user9228904

Итак:

В тот год, в самом начале лета как-то незаметно для прессы прошло одно из самых громких событий светской жизни Москвы и даже России. Громких, в прямом смысле, поскольку сопровождалось мероприятие воем и треском мощных мотоциклетных двигателей. Московское отделение Всероссийской общественной организации байкеров «Ночные волки» отмечало свою тринадцатую годовщину…

Пролог

«Ночные волки» наводят ужас на Москву, бороздя асфальт мотоциклами установленной и не установленной конструкции» – писал всего несколько лет назад журнал «Автопилот». Между тем, за годы своего существования, московские байкеры из полубанды превратились в российскую мотоциклетную элиту. В тот год, когда «Ночные волки» отмечали свое десятилетие, мэр Москвы лично выдал им официальное разрешение «пошуметь» по случаю юбилея до утра. Правильный люд собрался тогда по случаю юбилея в Нижних Мневниках со всей страны. С такой охранной грамотой ничто уже не могло помешать байкерской братии веселиться на полную катушку. Очевидцы рассказывали, что для гостей на вертеле был зажарен целый бык, а празднество длилось до самого утра...

Сколько «волков» прибыло на праздник в Москву три года спустя, можно сказать лишь приблизительно… Достоверно известно, что когда число прибывших перевалило за две тысячи, их просто перестали считать.

Признаюсь: о «Ночных волках» слышала много. Знала мало. Одни говорили о них с ужасом, другие с восхищением. Но, когда я получила от Ночных волков приглашение на 13-летие клуба, я не могла даже предположить, что ждет меня…

Впрочем, нечто необычное стало происходить со мною задолго до того, как я перешагнула порог Байк-Центра. Объясню: когда, войдя в переполненный троллейбус, я спросила кондуктора, где мне нужно выйти, чтобы попасть к байкерам, женщина посмотрела на меня квадратными глазами и неожиданно сказала:

– Остановки там нет, но я попрошу водителя, чтобы для вас он остановил троллейбус!

Тот, кто пользуется столичным транспортом, знает, что сказанное противоречит законам природы, тем не менее, слова были сказаны, и кондуктор, почему-то бегом, помчалась к водителю, с трудом продираясь сквозь толпу.

В троллейбусе было не продохнуть, однако, после нашего короткого диалога о Байк-Центре, вокруг меня вдруг стало совсем свободно и даже нашлось, невесть откуда, свободное место.

Пассажиры то ли с ужасом, то ли с уважением, расступились, чтобы усадить меня. Когда, миновав плотину, троллейбус остановился, и кондуктор, и пассажиры, дружным хором, любезно напомнили, что мне пора выходить. Потом все, включая кондуктора, долго смотрели мне вслед из отъезжающего троллейбуса.

Байк-Центр

Цель своего приезда я услышала сразу. Заглушая все, гремел рок. На противоположной стороне дороги, увидела нечто, совсем не укладывающееся в рамки наших привычных понятий.

Перед огромными железными воротами, напоминавшими декорации какого-то фантастического фильма, стояло что-то огромное, и еще более зловещее и металлическое, чем сами ворота.

Это нечто напоминало огромного скорпиона и мотоцикл одновременно. И здесь же, совсем рядом, – почти живой, ощерившийся волк! В нескольких шагах от этих фигур, стояли десятки, а может быть и сотни, припаркованных машин... В основном это были агрегаты с повышенной проходимостью.

Огромные железные ворота чуть-чуть приоткрыты. В просвете ворот видна огромная сцена, на которой работает рок-группа. Строгий секьюрити, был предупрежден, и меня пропустили, когда я назвала несколько имен, и цель своего визита.

Это был совсем другой мир! Другие люди, другие одежды... Мне даже показалось, что я оказалась на съемочной площадке какого-то западного боевика среди немыслимых, декораций.

Теперь, войдя на территорию Байк-Центра, я могла рассмотреть огромную, приподнятую над площадью сцену... И опять. Это было нечто совсем не обычное. Грандиозное сооружение состояло из каких-то немыслимых частей автомобилей, мотоциклов, из каких-то труб, котлов и цепей…

Справа от сцены – стоянка мотоциклов. Сколько их определить невозможно. Может триста, а может, шестьсот, или еще больше... Причем, также, не тех, что привычны нашему глазу, что продаются в обычном магазине, а все больше сверкающие хромом, самых невероятных форм цветов и размеров супербайки.

Еще правее, помещение ресторана «Секстон», напоминающее одновременно залу средневекового замка, первобытную пещеру и автомастерскую. Рядом – мото-магазин легендарного «Харли - Девидсона», забитый мотоциклами и сопутствующими товарами.

Тут же разместилась многоэтажная железная этажерка VIP- трибуны, – своеобразные мини-залы ресторана под открытым небом, где самые почетные гости, потягивая пиво, и заедая его фирменным байкерским пловом из неизвестного животного, сверху вниз, как положено по статусу, смотрят на всю эту тусовку, и сцену, где сменяют друг друга самые известные рок-группы, где в режиме нон-стоп, заглушая все, гремит рок.

Признаюсь, рок - не моя музыка. Не люблю, когда громко. Да и в логово «Ночных волков» я попала совсем случайно. На каком-то мероприятии, не помню, правда, уже, где именно, разговорилась с одним интересным человеком. Человек назвался Антоном, и, как я узнала потом, оказался представителем пресс-службы Байк-Центра. Узнав, что я работаю в московском еженедельнике и почти ничего не знаю о «Ночных волках», Антон сказал, что на днях Клуб будет отмечать свою тринадцатую годовщину, что мероприятие это может быть интересным для московского читателя, и ... пригласил меня на праздник.

Так я попала в Байк-Центр. И теперь с любопытством разглядывала этот удивительный, совершенно не знакомый мне мир... То, что происходило вокруг напоминало мне броуновское движение... Люди прогуливались, обменивались приветствиями... Мне показалось, что даже в воздухе витает что-то теплое, дружеское, словно здесь, в одном месте одновременно собрались дальние и ближние родственники одной семьи.

В какой-то момент, один из вновь прибывших гостей вызвал повышенный интерес публики. Маленького роста, весь какой-то запыленный, засаленный, с длинными вьющимися волосами, закованный в клепаную кожу, на сверкающем хрОмом «дрэг-старе».

На заднем сиденье мустанга сидела совсем юная барышня, лет четырнадцати на вид, с тонкой длинной белой косой. В байкере я с трудом узнала эстрадную звезду - Владимира Кузьмина. Юная особа оказалась его последней женой – студенткой Катей.

После традиционного обмена приветствиями с вожаком стаи – легендарным Хирургом, и другими байкерами, звездная пара быстро поднялась в «правительственную» ложу. Проворные молодые официантки тут же потащили наверх еду и пиво.

Антон, курирующий прессу, и пригласивший меня на праздник – правая рука бессменного вожака стаи, был сдержан. Встретив меня, и в нескольких словах, описав, происходящее вокруг, он предоставил мне полную свободу: фотографировать, свободно перемещаться, задавать любые вопросы любому из присутствующих.

А для начала, чтобы я легче адаптировалась в непривычной обстановке, мне выделили гида.

– Егор! – представился крупный, импозантный мужчина с длинными, курчавыми волосами, в немыслимой, элегантной коже, и железе. С цепями, перстнями, заклепками.

Егор просто и доходчиво объяснил мне, кто есть, кто, в этом фантастическом «городе», познакомил с историей возникновения байкерского движения в Москве и в стране.

Так как же начинались «Ночные волки»? Как появился в столице, этот удивительный, совсем не похожий на наш, мир?

– Когда мы начали собираться, объективные и субъективные предпосылки для объединения уже созрели, – говорит Егор, – в истории страны начался период неформальных объединений. Молодые люди сбивались в стаи, чтобы хоть как-то противостоять системе. Тогда еще никто не знал, чего мы хотим, однако чего не хотим, знали точно.

Протест принимал иногда самые причудливые формы: молодежь ходила не стриженная, одевалась вызывающе…

Скрепляющим раствором всех этих течений стал рок.

Хотелось демократии и свободы не только в повседневной жизни, но и в культуре, в искусстве, в творчестве.

Мы стремились разрушить все эти КГБешные крыши и заслоны, вместе с совковым «железным занавесом». Процесс нарастал лавинообразно, – мы, каждый на своем месте ломали эти устои.

Я - в своих коллекциях одежды. Саша-Хирург, толкал речи на концертах. Наши друзья-музыканты несли в массы идеи свободы со сцены.

И все это вместе стало называться молодежной субкультурой.

В силу некоторых особенностей, свойственных только мотоциклу, со временем, именно мотоцикл становится символом нашей свободы и независимости...

– Кстати, а знаете, что длинные волосы тоже появились не просто так, – продолжает просвещать меня мой удивительный гид, – когда-то духовный лидер движения хиппи, хиппизма – Сольми, сказал, что «длинные волосы - символ свободы».

Это исторический факт, из истории известно, что в Древней Греции волосы стригли только рабам. Вот вам истинная история конфликта лысых и волосатых.

Нельзя отрицать, что наши дети растут уже гораздо более свободными в своих взглядах, чем мы. И еще, важно, на мой взгляд, что именно мотоцикл дает нам возможность оторваться от будничных проблем, от суеты.

Кстати, уважаемый читатель, готовясь к встрече с «Ночными волками», я, естественно, прочла и просмотрела, все, что можно было найти о байкерах и наших, и зарубежных.

И теперь могу уверенно заявить, что образ засаленного, вечно пьяного байкера, бандита, промышляющего на ночных улицах города, очень далек от того, что мне довелось увидеть в логове «Ночных волков».

На самом деле, требования, предъявляемые к членам клуба «Ночные волки» (мэмберам) очень жесткие: мотоцикл несовместим ни с алкоголем, ни с наркотиками, ни, уж тем более, с таким распространенным сегодня в обществе явлением, как гомосексуализм.

Первое правило настоящего байкера: адреналин против героина и алкоголя.

– Все эти явления от сатаны, а мы люди верующие, соблюдающие пост, – говорит Егор, и продолжает:

– Кто-то, совершив убийство, идет в церковь замаливать свои грехи, и мне лично трудно понять такого человека. Байкер должен жить, и живет по божьим законам каждый день, стараясь оставаться в гармонии с миром.

– Ведь не секрет, что мотоциклист гораздо меньше защищен на дороге, чем любой автомобилист, он рискует каждый день, каждую минуту. Поэтому мы должны уметь ценить жизнь, во всех ее проявлениях: любить небо, любить своих детей и родителей…

- А, кстати, Егор, как ваши семьи относятся к вашему увлечению?

- К несчастью, женщин, готовых сломать общепринятые стереотипы, и принять нас такими, какие мы есть, не так много, но, если они находятся, то становятся нашими спутницами на всю жизнь.

Думаю, что человек созидающий – выше стереотипов. Главное, быть чистым и честным перед собой. Вот мне 42 и сегодня для меня семьей стал Клуб. А половинка моя, та, единственная, предназначенная мне Богом женщина, пока еще где-то бродит… невстреченная.

– Как же образовался Ваш Байк-Центр? Что здесь было раньше? Кто создал все это?

– Ничего не было. Земля принадлежала Церетели, а мой папа дружен с ним. Вот он и помог нам оформить на этот участок аренду. Все остальное делали своими руками.

– А кто у нас папа? И вообще, чем вы занимаетесь в свободное от байкерства время?

– Папа – Слава Зайцев. А я у него работаю директором Дома Моды.

– ????????? Предупреждать же надо!

Пока мы разговаривали с Егором, в Центр через огромные железные ворота то и дело въезжали байкеры. Они подходили к Хирургу, церемонно здоровались с хозяином, радостно приветствовали друг друга, дружески обнимали тех, кто приехал раньше…

На этот факт я обратила особое внимание. Я давно не видела, чтобы люди так искренне радовались встрече.

Иногда после разоблачения очередного, супернавороченного байкера, лихо пришвартовавшегося на стоянке Байк-Цетра, оказывалось, что под шлемом скрывалась милая женская головка.

И они, эти удивительные женщины, были на равных с мужчинами: двигались с достоинством, расправив плечи, с высоко поднятой головой.

Кстати, почему-то именно так двигались все женщины, которых я встретила в Центре.

– Сегодня все, что было задумано «волками», когда движение только зарождалось, – уже существует, причем многое, сделано своими руками, – заключил свою ознакомительную экскурсию по Байк-Центру мой гид – Егор Зайцев.

После этого я была отпущена в свободное плаванье.

Можно было оглядеться, рассмотреть все самое интересное поближе, и даже потрогать руками.

Да и подкрепиться уже не мешало бы, отведать, наконец, местную кухню.

Ощущение удивительное: народу полно, но никто никому не мешает!

Накачанные красивые мужчины ходят медленно, широко ступая, с расправленными плечами и ровной спиной. Эту походку я запомнила с детства, так ходил легендарный Крис - Юла Брюннера, из «Великолепной семерки». Наши мальчишки подражали ему.

Здесь же, в Байк-Центре, никто никому не подражал. Они просто ТАК ходят на самом деле, и ТАК живут, нравится это нам или нет.

Ощущение нереальности окружающего меня мира не проходило. Суровые и красивые люди вокруг неспешно беседуют, потягивают пиво, посасывают трубки…

Татуировка – тема отдельная. Для байкера это неотъемлемая часть жизни. И здесь, в самом логове «Ночных волков», татуировка занимает на теле многих присутствующих, места ничуть не меньше, чем сама одежда.

Вот, на груди крепкого, накаченного юноши – ощерившаяся волчья пасть, выполненная в цвете. Вот, на высоком, стройном мужчине средних лет, чернильные узоры, дополняющие его экзотический кожаный костюм. А вот целая художественная галерея на спинах – немыслимые воинственные сюжеты…

Перед сценой, круглая стойка бара, выдержанная в том же «металлическом» стиле. Внизу, под трибуной, высокие столики, котлы с пловом.

Меню соблазняет: Шашлык – 50 рублей. (цены того времени). Плов – 60 рублей.

Стейк из семги – 250. Соки, нескольких сортов пиво, вода, – в неограниченном количестве.

«Почетных» потчуют за счет заведения… Я, к сожалению, к почетным не отношусь, поэтому за все приходится платить.

Впрочем, меня это не огорчает. Чтобы увидеть все, что окружает меня сейчас, я готова заплатить много больше.

Когда, с трудом осилив огромный бокал пива, и прикончив, такую же огромную, порцию плова, я поинтересовалась у повара, какого зверя только что съела, он хитро улыбнулся и спросил:

– Что, было не вкусно?

– Да нет, очень вкусно, но что это было? Что я съела?

На вкус как говядина, а хребет – явно не коровий, – кости подозрительно похожи на собачьи, однако повару я этого не говорю.

– Считай, что баран и говядина вместе взятые! – хитро щурится узбек.

Хитрец не развеял моих сомнений, но и не подтвердил… Но, если все вокруг, было так необычно, то почему должна быть обычной еда? Ведь это я пришла к ним в дом. В конце концов, и есть, меня никто не заставлял.

Пока я пыталась выяснить, что же я только что съела, рядом со мною за столиком расположилась компания явно не байкеров, однако чувствовали себя мои соседи по столу, как дома. Быстро выяснилось, что это и есть легендарная группа «Круиз», а человек, сидящий рядом со мною, – супер-гитарист группы – знаменитый Григорий Безуглый.

Кстати, чтобы интересно и непринужденно общаться с теми, кто рядом, здесь, в Байк-Центре, реверансов и церемоний не требовалось.

Вскоре Григорий представил меня Константину Титову, Александру Монину, и другим участникам группы, и после непродолжительного общения с музыкантами я была приглашена в святая святых группы «Круиз», на студию в Лыткарино.

Праздник, тем временем, продолжался, сопровождаемый ну очень живым, и очень громким звуком. Рок оставался музыкой свободы и независимости.

Кстати, звук обеспечивали, сменяя друг друга, группы: «Форсаж» из Самары, «Детонатор» из Нижнего и местные : Э.С.Т. – Элетро - судорожная терапия, естественно, «Круиз» со своей незаходящей звездой Сашей Мониным, группа Стаса Намина, рок-группы «Техника безопасности», «Иван Царевич» и «Черный обелиск».

Праздник набирал обороты. Продолжали прибывать гости. К полуночи, в Москву слетелись «волки» из региональных отделений Саратова и Самары, Брянска и Минска, Гомеля и Нижнего Новгорода, Харькова и многих, многих других городов Российской Федерации. Присутствовали на празднике и правильные ребята Казанского отделения Ассоциации байкеров России.

А в пестрой толпе упакованных в кожу и зататуированных супермэнов были замечены несколько известных банкиров, политиков, корифеев российской культуры, пожелавших остаться неузнанными.

В этом фантастическом мире не было бедных и богатых, не было господ и рабов. Все были равны, и все счастливы, как может быть счастлив человек, только когда он среди друзей.

Эпилог

К двум часам ночи, сытая, наполненная до краев пивом, толпа, выплеснулась на лесные просторы далеко за пределы Байк-Центра. Рок объединил братьев в единую ритмично двигающуюся массу, и когда поутру, началось массовое купание в бассейне, расположенном здесь же, на территории Центра, очень многим холодная ванна оказалась как нельзя более кстати. Праздник завершился только наутро, и хотя зажаренного на вертеле быка на этот раз не было, всего всем хватило.

Общения. Тепла. Пива. Гремела музыка. Котлы были полны пловом, мангалы исправно выдавали шашлыки, а гурманы на протяжении всей ночи, да и утром еще, имели возможность откушать местное фирменное блюдо из семги за вполне приемлемую цену…

P.S. Безусловный лидер московской группы «Круиз», один из основателей группы, вокалист Алекса́ндр Мо́нин умер при трагических обстоятельствах 27 августа 2010. Ушел из жизни и талантливый гитарист группы «Круиз» Костя Титов. К сожалению, совсем недавно не стало и моего гида - Егора Зайцева, сына Славы Зайцева... На празднике у «Ночных волков» все еще живы.

Это было летом, после второго курса, когда студенческий строительный отряд Таганрогского Радиотехнического института впервые приехал работать в глухой таежный поселок Ново-Маклаково на Енисее. Руководил отрядом наш бессменный, неугомонный Командир - Игорь Анатольевич Николаев.

Профессор, заведующий кафедрой информатики и вычислительного эксперимента механико-математического факультета РГУ, Директор Вычислительного Центра РГУ, Член бюро отделения математики и механики Северо-Кавказского Научного Центра Высшей Школы, Академик Международной Академии Информатизации (МАИ), Президент Ростовского областного отделения МАИ, - все это будет потом.
Тогда он был для нас просто Игорем. Командиром.

Жили – в местной школе, пустующей летом, строили  - мачтопропиточный завод. И Командир не только обеспечивал нам фронт работ. Он умел организовать наш отдых.

Так, в один из выходных дней, 9 студентов ТРТИ, во главе с Командиром отправились в необыкновенное путешествие. Сначала мы спустились вниз по Енисею до Стрелки, это то место, где Ангара впадает в Енисей. Здесь мы переправились на другой берег Енисея, взяли билеты на какой-то местный пароход, идущий по Ангаре вверх. День заканчивался. Начало темнеть. Температура заметно понизилась...

Хорошо помню этот пароход. Кто-то из ребят отправился сразу вниз, в закрытый салон, где располагались пассажирские места, а я долго оставалась на палубе, - хотела видеть все, что было вокруг, слышать все звуки, чувствовать все запахи, чтобы унести все это навсегда с собой.
Ведь сам факт моего пребывания в отряде был для меня чудом...

Вернуться в отряд в наше Ново-Маклаково на Енисее, мы планировали на плоту... Всего в команде было семеро - ребят и две девушки. Одной из этих девушек, как нетрудно догадаться, была я.

Наступил вечер. Шел холодный, сырой воздух от Ангары.  Было ужасно холодно.  я, да  и все, кто еще оставался на палубе быстро замерзли, - палуба была обита  металлическим листом,  от чего казалось  еще холоднее.

Пароход шел медленно, против течения, время тянулось долго, но уходить вниз не хотелось. Там было не намного теплее. 
Где-то на середине пути к нам на палубу пришел Командир и приказал выпить по несколько грамм спирта, чтобы согреться и не заболеть... Те, кто был в салоне уже сделали это.

Кстати, два слова о спирте. Это интересная деталь. В любом, даже самом маленьком поселковом магазине, в любом таежном поселке на сотни километров окрест, этого добра было много. Очень крепкий, качественный и  прозрачный спирт продавался на каждом шагу... Правда «шаг» такой мог быть равен нескольким десятков и сотен километров... То есть, расстоянию между ближайшими населенными пунктами. Поллитровая бутылка стоила 5.47 в ценах того года. Ну и так, попутно, раз уж к слову пришлось, в местных сельмагах было полно диковинных, импортных промтоваров... мы любили посещать местные магазины. Места там обычно было немного, а товаров интересных на целый городской универмаг.

Конечно, жизнь потом раскидала нас по белому свету. Каждый пошел своим путем, но, как бы ни сложилась дальнейшая жизнь участников этой экспедиции, как бы ни была она богата событиями,  уверена, что эти 120 километров на самодельном плоту осталось в нашей памяти навсегда.

Итак, где-то к середине ночи мы прибыли в пункт назначения. Не помню название, помню, что была какая то деревянная пристань. Высадились на берег, наверное, что-то перекусили, отдохнули и Командир с ребятами начал строить наш плот.

Тросы и металлические скобы у нас были с собой. А напиленных бревен вокруг было немыслимое количество. Любых. Дело в том, что в те времена  по Ангаре постоянно шел «молевой» сплав, и берега Ангары были сплошь покрыты этими бревнами. Часть из них находилась на берегу уже давно, и успела подсохнуть, другая часть скапливалась у самой кромки воды и на воде. Бревна пребывали постоянно, процесс этот не заканчивался никогда. Периодически на берегу появлялись бригады сплавщиков. Они собирали бревна в штабеля, подсушивали и вывозили их.

Построить из огромных толстенных бревен плот дело не простое, но Командир еще усложнил эту задачу.  Скрепив нижний слой бревен большого диаметра скобами и перевязав их тросом, ребята укрепили на них лаги, на которые положили второй слой бревен, соорудив таким образом палубу...
Насколько правильным было это решение Командира мы убедились позже, когда начали сплав. Палуба оставалась сухой, даже когда тяжелые,  нижние бревна полностью погружались в воду...

Путь предстоял не близкий. 120 километров на самодельном плоту через пороги до Стрелки, и потом, от Стрелки, еще около 30 километров, вниз по Енисею до Ново-Маклаково, - ныне это Лесосибирск. На протяжении десятков, и даже сотен километров, поселков не было. И вдруг, среди этой нетронутой еще рукой человека природы, справа по борту, на берегу, среди вековых сосен, мы увидели палаточный лагерь! Это было удивительно, люди в этих местах вообще тогда не водились. Встречались редко.

На плоту у нас гремела музыка,- с нами был магнитофон, горел костер, кипел котелок. Вместо паруса между двумя мачтами  было натянуто одеяло с нарисованным на нем солнцем. Да и сами мы - девять человек, занятые каждый своим делом, - целая команда...

То есть, не заметить нас было крайне трудно. Непуганые таежные звери с удивлением провожали глазами наш гремящий ковчег, а мы смотрели во все глаза по сторонам, фотографировали (увы, у меня не было фотоаппарата), и старались запомнить все, что видели…

Люди на берегу нас, конечно, тоже увидели. Судя по реакции, они удивились еще больше... Забегали. Было видно, как двое сели в лодку и бросились на моторе нас догонять...

Оказалось, в тайге, на берегу Ангары работает  геологическая партия из Москвы, причем геологи совершенно классического вида: «энцефалитки», бороды... конечно, умение выжить в любых условиях...

Словом, самые настоящие Герои Нашего Времени... Те,  что,  преодолевая реально трудности, открывают для всех нас, для великой нашей страны,  богатейшие кладовые нашей родины. (Эх, знали бы мы тогда, что станет с нашей Родиной)

Догнав плот, и сделав на радостях пару кругов на моторе вокруг, один из геологов, тот, что постарше, выскочил на плот, схватил в охапку нашего Колю  Топольского, - студента ФАВТа, стал его тискать, обнимать, целовать, приговаривая:

- Ах, какой же ты молодец, как же ты это здорово придумал! А мы твою записку только вчера взяли в Ново-Ангарске, когда за почтой ходили...

Николай наш, заросший бородой к этому времени, не хуже самого геолога, вытерпел все эти объятия, потом отстранился немного, спросил:

- Вы что, так давно людей не видели?

Далее последовала минута всеобщего замешательства и только потом ситуация начала понемногу проясняться.

Когда все выяснилось, оказалось, что некий родственник геолога, кажется, племянник, студент какого-то Московского ВУЗа прислал ему накануне записку, что будет работать со студенческим отрядом где-то неподалеку (для тех мест это понятие относительное), на Ангаре, и, что, он, хотел бы, навестить своего дядю. .

Парень не написал, как собирается добраться до геологической партии, хотя вариантов, судя по всему было у него не так много - только река. 

Именно в этот момент появились на своем плоту мы.

Но, что было еще более удивительно, - один шанс на миллион, так это то, что наш Николай оказался чем-то похож на того, кого ждали!
Да плюс борода!
Да плюс людей, действительно, не видели давно!

Короче, и у нас, и у геологов этот эпизод стал одним из самых ярких впечатлений сезона… Несмотря даже на то, что и наше дальнейшее путешествие было полно экстремальных впечатлений, и у геологов сезон затянулся в силу некоторых обстоятельств.

Сплавляясь тогда по Ангаре, мы еще не знали, кто и какую проживет жизнь. После этой короткой встречи с геологами, попали мы в страшный, почти тропический ливень.
Чудом проскочили пороги, зато угодили прямо в улавливатель для бревен.

О порогах нас предупреждали абсолютно все суда, встреченные нами во время сплава. Они буквально все!!! сворачивали с курса, чтобы подойти к нам поближе, чтобы предупредить об опасности, но мы продолжали сплав, а предупреждения только усиливали наше желание пройти этот путь до конца.

Пороги мы проскочили более- менее благополучно. Плот выдержал, а вот выбираться из ловушки для бревен пришлось долго и очень непросто.
Выбрались чудом, да и то с помощью проходивших мимо моторок...

В общих же чертах это выглядело примерно так: ребята все попрыгали в воду, чтобы облегчить плот. Нас, с Аллой пересадили в лодки аборигенов, с той же целью...

И дальше началось. Аборигены, с утра уже подзаправившиеся спиртом, коего в местных магазинах, на Стрелке, в Ново-Рудяковке, Ново-Маклаково, было в избытке, рвут свои моторы - они очень хотят помочь нам.

Мы для них - почти инопланетяне...

Моторы, изрыгая синий вонючий дым, просто захлебываются от непосильной нагрузки... Мужики, «помогают» своим моторам семиэтажным матом, а я, сидя на носу одной из лодок рыдаю!

Я в жизни еще ничего подобного никогда не слышала, и мои познания русского языка пока сильно ограничены рамками школьной и институтской программы...

Когда, заглушив на минуту мотор, чтобы охладить, мужики вдруг замечают меня, они крайне удивлены причиной моего расстройства...
Начинают напряженно соображать, что же они сказали не так... и... не находят, и удивляются...
Операция по спасению нашего плота длится еще довольно долго, но после этого разговора наши спасатели очень старались ограничивать свой словарный запас...

Это было нелегко не только для них, но и для моторов, тащить тяжеленные, мокрые бревна против течения у них получалось с трудом, но плот они тогда все-таки вытащили...

Потом, ближе к ночи, уже  в самом конце дня,  мы несколько часов, - смертельно долго! - насквозь промокшие и замерзшие не могли выйти из Ангары в Енисей...

Потому что Енисей «запер» Ангару. 
При этом, температура воздуха опустилась настолько, что от нас шел пар...

Меня трясло. Согреться можно было только благодаря моим друзьям, находившимся на плоту, сидя плечом к плечу, или спина к спине, за счет тепла человеческого...

Но даже не это было самым страшным, по крайней мере для меня лично. Страшнее всего была эта неопределенность. Никто не мог сказать, как долго это будет длиться.

Интересно, помнят ли эти долгие ледяные часы мокрого ожидания милости от Енисея Алла Яковлева, Саша Сетраков., Юра Бесполяков, Валентин, Рудик и другие наши ребята. К сожалению, я уже не помню имен всех ребят, прошедших тогда со мной это испытание. Конечно, хотелось бы знать, как сложилась судьба каждого из них. Хотелось бы сказать им всем спасибо за все, что происходило с нами тогда.

Особенно я бы поблагодарила нашего  Командира - Игоря Анатольевича Николаева, открывшего тогда для меня огромный и прекрасный мир Студенческих Строительных отрядов... Подарившего мне Енисей и Ангару, подарившего мне общение с замечательными ребятами. К сожалению, сделать этого я уже не могу. Командира нашего больше нет.

Он похоронен в Нюрнберге, неподалеку от могилы Дюрера. А вот с Николаем мы несколько раз по жизни потом встречались. Николай - человек очень интересный... Какое-то время он работал в ЦК ВЛКСМ, Недавно, пролистывая интернет, с горечью обнаружила, что и Николай Григорьевич Топольский недавно тоже ушел. Судя по наградам и отзывам тех, кто работал с ним, Коля прожил очень интересную, насыщенную событиями жизнь. Вот только часть его достижений:

доктор технических наук, почётный профессор Академии Государственной противопожарной службы МЧС России, полковник внутренней службы в отставке, действительный член Российской академии естественных наук и Национальной академии наук пожарной безопасности, вице-президент Международной академии информатизации (ООН) и Всемирной академии наук комплексной безопасности. Горько сознавать, что уходят ТАКИЕ люди.

Слышала, что другой член нашего экипажа - Рудик строил подводные лодки где-то на Севере.

А вот о Валентине по-прежнему, практически ничего не знаю. Знаю только, что после института он ушел служить на ТОФ. Стал морским офицером. Дальше - тишина...

Знаете, что осталось во мне после этого многочасового, безнадёжного, ледяного стояния? Я физически ощутила понятие бесконечности... Да, да, ту самую, горизонтальную восьмёрку!!! Объясню.

Представьте, что холодной зимой, в мороз, где-нибудь далеко за 20,  вы стоите на остановке общественного транспорта. На вас мокрая куртка, а ветер, добавляя остроты вашим ощущения продувает вас насквозь. Ситуация патовая, но... Вы точно знаете, что сейчас подойдет автобус, трамвай, или, на крайний случай, вы остановите такси, и уже скоро, или пусть не очень скоро, но неизбежно, окажитесь в тепле.

Вы точно знаете, что придет ваш транспорт и вы непременно покинете место, где вам было  мокро и холодно. У вас реально есть эта конечная точка во времени и в пространстве, куда вы неизбежно придёте.

А теперь представьте себе ту же ситуацию, только когда весь городской транспорт отменен, ждать вам нечего, а изменить условия задачи вы не можете, скажем, по какой-то причине вы не можете добраться до тепла своим ходом, и вынуждены ждать, заранее зная, что ждать нечего. Вот это и есть та горизонтальная восьмерка. Бесконечность...

Когда же мы, наконец, оказались в Енисее, наш плот попал в страшную,  большую воронку, его начало затягивать под живые бревна у берега. Плот наклонился, все, что было на нем, смыло в Енисей.

Я по сей день помню, как уходили одна за другой под воду наши вещи, – кеды, фотоаппараты, магнитофон, и, как потом вылавливали мальчики наши рюкзаки где-то на середине Енисея.
Рюкзаки были похожи на больших бегемотов, они –  то скрывались  под водой, то снова всплывали...

Я, кстати, там и тогда не умела плавать совсем. Я смотрела в эту всепоглощающую воронку и спокойно, даже с каким-то сарказмом констатировала про себя: если в следующую минуту я окажусь в воде, эта минута станет для меня последней.

И все-таки, несмотря на все, что случилось с нами после встречи с геологами, самым ярким эпизодом этого путешествия осталась именно эта встреча. Когда все выяснилось, мы успели перезнакомиться, поговорить, обменяться с геологами адресами.

В момент, когда я передавала старшему из геологов свой блокнот для записей, у меня из кармана в воду выпали  компас и  штурманские часы, доверенные мне на время...

Часы и компас были скреплены между собой цепочкой. Можно было протянуть руку и взять часы, но все завороженно смотрели, как они уходят на глубину в прозрачной ангарской воде, как играют на серебряном корпусе лучи солнца и ничего не предпринимали...

Эта моя давняя потеря и по сей день находится где-то там, на пятнадцатиметровой глубине, на дне Ангары...

Встреча же с геологами стала для меня началом большой, делающей мне честь, дружбы.  Наша переписка длилась более десяти лет. Мой ангарский знакомый был удивительно интересным собеседником. В прошлом летчик, принимавший участие в показательных выступлениях по высшему пилотажу в Тушино.  Он объездил всю страну, вдоль и поперек прошел весь Дальний Восток, ни один раз побывал на Памире. И все свои путешествия он описывал в письмах, сопровождая сказанное рисунками. Когда я читала эти письма, мне казалось, что все это я видела своими глазами...
Такие люди жили в наше время. Такая была у нас страна. Такими были мы.

Георгий Константинович работал начальником большого строительно-монтажного управления. Каждое утро он проводил планерки, подводя итог минувшего дня, расставляя по объектам сотни людей, технику, распределяя строительные материалы на день грядущий. Даже неожиданный приезд дочери не мог стать причиной неявки Курлянского на планерку. Даже если бы на него упал метеорит, Георгий Константинович встал бы, стряхнул метеоритную пыль и пошел на работу. Как и большинство не очень счастливых людей, он был трудоголиком.
Закончив планерку и убедившись, что без него работа не встанет, Курлянский предупредил своего зама, что уходит домой.
За двадцать лет совместной работы это было впервые. Обычно Георгий Константинович приходил в Управление на рассвете и уходил ближе к полуночи. Выходных у него не было. Управление вело строительство многих объектов по всему городу, и нередко рабочий день начальника заканчивался где-нибудь на стройке.
Курлянский вообще отдыхать не умел. Только один раз за эти двадцать лет он решился оставить работу. Взял профсоюзную путевку, поехал на черноморское побережье, и даже прожил в санатории три дня, ежедневно названивая в Управление.
Больше он просто не выдержал. Собрал чемодан, взял обратный билет и, ровно через сутки, уже сидел в своем кабинете и рассматривал сводки о ходе работ. Больше попыток отдохнуть не предпринимал.
Сегодня был особый день. Чем больше он думал о произошедшем, тем радостнее становилось у него на душе. Черт возьми, эта девочка его дочь! Если бы он попытался нарисовать ее образ, у него не получилось бы лучше. Умница. Красавица. А характер? Решила увидеть, – села на поезд и приехала! Эта мысль вернула его на грешную землю.
Его дочь сделала то, что должен был сделать он сам! И не сделал! Он попытался оправдаться тем, что не мог бросить работу, но тут же оборвал себя:
– Чушь! Хочешь сделать? Бери и делай, а не ищи причины.
– Ну, ничего! У него теперь будет время вернуть свои долги! Он все исправит!

Отец и дочь

Они шли по Харькову вдвоем. Отец и дочь. У них были разные фамилии, но одна кровь и очень похожие лица. Чтобы не терять драгоценное время на давние обиды, они говорили только о том, что было теперь вокруг них. Они не могли ничего изменить в прошлом, они очень хотели исправить свое будущее. Отец рассказывал Лиде о Харькове. Он знал об этом городе, если и не все, то очень многое. Сей факт Лидка отметила для себя, еще когда они вышли из дома и, чтобы добраться в центр, сели в городской троллейбус. Увидев, из окна троллейбуса стоящий где-то между домами бульдозер, Георгий Константинович рассказал гостье, что он там делает, сегодня, и что, и где, будет делать завтра.

Город жил своей, будничной жизнью, наполненной людьми, машинами, гремящей строительной техникой, детскими и птичьими голосами, и все это существовало в зоне ответственности Курлянского. Даже не подозревая этого... Он был реально Хозяин.
Небо над городом было ясным, полуденное солнце и ветерок, быстро разогнав тучи, подсушивали асфальт и землю. Люди шли расстегнутые, улыбчивые, с непокрыми головами.
Неожиданно перед ними остановился большой, грузный человек, в куртке нараспашку. Широко раскинув руки, он радостно приветствовал Георгия Константиновича. Обнял его, потискал, пошлепал по плечам, не переставая говорить. Наконец, увидев, что спутница его друга остановилась, сообразил, что это юное создание не может быть ему никем, кроме как дочерью, – слишком уж очевидно было внешнее сходство, – остолбенел. Они много лет знали друг друга, когда-то работали вместе, дружили семьями, и дочери у Георгия не было!
Знакомый поднял брови, взглянул на Курлянского:
– Дочь?
Лидка видела, как борются в отце два чувства: гордость за нее, и желание громко заявить всему свету, что это его дочь, и смущение оттого, что нет у него пока права на эту гордость. Он не растил ее!

Курлянский посмотрел на девушку. Она смущенно улыбнулась ему, словно давая право на ответ.
– Дочь! – слово для Курлянского было новое. Он произносил его впервые и, потому заметно покраснел, понимая, что этим признанием он заранее принимает на себя некоторые обязательства.
– Молод-е-ец! – сказал знакомый, – хорошая дочь!
Это был ее новый статус, со всей совокупностью дочерних прав и обязанностей. И быть его дочерью нравилось ей все больше.
Они бродили по Харькову несколько часов.
Когда заходили в магазины и Лидка, обводя взглядом прилавки, на чем-то задерживала его, отец с надеждой заглядывал ей в глаза:
– Нравится? Купить?
Лидке хотелось, и плакать, и смеяться. У нее почти никогда не исполнялись желания. Она даже разучилась чего-то хотеть. Что толку разглядывать витрины, если ты не можешь купить даже самого необходимого? Когда позапрошлой осенью неожиданно обнаружилось, что у Лидки нет пальто, деньги на его приобретение пришлось занять. Состояние, когда можно купить все, что захочешь, девушке знакомо не было, и она наслаждалась им, оттягивая выбор.
Когда, в очередном магазине отец предложил ей выбрать все, что Лидке понравится, она грустно улыбнулась и посмотрела ему в глаза:
– Сегодня первый и единственный день, когда мои желания исполняются! Как в сказке: день исполнения желаний!
Ассортимент харьковских магазинов был богат. Особенно, если сравнивать его с полупустыми полками таганрогского, центрального универмага. Однако Георгий Константинович скромность желаний своей взрослой дочери воспринял по-своему. Он позвонил кому-то по телефону, спросил у Лидки какой размер одежды и обуви она носит, и менее чем через час, они уже стояли у дорогой, резной двери сослуживца Георгия Константиновича.

(продолжение следует)

– Ну, вот и свершилось! Как просто все! Оказывается, и у нее есть не только отец, но и брат! На это она даже рассчитывать не могла! У нее есть родной брат и сейчас он служит в армии! С ума сойти! Какой он? Похож ли на Лидку?

Комната не выдавала тайн отсутствующего хозяина. Все было просто и обычно, как в студенческом общежитии, когда меняются жильцы, а предметы остаются. Ни полок с любимыми книгами, ни фотографий на стенах. В комнату тихонечко постучали. Дверь приоткрылась, заглянул отец.

Лидка мысленно выделила последнее слово. Оно еще жило само по себе. Как оторванная этикетка. Но все-таки это был ее отец!

– Давай, собирайся-умывайся, завтрак готов! Потом мы пойдем немного прогуляемся. Ты была в Харькове раньше?

– Нет, только проездом.

– Вставай! Дверь закрылась. Теперь у них были общие и пространство, и время!

Другая жизнь

Лидка быстро вскочила, заправила постель, аккуратно сложив стопочкой постельное белье. Надела фланелевый халатик, сшитый мамой накануне поездки, достала из сумки полотенце, пасту, зубную щетку и, постучав в дверь, вышла в большую комнату.

Стол был накрыт белой скатертью, на нем уже стояла хлебница, прикрытая салфеткой, тарелка с нарезанным сыром, лежали три яйца. На плоском, средних размеров блюдце лежали ровно три пластика сухой колбасы. Когда, покончив с утренним туалетом, прической и макияжем девушка вышла к столу, на столе уже дымился кофе. Завтрак был недолгим.

Скудость утреннего рациона хозяйка объяснила тем, что у нее язва. Почему на этой странной «диете» сидит отец, если язва у его жены, Лидка не поняла. Из-за стола она встала голодной

(продолжение следует)

– Вам кого?

– Георгий Константинович дома? – громко спросила Тамара.

– Зачем он вам? – женщина не собиралась уступать.

В комнате кто-то чертыхнулся, и недовольный мужской голос крикнул:
– Люся! Прекрати! Пропусти!

Женщина посторонилась, и Тамара вошла в квартиру. За нею вошла Лида. Вот и свершилось! Еще один шаг! Сейчас! Лидка шагнула в комнату.

Немолодой, обрюзгший мужчина сидел перед телевизором на диване и курил. Гора окурков в пепельнице перед ним давала основание думать, что сидит он вот так уже давно. Не очень свежая майка была явным признаком того, что выходить из дома мужчина не собирается. По крайней мере, в ближайшее время.

– Вот и славненько, – сказала Тамара, – можно присесть?

Мужчина сделал жест, который можно было истолковать как приглашение. Тамара пододвинула Лидке стул, на краешек другого стула, присела сама. Повисла напряженная пауза.

– Ну вот, знакомство и состоялось, а ты хотела не ехать.

– Я только пришел с работы, – сказал мужчина, оправдываясь.

– Он только пришел, – подтвердила женщина, беря у него из-под рук пепельницу.

Лидка не могла даже рассмотреть отца. Она бросала на него короткие взгляды и тут же опускала глаза. От нелепости сложившейся ситуации она уже готова была расплакаться.

Мужчине было еще труднее. Он поневоле находился в центре всеобщего внимания и чувствовал себя так, словно его уличили в чем-то непозволительном.

Кроме того, гости почувствовали, что гроза в доме гремела уже задолго до их прихода. Лидка не могла произнести ни слова. Аудитория была великовата. Тамара тут же почувствовала неловкость ситуации.

– Вам, наверное, нужно поговорить вдвоем. Может быть, вы поговорите в другой комнате?

– Да, да, – засуетился мужчина, – конечно.

Он встал, приглашая Лидку последовать за ним.

Они прошли в другую комнату, и мужчина закрыл за собой дверь. Однако, прежде чем начать разговор, мужчина снял с Лидки пальто и отнес его в прихожую.

Женщине это явно не понравилось. Она недобро посмотрела на Тамару:

– А вы-то тут кто? – спросила она, – еще одна дочь?

– Нет, – сказала Тамара, – просто я хорошо знаю таких, как вы, и мне они не нравятся.

Тет-а-тет

Теперь они сидели в пустой комнате вдвоем, напротив друг друга, глаза в глаза. Слов у Лидки накопилось за эти годы много, но все они были предназначены отцу, а тот, кто сидел теперь рядом, был совершенно чужим. Девушка не знала, о чем говорить с ним.

В самом деле, не станет же она ему рассказывать, что соседский мальчишка когда-то отнимал и ломал ее игрушки. Или о том, что не складывались у нее в школе отношения с классом, потому что не могла она участвовать в классных мероприятиях, туристических поездках, походах в театры или в кино, потому что не было у нее денег.

И о том, что в институте за глаза ее называют «не от мира сего», она тоже не может рассказать! Так прошло несколько минут.

Наконец, чтобы найти выход из тупика, в котором оказалась, Лидка открыла сумочку, достала из паспорта вчетверо сложенный желтый листок бумаги.

Это было письмо. Оттуда, из прошлого. Из давней весны 1947 года. Письмо очень счастливого человека, получившего известие о рождении дочери. Он строил планы, мечтал о встрече с семьей, просил дождаться его.

Он придумывал «своей девочке» имя. Говорил о том, что война не закончилась подписанием акта о капитуляции, что она продолжается, и только любовь помогает ему держаться там, в далекой Германии...

Мужчина прочитал письмо, аккуратно сложил. Положил на стол перед Лидой.

– Это было трудное время, – сказал он

Что-то подобное девушка сегодня уже слышала.

– Прости меня! – сказал мужчина, – я очень виноват перед тобой, и перед твоей матерью...

И совсем тихо добавил:

– Как она?

Лидка готовилась к ответу на этот вопрос. У нее была самая лучшая на свете мама. Ее даже сравнивать нельзя было с этой, за стеной. – Она заочно закончила сначала техникум, а потом институт. Она работает на заводе инженером. Она сама научилась играть на аккордеоне и теперь учится в музыкальном училище. Она сама шьет. Она вяжет. Она добрая. Ее все любят!

– Господи! Причем тут это? – остановила она себя. Сухо всхлипнула и сказала совсем не то, что хотела сказать:

– Она всегда ждала вас! И я. Мы ждали вас.

Снова наступила тишина. Из соседней комнаты послышался голос Тамары:

– Нас ждет машина! Не молчите, время идет, – нам надо ехать!

Лида встала, за нею встал отец. Когда они вышли из комнаты, Тамара уже застегнула пальто и подошла к двери.

– Вы извините, – обратилась Тамара к мужчине – нам надо ехать. Внизу ждет такси.

Отец снял с крючка пальто, помог Лиде одеться. Когда они снова оказались лицом к лицу, Лидка вдруг поняла, что-то уже изменилось в ее жизни, и если в эту минуту, сейчас, она переступит порог, это будет навсегда, и уже никогда, ничего не сможет она исправить.

То, что для Лидки было приговором, хозяйка дома восприняла как избавление. Женщина суетилась, давала какие-то советы.

К всеобщему удовольствию этот трагикомический спектакль стремительно приближался к финалу. Лидка изо всех сил сдерживала слезы, и пока ей это удавалось.

Когда прозвучали последние слова прощания, Лидка подняла, наконец, глаза на мужчину, и взгляды их встретились. Вместо дежурного прощания, глядя прямо в глаза девушке, мужчина спросил:

– Может быть, ты останешься у нас? Валентин в армии и комната его свободна. От неожиданности все на секунду замерли, а хозяйка дома за спиной отца то ли всхлипнула, то ли икнула в тишине.

В приличном обществе согласно этикету, Лидка должна была поблагодарить Георгия Константиновича за предложение и отказаться. Но второй раз свое предложение отец мог и не повторить. И тогда уже навсегда. Маятник на мгновение замер в самой верхней точке.

И снова на помощь пришла добрая московская фея:

– Конечно, – поддержала мужчину Тамара, – вам еще нужно время!

– Хорошо, – согласилась Лида, – только нужно забрать из гостиницы сумку.

Все, кроме хозяйки, облегченно вздохнули. Отец быстро оделся, догнав гостей на первом этаже.

В такси они ехали вместе. Тамара с Виктором остались в номере, а Лидка с отцом на общественном транспорте добрались домой около двенадцати. После легкого ужина Лидку уложили спать в комнате ее брата....

(продолжение следует)