Delayle
Литературные зарисовки.
Как-то мне наскучило праздно сидеть за компьютером и мне в голову пришла интересная мыслишка: «А чего бы тебе, собственно, не писать короткие зарисовочки для развития определённых навыков, да и ради интересу?».
Но захотелось мне добавить игровой элемент в это всё, поэтому я побродила по друзьям и пособирала с них разные слова или фразы, порой совершенно бессвязные.
Знаете же такую игру, когда рисуют тебе закорючку, а ты её дорисовываешь уже во что-то своё?
Вот, примерно так решила делать и я, только с прозой: беру одну из этих фраз и «дорисовываю» вокруг неё небольшую литературную сценку.
Пока таких зарисовки лишь две, поэтому я решила одной поделиться с Пикабу и заодно понадеяться, вдруг хотя бы те пара человек, что прочитают этот пост, подкинут мне каких-нибудь интересных заглавий.
Итак, зарисовка под заглавием: «И снова я в этом».
И снова я в этом городе, потёкшем под августовским солнцем, расплавившемся от непереносимой, всепоглощающей жары. И словно слышу я, как моя Клементина страдает, томно обмахивая девичью шею новеньким испанским веером, что я привёз ей.
О, сколько лет назад это было! И пришлось мне, нужно признаться, тогда изрядно попотеть, выпрашивая более милостивую цену за этот покрытый вышивкой кусок ткани, натянутый на деревяшки.
Но Клементине он бы понравился, и я это знал, потому и торговался до последнего.
И снова я в этом омуте воспоминаний — поглощённый, разорванный и выпотрошенный ими ещё тогда. Обезумевший носился я по этим улицам Портофино, крича и размахивая руками, словно персонаж пьесы в миланском «Филандо», только с оторванными нитями, не понимающий оттого, куда деть свои внезапно оказавшиеся ненужными конечности.
Успокаивая себя, тогда я пытался сравнить свою судьбу с судьбой По, опустошённого смертью его юной возлюбленной. И сейчас чувствую я стыд за столь честолюбивое сравнение, и смелость вовсе искать в произошедшем сравнение с кем-либо. Но тогда мне казалось: «Вот, кто бы понял меня! Вот, кто бы смог углядеть в моей ненаглядной Клементине ту самую Линор».
И, упоённый этой бедой, я представлял, как распиваю с вечно взъерошенным и грустным моим собратом немного Grappa (pozione magica!), и он понимающе смотрит на меня — бледного, волочащего свои оборванные нити.
И тогда боль моя уходила, притуплённая и пристыженная, пряталась она за картинами, что я сам рисовал в своей голове.
Но каждый год, каждый август снова я в этом безумии.
И снова я в этой боли, жажду деменции, успокоившей бы меня, но не наступает она, не приходит на зов.
Остаётся мне снова и снова пить Grappa в своём воображении, снова ловить сочувствующие взгляды несуществующего моего собеседника, бегать по улицам Портофино, пиная камни, и ждать, наконец, избавления к третьим петухам, когда смогу я снова забыться на долгий год в объятиях раскаленной земли.
Но сейчас снова я в этом городе, снова я в этом времени, снова я чую запахи Генуи и вижу как сидит, сидит моя Клементина, обмахивается веером и смеётся, глядя на меня, не способного дотянуться до неё.
Моя, моя Клементина.