Поезд⁠⁠

Лидочка, отпустив извозчика, не торопясь пересекла залитую летним солнцем площадь и зашла в здание вокзала. Вздохнув, купила билет в вагон третьего класса.

- Невелика беда, милая моя, - подумала про себя. – Деньги с неба не падают, иногда разумно побыть экономной.

Посмотрела на наручные часики (папенькин подарок в честь поступления на «женские курсы Герье») и, отметив, что до отправления поезда ещё три четверти часа, загрустила. В зал ожидания для пассажиров второго-третьего классов идти не хотелось. В буфете веселилась шумная кампания мастеровых, и Лидочка, независимо помахивая саквояжем, направилась в ресторан. Заказав кофе с бисквитом, водрузила на нос очки и, открыв томик Надсона, принялась украдкой разглядывать посетителей. Скользнула взглядом по тучному пехотному капитану, дремлющему над тарелкой с окрошкой; по бонне с воспитанницей, угощающихся лимонадом; по священнику, вполголоса бранящему официанта. Привлекли же её внимание двое у окна. Казалось, ничего необычного те из себя не представляли. Средних лет прилично одетый господин и седобородый старик, в длинной мешковатой блузе из серой бумазеи.

- Вероятно, племянник, - решила Лидочка, - сопровождает дядю в Москву. Или сын везёт престарелого отца к внукам?

Лицо старика казалось знакомым. Она наморщила лоб, вспоминая, не родительский ли это приятель? Или кто-то из папенькиных сослуживцев?

Те увлечённо беседовали. До Лидочки временами доносились обрывки фраз: «способ устройства человеческих обществ», «истина для большинства», «игры физических и механических сил».

Впрочем, не это заинтересовало её, а то, как старик ел солёные грузди с картошкой. С каким непринуждённым изяществом пользовался ножом и вилкой, успевая при этом говорить с собеседником.

- Где же я его видела? - пыталась вспомнить Лидочка.

И только когда, господин, промокнув губы салфеткой сказал: «Скоро отправление, Лев Николаевич», всё стало на свои места.

- Граф Толстой! - чуть не взвизгнула Лидочка. – Взаправдашний!

Вскочила, едва не опрокинув недопитую чашку кофе, но тотчас села.

- И отчего не купила билет в первый класс? - простонала про себя. – Сейчас, глядишь, ехала бы в одном вагоне с Толстым. Может быть, даже, рядом. А повезло бы, так и заговорила с ним. Дура-дура-дура!

Какова же была радость, когда, выйдя на перрон, Лидочка увидела, что Лев Николаевич со спутником садятся в «зелёный» третий класс. Она стремглав бросилась к дверям и взлетела по ступеням, едва не сбив с ног проводника. Вагон, слава Богу, оказался наполовину пустым. Лидочка замерла на мгновение, высматривая Толстого, а заметив, облегчённо выдохнула. Скамья в соседнем ряду пустовала. Конечно, она предпочла бы сидеть напротив графа, но, увы, там уже обосновался крестьянин с женой. Впрочем, находиться на расстоянии вытянутой руки от Толстого уже казалось невероятной удачей.

Перед самой отправкой поезда, на месте перед ней расположился землемер в щегольской фуражке, принеся с собой запах табачного дыма, «Цветочного» одеколона и дёгтя.

Лев Николаевич, тем временем, разговорился с мужиком. Точнее, граф взялся расспрашивать – откуда тот родом; велика ли семья; держит ли корову? Крестьянин, сначала напуганный подобным вниманием, бурчал что-то односложное. Однако, вскоре, почувствовав неподдельный интерес Толстого, стал отвечать куда более охотно.

Лидочка удивлённо отметила, что мужик в разговоре, несмотря на скромный наряд Льва Николаевича, с первых слов принялся величать того «барином».

«Русский пахарь барина поротой задницей чует», вспомнились слова папеньки.

- Вот скажи, - внезапно спросил его Толстой, - ты достаток имеешь, детьми бог не обидел, можешь на праздник нарядиться. Получается, счастлив?

- Надобно жить, как набежит, - лукаво прищурился мужик.

- Верно, - хлопнул себя по коленям Лев Николаевич. – Полного счастья в жизни нет, есть только зарницы его.

Спутник Толстого согласно покивал и, достав из кармана сюртука пухлую записную книжку, немедленно что-то пометил в ней.

Лидочка, спохватившись, тоже вынула из саквояжа блокнот с карандашом и немедленно записала что «счастье – зарница».

- А как с соседями живёшь? – продолжал пытать мужика Лев Николаевич. – Ладно ли?

- В согласии.

Землемер, до этого молча прислушивающийся к беседе, откашлялся.

- Прошу великодушно простить, что вмешиваюсь, - заговорил он. – Да только по службе всё об этом добрососедстве знаю. Весной пахать затеются, не найдут межи и давай лаяться, а потом подерутся до крови. Приходится ехать, заново межевать. Утихомирятся, сядут пить мировую и вдругорядь схлестнутся. Варвары, иначе не назовёшь. Как есть безграмотные варвары!

- В Государственной Думе, - обернулся к нему Толстой, – тоже самое. Что ни день, то ссора. Что ни неделя, то драка. И там, выходит, безграмотные варвары?

Лидочка, стараясь не упустить ни слова, записывала.

- Вот на курсах удивятся, узнав, кого встретила, - предвкушала она. – А увидят записи, так просто умрут от зависти.

Лидочка зажмурила глаза. И решила, что перед прибытием в Москву, всенепременно надо попросить графа расписаться в блокноте.

Мужик, обиженный словами землемера, взялся припоминать, сколько несправедливостей терпит деревня «от межевиков».

- Верно говоришь, - одобрительно качал головой Толстой.

Между тем, жена мужика, с самого отправления поезда молча смотревшая в пол, оживилась и сейчас с нескрываемой гордостью поглядывала на супруга, так безбоязненно ведущего беседу с господами.

- Сделайте милость, - она сняла с багажной полки корзину, - отведайте пирогов.

- Ах, спасибо, хозяюшка, - потёр ладони граф. – С грибами?

- И с грибами, и с картошкой, - засуетилась та. – А порумянее с яблоками.

Спутник Толстого занервничал.

- Софья Андреевна категорически запретила.., - заговорил, было, он.

- Пустое, - беззаботно отмахнулся Лев Николаевич, принимая ещё тёплый пирог.

От угощения никто не отказался.

- Повезло тебе с женой, - откусив сразу треть, подмигнул Толстой мужику.

- Врать не стану, - ответил тот, - баба справная.

Супруга, зардевшись от похвалы, смущённо отвернулась. Промокнула концом платка счастливую слезу.

- А вы, сударь, венчаны? - нацелившись надкушенным пирогом на землемера, неожиданно спросил граф.

- Пока нет.

- В таком случае, позвольте полюбопытствовать. Какие достоинства хотели бы видеть в будущей невесте?

- Извольте, - посерьёзнел тот. - Хотелось, что бы супруга разделяла мои взгляды на жизнь. Имела, пусть домашнее, но образование. Любила детей.

- А ты как считаешь? - обернулся Толстой к мужику. - Что в женщине главное?

- В бабе-то? Что б здоровая была.

- Вот! – воскликнул Лев Николаевич, да так громко, что многие в вагоне обернулись. – Вот он единственно верный ответ! Не то задурили девицам головы образованием, а те и рады. Лезут в науку с куриными мозгами. А если и проявят чудеса ума, то лишь чтобы сделать какую гадость. Деторождение и детовоспитание - вот всё на что женщина годится, для чего богом создана. Потому главное для неё - физическое здоровье.

Лидочка выронила карандаш и с минуту просидела в оцепенении, уверяя себя, что ослышалась.

Но нет!

- ... женщины лишены нравственного чувства, как двигателя. У них этот парус не натягивается и потому не везет, - доносился голос Толстого.

- Поверьте, - чуть подавшись вперёд, прошептал ей землемер, - который год езжу по губернии и обязательно, в каждой поездке встречаю подобного мыслителя, вцепившегося в прошлое старого болвана.

Лидочка убрала блокнот в саквояж и решила не рассказывать подругам о встрече с Толстым. Зато, может быть, упомянет, что познакомилась в поездке с крайне приятным и обходительным мужчиной.

Поправила очки и улыбнулась землемеру.