В гостиной столичного особняка князя Касаткина царило оживление. Вечер был в самом разгаре. Гости уже успели разбиться по группам и интересам, где-то велись тихие задушевные разговоры, где-то кипели страсти политических споров.
Сам хозяин, князь Пётр Сергеевич, сидел в роскошном кресле перед небольшим столиком с закусками, вокруг которого расположились несколько мужчин и женщин, внимательно слушая рассказ человека, сидевшего напротив князя.
Рассказчик весь состоял из контрастов. Одежда его была простой, но понимающие люди сразу оценивали её шик. Движения его были скупыми и ленивыми, но в них угадывалась затаённая, как бы дремлющая до поры сила. Речь его тоже была необычной. В ней чередовались изысканные и красочные обороты с просторечием и профессиональными терминами, от которых рассказ его обретал особую образность. Часто серьёзные и драматичные построения сюжета сменялись острой шуткой и весёлой самоиронией, отчего его повествование неотрывно удерживало внимание слушателей.
На вид ему было около сорока. Однако, если приглядеться, становилось понятно, что рано исчертившие лоб и уголки глаз морщины, а также густая борода и усы несколько старили его, и на деле он лет на пять моложе.
Слуги принесли напитки как раз к тому моменту, когда он закончил рассказ. Образовалась небольшая пауза, пока все разбирали бокалы, а потом беседу начал пожилой граф, сидевший по правую руку от хозяина.
– Скажите, Никон Архипович, а вам доводилось бывать в краях, где осталась проклятая усадьба Стужиных? – обратился он к прежнему рассказчику.
– Проклятая усадьба Стужиных? Впервые слышу.
– Какая жалость. Я ж понадеялся услышать взвешенную версию событий той загадочной истории, которая уже обросла таким количество небылиц, что и не знаешь, как воспринимать её.
– Ну как же. Был такой очень преуспевающий промышленник – Михаил Николаевич Стужин. Владел рудниками и заводами в Сибири. Вы, наверняка, слышали о нём.
– А я помню, – присоединился к беседе князь Касаткин. – Это тот, кто пропал в своей загородной усадьбе, где-то в тайге. Давняя история. Десять лет как прошло.
– Точно, – подтвердил старый граф. – Как раз десять и прошло.
– А вас не затруднит развлечь нас этой историей?
– Ну что вы, Никон Архипович! Я с удовольствием изложу вам всё, что знаю, уж очень мне интересно узнать, что вы об этом думаете. Если остальным гостям это интересно, я расскажу.
В кругу собравшихся за столиком послышались одобрительные возгласы. Мистические истории были очень популярны в то время, а потому все с предвкушением уставились на старого графа. Тот отпил из своего бокала, откинулся в кресле и принялся излагать.
Случай этот произошёл двенадцать лет назад. Я тогда по службе находился в Сибири и был знаком со многими значительными людьми. А Михаил Николаевич Стужин был в высшей степени таковым. Он владел несколькими рудниками, плавильными заводами, солеварнями и был одним их самых состоятельных людей, пожалуй, во всей Империи.
Это был человек выдающихся способностей в управлении делом, имел живой интерес к естественным наукам, а также прослыл патриотом и меценатом, сочетая свою коммерческую жилку с интересами государства и нуждами простых людей.
Единственная причина, по которой его не сильно знали в столице, – его нелюбовь к свету и петербургской жизни, полной, по его мнению, фальши, бестолковой суеты и соблюдений формальностей.
Ему в то время было чуть больше сорока, точно не припомню. Сыновей у него не было. Жена его умерла от чахотки, оставив лишь трёхлетнюю дочь Софью, в которой он просто души не чаял. А жениться второй раз он не надумал.
Стужин любил путешествовать и регулярно отправлялся в дикие места со своими геологами-разведчиками. Понятное дело, не в дальние походы, но вполне мог посетить вновь открытое месторождение или какое-то интересное место, чтобы лично осмотреть.
В этом случае он снаряжал масштабные экспедиции, в которые он непременно брал маленькую Соню, которая обожала отца и организованные им приключения. Он же считал, что она должна быть привычной к его образу жизни и разбираться во всём, так как свою промышленную империю он собирался передать ей.
Когда девочке исполнилось девять, в обществе стали ходить слухи, что Соня нездорова. У неё случались «странности» и припадки. Однако, из уважения к её отцу, слухи высказывались всегда кулуарно и не особо обсуждались, скорее, упоминались в контексте сочувствия к Михаилу Николаевичу.
Стужин отправил дочку в столицу к докторам, но через год она вернулась, и, по всей видимости, лечение не увенчалось успехом.
Как раз в этот год я и прибыл по службе в те края и познакомился с промышленником. Тогда же и произошло судьбоносное для их семьи событие.
Во время одной из экспедиций, куда Стужин поехал с Соней, был разбит привал у красивого озера. И, уж не знаю подробностей как, но Михаил Николаевич обнаружил, что вода озера облегчает нежелательные состояния его дочери. В общем-то, слухи, скорее всего, были верными, потому что по возвращении обратно Стужин тут же занялся обустройством усадьбы на берегу того озера.
Проект был грандиозным. Но средств промышленник имел с избытком, так что стройка шла с наибольшей возможной поспешностью.
Когда была жива его жена, Михаил Николаевич бывал с ней за границей в санаториях, куда столичные врачи рекомендовали ездить, так как больным чахоткой показано проживание на курортах.
Как я и говорил, Стужин был человеком государственным и благотворителем. Он решил создать усадьбу, пригласить учёных, врачей и, если удастся вылечить дочь, то создать на берегу озера санаторий особого типа, для болезней душевного характера. Поговаривали даже, что он думает продать свои заводы и посвятить жизнь управлению таким санаторием. Не знаю, правда ли это, но слухи такие ходили.
Так или иначе, стройка шла, к месту даже проложили дорогу. Не из города, правда. Часть пути грузы и люди преодолевали по реке, так было проще, обычное в Сибири дело. В тайге даже пристань со складами возвели как опорную базу для строительства.
Строящуюся усадьбу назвали Ирием, так в старинных преданиях называли рай наши предки до принятия христианства. Стужин увлекался фольклором и часто говаривал, что Ирий должен был находиться где-то в этих краях.
Для возведения усадьбы пригласили известного архитектора и лучших мастеров из столицы, а мебель и обстановка частично привозились из Европы. Оттуда же привезли и оборудование для лаборатории, в которой планировалось изучать свойства воды и местного климата.
Также Стужин пригласил известного медика, профессора Вернера, обрусевшего немца, приехавшего из Марбурга преподавать в Россию. Уж не знаю, что предложили учёному, но кафедру он свою оставил и принял приглашение уехать в глушь на край света. Впрочем, как я упоминал, в средствах Михаил Николаевич стеснён не был, а потому, думается мне, предложение было весьма щедрым.
Два года ушло на то, чтобы завершить строительство. Я тогда ещё оставался там по службе и был свидетелем переезда. Сначала в усадьбу отправились работники: управляющий, конюх и три семьи, мужья были охранниками, разнорабочими и охотниками, а их жёны занимались поддержанием порядка в усадьбе. Они обустроили быт, после чего управляющий вернулся, доложил, что к переезду всё готово, и отбыл в Ирий вместе со Стужиными и Вернером.
Некоторое время дела шли хорошо, от переехавших постоянно приходили вести, которые привозил управляющий вместе с распоряжениями хозяина относительно его дел на заводах, на которых у промышленника были поставлены руководить надёжные люди.
Но в какой-то момент связь оборвалась. И надолго. Беспокоиться было не о чем, это всё же не столица – путь дальний. Но местная публика начала шептаться, как бы там не случилось беды. Вестей не было месяц, потом ещё месяц.
Местные власти уже хотели было послать туда уездных стражей полиции, но, пока собирались, из Ирия вернулся Фёдор, конюх Стужиных. Его прибытие, слухи о котором немедленно расползлись, немало поразило и озадачило местную публику.
Он прибыл измождённым, оборванным и полубезумным. Рассказы его были сбивчивыми и настолько фантастическими, что сперва подумали, что он помешался. Он толковал о каких-то языческих обрядах, демонах леса и проклятии места, где построили Ирий. Но главное – он заявил, что все, кроме Стужиных, профессора и одной из служанок, либо таинственно исчезли, либо мертвы.
Это, конечно, переполошило общественность, и в Ирий был срочно отправлен отряд уездных полицейских из трёх человек, чтобы проверить показания конюха.
Представители власти вернулись через две недели и сказали, что всё проверили и ничего особенного не обнаружили, а конюх просто выжил из ума, и претензий у Михаила Николаевича к нему нет, он лишь сожалеет, что с беднягой случилось подобное расстройство. А вестей особых нет, так как владелец Ирия сильно занят своими изысканиями, а распоряжения по ведению дел дал заранее и доверяет своим управляющим на заводах.
Народ в городе успокоился. Прошёл ещё месяц. И тут неожиданно объявился немец. Профессор тоже был измождённым и явно потрясённым пережитым в последние несколько недель и подтвердил, что Ирий, за исключением Стужиных, вымер, а сам Михаил Николаевич, похоже, повредился рассудком и выгнал Вернера из усадьбы, удерживая там насильно дочь. И ехать с ней обратно отказался, сказав, что они остаются на неопределённый срок и больше ни в ком не нуждаются.
На этот раз шум поднялся сильный, и даже до столицы дошли вести об этом происшествии. Второй раз в Ирий отправился большой отряд с местным урядником во главе.
Когда они вернулись, мы узнали, что усадьба безлюдна. Никаких следов Стужиных найти не удалось. В окрестностях обнаружено несколько могил. Они были вскрыты, и полицейские убедились, что там тела слуг. Нашлись не все. Везти тела обратно не стали без воли наследников и перезахоронили. Поиски отца и дочки не дали результатов, и их объявили временно пропавшими.
В столицу были отправлены донесения, а также уведомления ближайшим родственникам, так как в случае, если Михаил Николаевич и Софья не появятся до истечения положенного срока, нужно было определить порядок наследования.
Потом я покинул те края по долгу службы. Правда, остались друзья, с которыми я до сих пор веду переписку. Из их писем я узнал, что Стужины так и не нашлись. Наследники вступили в права, но Ирием особо не интересовались, начав делить заводы и примерять на себя неожиданно свалившуюся роль промышленников. На фоне их хлопот и новой роскошной жизни заброшенная в глубине тайги усадьба казалась ненужным грузом, о котором они просто предпочли забыть.
Но, естественно, нашлись те, кто помнил о богатстве заброшенной усадьбы и имел желание к этому богатству приобщиться. То есть попросту разграбить Ирий. Люди это были лихие. Бывшие преступники, авантюристы и просто любители лёгкой наживы.
Насколько мне известно, трижды собирались группы таких искателей приключений. Первая отправилась в Ирий и не вернулась. Вторая вернулась, но объявила, что не смогла найти путь к усадьбе, дескать, дорога заросла. Им не поверили, но проверять было некому. Дело было закрыто, властям это было неинтересно, а желающих отправиться в место с такой репутацией не нашлось в том году. Годом позже, правда, снова нашлись желающие отыскать Ирий, но и эта группа сгинула.
С тех пор, насколько мне известно, никто больше не пытался найти проклятую усадьбу. А судьба Стужиных обрастала пугающими слухами и догадками, превратившись в местную легенду.
Граф закончил свой рассказ и несколько мгновений помолчал, давая понять, что история завершена.
– Потрясающе! – заметил кто-то из слушателей. – И неужели до сих пор никто так и не разгадал тайну этой проклятой усадьбы?
Старый граф развёл руками, показывая бессилие людей перед этой загадкой, и, повернувшись к своему собеседнику, ради которого он это всё рассказал, спросил:
– Ну? Что думаете, Никон Архипович?
Никон Архипович Суздалев был «главным блюдом» этого вечера. Известный путешественник, писатель, человек очень необычной биографии и редких талантов. Он недавно вернулся из очередной одиссеи по Центральной Азии, в которой участвовал в качестве врача и помощника начальника экспедиции. И, естественно, многие организаторы светских вечеров желали его заполучить, чтобы развлечь своих гостей удивительными историями, которых у Суздалева всегда было в избытке. До этого он побывал в нескольких экспедициях по Крайнему Северу, бывал на Камчатке и в Уссурийском крае и, благодаря своим книгам, написанным в виде дневников, живо и образно описывающих его странствия, быстро стал человеком с репутацией знатока азиатской части Империи.
Собственно, это и было причиной, по которой графу хотелось узнать его мнение о той мрачной таёжной истории, так нашумевшей десять лет назад.
Суздалев немного помедлил, окинул взглядом присутствующих и повернулся к графу.
– История ваша – крайне примечательная. Но я затрудняюсь назвать её мистической. Это, безусловно, драма – пропажа и даже смерть людей. Но почему она мистическая?
– А как же рассказ конюха? Таинственные ритуалы, демоны и проклятие этого места?
– Да, но вы сказали, что позже вернулся профессор, который лишь упомянул о том, что Стужин повредился рассудком. Я представляю себе жизнь в тайге, и если в усадьбе остались душевнобольные дочь с отцом, то благополучный финал возможен только по счастливому стечению обстоятельств. Учёный упоминал о демонах и проклятии?
– Нет, не упоминал. Но он был явно подавлен и что-то не договаривал. Вполне возможно, он просто боялся выставить себя в неловком свете в научных кругах. Ведь он собирался вернуться в столицу и снова заняться преподавательской деятельностью.
– Конечно. Допустим, это так. Но ведь вы говорили, что на месте был урядник со своими людьми. Они видели что-то странное?
– Кое-что странное видели. Могилы нескольких человек были действительно осквернены. На них нашли камни со странными знаками и какие-то фигурки из сплетенных веток.
– А что с телами? Выяснили, отчего умерли обитатели усадьбы?
– Хороший вопрос. Скажу откровенно, урядник, который занимался этим делом, был человеком честным, исполнительным, добрым служакой. Но Пинкертоном его назвать трудно. С его слов, тела не имели следов насильственной смерти. Но, так как они не были доставлены в город и не обследованы доктором, трудно судить о достоверности его выводов.
– Знаете, Матвей Александрович. Мне трудно судить об истории, не зная всех фактов и не побывав на месте. Вряд ли мнение моё будет весомым, если я просто приму рассказ конюха за действительное и объявлю сейчас, что согласен с тем, что обитателей Ирия погубили злые духи леса. Боюсь показаться прозаичным, но лично мне не довелось встречать ни в одном из моих странствий нечто убедительно сверхъестественное.
– Понимаю вас, Никон Архипович. Было бы интересно, если бы лично вы занимались расследованием этого дела. Возможно, история получила бы достоверное объяснение. Я признаю, что мрак невежества зачастую порождает чудовищ и духов, но согласитесь, что в мире нашем осталось немало необъяснимых событий и белых пятен на картах.
– Соглашусь. И в этом прелесть нашего бытия – иметь возможность прикоснуться к тайнам. Ваша история заинтересовала меня. Возможно, я сумею отыскать профессора в столице, переговорить с ним и раздобыть дополнительные сведения. Да и переговорю с моими товарищами по экспедициям. Кто знает, может быть, в следующий раз, когда мы увидимся, я представлю вам мою версию событий. Ну а пока, извините, –Суздалев виновато развёл руками, – я знаю не больше вашего.
– Вот было бы чудесно, – воодушевился старый граф. – Надеюсь, доживу до следующего свидания с моей подагрой.
Вся компания весело рассмеялась…
Поддержать онлайн роман можно по ссылке ниже. Поощрение читателей не позволяет рукам автора опускаться.
