Серия «Дружба, жвачка и конец света»

В школе нас больше не трогали. Никто не издевался над нами, не пытался побить или как-то унизить. Девчонки, наконец, обратили внимание на Венерку, но тот лишь испугался и начал прятаться от них. Ему пока было интереснее играть в Дендик, бегать в наше убежище, жарить на костре хлеб, и тусоваться с Виталей. Они с Зябликом быстро нашли общий язык, а мы с Веником стали реже видеться (меня поглотила новая эпоха – эпоха любви и нежности с Юлей).

Пашке Самойлову не дали отгулять выпускной – сразу после экзаменов забрали в армию. Весь предыдущий год он был сам не свой потому, что боялся этого. По какой-то неведомой мне причине он был уверен, что окажется на войне. Тогда многие этого боялись. Кто-то хорохорился и делал вид, что хочет повоевать, но таких быстро осаживали ребята, прошедшие первую кампанию.

Три месяца спустя Пашка вернулся. Его комиссовали из-за эпилепсии. Никто, кроме родителей, районного невропатолога и близких родственников не знал о его болезни. На комиссии он упомянул, что пьет «Бензонал» и «Фенобарбитал», показал справку от врача, но его признали годным. По приезду в часть таблетки отобрали, а без них начались приступы. Какое-то время Пашка провалялся в госпитале, а потом вернулся домой.

Тут он закончил училище и стал сварщиком. Довольно неплохим, насколько я знаю. Заработал себе на квартиру, машину купил. Потом переехал в Тюмень и женился. Больше я о нем ничего не слышал.

А вот Толику повезло меньше. Он отслужил два года, а вернувшись, начал пить. Теперь его можно встретить у магазина с такими же дружками-алкоголиками в разгар дня, а вечером – в ближайшей канаве.

Марат и Петька закончили еще хуже. На следующий год после наших разборок они все-таки затащили доверчивую девчонку из восьмого класса в свою избушку и сделали то, что пытались сделать с Кариной. Был суд. Их посадили. Восемь лет спустя Марат вышел и тут же сел обратно, только в этот раз за грабеж. Потом было еще несколько сроков. А вот про Петьку с тех пор не было новостей. Говорили, что его доконал туберкулез.

У Антона был рак, он долго лечился и в процессе бросил пить. Когда вырвал свою жизнь у проклятой болезни, взялся за здоровье. Несмотря на увечья, он закончил курсы электрика и теперь работал по договору с местной администрацией, больницей и клубом.

Максим и Карина встречались все лето, а в августе расстались. Макс уехал в Свердловск к бабушке, где и доучился в школе, а потом поступил в институт. Он стал программистом, женился, потом развелся и долго жил один. В пятнадцатом году уехал в Питер, снова женился и теперь у него все хорошо.

Венерка собирался поступать после школы на режиссера, но отец сказал, что все это глупости и так на жизнь не заработаешь. Пришлось идти в нефтегазовый. Получил диплом оператора и какое-то время проработал на вахте. Потом, никому ничего не сказав, уволился и уехал за Максом в Питер, чтобы исполнить свою мечту. С тех пор мы почти не общались.

Ну, а что касается нас с Юлей, то мы… Хотя, это уже совсем другая история, и ее я расскажу как-нибудь потом. А пока мы еще не знали, что нас ждет впереди. Теплое майское солнце грело наши макушки, из ларька с пивом, жвачкой, мороженым, хлебом и кучей всякой мелочевки (как съедобной, так и нет) кричала «девочка с плеером», и мы с Максимом сидели на сдвоенном открытом уроке литературы на школьном дворе. Кто-то залез на теплотрассу, другие устроились на редкой, но уже сочной траве. Ветер еще был холодным, но нас это не волновало. Нам было хорошо, и никто не слушал учителя.

Наконец, Регина Павловна сдалась и позволила нам балбесить, время от времени вставляя интересный факт о поэтах или писателях прошлого.

Подбежал Венерка.

– Вас все еще мучают? – полушепотом спросил он, сев рядом. – А нас уже отпустили.

– Везет некоторым, – я поднял лицо лучам солнца.

– Давайте уже закругляйтесь, – Венерка крутился, не мог найти себе места. – Мне сегодня «Матрицу» привезли, – он достал из сумки с учебниками кассету и украдкой показал нам.

Выслушав восторги, он раздулся от важности и убрал кассету с фильмом обратно.

– Всё, давайте, – он спрыгнул с теплотрассы и побежал домой.

– Без нас не смотри! – крикнул ему вслед Максим, но Веник только радостно пожал плечами. – Не удержится ведь…

Мы с Максом долго смотрели на убегавшего вдаль друга, чувствуя необъяснимую грусть. Возможно, в тот момент мы уже начали осознавать, что фильмы – это единственное, что держит нас вместе.

Попытавшись отогнать это смутное ощущение, мы принялись строить планы на лето. Правда, о планах говорил только я, а Максим все больше молчал и кивал головой, погрузившись в себя. Наконец, и я замолчал. Солнце уже хорошо припекало, учеба закончилась и впереди ждали целых три месяца свободы. Три месяца, которые способны изменить все.

Конец первой части.

Если вам понравилась моя книга, оставьте, пожалуйста, отзыв здесь.

Свалку занесло снегом, как и заправку неподалеку. Сразу за ней начинался пустырь, где летом разливалось болото. С другой стороны от свалки была пилорама. От нее дорога между редкими домами уходила в лес, а оттуда – на зимник.

Максим пришел один. Его уже ждали.

Приехали Петька Кабанов, Марат, те трое уголовников, о которых рассказывала Карина, и еще один человек. Низенький, плотно сбитый, с водянистыми серыми глазами и грубой, смуглой кожей. На нем была объемная кожаная куртка с подкладом из искусственного меха, мятые спортивки, кроссовки и шапка с отворотом.

Судя по всему, Кабанов с Вадиным предупредили своих, что за Макса некому вступиться, и не стали собирать толпу. Они расслабленно потягивали пиво, курили и шутили, предвкушая унижение малолетки. Для них Максим – легкая добыча, слюнтяй, маменькин сынок, ведь он не бухает, не дерется и не тусуется со старшеками.

– Ну чо ты там встал, – гаркнул один из тех, кто зажимал Карину в лесном домике. – Иди сюда.

Максим спустился с железнодорожной насыпи так, будто это была лестница в чистилище.

– Чё ты сразу язык в жопу засунул? – Марат отхлебнул пива из полторашки. – Не ссы, солдат девчонку не обидит.

Все, кроме парня с водянистыми глазами, загоготали. А тот внимательно разглядывал Макса. Он был спокоен и уверен, что легко сломает этого доходягу.

– Э-э, – не унимался Марат. – Уже не такой борзый?

– Рот закрой, – спокойно сказал парень с водянистыми глазами, и Марат тут же заткнулся.

– Да ладно тебе, Саня, – Кабанов соскочил с капота «семерки», чтобы взять у Марата пиво, – он же угарает просто.

Саня обернулся, смерил Кабанова взглядом и снова посмотрел на Макса.

– Подойди, не бойся.

– Я вас не боюсь.

– А стоило бы, – один из сидельцев харкнул и зло посмотрел на Максима. – Чучело.

– Это ты, значит, моим друзьям нагрубил? – вальяжно заговорил Саня.

Максим не ответил. Он смотрел на этих людей исподлобья, сквозь запотевающие от горячего дыхания очки.

– Придется извиниться.

– Перед кем? Перед ними? – Макс ткнул пальцем в компашку за спиной Сани. – За что?

– За то, что назвал их козлами, подонками…

– Они и есть подонки.

– Ты охренел?! – Марат развел руки в стороны, растопырил пальцы и хотел кинуться в драку, но его остановили.

– Они поступили, как подонки, поэтому я их так и назвал, – Макс разгорячился.

– Ты совсем отмороженный? – Саня подошел ближе, сложил руки перед собой. – Ничего не попутал? Послушай, – он примирительно улыбнулся, но глаза его при этом оставались холодными, безжизненными и злыми, – давай по-хорошему. Я не хочу тебе делать того, о чем меня просили. Ты ведь понимаешь, что если не извинишься перед моими друзьями, тебя просто увезут в лес, и никто о тебе больше не вспомнит. Или на счетчик поставят. Слышал о таком?

– Везите. Ставьте, – выдохнул Макс. Выглядел он так, словно только что прыгнул с обрыва. – Я не буду извиняться.

– Будешь.

– Они, – он снова ткнул пальцем в Марата и остальных, – обидели мою девушку. Так делают только конченные уроды. Так нельзя…

–  МЫ… – повысил голос Саня, чтобы перекричать Максима, – …мы, будем поступать так, как захотим. Сейчас время такое. Не заметил? Наше время. А ты, и тебе подобные, будете это молча глотать и благодарить, что вкусно накормили.

– Это время когда-нибудь закончится…

– Это время никогда не закончится. Сильный всегда будет прав, потому что он сильный, потому что может сломать слабого. А если и не будет прав, что ты ему сделаешь?

– Это вы-то сильные? – от напряжения Макс уже чуть не плакал. Он сжал кулаки, чтобы не дать волю страху, а потом притворно усмехнулся (получилось совсем фальшиво). – Вшестером на одного. Ну-ну.

– Слушай, ты, – Марат снова подскочил и зашагал к Максиму. – Хочешь, я тебя один уработаю? Ты чо сюда пришел, по ушам нам ездить? Пошли один на один, – он сбросил черный пуховик и встал в стойку, но в тот же момент отвлекся, заметив позади Макса три темные фигуры.

Это были мы с Венеркой и Зябликом. Фонари светили нам в спину, мы запыхались, пока бежали сюда и поднимались на железнодорожную насыпь.

– Ты смелый, что ли? – закричал издалека Венерка. Крик у него вышел тонкий, почти девчачий, и уголовники мерзко захихикали. – Отвали, это наш друг!

Я придержал Веника за локоть, чтобы не кинулся в драку. Глаза его сыпали искры, лицо покраснело, а сам он раздулся чуть не в два раза. Виталя молчал и держался позади, чаще обычного поправляя очки, даже если они сидели, где надо.

– Это еще что за пузырь? – Саня обернулся к своим, и те гоготнули. – Тебе чего, деточка?

– Тронешь моего друга, – озлобленно прошипел Венерка, – загашу.

– Загасишь? Меня? – Саня от души поржал, держась за живот. – Ну давай, попробуй.

Веник не слишком удачно размахнулся, но его правый кулак все же врезался в левую скулу Сани, и того повело. Он прикрыл голову руками, отошел, шатаясь, на несколько шагов и чуть не упал.

Я заметил что-то светлое на руке Венерки, будто он надел боксерские перчатки.

Марат и Петька застыли с раззявленными ртами и выпученными глазами. Они не могли поверить в произошедшее. Венерка рвался в бой, но инстинкт самосохранения оказался сильнее. Из-за него друг раскачивался взад и вперед, будто не мог решить, бросаться в драку или отступать.

– Кастет, – пробормотал Саня и сплюнул кровь. Говорил он невнятно, возможно, Веник выбил ему несколько зубов. – Ты сдохнешь, утырок. Я тебя порешу за это.

Венерка, наконец, определился – он перестал раскачиваться и смирно встал под пугающим взглядом водянистых глаз. Так смотрел человек, уже забравший однажды чью-то жизнь. Мы с Максом не сговариваясь заслонили собой Веника, встали плечом к плечу. Виталя все еще мялся позади.

– Эй, пацаны, – закричал сзади Пашка, – все нормально?

Он уже спускался с насыпи, а за ним шло человек десять. Поравнявшись с нами, они пожали нам руки. Кого-то я знал лично, других – только в лицо. Все они были не старше двадцати пяти. Гоша Ракитов недавно вернулся из армии и пока еще нигде не работал. Ромка Ломанов водил рейсовый автобус и был размером с половину этого автобуса. Леха Симанюк помогал нам колоть поросят в прошлом году. Судя по оттопыренному пуховику в районе пояса, «поросячий» тесак он прихватил с собой. А еще здесь были Димон Тамилин, Женька Орехов, Руслан Золотин и другие.

– Что за разборки? – бодро спросил Пашка у Сани. У того уже опухла щека и начал затекать глаз.

– Вы чо, ребята, попутали? – подскочил один из уголовников. – За этих впрягаться пришли?

– Ну а-то? – весело ответил Пашка.

– Я ведь и с тебя спрошу, Самойлов, – тяжелый взгляд Сани упал на голову Паши, – за их косяки.

– Это какие?

Саня молча показал на свою щеку. Пашка посмотрел на меня.

– Он сам велел Венерке себя ударить, вот Веник и ударил.

– У него кастет, – встрял Марат.

– С тобой кто разговаривал? – осадил его Леха. – Сдрисни отсюда.

Подъехала темно-фиолетовая девятка, подняв снежную пыль и резко затормозив за спинами уголовников. Из нее вышел дядя Юра Жилин, а за ним еще четверо человек. Выглядели они серьезно. Даже Пашке стало не по себе от их вида. Из-за железнодорожной насыпи послышались голоса. Это шли люди. Впереди всех – Юля с Кариной. Они поднимались и спускались, вставали рядом с нами, подходили к Марату с Петькой и брали у них пиво, а потом отходили на нашу сторону. Они смеялись, шутили и выглядели, как небо перед бурей – спокойно и угрожающе.

Вслед за девяткой дяди Юры появились еще несколько машин. В них гремела музыка, грохотали голоса. Открылись багажники, появились обрезки трубы, арматуры, палки и много чего еще. В какой-то момент я потерялся, почувствовал себя лишним, словно все это происходило не с нами. Может, мы просто размечтались, да так сильно, что выдумали это все, чтобы казаться себе смелее?

– Эй, ты, – голос дяди Юры вернул меня в реальность. Обращался он к Сане. – Иди сюда, разговор есть.

– А где тут стрелка? – доносились голоса из толпы.

– Кого бить будем?

– И это всё? – показывал кто-то на Марата, Саню и остальных. – На хрен я-то сюда попёрся.

– Пиво будешь, малой? – водитель водовозки, которого я знал только в лицо, протянул мне полторашку, и я не стал отказываться. Сделав пару глотков, я вернул бутылку, и происходящее стало меньше меня пугать.

Люди подходили к нам, подбадривали, хлопали Максима по плечу, что-то шептали ему. Открылись двери машины, заиграла музыка, кто-то начал танцевать и подпевать.

– Ребята, подойдите, – громыхнул дядя Юра, и мы четверо несмело приблизились к нему и Сане. – С кем?

– Вот с этим, – Саня указал на Венерку.

– Ты его кастетом ударил?

Веник смиренно покивал. Достал из кармана руку, размотал эластичный бинт, под которым серел самодельный свинцовый кастет.

– Мы с парнями прошлым летом сделали.

И тут я вспомнил, как мы нашли на помойке старый автомобильный аккумулятор, разломали его корпус кувалдой и достали свинцовые пластины. Потом разожгли костер, притащили консервные банки, прицепили их на палки и начали плавить. Мы с Максом делали медальоны и крестики, а Венерка сварганил в песке форму для заливки кастета. С тех пор он не вспоминал о нем, но сегодня решил использовать.

– Ты в каком классе учишься? – дядя Юра сурово глянул на Веника.

– В восьмом.

– Далеко пойдешь, – он крякнул и перевел взгляд на Макса. – С кем у тебя рамсы были?

Максим молча смотрел на дядю Юру какое-то время, а потом показал на Марата и остальных. Они уже залезли в машину, курили и нервно оглядывались по сторонам.

– Что случилось?

Макс рассказал. После этого дядя Юра велел нам уйти. Еще минут пять спустя он гаркнул, чтобы все расходились – вопрос уладили.

Виталя всю дорогу до дома молчал. Карина липла к Максиму, а Юля, вздрагивая время от времени, вцепилась в мою руку. Зяблик с сестрой ушли первыми. Мы еще какое-то время стояли у дома Макса, мерзли и обсуждали случившееся. Потом Венерка сказал, что уже задницу отморозил, и тоже побежал к себе.

Почти сразу после него и мы с Юлей засобирались, но Максим остановил меня. В его лице смешалось столько всего, столько эмоций и желания выговориться, что мне стало жутковато. Казалось, что его вот-вот прорвёт, и он скажет все, что копилось месяцами в его душе. Но одно пугающее мгновение испарилось, и Макс лишь тяжело вздохнул, протянул мне руку, и я ее пожал. В тот же момент друг дернул меня к себе и крепко обнял, будто боялся, что я выскользну, как дым, и растворюсь в этом тихом и холодном вечере.

Юля расплакалась. А когда Макс отпустил меня, она заскочила домой, сказала, что переночует у подруги, и мы пошли ко мне.

Книга целиком здесь.

На пикабу публикую по главам.

С того вечера мы каждую свободную минуту проводили вместе. После школы бежали к Юле и целовались в ее комнате, пока родители не вернутся с работы. Потом шли к Венерке, играли в Денди, смотрели фильмы или просто болтали. Когда становилось тепло, уходили в убежище. Это было единственное место, где мы чувствовали себя по-настоящему наедине. И тут мы давали волю своей фантазии.

Мои руки изучили каждый сантиметр тела Юли, скользили под ее просторными кофтами и забирались в тесные джинсы. Она же все свое внимание уделяла тому, что пряталось у меня ниже экватора. И почему мы с Венеркой не догадались сделать более прочные и удобные нары?!

Отношения с Юлей отодвинули на второй план попытки помириться с Максимом. От него, как и от Карины с Виталей, постепенно отстали хулиганы. Макс и Карина начали снова ходить за ручку по школе и выглядели вполне себе довольными. В том числе поэтому я и перестал стараться и с головой окунулся в новые ощущения.

Но однажды все изменилось.

Макса не было в школе пару дней, после чего он пришел с фингалом под левым глазом и припухшим уголком рта с той же стороны. Подойти к нему я не решился, в отличие от Венерки.

– Рассказывай, что с ним?

Когда друг вернулся из «разведки», я принялся его допрашивать.

– Да шут его знает, – вздохнул Веник. – Молчит. Только головой мотает, как болванчик.

Он изобразил того болванчика, о котором говорил.

– Наверное, из-за Карины подрался. Виталя рассказывал, что они то-ли поссорились из-за кого-то, то-ли с кем-то поссорились. Короче, он сам не знает. Слышал, как сестра по телефону разговаривала с подружкой.

Я постарался забыть об этом, ведь ситуация казалась пустяковой, но не смог. Необъяснимое внутреннее волнение не желало угомониться. Небольшой пруд глубоко внутри, где живет старуха Интуиция, покрылся мелкой рябью, не давая нормально спать и общаться с друзьями. Я решил сам все выяснить. Если понадобится, вытрясу из Макса правду.

Этого не потребовалось.

Через пару дней ко мне подошла Карина. Ей было не по себе, она то и дело оборачивалась или смотрела в пол, но все же сказала то, за чем пришла. Мы стояли у расписания, и она потянула меня к запасному выходу из школы. Уроки закончились, и любившие здесь курить выпускники разошлись по домам.

– Никита, – мягко проговорила она, все еще держа меня за локоть, – ты уже видел, что с Максимом сделали?

Это «сделали» меня насторожило.

– Угу. Кто это?

Несмотря на отношения с Юлей, прикосновение Карины заставило дыхание участиться. Я попытался собрать мысли вместе, не думать о ее теплых руках, и… у меня получилось. Магическое очарование Карины постепенно таяло.

– Не местные, – она глубоко вдохнула, шумно выдохнула, набираясь храбрости, и продолжила. – В общем, Иринка позвала меня посидеть с ними в избушке…

– Какая Иринка? Тюленёва?

– Да, – недовольная, что ее прервали, Карина сделала паузу, а потом снова заговорила. – Ну так вот, они сразу за домом Иринки построили избушку, еще прошлым летом, чтобы там собираться. Гитару туда принесли, магнитофон на батарейках. Там так-то круто, ковер на стене и все такое. Вот. Иринка меня позвала с ними потусоваться. Туда Петька, Марат, Димка ходят, – у Карины загорелись глаза. – Даже из Свердловска приезжали ребята, как мне рассказывали. Ну, я согласилась, только Максима с собой взяла.

– А его приглашали?

– Нет.

– И он за это получил?

– Нет. Дослушай, ладно?

Я кивнул.

– Короче, когда пришли, там помимо Пети и Марика еще трое были. Я так поняла, они недавно вышли. Иринка потом подошла с подругой. Но они недолго были. Они меня пытались каким-то странным коктейлем напоить, но Макс запретил его пить. Сказал, что там спирт сплошной. Ну ты же его знаешь, – Карина нервно улыбнулась. На улыбку я не ответил. – Вот. Когда Иринка и та девочка ушли, Петя Максима на улицу вывел и они долго не возвращались. Марат ко мне подсел и приставать начал. Уголовники эти тоже.

У нее дрожал голос. В глазах слезы стыда и обиды.

– Я крикнула Максима. Он весь растрепанный забежал, губа разбита. Вытащил меня, наговорил этим… всякого…

Слезы брызнули, она разрыдалась и положила руки мне на грудь, а потом резко вдохнула, задержала дыхание и уже спокойнее продолжила рассказ. Для нее это было важнее, чем слезы, чем всё, что было раньше.

– Он велел мне бежать, но я только до дороги отбежала. Там тропинка в лесу и все хорошо видно и слышно. Да и они кричали так, что не захочешь – услышишь. Уголовники эти разозлились очень. Максим их подонками назвал и козлами, и еще как-то. Они сказали, что ответит за это. Стрелку ему забили. Я просила Максима не ходить. Он пообещал, что не пойдет, но я ему не верю. Он угрюмый очень стал, почти не разговаривает со мной. Мне кажется, он хочет один пойти. За него ведь даже заступиться некому.

Пока говорила, Карина утирала слезы, размазывая тушь по щекам.

– Вы с Венеркой – его лучшие друзья.

– С которыми он даже не общается, – ляпнул я, не подумав, и тут же пожалел. Каким же жалким, наверное, я сейчас выглядел. Карина испуганно на меня посмотрела. Мне показалось, что этой фразой я практически выбил у нее из рук остатки надежды.

– Я помогу, – поспешил добавить я. – Мы с Веником оба поможем. Надо только узнать, когда стрелка.

– Мне кажется, что сегодня вечером. Они вроде бы на старой свалке хотели собраться, куда вы с Максимом и Венеркой ходили.

Я сорвался с места. Карина что-то крикнула мне вслед, я обернулся и сказал:

– Найди Юлю, скажи, что я не приду сегодня. Только не рассказывай больше ничего!

Карина кивнула, а я побежал к Венику.

Домой он не пошел. Они с Зябликом сидели на теплотрассе и о чем-то болтали. День был теплым, хоть и пасмурным, и им хотелось подольше побыть на улице.

– Привет, – я сильно запыхался, пока бежал к ним. – Макса не видели? Он домой пошел?

– Не знаю, – пожал плечами Венерка. – Ты чего такой?

Я рассказал другу все, что услышал от Карины, только вкратце. Венику было достаточно и того, что Максиму забили стрелку. Он соскочил с теплотрассы и принял воинственный вид.

– Пошли к нему. Надо помочь.

– Я с вами, – Виталя встал рядом и испуганно смотрел то на меня, то на Венерку. – Они Карину обидели.

Мы рванули к Максу, но его не было дома. Побежали к Витальке, и его мама сказала, что Максим заходил, но ушел, когда она сказала, что Карины нет дома.

– Куда он провалился? – Венерка пнул снежный ком на обочине, оставшийся после проезда грейдера этим утром.

– Давайте так. Ты, Веник, шуруй в наше убежище, вдруг он там. Виталя, ты найди Карину. Может, она к кому-то из своего класса пошла. Макс явно ее ищет. А я к Юле, к ней Карина тоже могла зайти. Встречаемся у школы.

Друзья кивнули с серьезным видом.

– Только это, – Венерка замялся, – надо народ собрать.

– Какой народ?

– Это же стрелка. С той стороны полюбому толпа приедет. Они нас размотают. Надо кого-нибудь еще позвать.

– Ты же вроде с Пашкой Самойловым дружишь? – прогнусавил замерзший Виталя.

– Не то, чтобы прям дружим… но я ему скажу.

Юли дома тоже не оказалось. К ней приходила Карина, а потом они вместе куда-то ушли. Я помчался к Пашке и все ему рассказал.

– Ни хрена вы даёте! – он вышел со мной на улицу, закутался в куртку, надел капюшон и закурил так, чтобы не увидели из дома. – А кто там был?

– Кабанов, Вадин, Димка какой-то…

– Старостин, они вместе бухают.

– …Иринка.

– Ну, если это Старостин и Кабанов, то, значит, с ними кабановский двоюродный брат был. Он сидел недавно за мелкую кражу, но понтов до жопы. Утырок он, но вы туда лучше не лезьте. Макса твоего на деньги поставят. Наваляют, может. Извиниться заставят. Короче, отмажется через полгодика.

Я ответил Пашке холодным взглядом.

– Кончай так пялиться, а то тоже получишь, – он недовольно хмыкнул, и я понял, что он это не всерьез. – Я-то тебе чем помогу?

– Ты умеешь драться.

– Ты тоже! – чуть не крикнул Пашка. – И что, тебе это сильно помогает?

Он видел, что не переубедил меня.

– Не ходи туда, хуже ведь будет. Это совсем контуженные пацаны, если полезешь не в свое дело, они тебя прирежут и делу край.

Я промолчал. Мне стало страшно, и я не хотел, чтобы Пашка видел это. Внутри меня боролись два человека. Один из них – ребенок, трус, цепляющийся за лоскуты той реальности, что родители заботливо выстраивали вокруг него годами, чтобы защитить от настоящего мира. Второй – все тот же ребенок и еще больший трус, ведь он знает, что его ждет за пределами детской комнаты, лоскуты обоев которой он сейчас держал в руках. Только у этого уже появились первые раны. Его руки и лицо огрубели. Его взгляд сделался тверже. Сквозь желе его детства начал прорастать стержень. Мне хотелось увидеть, что вырастет из этого второго, и я помотал головой.

– Макс – мой друг. Я пойду.

После этих слов я развернулся и двинулся к школе. Пашка ругнулся, бросил окурок и сплюнул.

Венерка появился через полчаса, когда я уже окоченел. Затем подошел Зяблик. Оба ничего не добились. Веник зашел к Максу, но тот так и не появлялся дома. Все наши друзья словно растворились в воздухе.

– Когда там у них стрелка? – Венерку тоже потряхивало от холода.

– Не знаю, вечером.

– Давай по домам сходим, поедим, и пойдем караулить на свалку? Там-то полюбому не пропустим.

Делать было нечего – я согласился.

Мы разошлись, но как только я налил себе горячего чая и начал отхлебывать его понемногу, забежала взъерошенная Юля.

– Они приехали!

– Кто?

– Эти, – она неопределенно махнула рукой, – ну на стрелку! Мы с Кариной полпоселка оббежали, Максима искали. Его нигде нет. А потом пошли ждать на переезде.

Она немного отдышалась и села напротив меня.

– Минут десять назад две машины приехали. Не наши.

Я вскочил.

– Может, он все-таки не пойдет? – со слабой надеждой спросила Юля.

– Может… Иди домой. Я попробую его найти.

– Только не ходи туда, пожалуйста!

– Хорошо.

– Пообещай!

Я притворно рассмеялся, будто никогда и не думал идти на стрелку.

– Я ведь не идиот. Конечно, не пойду.

Юля мне не поверила. Я проводил ее до дома, а сам кинулся к Венерке. Уже темнело. Ни он, ни Виталя, Макса так и не нашли.

Может, он сбежал? Спрятался, пока все не уляжется.

Надо знать наверняка.

Книга целиком здесь.

На пикабу публикую по главам.

В феврале, за неделю до Дня всех влюбленных, в библиотеке, рекреациях, раздевалке и у расписания повесили самодельные почтовые ящики для валентинок. Мы писали признания на обычных тетрадных листках, сворачивали их уголком, указывали имя адресата и его класс, и бросали в один из ящиков.

Говоря «мы», я не имею в виду себя. Никогда не отправлял и почти никогда не получал валентинки. Было пару раз, что перед всем классом мне, как и остальным «счастливчикам», вручали треугольник с сердечками, но это не в счет.

В этом же году все изменилось. Валентинок оказалось пять. Четыре пришли по валентинской почте, а пятую Юля вручила мне лично.

В тот момент я объяснял Пашке, как записывать на кассету с телевизора. Мы стояли у окна в рекреации на втором этаже. Пашка сосредоточенно конспектировал все, что я говорил. В первый раз нас прервал Толик, подошедший поздороваться и показавший «лизуна», которого он забрал у пятиклашки. Мне он тоже пожал руку, но молча. Потом подбежала Юля. Руки она держала за спиной и загадочно улыбалась. Бросив взгляд на Пашку, она сунула мне в ладонь помятую валентинку, и унеслась на урок.

– Да она от тебя прётся, – услышал я насмешливый голос Пашки, наблюдая, как прыгают темные, волнистые волосы Юли, собранные в хвост на затылке.

– Не гони.

– Это ты не гони! Давай, читай, что она тебе написала.

Хоть мы с Пашкой и стали приятелями, но я его все же побаивался. И в такие моменты я брал паузу секунд на пятнадцать, чтобы понять, насколько сильно он разозлится, если я откажу, и к чему это приведет. Я еще не забыл, насколько тяжелая у него рука.

– Не, я потом прочитаю.

– Как хочешь, – он скрутил конспект и сунул его во внутренний карман джинсовки. – Но ты это, не теряйся там.

Пашка подмигнул мне, и ушел. Я дождался, когда он исчезнет за углом, развернул треугольник и прочитал:

«С Днем всех влюбленных, Никита! Желаю тебе найти в этот день твою настоящую любовь, такую, чтобы на всю жизнь! И приглашаю на взрослую дискотеку завтра в девять вечера. Целую…».

После многоточия остался отпечаток губной помады. Я зачем-то понюхал его и тут же отдернул листок, пока никто не заметил.

В субботу вечером я зашел за Юлей и повел ее на дискотеку. Нас обоих колошматило, будто на улице было не минус двадцать пять, а все минус тридцать. Мы глупо улыбались, брались за руки и разжимали их. Потом купили билеты на входе, протолкались через толпу полупьяных подростков к раздевалке и сдали одежду.

Народу в зале было столько, что приходилось пробивать себе дорогу к дальней стенке локтями. Но никто не жаловался. Все танцевали, кричали, веселились и целовались. Когда заиграл медляк («Люби меня, люби» «Отпетых мошенников»), Юля потянула меня танцевать, хотя я и сам уже повернулся к ней, чтобы пригласить. Говорить было невозможно из-за громкой музыки, но нам и не пришлось.

Я положил руки на талию своей спутницы, она своими обвила мою шею и заглянула в глаза. Мы неловко мялись на одном месте, волнуясь и стесняясь всего и вся. Наконец, «Мошенники» замолчали, а после небольшой паузы все завопили, потому что заиграл «Ангел дня» группы «Русский размер». Мы тоже принялись прыгать вместе с остальными. Юля не сводила с меня глаз, много смеялась и часто прижималась ко мне, а я чувствовал себя не в своей тарелке. Мне хотелось уйти, остаться с ней наедине, поговорить о нас и о том, что вообще сейчас происходит. Мы же друзья, так почему же ведем себя так, будто встречаемся, почему у меня перехватывает дыхание, когда она меня касается, почему я не могу перестать смотреть на ее губы?

Я жестом позвал Юлю на улицу.

Пришлось снова пробиваться через толпу курящих и галдящих подростков, провожавших нас взглядами, но когда мы отошли достаточно далеко от клуба, то смогли поговорить.

– Может уйдем? – предложил я, раскрасневшейся Юле.

– Давай! Пойдем погуляем?

– Пошли.

Ходили мы недолго. Небольшой круг по центру, и Юля предложила погреться у нее в подъезде. Успели обсудить нашу победу и поездку в Ханты-Мансийск. Максим отказался ехать, чтобы Виталя занял его место. Это было справедливо, ведь Зяблик вложил в этот фильм куда больше сил и времени.

Потом подошли к дому Юли. В подъезде оказалось темно. Лампочка горела только на втором этаже, рядом с ее квартирой, но мы туда не стали подниматься.

Юля поежилась, и я обнял ее. Она часто дышала, а может, это я так запыхался от нашей неспешной прогулки. Мысли путались, говорить будто стало не о чем. Меня бросило в жар. Я посмотрел на Юлю, она на меня. А потом реальность ускользнула от нас.

Ее губы, точно обладали неким особым магнетизмом, победили. Моя голова сама пошла вниз, глаза прикрылись, и я поцеловал свою лучшую подругу. Это длилось недолго. Но мы почти сразу повторили. А потом снова и снова, пока мама Юли не появилась на лестничной площадке и не позвала ее домой.

Книга целиком здесь.

На пикабу публикую по главам.

После каникул в списке любимых «вещей» прибавилось. Я любил друзей, осень, комедии с Джимом Белуши и тянущее чувство в груди, когда остаешься один. А теперь я полюбил счастливое выражение лица Юли.

Она бежала ко мне сквозь толпу учеников по коридору и улыбалась так, что яркий свет заливал все вокруг, проникал в тебя, вытеснял все плохое, отшелушивал душу и сердце. Никогда прежде я не видел, чтобы Юля так улыбалась. Наверное, так должен выглядеть человек, который по-настоящему счастлив.

– Победили! – пропищала Юля, подбежав ко мне и схватив меня за руки. На нас оборачивались, косились и показывали пальцами, но в тот момент меня это не волновало. – Мы победили!

– Что? Кого победили?

– Всех победили! В конкурсе! Наш фильм взял первый приз!!!

Подруга снова запищала, стараясь говорить шепотом, чтобы никто не услышал.

– Мне класснуха только что сказала, – Юля оттащила меня в сторону. – Я сразу побежала тебя искать. Сегодня на линейке всем объявят.

Она не выдержала и кинулась ко мне на шею. Дыхание перехватило, я обнял ее и даже поднял в воздух, но тут же поставил. Мы смутились и отошли на шаг друг от друга, поправляя одежду.

Прозвенел звонок, избавив нас от необходимости сглаживать неловкость. Юля побежала в класс, но через пару шагов обернулась и помахала мне.

После уроков всех собрали в рекреации. На улице стоял мороз, в классах такая холодина, что приходилось сидеть в дубленках. Многие болели и не пришли в школу. Но на линейку народу все равно притащилась уйма. Директриса объявила результаты конкурса, нас вывели на всеобщее обозрение, а мы – Венерка, Максим, Юля и я – краснели и старались ни на кого не смотреть. Виталька и Карина хлопали нам громче всех.

Когда линейка закончилась, позади них встал Толик. Он что-то показал своим дружкам, а потом якобы случайно толкнул Виталю. Тот упал, очки свалились, Карина начала возмущаться, а Максим бросился помогать ее брату.

– Смотри куда идешь, очкарик, – бросил Толик, и ушел, противно хихикая.

Это было только начало.

Все знали, что Карина и Зяблик нам помогали. Плюс, все видели, как они за нас болели. И никто не любил выскочек (исключение делали только для крутых ребят). А мы выскочили, оказались на виду у всех. Теперь мы должны пройти проверку на прочность.

Нас будут бить словом и делом, будут сгибать, попытаются сломать, и если мы выдержим, то заслужим право оставаться на виду, стоять чуть выше остальных. По крайней мере, какое-то время. Это негласный закон стаи. И сильнее всего он ощущается в школе – там, где дети и подростки учатся находиться вместе, быть миниатюрным отражением общества взрослых, только без их принципов и ограничений морали.

Школьные задиры и хулиганы давно ждали такого шанса. Они не понимали, почему делают это, просто подчинялись едва слышному внутреннему голосу, толкающему их на подлости. Это был голос неудовлетворенности, страха, злости на родителей, на несправедливость жизни. Это был голос ужаса перед будущим. Это был крик маленького человека, мольба о помощи.

Больше всего от них доставалось Максиму, Карине и Зяблику. Мы с Венеркой, конечно, выглядели странно и заслуживали лишнего пинка за свое пристрастие к кинематографу и видеоиграм, но к нам уже привыкли. А вот ботаник-девятиклашка, встречающийся с красавицей на год старше его – это было что-то новенькое. Такое наши хулиганы еще не пробовали на вкус. А попробовав, не смогли оторваться. Их издевательства были так заразительны, что к ним подключались обычные ребята, которые в жизни никого не обидели.

Виталика толкали, прятали его очки, запихивали ему в сумку с учебниками снег и раскрошившийся мел. Его ловили в туалете, сдергивали штаны, брызгали на него водой. Все это делалось под задорный мальчишеский смех.

Ах, школа… чудесное время.

Карина в этой ситуации оказалась бессильна. Она пыталась защитить брата, но ей и самой доставалось, только от девчонок… ядовитых и злых девчонок. Карина огрызалась, однако это лишь разжигало интерес. Через пару недель все забыли, почему начали травить этих троих, а оттого стали еще озлобленнее.

Максим меня удивил. Он был спокоен, как скала, как нефтяной танкер в полный штиль. Он лишь сдержанно улыбался и молчал. Получив подзатыльник от пробегавшего мимо Петьки Кабанова из класса Карины, Макс поправил волосы, посмотрел вслед ржущему обидчику и пошел дальше. Когда его толкнул приятель Петьки – Марат Вадин, да так, что Максим врезался в стену и стал багровый от подкатившей злости, он лишь одернул рубаху (сильнее чем требовалось), испепелил гы-гыкающего неподалеку Марата, и отвернулся.

Марат и ему подобные с предвкушением ждали, когда терпение Макса закончится, когда его чайник закипит и начнет выплескивать наружу накопившуюся обиду. Они обожали такие моменты. В эти минуты Кабановы и Вадины ощущали себя живее живых. Им нравилось наблюдать, как ломается человек, как он сопротивляется перед этим, осознаёт, что не может ничего противопоставить грубой силе и скотскому напору. Эти первобытные качества как бы оправдывали все их гадости, словно они говорили: «Мы можем это сделать, так почему же должны этого не делать?».

Единственным оружием Макса против сволочей оказалось молчание. Он доходил до точки, после которой не было ничего, кроме надлома и жестокости, но не переступал ее. Обидчики видели это, видели, как он раз за разом подходит к обрыву, смотрит в бездну и делает шаг назад. И это пробуждало в них первобытный страх перед неведомой раньше силой. Они давили на Макса с удвоенным старанием, делали ему все больнее, не понимая, что закаливают его характер.

Венерка не мог терпеть издевательств. Он кидался в драку, увидев, как Кабанов и Вадин в очередной раз достают друга, и неизменно получал. Несильно, но достаточно, чтобы больше не лезть. Максим поговорил с ним как-то после уроков, и Веник перестал его защищать.

На какое-то время Макс и Карина перестали появляться вместе на переменах. Они все еще встречались, но только не на людях.

Увидев меня в школе, Максим отводил взгляд. Мне кажется, он боялся, что я тоже засмеюсь со всеми, когда ему дадут подзатыльник или поставят подножку. Но я не смеялся. Правда, и в драку, как Венерка, я тоже не бросался.

А мне хотелось.

На нашу и без того тесную группу давили со всех сторон, заставляя сближаться еще сильнее. Старые обиды уже казались ничем, однако, мы с Максом все же не могли пересилить себя и начать общаться. Ему бы пригодился настоящий друг, но я не мог найти повода снова подойти к нему, чтобы он не решил, что я делаю это из жалости.

Кабанов подкинул мне повод через неделю издевательств.

Он увидел идущего навстречу Максима издалека, и прикинулся пьяным – начал шататься и вилять из стороны в сторону по коридору. Макс заметил его маневр, замешкался на секунду, но разворачиваться не стал. Кабанов был вдвое больше его и вид имел устрашающий. Наконец, они поравнялись, и Петька выбил из рук Максима тетрадь, в которой тот на ходу делал какие-то пометки. Вокруг них тут же собралась толпа, все смеялись и ждали, чем ответит Макс. А он готов был сорваться.

Он обвел ненавидящим взглядом ржущую толпу старшеклассников и остановился на моем непроницаемом холодном лице. Я смотрел ему прямо в глаза – открыто, убрав всё, что нас отделяло друг от друга в последнее время. Потом подошел, поднял его тетрадь и ручку, и отдал ему в руки.

– Пошли?

Макс кивнул, и мы, под крики: «это твоя подружка?», «смотри, любовнички пошли», вышли из этого омерзительного круга. Я почувствовал, как закаменел Максим. Он, не глядя на меня, ускорился. Я остановился.

Издевательства длились еще месяц, может, полтора. В начале марта все забыли, что вообще за что-то ненавидели нас. Выпускники начали готовиться к экзаменам, ребята помладше почувствовали наступление весны, пусть холода еще и не думали сдаваться, и подобрели. Так и закончилась эпоха террора. А для меня открылась новая страница, и на ней было много слов о любви.

Книга целиком здесь.

На пикабу публикую по главам.

Утро было морозным. Ясное небо к обеду затянуло высокой сероватой коркой. На сугробах чернели пыжи от вчерашней пальбы. Улицы опустели, стали похожи на пыльные коридоры заброшенного здания. Родители ходили хмурые и все больше смотрели в пол, и только к обеду пришли в себя.

Позавтракав тем, что осталось от ужина, я оделся потеплее и пошел сразу в убежище. Первое января всегда казалось мне кристально чистым, словно начиналась новая, еще незапятнанная неприятностями жизнь. Оно вселяло надежду. А сегодня это ощущение можно было смело умножать на три, ведь все страхи по поводу конца света рассыпались искрами бенгальских огней.

Я знал, что в убежище меня ждут Юля, Венерка и Зяблик. Они просто не могли не прийти. Но я ошибался. Увидев две пары следов на снегу, ведущих к лесу, я почему-то насторожился и неосознанно начал ступать легче и тише. Подойдя ближе, я учуял дым от костра.

Может, это все-таки Юля?

Нет, это была не Юля. Голос Карины я ни с чем не спутаю. Она рассмеялась и заговорила с Максом, но я не смог разобрать слов.

С минуту я стоял в раздумьях, а потом плюнул на страх и пошел. Это наше убежище, мы здесь хозяева и это Максим с Кариной должны отсюда уйти. С намерением выгнать их на мороз, я подошел почти к самому входу, как вдруг услышал:

– Вы и правда думали, что будет конец света?

Карину забавляла эта мысль.

– Не то, чтобы прямо конец света, – голос Макса звучал смущенно. – Просто парни решили перестраховаться.

Он помолчал и добавил:

– Слушай, пойдем отсюда. Зря мы пришли.

– Нет, ты чего! Тут так здорово! Когда Виталик рассказывал мне про землянку, я думала, это просто яма, прикрытая ветками.

– Пойдем, – Максим встал, а я напрягся, готовясь сигануть в сугроб, чтобы не заметили. – Нас сюда не приглашали.

– Да хватит трусить! – Карина усмехнулась. – Давай еще немного посидим.

– А если Никита придет, – эти слова дались Максу непросто.

– И что?

– Он же мой друг.

– Все еще?

– Всегда им был и всегда будет.

– Но вы ведь поссорились, вроде.

Максим опять ненадолго замолчал.

– Мы и раньше ссорились, – судя по звуку, он снова сел и подбросил ветку в костер. – Как-то даже пытались подраться.

Он засмеялся.

– Что-о? – кокетливо протянула Карина. – Почему ты смеешься?

– В шестом классе мы серьезно поругались и решили устроить «дуэль на кулаках» – так мы тогда называли драку. Но оба боялись драться, поэтому договорились, надеть шубенки, типа боксерские перчатки, чтобы не так больно было. Потом напялили по самые брови шапки-ушанки и уши повязали к лицу. Потом отцовские дубленки надели. Ну, как отцовские, Никитка – да, а мне шуба его мамы досталась. А было все это летом, – Максим невольно рассмеялся. – Дошло до того, что мы – потные и красные – походили кругами по комнате, изображая боксеров, пока родителей не было дома, толкнули пару раз друг друга и разошлись. Я обозвал его трусом за то, что он не хотел начинать драку, потом разделся и ушел. Мы тогда все лето не общались…

Я поймал себя на мысли, что стою и улыбаюсь своим воспоминаниям. Тот день я хорошо запомнил. Когда Макс ушел, мне стало страшно, что он уже не вернется. И из-за этого я так на него разозлился, что продержался аж до школы без лучшего друга. Мало-помалу мы снова начали разговаривать, и дружба вернулась – еще крепче, чем раньше. Правда, на месте разрыва длиной в два с половиной месяца остался шрам. Уродливый след от него белел до сих пор, правда, вызывал больше приятную ностальгию, чем боль.

Максим принялся что-то еще рассказывать (он вообще был сегодня непривычно говорливым), но я уже не слушал. Я тихонько развернулся, и пошел домой.

Они, конечно же, увидят мои следы, когда выйдут из убежища, и поймут, что их подслушивали. Скорее всего, они поймут, кто это был. Но, мне кажется, Максим на меня не обидится.

Я бы точно не стал.

Книга целиком здесь.

На пикабу публикую по главам.

После того невероятного позора я старался не показываться Юле на глаза целую неделю. В школе мы здоровались, и я тут же убегал по срочным делам куда подальше. В один из дней подруга поймала меня за руку и силой остановила перед собой.

– Подожди…

– Мне надо… – я попытался вырваться, но Юля не позволила.

– Подожди, говорю! – она раскраснелась, пытаясь удержать меня. – Фух, сильный какой!

В этот момент и я начал краснеть.

– В общем, я отдала Витальке наши наработки. Обещал через пару дней все закончить и можно будет отправлять.

– О, круто!

– Только он спросил, указывать или нет Максима с Кариной в титрах?

– А они-то тут причем? – вспыхнул я. – Макс еще ладно, он в самом начале нам помогал, а она…

Юля обезоружила меня своей довольной улыбкой, и я совершенно забыл, что хотел сказать.

– Я ему так и передам, – бросила подруга, когда прозвенел звонок. Мы пошли было в разные стороны, но тут с удивлением обнаружили, что все еще держимся за руки. Юля радостно рассмеялась, отпустила меня и побежала по лестнице на второй этаж.

Проект мы сдали одними из последних. В заявке по-прежнему были указаны мы четверо, но Витальку включили в титры фильма, как одного из участников.

Близился Новый год. Школу украсили к празднику. На окна налепили бумажные снежинки, которые мы вырезали в пятницу после уроков, на шторы нацепили мишуру и дождик.

Мороз крепчал, и мы с Венеркой и Юлей все реже убегали в землянку. Да было особо и не за чем, к самому страшному мы подготовились – запасли крупы, картошку, соль с сахаром, копченое сало и сушеные яблоки, которые где-то раздобыла Юля. Все было готово к надвигающемуся концу света.

Мы трое находились в волнующем предвкушении, какое наступает каждый год перед праздниками. Только в этот раз радость и предчувствие волшебства разбавило ощущение неизбежности чего-то глобального. Мы были так далеко от компьютерного мира, как это было вообще возможно. Я знал только одного человека, у которого был свой компьютер. Несколько раз я видел их по телевизору и в кино. Ну и в классе информатики стояли несколько штук, к которым мы боялись подходить. Они казались мне запредельной технологией, чем-то ненужным, излишним в этом мире реальных, осязаемых вещей. Но в то же время компьютеры превратились для меня в подобие всемогущего существа, нечто неизведанное, способное разрушить привычный уклад жизни. Я боялся их и был бы рад, если бы кто-нибудь в правительстве запретил эти таинственные машины. Но этого, слава Богу, не сделали. И теперь нам оставалось ждать, когда компы свихнутся и весь мир полетит к чертям.

Вот за что я любил свою семью, так это за то, что никакие катаклизмы не могут прервать установленные порядки. Двадцать девятого декабря каждого года (с тех пор, как мне исполнилось четыре) папа брал меня с собой за елкой. Он надевал охотничьи лыжи, садил меня на нарты, и мы ехали в лес. Светило яркое солнце, мороз щипал не закутанные колючим вязанным шарфом верхушки щек, снег хрустел, а отец довольно ухмылялся. Потом у меня появились свои лыжи, и мы уже шли друг за другом, а на обратном пути елку тащил я. Когда ее вносили в дом, вместе с ней в натопленную кухню врывался чудесный морозный запах хвои. Мы ее наряжали, а по вечерам включали гирлянду.

Жаль, что этот год может стать последним в череде наших походов за елкой. Хотя, насколько я знаю отца, он пойдет в лес, даже если небо начнет рушиться на наши головы. Традиции – это святое!

Мы с Юлей и Веником решили устроить и себе небольшой Новый год. Мы срубили крохотную елочку, поставили в убежище и нарядили тем, что стащили из дома. Венерка даже принес конфеты и апельсин, которые выдали на школьной елке. Я захватил из дома припасенную на праздник газировку (хотел взять немного ликера, но родители постоянно крутились рядом).

Разлили ее по кружкам, чокнулись, до темноты болтали о всяких пустяках и много смеялись. После трех часов дня, когда на тайгу начали опускаться сумерки, в дверь постучали.

– Кто там? – я привстал и вгляделся в человека на той стороне, чей силуэт просвечивал через щели.

– Это ко мне, – Юля поднялась и открыла дверь. За ней стоял ошарашенный и слегка испуганный Зяблик. – Я его пригласила, когда фильм отдавала.

– Ребят, извините, – выглядел Зяблик уже не так уверенно, как у себя дома, правда, слегка надменный взгляд никуда не делся, – я сам напросился. Как узнал, что вы к концу света готовитесь, всю ночь об этом думал. Ну вы же понимаете… – он сделал страшные глаза, – вдруг мой компьютер тоже с ума свихнется.

Он шмыгнул носом и оглядел нас.

– Садись, – я подвинулся и хлопнул по скамейке. Настроение у нас было приподнятым, и не хотелось вспоминать, что Виталя – брат Карины. В отличие от нее он душу вложил в наш проект и заслуженно получил строчку в титрах. – Угощайся! Чем богаты, как говорится.

Виталька со знанием дела взял заостренную палочку, надел на нее кусочек белого хлеба и принялся зажаривать его до хрустящей корочки. Прикончив его, он проделал то же самое, только в этот раз использовал два кусочка и запихнул между ними зефирку, затесавшуюся между конфет.

Костер погас, стало совсем темно, и мы побросали в угли картошку из стратегических запасов – праздник все-таки. Когда она стала мягкой и начала крошиться изнутри, мы слопали каждый по две штуки прямо вместе с черной кожурой. Чумазые и довольные мы собрались по домам, договорившись встретиться здесь сразу после Нового года, если апокалипсис все же случится.

– Я тоже приду, ладно? – Зяблик натянул посильнее шапку, отчего очки съехали на кончик носа и пришлось их поправлять.

– Конечно!

– Да, приходи!

– Будем ждать!

Прощаясь на перекрестке, мы так разволновались, что Виталька чуть не разревелся.

– Как бы я хотел увидеть вас еще раз, – пролепетал он. – Только бы нас пронесло… ну, в смысле, не в прямом смысле, а…

– Да мы поняли, – мы с Веником не выдержали и расхохотались. Юля тоже смеялась, но по-доброму. Она погладила Зяблика по спине, и они ушли в одну сторону, а мы с Венеркой в другую.

– Увидимся! – я обнял друга. – С наступающим!

– Никита, – серьезно позвал Веник, когда я уже собирался уходить, – постой. Слушай… это. Год у нас был… в общем, не простой был год. Вы с Максом, Карина и все такое прочее.

Я пытался запротестовать, но Венерка меня остановил.

– Дай я закончу. Макс, конечно, не очень поступил, но и ты его пойми! В общем, не обижался бы ты на него. Ему ведь тоже плохо. Брата в армию забрали, а ты сам знаешь, куда его могут отправить. В школе теперь все до него докапываются, из-за того, что с Кариной дружит. А тут еще вы с ним поссорились.

Венерке было непросто это говорить. Он мялся и смотрел куда угодно, только не мне в глаза. Однако, он не отступился, набрался храбрости и продолжил.

– Пообещай, что если выживем после Нового года, ты с ним помиришься.

– Я не могу, – мне не хотелось быть козлиной распоследней, но когда Веник попросил, внутри меня вспыхнул протест. Мне захотелось сделать все наоборот, просто из принципа, чтобы знали, что плохо со мной поступили.

– Даже ради меня? Ради нашей дружбы?

Меня загнали в угол.

– Ты просто не знаешь, что это такое, когда с тобой так поступают!

Венерка наградил меня долгим взглядом.

– Ты бы и от меня так же легко отказался?

– Легко? Думаешь, это легко?

Я психанул и пнул сугроб, чтобы хоть на чем-то выместить злобу.

– Мы ведь сто лет уже дружим! Просто… просто так нельзя. Забей!

Я развернулся и пошел домой, кипя от возмущения. У калитки я обернулся – Венерка еще стоял и смотрел мне вслед. Заметив, что я его вижу, он устало махнул на прощание, и пошел к себе. Когда калитка за ним закрылась, я тоже ему помахал.

– Я постараюсь.

Последние полгода мама готовила в основном картошку в разных видах. Мясо отец приносил из леса, но и его хватало ненадолго. Спасали заготовки. Но ради праздника они оба постарались. Стол просто ломился от угощений. Правда, аппетита у меня не было. Даже всеобщее веселье проходило мимо. Забегали соседи, поздравляли, выпивали по несколько рюмок и уходили с песнями. Приходили родственники и друзья родителей. А я все это время сидел у телевизора и ждал полуночи.

И вот, бьют Куранты, Борис Николаевич что-то говорит с экрана, играет музыка, веселятся артисты. А я все так же неподвижно сижу, пытаясь осознать, что конец света обошел нас стороной.

Отец берет ружье… нет не для того, чтобы кого-то подстрелить. Это очередная традиция. Вместо фейерверков охотники на нашей улице заряжали несколько патронов пыжами без дроби и стреляли ими в воздух. В этот раз папа протянул ружье мне.

– Давай, Никитка, покажи класс!

Наконец, меня накрыло. Ощущение нереальности происходящего схлынуло, я приложил приклад к плечу, надавил на тугой спусковой крючок и грянул выстрел. Грохот разорвал массивный узел, скручивавшийся в районе солнечного сплетения последние четыре месяца.

Я освободился. Худшее позади.

Народ ликует, празднуя наступление нового тысячелетия, которое обязательно станет лучшим в истории человечества! Мы перешли в светлое будущее, в мир без нищеты и войн, в мир, где родители не сводят счеты с жизнью в сарае, где друзья не предают, а любимые всегда рядом. Мы шагнули в эпоху прогресса, оставив в девяностых все то, что сковывало нас. Теперь мы – люди, хозяева своей судьбы!

Мне захотелось тотчас же бежать к Юле, кричать у нее под окном о том, что все у нас будет хорошо, а когда она выйдет, чтобы меня успокоить, поцеловать ее! Какой же я был дурак, надо было сделать это тогда, в убежище! Но теперь-то я не упущу своего шанса. Теперь я знаю, как легко и безвозвратно он может ускользнуть.

Книга целиком здесь.

На пикабу публикую по главам.