«Малютка-жизнь»⁠⁠

(посвящается Евгении и Варваре)

***

— Посмотри, пожалуйста.

— Да? Что?

— Ты видишь?

— Скажи словами, я же не понимаю.

— Ну как! Разве не видно? Я тебя так люблю!

Смеюсь. Он всегда умеет меня насмешить. Обязательно как-то по-дурацки, чтобы вместе хохотать, вызывая нервную почесуху у зловредного соседа. Ему, сиротинушке, мешает наш смех. Сто раз приходил жаловался и возмущался.

— Тише! Ты чтооо! Сейчас соседа родимчик хватит!

— Ну, не научился я смеяться шёпотом…

Виновато разводит руками. Угу. Шепотом он не научился. От его хохота посуда в шкафчике звенит. По-особенному, мелодично.

***

Как-то давно ещё, дети тогда совсем маленькие были, мы обсуждали — нужно ли оставлять прощальные письма, смски, если точно понимаешь, что всё, неминуемо. Он настаивал, что нужно, чтобы утешение потом было. А для меня это так страшно, боль усиливается стократ, когда человека нет, а послание осталось. Фильм что ли попался такой, с пафосом. Обсуждали, спорили, не договорились.

***

Папку с результатами обследования я спрятала. В сейфе, в рабочем кабинете. Ключ ношу с собой. Я не знаю, как сказать родным. Сама ещё не всё осмыслила, не прошла положенные стадии, застряла на отрицании, там и оцепенела. Не могу поверить. Но приговор — максимум полгода. На море, значит, не полетим. А он так любит море. Мне жаль, правда. Я не специально.

— Женька? Ты чего притихшая? Замышляешь хулиганство?

— Нееет, что тыыы…

— У тебя такие же честные глаза, как у Алешки маленького, когда его заставали за шалостями.

— Угу. Мы родственники. Дальние.

Обнимает, сгребая в охапку. Сопит в макушку. Люблю тебя, мой родной.

То, что раньше было просто обыкновенной жизнью, сейчас вызывает почти физическую боль. Это не навсегда, это скоро закончится. Вот и ношу себя теперь хрустальной вазой, симулирую радость. Понимаю, что любой вздох может оказаться последним. От этого липкого страха совсем невыносимо. Твержу таблицу умножения, чтобы занять мысли. Мои любимые стихи поэтов Серебряного века уже не помогают. Осталось только лепетать из Тарковского: «Я жизнь люблю и умереть боюсь…»

Боюсь, конечно, боюсь. Дела привожу в порядок, завещание готово. Этой весной мне бы исполнилось 52. Я всегда хотела на юбилейные 55 улететь в резиденцию Деда Мороза. Бессонница теперь неотступно со мной. Он спит, а я смотрю, любуюсь, запоминаю. Говорят же, что венчанные супруги там встретятся. Опасаюсь, что не смогу его узнать, ведь пройдёт столько лет до встречи… «А! Этот сон! Малютка-жизнь, дыши…»