.

И всё-таки я побежал. Через холл, к входной двери. Она оказалась незапертой – распахнулась от первого толчка. Снаружи было темно, хотя по времени солнце ещё не должно было сесть.

Сад изменился до неузнаваемости. Деревья сдвинулись ещё ближе к дому, их ветви переплелись над головой, образуя подобие тоннеля. Тропинка под ногами светилась слабым фосфоресцирующим светом, и я с ужасом заметил, что свечение складывается в слова – они появлялись под моими шагами и исчезали позади.

Добежав до ворот, я понял, что Павлик не солгал. За оградой не было ничего – только белесый туман и темнота. Рельсы, видневшиеся вдалеке, обрывались в пустоту.

– Впечатляет, правда? – голос Павлика раздался совсем рядом. Он стоял, прислонившись к ограде, почти сливаясь с ней. – Когда текст поглощает реальность, внешний мир становится... необязательным.

– Что вы со мной сделали? – мой голос дрожал.

– Пока ничего, – он улыбнулся своей жуткой улыбкой. – Ты сам всё делаешь. С каждым прочитанным словом, с каждой перевёрнутой страницей. Взгляни на свои руки.

Я поднял руки к глазам и похолодел. В тусклом свете они казались полупрозрачными, как у Павлика. А под кожей... под кожей проступали буквы.

– Нет... – прошептал я, пятясь назад. – Нет!

Я побежал к часовне. Внутри было темно, только пустая книга на алтаре светилась мягким светом. Её страницы больше не были пустыми – на них появлялся текст, описывающий каждое моё движение, каждую мысль.

В дверном проёме появилась Елена Сергеевна. Она изменилась ещё сильнее – теперь её фигура словно расплывалась по краям, как чернильная клякса на промокательной бумаге.

– Знаешь, что я поняла, изучая архив Вершинина? – спросила она. – Реальность – это просто текст. Большая книга, которую можно переписать. Но для этого нужны... чернила.

Она подняла руку, и я увидел, что её пальцы заканчиваются острыми, как перья, кончиками.

– Елена Сергеевна, – взмолился я, – прошу вас...

– Тихо, – она приложила палец к губам. – Слушай.

И я услышал. Сначала тихо, потом всё громче – шелест страниц. Он доносился отовсюду: из часовни, из дома, из самого воздуха. Казалось, что сама реальность шелестит, как книга на ветру.

– Идём, – сказала она. – Пора показать тебе настоящую библиотеку.

Я хотел отказаться, но обнаружил, что не могу. Буквы под моей кожей словно светились изнутри, и каждая из них тянула меня за ней, будто крючок.

Мы вошли в дом. Елена Сергеевна повела меня не вверх, а вниз, к неприметной двери под лестницей. За ней оказался узкий проход, ведущий глубоко под землю.

– Там, – она указала вниз, – хранится главная Книга. Та, что начал Вершинин. И знаешь, что я обнаружила? Она всё ещё пишется. Каждый день появляются новые страницы. Новые истории.

На стенах коридора начали проступать буквы – они складывались в имена. Сотни имён. Я узнавал некоторые – члены общества "Живое слово", пропавшие без следа почти сто лет назад.

– А вот и твоё место, – Елена Сергеевна остановилась у пустого участка стены. На нём медленно проступали буквы, складываясь в моё имя.

В этот момент откуда-то сверху донёсся звук бьющегося стекла и крик Анны Павловны:

– Они пришли! Они все пришли!

Глава 9: Возвращение

Крики наверху становились громче. К голосу Анны Павловны присоединились другие – множество голосов, говорящих одновременно, сливающихся в монотонный гул, похожий на чтение.

– Рано, – прошептала Елена Сергеевна. – Слишком рано. Текст ещё не закончен.

По стенам подземного коридора побежали трещины, из которых сочились чернила. Они стекали на пол, собирались в лужи, и в этих лужах отражались лица – искажённые, полустёртые, как плохо пропечатанные буквы.

– Кто они? – спросил я, хотя уже догадывался об ответе.

– Прежние читатели, – Елена Сергеевна схватила меня за руку. Её пальцы оставляли чернильные следы на моей коже. – Быстрее. Нужно добраться до Книги.

Мы побежали вниз по коридору. Буквы на стенах шевелились, складывались в слова, фразы, истории. Я видел мельком: "...пропал без вести в 1925 году...", "...последний раз видели в библиотеке...", "...нашли только раскрытую книгу..."

Коридор заканчивался массивной дверью с медной ручкой в форме пера. Елена Сергеевна толкнула её и втащила меня внутрь.

Это была круглая комната, стены которой полностью занимали книжные полки. В центре, на постаменте, лежала огромная книга, от которой исходило тусклое сияние. Её страницы медленно переворачивались сами собой, хотя в комнате не было ни малейшего движения воздуха.

– Вот она, – благоговейно произнесла Елена Сергеевна. – Книга Вершинина. Каждая страница – чья-то жизнь. Каждая глава – чья-то душа. И сегодня она получит новую историю.

Она потянула меня к постаменту, но вдруг замерла. В дверном проёме стоял Павлик, но теперь он выглядел иначе. Его полупрозрачное тело было заполнено текстом, как страница книги.

– Они пришли за своими историями, – сказал он. – Вы не имели права их переписывать.

За его спиной появились фигуры – размытые, нечёткие, как будто написанные выцветшими чернилами. Я узнал некоторых по фотографиям в коридоре – члены общества "Живое слово", превращённые в текст десятилетия назад.

– Глупый мальчишка, – процедила Елена Сергеевна. – Они сами выбрали этот путь. Как и ты.

– Нет, – Павлик покачал головой. – Вы заставили нас. Заманили обещаниями бессмертия. Но это не бессмертие – это заточение. Мы не живём в этих страницах, мы существуем как персонажи, лишённые воли.

Фигуры начали заполнять комнату. Их движения были странными, дёргаными, будто кто-то перелистывал страницы с их историями слишком быстро.

– Назад! – крикнула Елена Сергеевна. Она выхватила из кармана перьевую ручку, похожую на кинжал. – Я могу переписать вас! Могу стереть!

– Уже нет, – сказал Павлик. – Посмотрите на Книгу.

Страницы главной Книги начали чернеть, будто на них проливали чернила. Буквы расплывались, тускнели, исчезали.

– Нет! – закричала Елена Сергеевна. – Нет!

Она бросилась к Книге, но одна из теней преградила ей путь. Я узнал в ней человека с последней фотографии – того, что сидел спиной к камере.

– Здравствуй, Лена, – произнёс Николай Вершинин. – Прошло много лет.

Его лицо было как чистый лист бумаги, на котором проступали и исчезали буквы.

– Ты не понимаешь, – прошептала Елена Сергеевна. – Я хотела завершить то, что ты начал. Создать вечную историю...

– История должна иметь конец, – ответил Вершинин. – Иначе это не история, а тюрьма. Пора закрыть книгу.

Он протянул руку к главной Книге. В тот же момент я почувствовал, как буквы под моей кожей начинают исчезать...

окончание читайте в первом комментарии.....