ГЛАВА 29

…Новое утро оказалось таким же, что и предыдущее, дождливым и хмурым. Очередная моя священная роща находилась, по сведениям от местных «сарафанных» источников, где-то за селом. Но на Ниве туда не проехать. На пути — речка. Через которую — только пешеходный мостик.

…За речкой, издали увидел, что рощ — две. Похожие друг на друга исполинскими вековыми елями. «Которая из них священная?» Идти наугад, по мокрой траве под моросью — не очень-то хотелось. Потому, решил спросить у местных в доме, стоящем на отшибе, на берегу за речкой.

На мой стук в дверь никто не отозвался. Но тут послышалось тарахтенье лодочного мотора. Затем показалась и лодка, старенькая алюминиевая «казанка». Лодка направилась к берегу. Причалила к мосткам у дома. Из неё на мостки сошла пожилая пара. («В магазин ездили»). На появление в их владениях постороннего в моём лице они отреагировали, как на нечто, само собою разумеющееся: «Пошли в дом».

— Да вы мне только подскажите, которая из этих рощ — священная?

— Да подскажем. (Как впоследствии выяснилось — обе). Заходи давай.

В доме — традиционная простота и отлаженность поморского быта. Тепло. По-деревенски уютно. На горячей печной плите — кастрюли с готовой уже едой. Потому, хозяйка (Нина Фёдоровна) сразу накрывает на стол.

За обедом — традиционные расспросы: («Кто таков? Откуда — куда — зачем?»)…

Хозяин, Леонид Алексеевич. Бывший моряк — водолаз. («Я на Лабрадоре сети с винтов разматывал!»). Ныне — пенсионер. Живёт на своей малой родине, на берегу реки у впадения её в Кенозеро. Близ двух священных кенозерских рощ. (Прямо, как у «Наутилуса»: «На берегу очень тихой реки. На берегу очень дикой реки»). Живёт со своею Ниной Фёдоровной. Рыбачат. Собирают дикороссы. (Нина Фёдоровна — известная местная «травница». Бесподобного чая из её сборов я выпил — литра полтора. За одно застолье). Пьют, по-стариковски, водочку из стопочек — напёрстков. И, большими кружками, — «Несквик». (От южноамериканских индейцев Лексеич узнал: какао — проверенное средство от аритмии: («А у тебя сердчишко не фортелит ещё?»)

По-поморски — радушные и гостеприимные. Меня, невесть откуда явившегося на …берегу их дома, они сразу же зазвали к себе в гости.

Удивительные, порою, люди встречаются в российских глухоманях. А мне, на северах, везёт на знакомства с колоритными лексеичами. (В позапрошлом году встретился на Пинеге со старым геологом, Сергеем Алексеевичем. Потом ещё на Кольском познакомился с геофизиком — Лексеичем…

Леонид Алексеевич всю свою моряцкую жизнь снимал любительское кино. Теперь …мается, кому б эти свои киноархивы со смыслом передать. («Ты там, в Москве, в „цифру“ их перегнать — не поможешь?»). На случайного встречного готов положиться. Открыт и доверчив русский помор.

Нина Фёдоровна же отнеслась ко мне, поначалу, несколько более насторожённо. (С какими тайными целями я по Кенозерью путешествую?). Увы. У неё уже имеется негативный опыт общения с заезжими москвичами. Собирает Фёдоровна местный, кенозерский северный фольклор. (Здесь отмечу: Нина Фёдоровна родом — с Западной Украины. Как и упомянутый мною ранее лядинский энтузиаст — музейщик). И прознали про неё московские …дипломированные этнографы. Приезжали, — родных роднее были. Пока …не защитили свои диссертации. На её материалах. С тех пор — поминай как звали. Обида на московских осталась у Фёдоровны.

Ещё Нина Фёдоровна является хранительницей маленького деревянного храма на краю одной из священных рощ. (После она меня туда сопроводила и отперла для меня церквушку). Рассказала, что недавно в ней произошло маленькое мистическое событие. Была в храме икона. Новодел. Ценности для вероятных грабителей не представляющая. Так вот, однажды она исчезла. А вместо неё …появилось вот это.

(Фёдоровна достала из-за пазухи принесённый ею старинный старообрядческий широкий крест, покрытый резьбою на евангельские сюжеты. Следов взлома церкви, при этом, никаких не было обнаружено. Замок оказался целым…).

А Лексеич… Его манера говорить: подковыристая, поддразнивающая — очень напомнила мне моего деда. Внешне-то — никакого сходства. Дед был высокий и рыжий. Даже в старости. Лексеич — маленький и лысый. Но — интонации, ироничная, с подначками, манера общения были очень похожими.

— А почему один путешествуешь?

— …Потому, что в путешествии важно согласие. А оно легче всего достигается с …самим собою.

— Вот это — очень верно. Но ведь — и опасно. Места по Северу ведь — есть такие!… Там всякое может случиться.

— Да «всякое» где угодно может случиться. Это уж — как фишка ляжет. (А про себя подумал: «…ТАМ со мною может случиться …лишь благое. (Даже, если со стороны это будет выглядеть гибелью. Судьба, значит, такая). Так что, мне, как раз, — категорически не нужно, чтобы кто-то оказался бы рядом и, из самых лучших побуждений, внёс бы в путь моей Судьбы свои коррективы. По моему глубокому убеждению, в такие места следует приходить в одиночку. И путь не должен быть лёгким. Только так возможно пережить некоторый духовный опыт, ради коего люди и стремятся добраться до таких мест…).

Лексеич, уже раскрасневшийся от «принятой на грудь» привезённой из магазина «беленькой», видимо, не был расположен сейчас философствовать и неожиданно сменил тему. Посмотрев на мой промокший камуфляж, изрёк: «А куртку пропитай льняным маслом. Старики от веку так делали». И показал мне свою, пропитанную камуфляжную куртку с капюшоном. Она — чуть более жестковата, нежели мой «прикид». Но — сухая, в отличие от него. (А Лексеич, за полчаса до нашего знакомства, домой в ней плыл на моторке. Под тем же дождём мок, что и я).

…Давно меня занимал вопрос: Как люди на северах веками обходились прежде без прорезиненной или синтетической водозащитной одежды? Климат ведь тут — влажный, дождливый. И …не жаркий. Лексеич открыл мне очередной поморский секрет. Простой, доступный и эффективный.

А Фёдоровна, меж тем, принялась рассказывать, как прошлым предзимьем, уронила она обручалочку в омут Кенозерский. Так Лексеич (Ему, замечу, — за семьдесят) облачился в свой водолазный костюм. («Чтоб кольцо принести для суженой»). Погрузился в кенозерские пучины и …достал — таки потерянное кольцо. «Вот такая любовь у них»…

Показав мне свою церквушку у священной рощи, Фёдоровна навесила на её дверь замок, попрощалась со мною и пошла домой, к своему Лексеичу. А я направился в первую из рощ.

В мрачноватой, влажной глубине её — вросшие в мох остатки какого-то сооружения из больших, необработанных, лишь древним морем обкатанных камней. Что это было? Не ясно. Может, алтарь какого-то архаичного культа?…

Во второй роще меня ждало маленькое приключение. Там покоится огромный, в несколько тонн, валун. Покрытый мхом и наполовину погрузившийся в землю. «Подойди и положи на него левую руку» — (Это, наверное, какая-то из священных елей прошелестела).

— Х-м… Лишайник под ладонью был влажным и тёплым. И — …это всё. Какое-то время я так постоял, держа руку на камне. Ничего более не происходило. Никаких вам — сотрясающих, как Дункана Маклаута, электрических дуговых разрядов, ни слепящих вспышек, ни …внутренних озарений. Я направился к выходу из чащи.

…А на мокрой луговине возле рощ мирно паслось коровье стадо.

И, когда я проходил мимо, одна из бурёнок вдруг устремилась, почти бегом, ко мне. По глазам её я, в общем, сразу понял: бодаться не будет. Какие-то другие у неё намерения. А, достигнув меня, корова …стала жадно лизать мою руку. Ту, что я только что держал на камне, в священной роще. Как собака, прямо. Склонный к мистическому осмыслению необычных событий, сразу же загрузился размышлизмами: «Это …какую же сущность, неизвестно сколько томившуюся в камне, я перенёс к корове для слизывания? И в кого она потом, с её молоком, переселится? Говоря образно, не «раздавил» ли я, как путешественник во времени у Бредбери, …судьбоносную, для далёкого Будущего, бабочку?…

Помятуя просьбу Фёдора, фиксировать все, встречающиеся мне необычности, «забил» координаты рощи в память навигатора и, насквозь мокрый, потопал к своей НИВЕ.

ГЛАВА 27

…Долго ли, коротко ли я ехал, много ли мало ли намотал на колёса своей НИВЫ заонежских глинистых километров, но, в конце концов, добрался до реки Почи, у её впадения в Кенозеро.

Там, в почти обезлюдевшей ныне поморской деревне — потрясающий, словно с иллюстраций к сказкам Пушкина сошедший, деревянный храмовый комплекс. 

Прежде-то я его лишь на нескольких фото, довольно посредственных, в сети видел. И, увиденное в реале …очень превзошло мои ожидания и предвкушения. Я …просто впал в телячий восторг. 

«Почозёрская Аркона» — нарёк я, про себя, увиденное.

(Обозначим это фото буквой "А". К нему, в своих рассуждениях, я ещё вернусь. Пока посчитайте, сколько рядов сруба в верхнем восьмерике(на фото слева), от четверика до шатрового купола? Я насчитал 24.

Почозерский Храмовый комплекс, конечно же — православный. При чём тут языческая Аркона? — Объясню ниже. (Ортодоксальных православных читателей честно предупреждаю: рассуждалка про Аркону может показаться вам ересью. Читать ли, или пропустить эту главу? — Решайте сами).

Итак, начну с внешних, свойственных только русской храмовой архитектуре форм. Шатровые купола, луковичные маковки, крыши, в сечении имеющие форму перевёрнутого сердечка — исконно русские. Ни у кого не заимствованные. У тех, от кого Русь приняла христианство, храмы от наших очень отличались. Учителя христианства и церкви учили строить по образу и подобию своих (как например — Софийский собор в Киеве или белокаменные храмы домонгольского периода во Владимиро — Суздальском крае). 

И дело здесь — не в материале (там камень, тут — дерево), а именно в формах, архитектурных традициях. Эти традиции, думаю, возникли на Руси ещё — за многие тысячелетия до её крещения. В школе нас учили: до прихода христианства, полудикие славяне молились своим деревянным идолам на капищах. Наверное, были и такие. Но были, я уверен, и храмы. И выглядели они именно так, как этот храмовый комплекс на реке Поче. Т.е., архитектурная традиция унаследована от тех, далёких, языческих времён. (А формы куполов, я думаю, славянам подсказал …Ярило. Наблюдал как-то заход солнца за Вытегрой. Так вот, золотисто-малиновая аура у заходящего северного солнца — луковичной формы. Такой же, как и формы куполов русских церквей).

Купола Ярилы

Обратите внимание на форму ауры вокруг заходящего Ярила. (Если монитор отклонить от себя так, чтобы его плоскость составила с плоскостью стола примерно 60 градусов, аура будет видна чётче)..

Может быть, формы куполов русских храмов (как языческих, так и православных) подсказаны предкам именно такими закатами?..

Немецкий историк 12-ого века Саксон Грамматик посетил однажды Аркону, город и языческий религиозный центр славян, на острове Руян. Он подробно его описал. Так вот, — никаких вам — там капищ. Храмы были у славян — язычников. Из дерева отстроенные.

После, с обретением новой веры, деревянные храмы для неё строили на Севере по прежним, привычным, языческим образцам. Разумеется, добавив в них архитектурные элементы, коих требовали каноны новой веры.

С освоением нового строительного материала, кирпича, эти формы стали воспроизводиться и в каменных храмах (Шатровые колокольни Северо-Восточной Руси, храм Василия Блаженного, Храм в Коломенском — и мн. др.)

Я посчитал, сколько рядов сруба в корпусе главного храма Почозёрского погоста. В верхнем восьмерике, от четверика до шатрового купола насчитал 24 ряда. (Фото "А")Т.е., это — высота двух этажей. (Обычный домик в русской деревне имеет 12 рядов сруба)

Теперь иду считать ряды в том же храме изнутри. Количество рядов в срубе четверика, от лучевой конструкции каркаса «небес» до восьмерика насчитал 10. Т.е., ещё — почти этаж. Итого: от лучевой рамы — вверх, до основания шатрового купола — почти три этажа (по высоте).

Каркас «небес», это — горизонтальная «потолочная» деревянная лучевая рама. На неё крепились деревянные же щиты, которые потом расписывались картинами на библейские сюжеты. (См. главу 18). Т.е., «небеса», здесь, — то же, что и внутренняя поверхность купола в обычной каменной церкви. Но, в обычной церкви, выше купола …ничего нет. Купол покрыт кровлей, и всё. ДЛЯ ЧЕГО?! тогда в северных деревянных храмах, поверх «небес» (аналога внутренней поверхности «купола») возводились ещё три «лишние» этажа сруба, которые НИКАК не использовались? (Фактически, «небеса» расположены на уровне середины корпуса храма (по высоте). Всё, что выше — «излишество». Плюс ещё — высота и внутренний объём самого шатра).

Я думаю: это — дань древней архитектурной ведической славянской традиции. Канон, от коего северные зодчие не считали возможным отступать. Ведические храмы славян строились именно такими.

Собственно, то, что храмы одной веры использовались потом для нужд другой — обычное, в истории, дело. Вспомним хотя бы ту же Святую Софию в Константинополе, превращённую в мечеть.

А теперь — совсем уж — ересь :)

Вспомним вновь сюжет из Евангелия. О принесении даров Христу языческим волхвами. Я думаю, символически это означает, что язычество сочло свою историческую миссию исчерпанной. И, ритуалом принесения даров, как бы признало преемственность, уступило доминанту в историческом процессе христианству. Но само язычество …вовсе не исчезло бесследно. Оно контекстно, исконными народными поверьями и традициями, вошло в христианство. (Во всяком случае, в Русское Православие — уж точно). На северах сочетание языческого с христианским встречается на каждом шагу: Святой Власий, например — аналог славянского Велеса. С теми же функциями. А Параскева-Пятница — христианское воплощение ведической Макоши. На свадебном покрывале невесты можно увидеть одновременно и вышитые христианские символы, и ведические свастики.

На многих деревянных церквушках видел: в декоре, рядом с христианскими крестами наличествуют и архаичные солярные символы (им, и вовсе, — уж 30 000 лет! Если от сунгирцев считать). 

А в некоторых северных сельских церквях по стенам прихожане развешивают одежду: рубашки, колготки… Даже (пардон) …нижнее бельё. Исцеления ради! По местным (языческим, по природе) поверьям, одежду с больной части тела надо повесить на некоторое время в храме. А потом одеть снова. Тогда болезнь уйдёт.

Ну, и теперь —... про репку и «пятую ногу». В объяснение приверженности русских зодчих традиции шатровых куполов.

…В простых, казалось бы, русских сказках — далеко не всё просто. Те их версии, что нам читают с детства, «оскоплены», искажены их издателями. Например, печатная сказка про репку совпадает с фольклорным оригиналом только …до внучки. Далее (по Афанасьеву) внучка призвала на помощь сучку. А затем, когда и при участии сучки с репкой не справились, в помощь была призвана …«первая нога». Затем вторая… И лишь «пятая нога» помогла справиться с репкой.

Так вот: в данном случае, это — …строительный термин. «Ногами» на Руси называли стропила крыши. А порядковые их номера — это определённые (кем-то, когда-то), фиксированные углы между стропилами (соответственно — степень крутизны крыши). «Первая нога», это — угол скатов крыши (довольно пологих) для амбаров. (Видимо, такой угол фокусировал в амбаре те энергетические поля, которые помогали сохранять урожай, создавая дискомфорт для грызунов). А «пятая нога» применялась для храмов. Вероятно, именно такой, островерхий шатровый купол является концентратором полей, позволяющих высвободиться, мобилизоваться энергии организма (как физической, так и психической), для решения каких-то сложных, экстремальных психо — физических задач. (В сказке — выдрать супер-репку).

…Я долго (может быть — … маленькую Вечность?) стоял в этом торжественно — тихом, островерхом космогоническом храме, без иконостаса и «небес». «Без аналоя и эха священных слов». Вдыхал кондовый аромат его бревенчатых стен. За его окнами, внизу, был виден хмурый, дождливый день. Поча несла свои свинцовые воды меж мокрых, зелёных сенокосных берегов. А здесь, внутри шатрового деревянного храма было …нереальное ощущение пребывания в некоем …астральном лифте. Готовом вознести тебя в иные миры. И для этого нужно лишь — всего-то …быть достойным этих миров…

И ещё я вдруг подумал: не случайно русские — первые в космосе. Устремлённость к небесам — доминантная часть нашей ментальности. И не случайно — именно в России была впервые реализована идея тандемной многоступенчатой космической ракеты. Многоярусные колокольни русских храмов, как её прообраз, были у Циолковского постоянно перед глазами… Некоторые дошли и до наших времён. Впечатляют пятиярусные колокольни Сергиева Посада, Юрьевца — на — Волге, Юрьева — Польского… Веками формы отрабатывали. Сначала — в дереве. Потом — в камне. А в металле — уж и полетели…

ГЛАВА 28

Была опубликована ранее. http://pikabu.ru/story/belonochnyie_khroniki_chuzhie_4894110

Продолжение следует

Сергей Сунгирский

Потом мы вернулись в палатку. И то, что происходило там, уже случалось и будет ещё случаться неисчислимое количество раз. Между неисчислимым количеством женщин и мужчин, живших и живущих на этой планете. Но, тем не менее, каждый такой раз — неповторим. Незабываем. Подобно светлым маячкам, остающимся в памяти, украшают монотонность нашего бытия…

…Засыпая наконец, утомлённый, прижав к себе уснувшую уже, чему-то во сне улыбающуюся Лену, я подумал: «Похоже, что и у неё, за эти полгода, прошедшие с нашей предыдущей встречи, никого не было…

Проснулся поздно. Яркое северное солнце уже просушило ночную росу на траве. И заросли кипрея на склоне дамбы вовсю гудели от трудяг — шмелей. Лена уже вскипятила чай и приготовила бутерброды. Позавтракав, собрали лагерь, погрузили скарб в машину и двинулись далее, на Массельгу.

— Слушай, а ты, и вправду, что-то видишь? — спросила вдруг Лена.

— ?! Ты о чём?

— Ну, я — про то, что ты Фёдору рассказывал. Про твои видения.

— …Понимаешь, это — трудно - описуемые состояния. Возможно, им больше подходит слово — «чувствую». Ибо ощущения — не только зрительные. Они — более …широкие, что ли… Какое — либо особенное место, где происходили какие-то особенные события, порождает у меня соответствующие ощущения, эмоции… Зрительные образы, сопровождающие их (я их называю «картинки»), иногда бывают ясными, сюжетными. Но, чаще — туманные, размытые. Типа — намёков: «Додумай, дофантазируй сам». Да и никогда я этому не придавал значения. Думал: все люди такие. Но Фёдор усматривает в этом какую-то особенную, полезную для его поисков способность. Ну, ему виднее. А я — не против попутно поучаствовать в эксперименте. Да и — интересно. Может, и вправду, разовьётся какое-то …шестое чувство… В общем, «я — не волшебник. Я ещё только учусь».

— А, что именно, как ты чувствуешь? Примером проиллюстрируй плиз.

— М-м… Ну, например: ты ведь бываешь в Питере. Что ты ощущаешь, гуляя по …Питерским набережным? О чём думаешь, глядя на «в гранит одетую Неву»?

— …Ощущение державности. Аристократичности. Величия… Как и от всего исторического Питера в целом.

— Вот! Не знаю, кому — как, но мне Нева всегда включает одно и то же «кино». …Сотни людей работают, стоя в холодной невской воде, под дождём, на ветру. Возводят эти набережные. Надрываясь, устанавливают тяжёлые каменные блоки, вырубленные в карельских каменоломнях такими же бедолагами, согнанными со всей Руси. Они мрут от каторжного труда, недоедания и болезней. Пропадают их семьи, оставшиеся без кормильцев. Но, на их место пригоняют новых русских рабов… Невский гранит, в моём восприятии, плачет, навсегда пропитанный их страданиями… Я не сужу Петра (Грозного, Сталина… Думаю, они — вообще неподсудны людскому суду. Такие личности — орудие Провидения. Инструменты Бога, которыми Он творит историю. Бог им и — судья). Но и восторгаться Северной Пальмирой, на костях и горе русских мужиков построенной, …получается — не очень. Ещё, например, так же «плачут» камни руин Ени-Кале и Арабатской крепости (в Крыму). А вот Кремль (к примеру) — НЕТ! И — ни одна из крепостей — монастырей Северо — Восточной Руси! В т.ч. и Соловки. (А уж там тяжесть валунов крепостных стен — представить страшно!). Они имеют совершенно иное поле, иную, позитивную ауру. И порождают ощущение, эмоцию радостного, осмысленного, одухотворённого труда. Как, кстати, и этот водораздел. Что бы ни говорили, не писали специалисты про его естественное происхождение, я останусь при своём мнении, основанном на своих ощущениях: это — искусственное сооружение. Созданное свободными творцами, объединёнными общей созидательной целью.

— …У тебя — просто богатая фантазия. Я вот, родилась, выросла и живу на Севере. А ничего такого не чувствую.

— У тебя часы дома есть?

— …Ну, есть.

— Они тикают?

— Я поняла. Ты хочешь сказать, что я ничего не чувствую, просто потому, что привыкла к этому, как привыкаешь к тиканью часов и не замечаешь его.

— Ну, — почти так. Любой постоянный раздражитель в конце концов перестаёт восприниматься, замечаться сознанием. Это ещё физиолог Павлов на своих собачках установил.

- Какое лестное, для меня, сравнение! С лабораторной подопытной собачкой.

-Так законы физиологии – одни и те же. Я, позапрошлым летом, по дороге на Сейдоозеро, познакомился на одной из рыбацких стоянок с одним, весьма колоритным персонажем. Это — нЕкто — Лексеич. Он, формально, — питерский. Но всю жизнь, от рождения, прожил и проработал на Кольском полуострове, неподалёку от Сейдоозера (Родители были — геологи). И даже зачат был (это он хорошо помнит) там же, в Ловозёрских тундрах. И на Сейдоозере с 13-ти лет отработал с родителями несколько полевых сезонов. (Даже, по его словам, в 13 лет маленькое открытие там совершил: нашёл раковину какого-то ископаемого, по которой возраст Сейдоозера был существенно скорректирован в сторону большей взрослости). Так вот, он, про Сейдоозеро, в частности, говорил: «Никаких аномалий, никакой мистики там нет. Я ни с чем таким там не сталкивался. Ничего необычного не чувствовал. Но! …Возможно, я и ошибаюсь». Причём, это «возможно я ошибаюсь» он повторил несколько раз. Будто очень сомневался в справедливости своего отрицания наличия там «мистики». А я тогда сразу подумал: «Так потому и не чувствовал, что — от зачатия — он является органичной частью местной энергетико-полевой среды. Как рыба, наверное, не чувствует наличия воды. Только — её отсутствие. То, что для человека со стороны — аномально, для него — нормально». Но, у Лексеича хватает интеллекта и образованности допускать, что он, может — и ошибается. А мне чаще доводится сталкиваться с воинствующим отрицанием со стороны разных местных «краеведов» всего того, что не согласуется с их представлениями и догматами, однажды ими усвоенными. Причём, воинственность эта, по сути, — претензия на некую монополию. Типа: «Мы тут живём. Значит, по определению, знаем и понимаем больше. Разбираемся лучше».

— …Есть такое, да. Я вот тоже, когда кто-то при мне начинает про северную вышивку рассуждать, истолковывать смысл её узоров, тоже ловлю себя на том, что испытываю …некое ревнивое чувство.

— Да это, в общем, — скорее — хорошо, чем плохо. Уже одним тем, что обнаруживает неравнодушное отношение к теме. Но — вот ещё, недавний пример мистических переживаний.

Есть рядом с Переславлем Залесским музей узкоколейной техники. Проезжал мимо, месяц назад, заехал. Первое, что я ощутил, совершенно неожиданно для себя, войдя на территорию музея (он — под открытым небом), это — знакомый уже «Невский синдром». Собранное там железо фонит, как радиацией, людскими страданиями от каторжного, рабского труда, свидетелями коих оно было. Узкоколейки — они ведь работали на рудниках, лесозаготовках, торфоразработках, других «стройках коммунизма» (зачастую, — без права выхода строителей за колючую проволоку). Музей, конечно, — не про это. Он — про этап технической эволюции. Но экспонаты-то собраны, видать, — и с гулаговских объектов. И «невский синдром» — его побочный эффект. (Не желали. Само получилось. А вот в «музее Гулага», на Петровке в Москве, — явно этого эффекта желали. А …не получилось. Не фонит. Сплошная бутафория).

— Ты, типа — экстрасенс?

— Опять прикалываешься?

— Просто, пытаюсь уяснить для себя, с кем меня на сей раз судьбинушка свела. Мне везёт. Бывший мой — уфолог. С тобой, похоже, — тоже, …не всё ладно…

(«Бывший» — уфолог. Теперь понятно, откуда у неё такая нелюбовь к «паранормальщикам»).

— Я же не пиарюсь, не зарабатываю этим. Просто …развлекаюсь, можно сказать. Я и по северАм, отчасти, ради этого езжу. Признаюсь: одной из целей моих мотаний по всяким труднодоступным глухоманям является посещение мест сакральных и таинственных. Древних святилищ, капищ, мест палеопоселений… Здесь немало аномальных, …вообще непонятных объектов, которые такое «кино» могут показать — дух захватывает. О том, что мне там, порою, удаётся увидеть, почувствовать, с чем столкнуться, я никому не рассказываю и не пишу. Во-первых, потому, что ощущаю некий внутренний запрет. Во-вторых, …чтоб в экстрасенсы или ещё в какие-нибудь …контактёры не зачислили. Мне сей статус — без надобности. И, в-третьих, …всё равно в это трудно поверить. А, если упоминать эти места всё же приходится, упоминаю о них очень …аккуратно и уклончиво. Координатных привязок — уж точно — никому не даю. И вообще, слово «экстрасенс» мне не нравится. «Ведизм» — я бы счёл, для моего случая, более подходящим термином.

— «Ведизм»… Ты меня уже пугать начинаешь.

— Это, скорее, твои стереотипы тебя пугают. А «ведизм» (и …«ведьма, ведьмак») — от слова «ведать». Т.е., если упрощённо перевести это, наше общее с санскритом слово, — обладать …некоторыми, не совсем обычными, мировоззрением и способностями. Ладно. Я ещё подумаю. Может, придумаю более подходящий и менее пугающий термин, для моей идентификации.

— Ой! Ну прикалываюсь же я. Ведомы мне смысл слов «ведизм» и «ведать».

— Виноват. Не проникся столь тонкой иронией. Впредь, всё сказанное тобою, буду тестировать: «А не прикол ли это?».

— Вот, правильно. …А я со скепсисом и подозрением отношусь ко всем, кто экстрасенством зарабатывает. Мне кажется, если чел обладает таким даром, то дан ему он для безвозмездного служения, а не для извлечения дохода.

— …А от чего к уфологам такая …предубеждённость?

— К уфологам — вообще? — Никакой. Полная индифферентность. Просто — личная проблема. Мне бы — бэбика завести. Пора уж. А с уфологом — …как-то боязно было. Не надёжный чел. Гнезда с таким не совьёшь…

— (Делай выводы, Григ…).

Продолжение следует.

Сергей Сунгирский

ГЛАВА 22 Часть 1

Чёт-сайт сегодня капризничает. С фото публиковать не хочет( Потому сегодня без картинок :)

В Морщихинской зарегистрировались как туристы. Далее, путь наш — на Беломоро — Балтийский водораздел.

Это — один из интереснейших, живописных и таинственных ландшафтных объектов Русского Севера. Некоторое представление о нём можно получить, если вообразить себе насыпь, типа железнордорожной, только циклопических размеров. С крутыми склонами, заросшими лесом в несколько ярусов. Насыпь эта тянется на многие километры между озёр. Уровень воды в озёрах, с одной её стороны, выше уровня тех, что — с другой. И все водоёмы слева от неё несут свои воды в Атлантику, а те, что справа, — в Северный ледовитый океан. Научная объяснялка возникновения этого водораздела говорит примерно следующее: нЕкогда, в леднике протекал водный поток. И всё, что этот поток нёс (камни, песок) он сваливал в трещину ледника. Потом ледник растаял, а осадочные породы остались в виде насыпи. … «Может это по наукам и — резонно». А по-моему, ребята, …сомнительно. Откуда в ледниковой реке взяться осадочным породам? Я — не специалист, конечно. Но… Есть на Земле и ныне реки, текущие в ледниках. В Гренландии, например. И ничего они не несут, кроме кристально чистой воды. До голубого ледового дна прозрачны.

Спустя, может, полчаса моего пребывания на водоразделе у меня уже было стойкое убеждение: Ребята! Это — дамба! Построенная в доисторические времена. Причём, тою же цивилизацией, которая оставила следы своей деятельности на Соловецких островах. (Ощущения, видения, ассоциации — очень сходные. Что на Соловках, что на Беломоро-Балтийском водоразделе).

Фёдору надо будет рассказать о водоразделе непременно.

Мы выбрали небольшую площадку, для установки палатки. С живописным видом на озёрно — лесные окрестности. На высоком, продуваемом от комаров, склоне водораздела. Решили здесь заночевать.

За рыбой, для ужина, отправились к разным водным бассейнам. Я — на балтийские воды. А Лена, руководствуясь, видимо, поморским патриотизмом, спустилась на противоположную, беломорскую сторону водораздела.

Потом просуммировали добычу. Почистили рыбу, на радость местным чайкам, слетевшимся на рыбьи потроха.

Мои хозяйственные обязанности на этот вечер были, в общем, исчерпаны. Женщине — женщиново. Как всякая, уважающая себя скво, Лена занялась приготовлением ужина у нашего вигвама. А я отправился побродить по водоразделу.

Любовался ландшафтными красотами. И …вслушивался. В ощущения, в «наводки», в мысли, порождаемые в моём сознании древнею дамбой. Всматривался в «картинки», сменяющиеся, проносящиеся в воображении. Неясные. Но, оставляющие общее ощущение …осмысленного, радостного труда. Того, или тех, кто эту дамбу когда-то, в архаичные времена, создал. И изменил тем самым водно — климатический режим региона.

— Ты прямо — …просветлённый какой-то идёшь. Улыбка — на ширину орудийного лафета. Нашёл, что ли скрижали Фёдора? — встретила меня ироничная Ленка, когда я вернулся к палатке.

— Нимба не видно?

— …Нет. Может, по дороге где-то за куст зацепил?

— Кстати, значение «просветлённый, пробудившийся» имеет слово «Будда». В русском языке слова такого нет. Но, есть слово «будить». Сходное и — по звучанию, и — по смыслу. Любопытное созвучие, правда?

— Прочти у С. Жарниковой книжку «Золотая нить». Она там массу примеров приводит совпадений слов и понятий в индийском санскрите и в северо—русских диалектах.

— Фёдор про это тоже говорил. Что же до его скрижалей касаемо, то, думаю, ты несколько преувеличиваешь мою увлечённость идеями и поисками Фёдора. Я ведь задолго до знакомства с ним свою тропу на северА протоптал. У Фёдора — свои «закидоны». У меня — свои. Моё участие в его деле — только «попутная нагрузка». По дружбе.

— Та-ак… И что же за «закидоны» у тебя? Ну-ка, ну-ка…

— …Пахнет аппетитно.

— Уже почти готово. Только ты не пытайся откосить от темы.

— …Ну, если коротко, есть у меня вопросы, ответы на которые я надеюсь найти здесь, на Русском Севере. Тезисно: мне очень кажется (и — далеко — не только мне), что цивилизация наша …ведёт себя (мягко скажем) не правильно. Путь, коим она следует сейчас, ни к чему хорошему её не приведёт. Причём, понимание того, что мы …фатально прём навстречу глобальным проблемам, в среде тех, кто …«принимает решения» в нашем мире, — есть. Но каждый, похоже, рассчитывает уцелеть за счёт остальных. «Все умрут. А я останусь». Договориться, выработать общую стратегию у них не получается и, видимо, уже не получится. Пока процесс не станет необратимым. Как тут слова Бернарда Шоу не вспомнить:

«Чем дольше я живу, тем более склоняюсь к мысли, что в Солнечной системе Земля играет роль сумасшедшего дома».

Такой упёртый эгоизм, жадность и несговорчивость людей, вроде умных, влиятельных — оптимизма не порождает. У меня (я и в этом — не оригинален) есть причины думать, что, помимо людей влиятельных, публичных, в мире есть силы, люди, держащиеся в тени. Но они — гораздо более влиятельные. И это, выражаясь журналистским штампом «мировое закулисье», видимо, …заинтересовано, чтоб мир продолжал двигаться в том же, апокалиптическом направлении. Может, так они рассчитывают свести численность населения планеты до размеров пресловутого «золотого миллиарда»?…

— А-а… Теория заговора. В этом ты тоже — не оригинален.

— А на «скрижалях Джорджии» заявлено число — и того меньше: 500 миллионов.

— ?!.. ЕЩЁ СКРИЖАЛИ?! Боюсь, моя психика …повредится.

— Лен, ну, не перебивай. Дай мне закончить мысль.

— (О — ужас! Он …ещё не закончил)…

— Очень мне импонирует твой настрой поюморить. Продолжай плиз.

— Нет-нет. Я уже — сама серьёзность. Внимательно слушаю.

— Вот, по данным Всемирного фонда дикой природы, популяция диких животных, включая рыб, птиц, млекопитающих, а также земноводных и рептилий сократилась на 58% в период с 1970 до 2012 года. За 40 лет – более чем вдвое. Инфа – шокирующая. А, на конец августа прошлого года (по данным того же фонда) человечество потребило ресурсы, которое Земля способна воспроизвести, восстановить за год. И далее продолжало потреблять «в долг». Т.е., потребило, в прошедшем году, на треть больше, разумного предела. (И это только — о возобновляемых ресурсах речь).

Эту проблему «долга» начали отслеживать, кажется, ещё в 70-х же годах. И тогда «момент долга» наступал в декабре. А к прошлому году сдвинулся на конец августа. Т.е., болезнь наша быстро прогрессирует. Потребление природных ресурсов превращается в практически неуправляемое их истребление. И все достижения «прогресса» лишь увеличивают, в конечном итоге, скорость этого истребления. («Долг» в кавычки беру потому, что …вряд ли его будет кто-то когда-то оплачивать. (В первых рядах самых активных потребителей-истребителей названы Япония, США и Китай). Правильнее было бы этот процесс назвать …мародёрством в общемировом масштабе. Все виды энергии, используемые ныне человеком — производные от энергии солнца. (Кроме атомной). Т.е., солнечная энергия миллионами лет копилась в виде нефти, газа, угля. А кислород в атмосферу миллиарды лет отдавали фотосинтезирующие организмы. (Весь атмосферный кислород — биологического происхождения. Ещё одна шокирующая цифра: общее количество кислорода, которое было потреблено всей цивилизацией до нашего времени, составляет 200 млрд. тонн. Мы это же количество кислорода истребили за 50 лет). Теперь же эта запасённая в углеводородах солнечная энергия интенсивно высвобождается. С сопутствующим выжиганием кислорода и выделением парниковых газов. Люди видят явные признаки изменения климата. Даже тревожатся по этому поводу. Но …процесс, тем не менее, идёт по нарастающей. («После нас – хоть потоп!»). Альтернативой этому тупиковому пути мог бы быть вариант приведения в равновесное состояние процессов потребления и воспроизводства ресурсов. Но договориться миру об этом сейчас — не реально. Процесс взаимоотношений в нём, противоречия интересов, взаимное недоверие и быстрый рост народонаселения в южных регионах делает достижение этих договорённостей невероятно сложным, невозможным.

Между тем, ведь именно так, в равновесии с природой, используя только возобновляемые её ресурсы, люди многие века жили здесь, на Русском Севере. При разумном материальном благополучии и достаточно высоком, жилищном комфорте. Без жадности и зависти. Без властолюбия и состязания амбиций. Вот я и езжу сюда теперь каждый белоночный сезон, с целью — понять их секреты. Их ментальность, их жизненную философию. Чтобы, может быть, по их аналогам, выработать стратегию, рецепты для «лечения» нашей цивилизации. Или (если «больной» — таки «даст дуба») обрести представление, как жить, какое общество строить тем, кто переживёт его кончину.

— …Пойти поискать по кустам твой нимб, что ли?..

— Может, поужинаем прежде?

— А нимб?

— Лен, ну — хватит прикалываться. Моё чувство юмора тупеет от тоскливой желудочной пустоты.

— И то — правда. Давай ужинать.

…Ну что сказать про материализацию Ленкиных кулинарных дарований? Это было съедобным. Но, …и только. (Я, впрочем, и не питал на сей счёт иллюзий). И мои восхваления были очевидным преувеличением достоинств нашего ужина. Она, думаю, это понимала. Но, всё равно, мой «одобрям-с» ей был очень приятен. (После восхищений внешностью женщины, восхищение её кухонными талантами — второй беспроигрышный путь к завоеванию женской благосклонности).

За чаем я продолжил философствовать.

— Так вот, нетрудно проэкстраполировать в будущее этот процесс (его, видимо, — уже не остановить). И прикинуть, когда, по времени, этот общемировой трындец наступит. Видимо, это может произойти ещё при нашей жизни. И что дальше? — Возврат к лошади и натуральному хозяйству (после войн — на уничтожение всех со всеми)? И это — ещё не худший вариант. Может, даже — лучший из возможных. Если держаться правила: брать у природы не более того, чем она может воспроизвести. Судьба острова Пасхи, к примеру, нам — наука. Когда первые люди высадились на него, это был — райский уголок, покрытый тропическими лесами и изобилующий живностью. Но леса представители homo «sapiens» постепенно, за несколько поколений, извели. Полностью. Живность съели. А потом …пристрастились к каннибализму… Двигатель «цивилизации» — это безудержный, самораскручивающийся процесс потребительства, несущий нас к «планете Пасхи». А человечество, впав в самообман, называет его «прогрессом».

— Н-да. Не радостная перспектива. Ты, значит, против цивилизации?

— ?! Разве я произвожу впечатление недоумка? Я же осознаю себя её частью. Пользуюсь её благами. Ценю их. Как же я могу быть против цивилизации? Как раз наоборот. Но меня очень тревожат, …самоликвидаторские тенденции, всё явственнее в ней чувствующиеся. Победные реляции в СМИ про рост товарооборота, увеличение добычи, рост производства (не — суть — важно, чего именно) у меня вызывает реакцию, далёкую от эйфории. Ибо за этим я вижу …уничтожение лесов, выжигание атмосферного кислорода, рост свалок, бессмысленный рост мегаполисов и истощение ресурсов. И — всё больший отрыв от своих традиционных корней. Эта цивилизация пилит, с весельем сумасшедшего, тот самый сук, на котором она и произросла. (От корней она, можно сказать, уже успешно избавилась).

— Это ты — о чём?

— Создавая …очередную цивилизацию, мы, по сути, создаём искусственную среду своего обитания. (А в обывательском сознании это понятие, «цивилизация», ограничивается лишь инфраструктурной удобств, её составляющей, да пакетом бытовых, потребительских благ). Создаём среду комфортную. Но, очень уязвимую. Зависимую от массы факторов. Зачастую, случайных. Нам не подконтрольных. И мы, в большинстве своём, целиком зависимы от этой …зависимой искусственной среды. Как рыбки в аквариуме. Рыбкам в их искусственной среде — и комфортно, и сытно, и безопасно. Но, отключился, скажем, свет. Или воздушный насос засорился. Или у хозяина амнезия случилась. И тогда …угаснет благополучная аквариумная жизнь. Вот, на такой случай, если эта наша нынешняя цивилизация всё же …перестанет быть, я и считаю, что было бы очень дальновидным делом сохранение культуры и быта Русского Севера. Как цивилизационного резерванта. Тогда гибнущей нашей цивилизации можно будет откатиться назад, на её ступень. До неё, приемлемо высокого уровня. А — не в каменный век. Чтобы перевести дух на этой ступени. Прийти в себя. Осмыслить происшедшее. Сделать выводы из ошибок. И начать развиваться вновь. Но, уже на иных доминантных принципах. Вот, для этой Высокой миссии Русский Север и надобно хранить. Всем миром.

— …Согласна, в общем, с предыдущим оратором. Но, почему — именно Русский Север? Почему он на роль цивилизационного резерванта подходит, а, скажем, Чукотка — нет?

— «Элементарно Ватсон». Культура Русского Севера такова, что относительно высокий уровень культуры, как материальной, так и духовной, она сочетает с принципом автономности и универсальности. Здесь каждая семья была вполне способна всё необходимое производить сама. И такая «заточенность» местного населения на универсальность и автономность закончилась ведь здесь совсем недавно. Примерно, в 60-е годы 20-ого века. С уходом из жизни поколения наших дедов. Эта культура дерева, рек и леса возникла и просуществовала, видимо, не один десяток тысяч лет. Наша нынешняя, если ничего в ней не менять, столько — однозначно — не протянет.

Уязвимость нашей цивилизации, её ахиллесова пята — в её же и преимуществе: в принципе разделения труда. Миллиарды людей, наших современников, обучаются хорошо делать что-то одно. Выполнять какую-то одну социально значимую функцию. И …более ничего. А устремления современного человеческого социума, это — рост комфорта и благосостояния его членов. (И эти потребительские устремления возведены в самоцель. Удержу им — уже нет. Они теперь — почти религия). Т.е., для среднестатистического индивида это означает: профессионально освой какую-то одну функцию, востребованную в структуре общества, исполняй её и …потребляй полагающуюся тебе за это долю общественных благ. В готовом виде. Как материальных, так и — …информационных (тоже готовых, «синтетических»). В сущности, при таком устройстве общества, мыслительная функция его членов сводится к минимуму. Чел отвыкает абстрактно мыслить. А, в случае катастрофы эти люди, скорее всего, обречены на вымирание. В силу своей неспособности выживать во внезапно изменившихся, условиях. Образ же жизни Русского Севера — готовая, тысячелетиями отработанная «шпаргалка» на такой пост-цивилизационный случай. Смотри, обучайся, подражай, ЖИВИ!

Чукотские оленеводы тоже автономны, в принципе. Но, их материальная культура гораздо более архаична. От чума до эры компьютеров и небоскрёбов — долгие десятки тысячелетий развития. А от поморского дома и его жизненного уклада — несколько столетий. Потому, рациональнее всё же, держать в цивилизационном резерве Русский Север, прежде всего. А чукотку — во втором, подстраховочном эшелоне. В арьергарде.

— Сейчас много экологических общин, поселений появляются. Упёртых в идеалы натурального хозяйства на лоне природы.

— Появляются, да. Только на них делать ставку я бы поостерёгся. По той причине, что все они возникают вокруг какого—нибудь гуру. Т.е., сектантством от них — сильно попахивает. А любое сектантство, это — изначальная духовная инфантильность. Зашоренность, неминуемо ведущая в духовный тупик. Русский Север исторически — край свободных людей. Свободных не только личностно, но и духовно. Быть может, древние ведические боги Гипербореи хранят эту свободу. Не приживается тут сектантство.

— …Убедительно агитируете, товарищ. Жаль только, что — в лесу. Надо бы — на площадях…

— Всё подтруниваете, девушка.

— Ну, мне же — не «шышнатцать», чтоб слушать это — раскрыв рот от изумления. От своего «бывшего» я подобные сентенции уже слышала.

— Значит, идея витает в воздухе.

— То-то и оно, что — витает. От реальности оторвавшись. А в реале, люди в города уезжают. Скоро не кому будет хранить этот …«цивилизационный резерв». Ты ведь тоже, из Москвы в глухомань не спешишь переселиться.

— …Честно говоря, всё чаще задумываюсь над этим. Созреваю.

— Ага. И что ты там будешь делать?

— …Есть задумка. Создать базу для эко — туризма. Куда «цивилизованный» люд мог бы приезжать в отпуск. Чтоб пожить в деревянном доме с печкой. Научиться косить сено, колоть дрова, доить корову… Приобщиться к истокам, в общем. Заодно, и — Тренинг. Минимум навыков выживания в …«дикой природе» приобрести. Выражаясь языком телевизора, считаю своим гражданским долгом, внести посильную лепту в смену туристского тренда в умонастроениях соотечественников. Они же нынче, в большинстве своём, в южные забугряндии на отдых дружно устремляются. Многие Турцию или там, Эмираты, их неисчислимые достопримечательности, знают уже несравнимо лучше своих пенатов. «Вот на этом перекрёстке Сулейман Превосходный однажды пукнул. А на этот угол регулярно задирал лапку любимый спаниэль Сулеймана Превосходного». О своей же стране имеют, зачастую, …довольно невнятное представление.

— Это имеет и свою положительную сторону. «Дикая природа» меньше страдает от …тур-сограждан.

— Я тоже об этом думал. Аргумент серьёзный. Но, я думаю, большинство всё равно к южным морям будут предпочитать ездить. Северные комары и дожди отстоят этот край от переизбытка тур–сограждан.

— …А ты сам-то умеешь доить корову?

— А я тебя в инструкторы привлеку. Будешь преподавать азы практического подхода к корове и теорию поморской народной вышивки.

— …Я сама-то коров вижу только, когда в Кимжу приезжаю.

— Думаю, этому не сложно научиться. Я, кстати, люблю молоко. Но в магазинах его давно уже перестал покупать. А вот в поездках по стране не упускаю случая, купить у частников, из-под коровы. Могу даже свой, субъективный молочный рейтинг качества по регионам составить. И северное: вологодское, архангельское, карельское поставил бы во главе этого рейтинга. Ещё — суперское молочко на острове Ольхон пробовал, на Байкале. Алтайское тоже очень уважения заслуживает. Молоко средней полосы — среднее. Ольхонскму или вологодскому уступает. Южное: кубанское, крымское — в нижнюю строчку рейтинга. А вот самым классным молочком меня угощали на Северном Урале. Я даже сначала подумал — было, что мне, для прикола, вместо молока банку сливок налили. Оказалось — нет. Это порода местная такое молоко даёт. (Бурёнки, кстати, заметно меньше обычных).

— Да ты — молочный гурман, однако.

— Ага. Ещё и к мёду не равнодушен. Разбираюсь. И самым лучшим я признал бы меды средней полосы: суздальский, муромский… Они — самые «богатые». Потому, что собираются с разнотравья, с лесных дикоросов. Алтайский мёд — отменный. Проезжал как-то Сростки, деревню Шукшина. Так там — большущий рынок только мёду посвящён. Одним лишь мёдом торгуют. А южные меды — опять — в нижнюю строчку. Они, по преимуществу, — с полей собираются. С монокультур. Подсолнечника, там, гречихи, донника… В сравнении с тем же суздальским — существенно «беднее». Вот, по ходу, ещё — перспективная идея: пчеловодством заняться. Здесь же медоносное разнотравье цветёт — просто шикарное. Все заброшенные поля, заросшие им, — жужжат почти круглосуточно. Шмели там трудятся. Пчёлы, правда, почти не встречаются. Но, в прошлом году видел медоносную пчёлку даже у истока Кены. Если уж дикие на этой широте способны выживать, то «одомашненные» — и подавно. Мёд, кстати, — единственный из продуктов, усваиваемый организмом на все 100%. Безотходно. Пища ангелов.

— …М-да. Трудно, наверное, с такими наклонностями и гастрономическими пристрастиями в городе выживать.

— …Не только с такими. Всё больше появляется поводов думать, что город — не моя среда. Мы, с этою средой, друг друга не любим. Каждую осень, возвращаясь в Москву на «зимовку», переживаю… что-то вроде «ломки». С месяц — полтора живу с ощущением, будто кто-то тянет из меня жизненную энергию. Чувствую себя всё это время, как сдувшийся воздушный шарик: жалким и виноватым. Пока организм не восстановит защиту от энерго — вампиризма города. По весне — вон из Москвы. В естественную среду. На «подзарядку». А осенью всё повторяется… Есть, наверное, смысл решиться и радикально поменять что-то в жизни.

— …«Радикально», думаю, всё же не стОит торопиться. Во всяком случае, пока. Сначала, с годик — другой поживи безвыездно где-нибудь, в милой тебе глуши. С коровами да пчёлами. Мне кажется, сейчас ты очень идеализируешь эту форму бытия. А реальность эти твои умонастроения («закидоны», как ты говоришь) может и поменять. Тогда — будет, куда вернуться, если сейчас воздержаться от «радикальных» перемен.

— Я …запомню этот твой совет. Однако, а не пойти ли нам прогуляться по данному межокеаническому рубежу?

…Мы шли по гребню Беломоро-Балтийского водораздела. По — детсадовски, взявшись за руки. Время уж было позднее. Ясный день незаметно растворился в ясной светлой ночи. Водные глади по обе стороны водораздела отражали розовые облака в бледно — голубом небе. И большая оранжево-красная луна уже поднималась над тёмным зубчатым краем леса.

…Я целовал глаза Лены. Её шею, волосы… Ловил губами мочки её ушей. И её руки, её губы отвечали мне…

Продолжение следует.

Сергей Сунгирский

ГЛАВА 13

…День, тем временем, разгулялся.

Северный махаон.

Сочная зелень берегов, блистающий в небесной сини Ярило, зеркальная, манящая гладь озера — вся окружающая природа нашептывали теперь одно слово: «РЫБАЛКА».

Не стал противиться искусу. Вскипятив на газовой плитке чай и наскоро позавтракав, я снял с верхнего багажника надувную лодку, мотор и стал приводить всё это в функциональное состояние.

Развернуть, накачать лодку, установить пайолы, сиденья. Навесить двигатель, загрузить снасти… Всё это действо заняло минут сорок. Наконец плав-средство было готово к отплытию.

Двигун, после долгой зимней спячки, запустился не сразу. Но, после нескольких попыток, ожил. Жизнерадостно затарахтел. Поехали.

Не зная, в общем, рыбных мест на Онежском озере, я поступаю просто. Плыву на лодке и смотрю, где, на дне, есть крупные камни. (Вода в Онеге чистая. Просматривается, вглубь, на несколько метров). Где камни, — там и рыба. На обед надёргаешь непременно.

…От берега отплыл, примерно, на километр, прежде чем нашёл перспективное место для рыбалки. Нацепил на спининг самый уловистый, по опыту прежних сезонов, воблер (зелёная рыбка, с ярко-жёлтым брюшком). Сделал первый заброс.

Крупный, очень тёмный окунь открыл счёт моей добыче. Дальше пошли — один за другим. Воблер, в прозрачной онежской воде, видно далеко. Вот он, играя, движется над валунами, покрывающими озёрное дно. Вот, откуда-то из валунов к нему стремительно бросается чёрная тень и, в следующий миг, чувствуется резкий рывок, изгибающий удилище спининга. Дальше — захватывающий процесс вываживания схватившей воблер рыбы.

…Часам к одиннадцати (и — к полутора десяткам добытых окуней) клёв прекратился. Да — больше и не надо. Ни водоёмами, ни рыбой Русский Север, пока что, не оскудел. На ужин наловим ещё. Где-нибудь по пути…

Смотал спининг, поднял якорь, завёл мотор, направился к берегу. От хорошего настроения, от отличной погоды, от неописуемых красот онежских захотелось прокатиться с ветерком. Открутил ручку румпеля до упора. Дал движку полный газ. Моя шхуна, вообразив себя глиссером, задрала нос и, поднимая волну, устремилась к берегу. Хорошо!… Вдруг я заметил, что валуны с озёрного дна стали …быстро приближаться к поверхности воды. Видимо, я отклонился от маршрута, которым плыл на рыбалку и, на обратном пути попал на мелкий (очень мелкий) участок озера. Я едва успел отклонить двигатель вперёд, вынув его винт из воды, и тем избежав кораблекрушения. В следующую секунду днище лодки прошуршало, проскользило по каменистому дну. Оно тут почти выходило на поверхность. Вода едва прикрывала камни. Несколько сантиметров глубины всего…

…Повезло. Вовремя среагировал. А ведь могло быть и хуже. Воображение нарисовало не случившийся, альтернативный вариант развития событий: …Стою я, значит, на этом …почти острове, по щиколотку в воде. Посреди озёрной глади. И смотрю в даль, на зелёный солнечный берег. До которого, от места моего стояния, — ещё — с километр, по воде… Мораль: не знаешь мелей — …не выпендривайся «с ветерком».

На берегу, на походной газовой плитке, жарю улов. (В своих путешествиях я почти не разжигаю костров. Везу с собой, на багажнике сверху, коробку газовых баллончиков и горелку. Готовить получается — быстро, удобно и экологично).

Пока онежские окуни шкворчат на сковородке, размышляю, млея на полуденном солнце:

— А …случался ли когда-нибудь, в этих краях, голод? Возможен ли он вообще, при таком обилии рек, озёр, близости северных морей? При — столь богатом и стабильном рыбном пищевом ресурсе… Вот, …мифы и предания о некоей мудрой, совершенной, древней цивилизации существуют у разных народов. Гиперборея (где-то на Севере) Атлантида (вроде как, где-то на …планете Земля), Беловодье, — и т. д. … Вполне вероятно, что речь в них идёт об одном и том же явлении. В разных преданиях, разными названиями обозначенном.

И, если эта пра-цивилизация существовала на Земле, то ГДЕ она могла быть? И КАКОЮ была? Как говорят в …фольклорных Жмеренках, будем рассуждать.

ГЛАВА 14

Цивилизация, в моём представлении, это — понятие, подразумевающее, прежде всего, наличие некоего, духовного, интеллектуального поступательного процесса. Протекающего в среде людей, ею объединённых. А значит, минимально необходимы, для её возникновения, два условия: материальное благополучие (наличие пищи и относительная бытовая устроенность). И …наличие свободного времени, которое можно было бы посвятить размышлениям о более высоких, нежели пища и размножение, категориях.

Оба эти условия здесь, на Русском Севере, в глубокой древности, судя по всему, наличествовали. Начну со второго. (Его обосновать проще).

Как сказал один наш …импортный современник: «Россия, это, прежде всего, — долгая, холодная зима». А на Севере — тем более. Долгая зима. Короткий световой день. Т.е., — масса времени для …абстрактного мышления у горящего очага. Или — под северным сиянием.

Возвращаюсь теперь к постулату первому: Наш Север, это — леса, реки, морское побережье и …десятки тысяч озёр! Т.е., промысловый рыбный ресурс здесь был, практически, неисчерпаем на протяжении тысяч лет. Идеальные условия для охоты и рыболовства …БЕЗ КОЧЁВОК! Нет нужды менять место стоянки, как скажем, оленеводу, или даже земледельцу (Плодородие земли, при подсечном земледелии, быстро истощалось). Т.е., можно жить оседло, не будучи, при этом, земледельцами. А, значит, можно строить трудозатратный, тёплый, просторный деревянный дом, который прослужит потом нескольким поколениям рода. А — не временную землянку, чум или юрту.

(Может, в том — благословение Божие Северу: малопригодность его для земледелия. Русский Север практически не знал ни рабства, ни крепостничества. Завоеватели сюда, конечно, иногда проникали. Но, по большому счёту, — безуспешно. Порабощать ведь легче всего земледельческое население. На основе земледельческих культур, обычно, и возникали государства древности. А отдалённость, суровость климата и труднодоступность хранили Гиперборею от свирепых орд южных приматов).

Продолжение следует.

Сергей Сунгирский