Болезнь обычными желаниями.
Я открыл глаза. Темно. Душно. Страх, сотканный обрывками моих кошмаров был почти осязаем. Бледные пятна фонарей подсвеченной пастелью липли к шторам. Было жарко и сухо. Включили отопление. Кажется, это называется «пробное». Пару дней батареи будут огнем гореть, а потом их отключат к чертовой матери, и вообще не известно, когда включат снова.
Я поднялся, вытряхнул из мягкой пачки сигарету и зажал ее в зубах. Скрип металлических колец о покрытый оксидной пленкой карниз заставил меня скривиться. Каждый раз одинаково мерзко. Каждый раз одинаково громко.
Я смотрел в окно, в жидкую ночь, в темное бесцветное небо, без единой звезды. Не глядя я нащупал спички. Еще остались –спасибо маме. Иногда она навещала меня, и, зная мою забывчивость, оставляла несколько коробков на подоконнике.
Чирк….чирк… И вот уже веселый огонек пляшет на деревянном бруске, сжигая кислород, которого в моей квартире было и без того мало. Втянул горьковатый дым и вдохнул поглубже, вместе с выдохом задувая и огонек на спичке. Баловство, игра. Дымом тушить огонь. А я все еще ребенок, хотя мне уже немного за тридцать.
Пальцы наткнулись на острый край консервной банки, и я разжал их, выкидывая уголек пополам с деревяшкой. На улице сыро, и уже которые сутки моросит мерзкий дождь. Нет, на улице не просто сыро, на улице промозгло.
Вдалеке, между трубами завода небо белело. Это было похоже на… почему-то было похоже на недоспевшую дыню. После тяжелых снов в мою голову слишком часто лезли глупые сравнения. Скоро рассвет. А с рассветом люди потянутся через ворота. Маленькие, словно игрушечные ворота и блошки-люди. Только не прыгают, а идут смиренным строем. Идут, выполнять и перевыполнять план.
Я снова вспомнил о Ней. Мой воспаленный ревностным ожиданием рассудок вспыхнул так же, как та спичка. Она…прекрасна. Я бы целовал ее, я бы касался ее языком, начиная снизу и ведя свои сухие, горячие губы вверх. Эта упругая яркая оболочка, эти совершенные формы. О, я бы хотел написать ее. Написать маслом. Яркое, густое и бескомпромиссное масло. Лишь оно подходило для того, чтобы писать Её. И обязательно Она лежала бы на столе в моей крохотной кухне. Только на столе. Подоконник для нее слишком грязный. Такой же, как и пейзаж за моим окном. Грязный, скудный, серый пейзаж.
Я знаю где Она. Я точно знаю где Она. В пыльной комнатушке моего соседа. Угрюмый, с испещренным оспинами лицом грузин. Гия. Так его звали. И сейчас я сгорал от нетерпения. Я хотел надеть пальто и шляпу, быстрым шагом выйти из квартиры, и, не запирая обитой дерматином двери, пробежать два пролета вверх. Я хотел растревожить весь дом, барабаня кулаком в его дверь, крича. Но было слишком рано.
Может быть, Гия еще спит. А может быть, сидит и смотрит на нее. Может быть, касается этой идеальной, красноватой кожи, сжимает в пальцах. Как знать, быть может, вот сейчас, в предрассветной мгле, эта сладкая мягка кожа сминается под натиском его мерзкого желтозубого рта.
Я почувствовал боль в пальцах. Слишком много мыслей о Ней. Я совсем забыл про окурок, и он обжег мои пальцы. Пальцы, не слишком ли грубые, чтобы касаться Ее? Консервная банка с влажным шипением приняла уголек, а я все стоял и смотрел в мутное окно. Я ждал.
Дребезжание будильника заставило меня дернуться на месте. Черт, он напугал меня. Вырвал из сладких мыслей в жестокую реальность. Но уже восемь утра, и я могу идти. В спешке, я накинул пальто, кое-как нахлобучил шляпу, мимоходом бросил взгляд в зеркало. Плевать, трехдневная небритость лишь дополняла мой жалкий образ. Я запахнул пальто и завязал его лишь на пояс, не застегивая пуговиц. И, конечно, я вышел в тапочках. Времени на то, чтобы искать штаны и шнуровать ботинки у меня попросту не было. Я сам провел его в бесплодных мечтаниях. И теперь платил за это. Да, я был посмешищем. Плевать. Пролет…второй. Вот она, нужная квартира.
Я позвонил. Позвонил коротко и по-деловому. Я слушал шорохи за дверью и нервозно бренчал мелочью в кармане. Кто-то тяжело и грузно прошаркал к двери. Нет, не «кто-то». Это был Гия. Я знал его шаги. Знал его повадки, как охотник знает повадки зверя.
Он открыл дверь. Накурено. И желтый свет тепло горел в комнате и на тесной кухоньке. Я смотрел, искал глазами, но никак не мог увидеть Её.
- Гия, я пришел за Ней. – мой голос звучал нервно, почти срывался, словно у подростка. Я так…так хотел Её.
Мужчина кивнул, криво ухмыльнувшись. Он ушел в комнату и вынес мне сверток из плотной коричневой бумаги. Сунул в мои руки его с такой силой, словно я отказывался брать.
- Держи Вить. В этот раз чурчхела вышла что надо! – Он хитро подмигнул мне, забрал несколько монеток и ушел, захлопнув перед моим лицом дверь.
Я трепетно приподнял грубый лист и заглянул внутрь. Красная, манящая, почти прозрачная кожица. Да, Гия был прав: чурчхела вышла что надо.
