Ночь на кладбище, или лучше бы это были упыри
Постом про восемьдесят баксов в час за работу ночного уборщика на кладбище навеяло.
Однажды, в эпоху больших кнопочных телефонов, я провёл на кладбище довольно интересную ночь. Нет, не как в песне Сектора Газа. Но тоже неплохую.
Случилась как-то у друга невеселая история. Умер дед, а на следующий день – брат, из числа асоциальных личностей, не имевших друзей, кроме парочки таких же полудохлых хануриков, на которых рассчитывать никак нельзя. Первого покойника предполагалось кремировать, а второго его старики решили захоронить на родственном участке небольшого деревенского погоста, где даже копарей своих не было, потому что хоронили здесь нечасто. Поняв, что не справляется, за день до вторых похорон друг, занятый первыми, попросил помочь с организацией мероприятия.
Ну что ж, копарей нашли в городе, обо всём договорились, выдача тела намечена на завтра, в девять утра. Могилу собирались готовить вечером, по готовности отзвониться. В шесть вечера телефон бригадира был недоступен, в семь тоже, в восемь я стоял в полной темноте на участке, где не обнаружил даже следов приготовления к копке. Можно было, конечно, ещё подождать, а утром развести руками, но друг, прося помощи, вряд ли рассчитывал на такой её результат.
Вечерние поиски местных алкашей успехом не увенчались, пришлось бросать клич по общим знакомым. Откликнулись двое, из которых условно годным к физическому труду можно было с натяжкой признать одного. Набрали лопат, какие у кого были, лом и ломик, в машинах отыскались ручной и налобный фонарик.
Никто не имел опыта таких работ, да и сама мысль о том, что придётся делать всё это ночью, пугала. «А вдруг там упыри и вурдалаки приготовились к атаке?» - вопрошал самый дохлый член похоронной команды. Случилось всё в октябре, и к нашему счастью, снег ещё не выпал, но рассветало уже довольно поздно, и утреннего светлого времени нам бы точно не хватило. Предложение сходить в магазин за лекарством от страха было чревато опять-таки утренним попадаловом. Решили установить сухой закон до окончания работ (тогда водку ещё можно было купить в любое время суток).
Поначалу всё шло хорошо. Мы быстро разобрали ограду, разорвав один закисший болт, вытащили советский сваренный из стальных листов памятник со звездой, попутно проделав в нём дыру и убедившись, что он довольно сильно подгнил, а сталь стала жестью. И понеслась. Работали в поте лица, лишь изредка очередным «Блядь!» оповещая коллег о корне или камне. Но если поначалу это междометие напоминало одиночные редкие выстрелы, то через полчаса это была стрельба очередями. Сняв верхний слой грунта, мы обнаружили плотный слой крупного щебня, покрывавшего весь участок. Откуда тут столько камней? Самой вероятной виделась версия, что кому-то из родственников когда-то давно перепал самосвал этого щебня, которым он почему-то решил «благоустроить» участок на кладбище, последнее захоронение на котором произвели в 1975 году. Раскапывать всё это лопатой возможным не представлялось, ломом получалось, но очень медленно - за многие годы щебень здорово слежался и смешался с грунтом. Да и не умел никто из нас работать ломом и лопатой, как я сейчас, понаблюдав за профессиональными копарями, понимаю.
Вскоре мы поняли, что долбоёбы на кладбище куда опаснее вурдалаков. Роль долбоеба блестяще сыграл тракторист на «Белорусе» с ковшом, которого за каким-то хуем нашёл через деревенских родственников брат покойного, вознамерившийся таким образом помочь нам с проблемой. Сами родственники были в том возрасте, когда на кладбище, конечно, пора, но своими ногами уже не дойти, поэтому решили, что заплатить долбоёбу – отличная мысль. Конечно же, по закону жанра в такое время суток он просто не имел права быть трезвым, поэтому, подъезжая к могиле по узкой аллее, тут же упоролся в ограду соседнего участка, и в конце концов снес одну её сторону при попытке выехать.
- Ща, пацаны, всё будет, - проорал тракторист-машинист широкого профиля, взялся за рычаги, поднял и со всей пролетарской ненавистью уронил ковш в нескольких сантиметрах от чужого памятника. Уверен, в этот момент каждый из нас представил на этом месте себя, потому что через секунду стройный хор голосов пожелал здоровья ему и его ближайшим родственникам и указал путь к светлому будущему, то есть нахуй. Проблема со щебнем уже не казалась неразрешимой, а бесконечные человекочасы, которые можно было просрать на её решение и запаса которых у нас не было – непомерной ценой. Уж лучше быть заебавшимся, но живым, потому что не он – так родственники тех, чьи могилы он сравняет с землёй этой ночью, нас тут и прикопают. Тракторист обиделся, сел в трактор и съебал, ничего больше, к счастью, не разломав, а мы начали долгий, камушек за камушком, путь вниз.
Знаете, что больше всего напрягает ночью на кладбище? Вязкая, жуткая, давящая на уши, отвратительно абсолютная тишина. Глубокая ночь, почти полный штиль. Спящая деревня не издавала ни звука. Единственное, что разрезало порой эту тишину – птицы, нашедшие пристанище в заброшенной церкви без куполов, окон и дверей. Хотя порой хлопанье крыльев и карканье звучали жутковато, отсутствие звуков пугало куда больше. Поэтому, отдохнув один раз все втроём, дальше мы работали посменно, чтобы не дать тишине нас захавать.
Долго ли, коротко ли, но щебень мы прошли, и работа пошла веселее. Самый дохлый член команды оказался самым выносливым: мы, конечно, со всеми этими нашими качалками могли поднять больше и кинуть дальше, но выдыхались куда быстрее, а этот работал как тот заяц на батарейках, кидал недалеко и немного, но часто и без остановок. Я видел нечто похожее в ночных клубах, но ни скрежет зубов, ни глаза кота из Шрека, ни неуёмное желание попиздеть за жизнь нашего боевого товарища не выдавали, поэтому коллегиально было решено считать его не объебосом, а энтузиастом.
Довольно быстро стало ясно: в яме может работать только один, второй человек будет непременно убит лопатой или черенком, хорошо если в голову. Постепенно вошли в ритм: один углубляется, один раскидывает землю вокруг с тем расчётом, чтобы можно было пронести гроб, постоять вокруг могилы и кинуть в неё горсть земли, третий отдыхает. Казалось, ещё чуть-чуть – и мы победим.
- Блядь, это чё за хуйня?! - мне, возможно, показалось, потому что свет фонаря с лампой накаливания был уже слабоват, но тогда я отчётливо увидел, как бледнеет, сереет на глазах лицо товарища, которого будто вышибло из могилы пороховым стартовым ускорителем.
Нет, его испугал не череп. Детская туфелька. Причём не made in USSR на фабрике им. Розы Люксембург. Вещь старая, ручной работы, прекрасно сохранившаяся, лет на пять-семь, не старше. Участок довольно велик, и сняв опирающийся на длинные, по два с лишним метра, стальные уголки памятник, мы специально копали на краю, в стороне от двух существующих захоронений, чтобы не тревожить старые кости. Да и в любом случае, дети на памятнике обозначены не были.
Это сейчас я знаю, что земля может перемещать зарытые предметы, и за десятилетия эта скорбная обувь могла мигрировать на десятки метров. Но тогда… Ночь, кладбище, тишина, разваливающаяся церковь – и туфелька. Полнейший ахуй и бесконечные «Как» и «Что если». Как она сюда попала? Что если там втихую зарыт труп какого-то ребёнка? Как нам быть? Что если это не последняя и не самая жуткая находка? Как нас вообще сюда занесло ночью? Что если дернуть сейчас отсюда? Как-то так.
Следующие несколько минут были жуткими – трое взрослых людей в полной тишине при слабом свете фонаря с надеждой смотрели друг на друга, будто ожидая, что напарник вдруг рассмеётся: что, мол, повелись, бакланы, заебись я шутканул? Не помню, как и почему, но на ватных ногах я дошёл до своей машины, завёл, провёл её маршрутом тракториста почти до бруствера, оставил на холостом ходу, включил ближний свет и музыку. Кажется, это был Infected Mushroom. Не спрашивайте, почему я этого раньше не сделал, я уже спрашивал, бесполезно.
Знакомый ритм транса быстро привёл нас в чувство. Туфельку извлекли из могилы на лопате и унесли с глаз долой. Работа возобновилась. Никто не знал, каких размеров должна быть правильная могила, а до возможности загуглить со смартфона оставалось ещё несколько лет. Решено было копать яму размером 1х2 м, пока самый высокий из нас – 185 см – не скроется в ней с головой. Лопаты гаражного хранения оказались говёнными, мы сломали три из четырёх, докапывали единственной оставшейся совковой и штыком без черенка, но сухой мягкий грунт легко поддавался нашим усилиям. Примерно к пяти утра работа была закончена. Не найдя в себе сил сдавать в темноте задом, я улёгся спать прямо в машине, ребята же уехали на второй машине домой, дав клятву прибыть сюда к девяти для осмотра содеянного и ликвидации последствий. Было ли мне страшно? Нет, мне было похуй. Не помню, чтобы испытывал тогда вообще хоть какие-то эмоции по поводу того, что собираюсь спать один в темноте на кладбище. Сел в прогретый салон, приоткрыл окна, разложил водительское сиденье, положил под голову подушку-черепаху и мгновенно уснул, даже в дежурный спальник не стал заползать, просто кое-как им укрылся.
Разбудил меня стук. Продрав глаза, я увидел с той стороны опухшую похмельную репу бригадира копарей. Часы показывали восемь, было довольно светло, но свинцовое небо и мелкий дождик полностью соответствовало моему настроению. Я вышел и попытался потянуться. Всё тело ломило, непривычная нагрузка и кривой сон на водительском сиденье бодрости духа и хорошему настроению не способствовали. Могильщик-профессионал, дыша перегаром, пытался что-то объяснять, но я не мог понять, ни зачем, ни что именно он говорит: оправдываться смысла не было, работа-то сделана, да и проспаться после пьянки он явно не удосужился и еле ворочал языком. Потом я узнал, что накануне, употребив на всех буквально сто грамм благородного дагестанского коньяка «Коньяк пять звёзд», по дороге на кладбище они упороли машину в столб и разбежались как крысы, испугавшись возможного возмездия. Но тем утром, не зная этого и не имея никакого желания слушать отмазки сраного бухловода, я чётко и нетактично указал ему то же направление, куда ночью мы командировали тракториста-машиниста, добавив, что коллеги с энтузиазмом заебашат его последней целой лопатой и ею же прикопают, если он соизволит задержаться здесь до их возвращения. Но у тракториста хотя бы был трактор, а этот своего транспортного средства теперь не имел, зато имел наглость намекнуть мне, что такси до дома должен оплатить ему я. К счастью, ума понять, что в машину я полез вовсе не за деньгами, ему всё же хватило.
Больше всего мне хотелось спать, но вернуться в мир жутких чудовищ, благородных героев и большеглазых принцесс не удалось.
Кладбище, как и деревня, давно оставили позади лучшие свои годы, жители в большинстве своём разъехались и захоронения тут почти не производились. Официально оно было закрыто, выделение новых участков запрещено, но подхоранивать в старые разрешалось, причём никаких документов в этом случае не оформлялось. Это я узнал ещё накануне в местной администрации, занимавшей половину разваливающегося дома в соседнем селе. В другой его половине размещались почтовое отделение и вездесущий банк. Когда-то там был фельдшерско-акушерский пункт и клуб, но ФАП оптимизировали, а клуб, в котором больше не проводились вечера в честь близкой победы коммунизма, в конце концов спалили бичи. Контекст понятен? В такой ситуации каждый новый покойник – большое событие, а события всегда привлекают местных. И конечно, принцессами тут даже не пахло. Зато различных бабок было в избытке.
- Ты погляди, а! Усосут пузырь и давай веселиться. Не стыдно тебе, пьянь? Ишь чего, дискотеку на погосте устроили! Ехай отсель, не то милицию вызовем! – два ярчайших представителя вида Babushkas morale и их абсурдные обвинения показались мне настолько комичными, что я не выдержал и заржал в голос. Такая реакция их прошивкой предусмотрена не была. Без особого рвения попытавшись ещё поиграть в товарищеский суд и поняв, что успеха тут обвинению не достичь, ведь с каждой их фразой я лишь сильнее держался за живот и даже иногда подхрюкивал, они отвалили, а я окончательно проснулся. Вскоре приехали ребята с новой штыковой лопатой, а потом и процессия. Мы опустили гроб, зарыли яму и сформировали вполне сносный могильный холм. Поломанную ограду соседнего участка, а также хлопоты с возвращением снятого нами на место «заказчик» истории взял на себя, поэтому окончание весьма прозаично – мы разъехались отдыхать и отсыпаться.
Недалеко от меня – городское кладбище, через которое можно срезать путь от станции к дому, что особенно актуально в дождь, когда не хочется идти вдоль автодороги с риском быть облитым водой из лужи. Я никогда не ходил там ночью – в привидений не верю, но было как-то не по себе. Теперь это не вопрос. Мне довелось выкопать и ещё одну могилу, причём заканчивали мы работу также в темноте, но всё было куда более буднично и без эксцессов. А вот эта история, хотя и совсем невесёлая по сути, вызывает спустя годы смех даже у тех, кто слышал её с десяток раз от разных действующих лиц.
Пост первый, извините если что не так. Жаль, песни не пишу – могло бы получиться не хуже, чем у Юры, ведь он-то, хоть и талант, на кладбище не ночевал.