Киёко и Харуко
В небольшом городке Китакюшу, в префектуре Фукуока, из ворот роботизированный фабрики выполз на блестящих гусеницах, пахнущий металлом и маслом, новый бурильный механоид. Его передняя часть была украшена многочисленными алмазными насадками, что чернели свежей краской, которая, впрочем, слезет после первого же бурения. За ними еле заметными окошками виднелась кабина операторов. Туда вскоре сядут двое девочек – операторов: Киёко и Харуко - специально обученные управлять стальным монстром подростки, две сестры, выбранные невидимым префектом для этого.
Взрослых в Стране Восходящего Солнца почти не осталось. Они внезапно все исчезли. Пропали, будто и не было их никогда, оставив после себя лишь детей, за которыми ухаживали многочисленные механические существа. Роботы приносили им безвкусную кашу, роботы шили им одежду, роботы учили их основам всего, но взамен скрежещущий голос в динамиках, расставленных повсюду, требовал от них работать. Работать во имя всеобщего будущего, которое вот – вот должно наступить, и для этого их механический префект с помощью фабрик производил все новые и новые машины. И подростки должны были занять места взрослых бурильщиков, чтобы добыть как можно больше ресурсов, для их всеобщего будущего…
Харуко первая подошла к стальному исполину. Ее рюкзачок сполз с плеча на серый асфальт и обмяк. Внимательный взгляд подростка обошел машину сверху вниз, и, кажется, она осталась довольна увиденным. Ноготь большого пальца, покрытый облезшим лаком, царапнул металл, отчего в наступившей тишине послышался едва заметный скрип, а девочке показалось, что бурильная установка отозвалась голодным урчанием в ответ.
- Ты мой зверь. – Прошептала Харуко. – Ты сильный и отважный, будто тигр.
Она достала из подросткового рюкзака смятый баллончик с краской и резко встряхнула его. Раздалось шипение, и на установке, чуть выше гусениц, коричневой краской Харуко вывела - ТИГР.
-Привет, Харуко! – Раздался топот стоптанной подошвы сапог. Как всегда, на базе выдали обувь не по размеру ноги. Киёко была очень взволнована. Еще бы не каждый день двум операторам выдают гигантскую машину. Это была их вторая бурильная установка. Первая была совсем разбита и почти каждый день отказывала: то гидравлический шланг пропускает, то бур сломается и затеряется в толще земли, то кислород начнет улетучиваться из кабины, и тогда машина в срочном порядке вздымала свой нос к поверхности и бурила уже вверх, чтобы насытиться воздухом. А Тигр… Он был новый. Как будто в рекламе, которую крутили каждый день во время обеда, пока Харуко и Киёко, как и сотни других подростков, ели сбалансированную витаминами и минералами смесь. Обычной еды не подавали уже несколько лет, но девочкам казалось, что так было всегда, и они не роптали. Детское восприятие очень гибко и изгибается так, как угодно обстоятельствам. Лишь спустя много- много лет, они увидят со стороны прожитого времени, что эта смесь очень проигрывала хотя бы вареному картофелю в своих вкусовых качествах.
- Смотри, - Харуко вздернула подбородок, показывая на механоида.
- Ти-гр. – По слогам прочитала Кийко. – А почему Тигр? Я, например, хотела, чтобы его звали Скользящий.
Харуко фыркнула, давая понять, что такое имя совсем не подходит их новой машине. Она встряхнула свой баллончик еще раз и подчеркнула название снизу. ТИГР. ТЕБЯ ЗОВУТ ТИГР.
Из-за ангаров с другими бурильными установками, ожидавшими начала рабочего дня, раздался оглушающий рев сирены, ознаменовавший начало рабочего времени. К механоидам стали подходить другие подростки. Рабочий день начался и Харуко полезла по стальной лестнице вверх, в кабину. Киёко, сморщив обсыпанное мелкой пылью лицо, пробурчала, глядя на поднимающуюся сестру:
- Все равно Скользящий лучше, – но на всякий случай сказала это вполголоса.
В кабине было очень много кнопок и рычажков. Солнечный зайчик отразился от приборной панели и на мгновение ослепил Харуко, от чего та поморщилась. Складки ее переносицы настоль явно сформировались, что казалось еще немного, и девочка чихнет. Но она не чихнула. Вместо этого она села в скрипящее искусственной кожей кресло оператора и нажала кнопку зажигания. Машина едва заметно содрогнулась, и где-то внутри нее забилось стальное сердце, перегоняя пламя по венам Тигра.
- Ти-гр. – Повторила она, едва шевеля губами.
Киеко взволновано сжала хрупкими детскими пальцами кресло, на котором сидела ее сестра и заворожено посмотрела в небольшое обзорное окошко, куда заглядывал застенчивый утренний свет.
- Почему тут только одно место?
- Не знаю, может забыли прикрутить кресло для штурмана? – Харуко оглядела кабину, выискивая возможное место для Киёко.
- Ой, ладно. Давай я пока поставлю этот ящик вместо кресла, а по приезду спросим у префекта куда они дели мое кресло. - Штурман достала из своего рюкзачка свой смятый шлем с микрофоном.
- Поехали? – она натянула операторский шлем почти до самых глаз.
Харуко утвердительно хмыкнула и отчетливо произнесла в свой микрофон:
- Угол заглубления 40 градусов.
- Есть. – отозвалась ее сестренка. – Скорость оборота бура?
- Оставь две сотни. Пока что…- Харуко задумчиво прикусила губу. – На глубине в сорок метров увеличь обороты вдвое…
Машина накренилась, а ее задние гидравлические упоры натужно заскрипели. Бур вздыбил засохшийся верхний слой грунта, и Тигр, глухо урча, погрузился вниз, разбрасывая камни и комки земли после себя. Как крот. Но все- таки Тигр - подходящее имя для их машины, подумала Харуко, пусть даже он больше по повадкам и крот.
- Харуко, - среди шума и скрежета металла, в командирских наушниках, послышался голос Киёко. – А ты никогда не думала, где взрослые? Я думаю, у нашего папы лучше получалось бы управлять Тигром.
- Я не знаю, сестренка. – Харуко не отрывала глаз от приборной панели. – Несколько лет назад все взрослые исчезли. Остались только роботы – няни, которые привозят нам еду. И этот голос в динамиках…
- Он мне не нравится. – Вздохнула младшая девочка. – Он всегда говорит, чтобы мы работали и работали во благо чего-то там.
- Нашего всеобщего будущего, Киёко. – Харуко улыбнулась. – Переключи скорость оборотов бура.
- Есть! А ты видела наших родителей, Харуко? Какие они?
- Папа был веселый, и всегда щекотал меня своей бородой, когда мы бесились в нашем доме. Мама наблюдала за нами и улыбалась. Это все что я помню.
- Счастливая. – Та вздохнула. – Я ничего не помню.
- Может оно и к лучшему. – Харуко мельком взглянула на сестренку. – Когда не помнишь о ком скучаешь, кажется, лучше. Помнишь Такехико, которому отрезало ноги ковшом экскаватора?
-Ага. Он злой – всегда ругается, когда ему приносишь неправильные отчеты по добыче бурильной установки.
- И вспомни еще Акиру, который родился без ног. Как думаешь, кому тяжелее принять то, что у него нет теперь ног?
- Я думаю, что Такехико. – ответила Киёко. – Потому что Акира не знает какого это – быть с ногами, а Такехико – помнит о том времени, когда у него еще были ноги, но сделать с этим ничего не может. Вот и мучается теперь, и орет на всех. Он считает, что судьба несправедливо обошлась с ним.
- А Акира молчит. – Харуко ни на мгновение не отрывает взгляда от показателей приборов. – Он не знает иной жизни, и не ропщет на судьбу так как Такехико. Он просто не может осознать, что именно судьба отобрала у него. Так же и с нашими родителями, Киёко… Посмотри, что со стабильностью грунта.
- Местами попадаются слои песка, но не критично.
- Главное, не попасть в обширный слой песка, сестренка. – Брови Харуко задвигались в такт меняющихся показателей. – Иначе бур завязнет и мы застрянем тут навсегда. Хочешь провести со мной вечность? – Она задорно посмотрела на Киёко.
- Ага, слушать бесконечные истории про твоего Тигра? – Брови младшей девочки очень похоже со бровями Харуко задвигались в беззвучном смехе.
Их разговор прервал противный писк.
- Кажется, мы зашли в очень мелкий песок. Бур вязнет… - протянула Киёко.
- Кажется, да… - Харуко сама щелкнула переключателем скорости бура. – Нам надо бы замедлится, чтобы не увязнуть.
Гул машины стал более глухим, а капитан бурильной установки взглянула в смотровое окошко. Там, словно эритроциты в потоке крови, которых она видела в школе, на обучающем видео, струился песок. Казалось, еще немного и песок выдавит окошко и хлынет внутрь, в кабину, раздавив девочек.
- Может пойдем наверх? – Киёко настороженно посмотрела на это, казалось бы, хрупкое окошко.
- Подожди. – Харуко нахмурилась. – Слой с этим песком не будет бесконечным. Мы скоро пройдем его.
Звук двигателей вдруг стал затихать, пока совсем не исчез, а в тишине вдруг стало отчетливо слышен шорох песка, обволакивающего машину.
- Двигатели заглохли. – Послышался испуганный голос штурмана.
- Странно, - согласилась Харуко. Она попробовала вновь запустить механоид. Стартер бессильно и натужно ворчал, но Тигр никак не оживал.
- Кажется, мы просто погружаемся вниз. – Голос у Киёко взволнован, и из-под шлема темнеют глаза, готовые наполниться слезами.
- Подожди плакать. – Харуко встала из кресла и подошла к задней части кабины. Где-то тут должен быть шлюз аварийного челнока. Ага, вот и он. Она открыла его и задумчиво посмотрела внутрь. Челнок имел свой отдельный двигатель, гораздо меньшей мощности, чем у Тигра, и он должен был вынести операторов на поверхность. Конечно, там, сверху, пожурят их за потерянную машину, но…
- Пойдем. – Харуко позвала свою сестренку.
Киёко послушно подошла, и капитан бурильной установки, приподняв ее, подсадила штурмана в кресло челнока. Руки привычно опоясали девочку страховочными ремнями, и Харуко запустила двигатель челнока.
- Киёко, знаешь почему, тут нет кресла штурмана? – Она спокойно посмотрела на свою напарницу.
- Почему? – Губы Киёко предательски дрожат.
- Потому что, штурман не предусмотрен на этой установке. – Старшая сестра вздохнула, поправляя шлем оператора. – Нам не забыли поставить кресло - это ты не должна была погружаться вместе со мной. Тигр был сконструирован только для одного оператора. И челнок тоже рассчитан на одного человека, и нас двоих он просто не сможет вытянуть на поверхность.
- Харуко, ты не можешь здесь остаться! – Киёко ревет, размазывая слезы по грязным щекам.
- Киёко, могу. Моя вина, что я не изучила машину, прежде чем погружаться вниз.
- Харуко, я и так потеряла родителей, я не хочу, чтобы ты тут оставалась… - Она плачет, и плач захлебывается в кашле от мелкой пыли.
- Я просто устала, Киёко. – Шепчет старшая девчока. – Я устала ждать, пока все вернется обратно; я устала ждать родителей; я устала каждый день изнывать от воспоминаний прежней жизни, Киёко. Это к лучшему, что ты ничего не помнишь...
Та не отвечает, цепко схватившись за голову сестры.
- Сестренка, я люблю тебя. – Харуко гладит дрожащей кистью ее мокрые щеки. – Я горжусь тобой. Ты самый лучший штурман во всей префектуре! – и с трудом оторвав руки Киёко от своей шеи, она закрывает крышку челнока. Киёко судорожно держит в побелевших кулачках пряди вырванных волос своей старшей сестры и плачет, и не может остановится, и из-за слез ничего не видит за стеклом в капсуле, которое моментально покрывается конденсатом.
Через мгновение спасательная капсула исчезает в толще песка, и взмывает вверх. Внутри нее на кресле, перетянутая ремнями лежит штурман Киёко, зажмурившись и сжимая пряди волос Харуко. Она шепчет, повторяя и повторяя одни и те же слова: «Ты самый лучший капитан, сестра!»
А внизу, устало сев на единственное кресло, маленький оператор будет смотреть на смотровое окошко и ждать, пока оно не выдержит давления и лопнет, покрывая собой все воспоминания Харуко.
Над земной поверхностью раздался гудок, означающий конец рабочего дня для детей – операторов, и динамики вдохновленно произнесут: «Мы все должны самоотверженно работать для всеобщего будущего!»
Вот только какого? – Подумает Киёко.