История одного киллера

И снова я пробуждаюсь где-то в старом подвале, невольно ощущая томное дыхание какого-то бродяги, располагающегося подле меня. Регулярно просыпаться в компании людей, которых ты вскоре лишаешь жизни, - апофеоз моего романтического сопричастия с тайнами всепоглощающей любви. Мои размышления прерывает мой компаньон по койке, который только начал выбираться из столь скудельных и деликатных объятий Морфея. "Время приговора!",- возможно единственная адекватная мысль в данной ситуации. Я незамедлительно разворачиваюсь к своему партнеру и вожделенно впиваюсь в его блеклые, потертые временем, уже давно обветренные губы, одаривая его последним поцелуем, "поцелуем смерти", если позволите. Сначала я касаюсь его слегка приоткрытых губ бесконечно нежно, практически невесомо; эдакое легкое и нежное соприкосновение губ, несущее собой гробовое забвение. Как только наши губы разомкнулись, когда в очередной раз вопросы морали и нравственности были нивелированы единственно верной, моей справедливостью, я достал "Вул" и выпустил три пульсирующих сгустка эмоций, которые я выразил тремя выстрелами в грудную клетку бедолаги.

Вы спросите:"Почему именно "Вул"?". Все до безобразия просто. Среди многих уважаемых людей на районе ходит поверье: чем больше у тебя пушка, тем меньше член. У меня же маленькая пушка. И маленький член. В этом секрет моего успеха.

Я покидаю стены подвала, уже давно окутанного грязью и нечистотами, а теперь еще и немой болью кровавого возмездия. Оказавшись на улице, я снова становлюсь невольным свидетелем "жизни" этой выгребной ямы, именуемой городом, - Новосибирска. Иными словами этот город уже давно погряз в доброте и честности. Куда не плюнь, здесь всюду были высокоинтеллектуальные спортсмены, мелкие альтруисты и озверевшие от доброты и честности депутаты, а толковую шлюху невозможно было найти даже в самом темном углу города. Каста пацанства уже давно потеряла влияние на этот "рассадник всеобщего изобилия". Можно сказать, что я, парень по кличке Превратный Богомол, один из последних реальных пацанов в этом святом городишке.

Отбросив дурные мысли, я с большим усердием укутался в подаренный матушкой фофан и направился за причитающейся мне наградой. Убийство бродяги, кличку которого я уже и не помню (кажется что-то связанное с отваром сухофруктов), было заказное.
Заказчик - школьник лет 10, у которого с этим полубомжом, кажется, были личные счеты. Школьники - последние обитатели этого города, злоба которых сравнима со злобой поцреота после просмотра "Левиафана". Именно школьники источают слабый лучик надежды на погружение города во тьму...

Утопая в рыхлых, как сфинктер любого счастливчика,волею случая оказавшегося на зоне, размышлениях, я и не заметил как оказался за школой, т.е. прибыл к место назначения. Передо мной стоял заказчик и нервно тормошил пустую пачку "Капитана Блэка". "Дядь, закурить не найдется?", - пискляво вопрошает школьник. В ответ я молча кидаю ему пачку "Примы" и горделиво смотрю на него. Тот, недолго думая, закуривает. Одна продолжительная затяжка и школьник уже бьется в предсмертных конвульсиях. Мало кто знает, что "Прима" - ОМП, разработанное в советских лабораториях для жесточайшей борьбы с "планом Даллеса". Суть в том, что практически 100% будущих наркоманов, мелких хулиганов, озверевших алкоголиков и шлюх, так или иначе обучаются в школах. Расправившись со школьниками, нация была бы спасена от неизбежного морального загнивания. Другое дело, что нация в таком случае степенно вымерла бы, но это ученого, разработавшего данное ОМП, не шибко интересовало. Он же ебанутый. В конце концов проект завершен не был, т.к. вся ответственная исследовательская группа по невыясненным причинам погибла от цирроза печени. Мистика, не иначе. А вот продукт исследований решили запустить в массовое производство. Такова история происхождения легального оружия для уничтожения школьников.

Обыскав труп школьника, я-таки обнаружил те самые, "залитые кровью" деньги; деньги цвета смерти, боли, ночного отчаяния;деньги, как доказательство экзистенциального поражения всех пацифистов Земли. Лицо его, искаженное гримасой удивления, забавляло меня. Вволю насмотревшись на сие непотребство, я медленно побрел по городу, оставляя за собой колоритную дорожку из трупов. Я - последняя надежда этого города не скатится в тартарары благополучия и изобилия.